Читать книгу Смех на все случаи жизни - Группа авторов - Страница 2

В свое время Оскар Уайльд глубокомысленно заметил: «У нас с американцами все общее, кроме языка». Парадоксальное это высказывание, как почти всякий афоризм, в котором истина, чтобы стать очевидной, переворачивается с ног на голову, следует конечно же читать «задом наперед». У нас с американцами, хотел в переводе с афористического языка на обычный сказать Уайльд, общее – язык, все остальное – разное.

Разный, более того – прямо противоположный у англичан с американцами и юмор, искусство шутить. «Фамильная черта» английского характера, а значит, и юмора – understatement, недоговоренность, сдержанность, подтекст. Принципиальная особенность юмора американского, напротив, – overstatement, несдержанность, избыточность, страсть к фантазии, вымыслу.

Американский писатель – новеллист, журналист, пародист – предпочитает правдивой истории (tale) небылицу, выдумку (tall tale), нарочитое преувеличение. И в этом смысле Эдгар По, отдавший в своей новеллистике дань не только трагическому, но и комическому, мало чем отличается, скажем, от «черных юмористов» конца XX века Джеймса Патрика Донливи или Дональда Бартельма. «Допущения» По, в одной из новелл которого рассказчику – материалисту и прагматику является Ангел Необъяснимого «с телом, напоминавшим винную бочку», ничуть не менее фантасмагоричны, чем, скажем, фантазии Донливи: герой «Долготы и широты», этот новоявленный Робинзон, отправляется на моторке на купленный им в океане остров, однако «почему-то» его не находит. Или у Бартельма в рассказе «Олух» Эдгар тщится сдать «Общенациональный экзамен для писателей, который продолжается пять часов пятьдесят минут», а его сын-неудачник носит плед, «связанный из двухсот транзисторов, все они работали, и каждый был настроен на свою волну…» Писатель-юморист 30-х годов XX века Фрэнк Салливен отдавший дань черному юмору, задолго до появления в литературе этого термина («…не рекомендуется готовить миссионера, не заправив его луком-пореем… как известно, миссионер “не идет” без шерри») недалеко ушел от Марка Твена (вспомним хотя бы его гротески вроде «Журналистики в Теннесси» или «Белого слона»), или от поистине безудержного воображения своих современников Роберта Бенчли и Дороти Паркер, самых, пожалуй, талантливых «алгонквинцев», неформального объединения писателей, издателей, журналистов, которые в начале 20-х годов прошлого века собирались в нью-йоркском ресторане «Алгонквин» и писали для тогда еще совсе нового журнала «Нью-Йоркер», ставшего со временем ведущим органом американской юмористики, аналогом британского «Панча». «Ньюйоркерцам» Бенчли и Терберу, Паркеру и Салливену, как и американским юмористам в целом, свойственны бурлеск, реализация метафоры, гротесковое снижение, в результате которого возникает забавное несоответствие между темой и ее языковым воплощением.

Проникает «небывальщина» и в афористику: пародийная энциклопедия «Псевдо-Вебстер», написанная в точном соответствии с выведенным М. Твеном определением афоризма – «минимум слов, максимум смысла» – одним из самых ядовитых американских сатириков Генри Луисом Менкеном, создателем отталкивающей литературной особи Boobus Americanus, продолжает традиции «Словаря Сатаны» и фантастических басен Амброза Бирса, в которых горькие и язвительные размышления о непреходящих американских и общечеловеческих недостатках сочетаются с проявлениями самой безудержной фантазии: «Лидер одной политической партии прогуливался как-то по солнышку и вдруг увидел, что сопутствующая ему Тень оторвалась от него и быстро зашагала прочь…»

Характерна «небылица» и для американского романа – взять хотя бы «Поправку-22» Джозефа Хеллера, где военные снабженцы вступают в коммерческие сделки с противником, военно-полевой суд выносит приговор армейскому капеллану, не зная в чем его вина, а заведующий армейской столовой является «по совместительству»… мэром Палермо. И для сатирико-юмористического жанра журнальной или газетной колонки, которую в довоенные годы ведут такие выдающиеся выдумщики, как Кристофер Морли («Ивнинг сан»), Франклин Пирс Адамс («Трибьюн»), Дон Маркиз («Сан», «Геральд трибьюн») и конечно же комик, журналист и цирковой артист в одном лице Уилл Роджерс, высмеявший в «Безграмотном дайджесте» журналистские опусы 20–40-х годов. И даже для жанра реалистической новеллы О. Генри, если, конечно, новеллу О. Генри можно назвать реалистической. О. Генри и «вышедший из его шинели» Ринг Ларднер отличались исключительным чутьем на парадоксальное в обыденном; непредсказуемые концовки их рассказов – свидетельство того, что может произойти по прихоти судьбы (или изобретательного автора) с рядовым американцем, которому нет равных в таких естественных человеческих потребностях, как преуспеть, прихвастнуть и приврать.

Вот и возникает еще один глобальный американский парадокс: нация, склонная в жизни к прагматизму и здоровому практицизму («Почему ты такой бедный, если ты такой умный?»), в литературе, комической во всяком случае, напротив, то и дело «привирает», подменяет правду жизни вымыслом – лишнее свидетельство того, что литература и жизнь вещи разные, нередко прямо противоположные.

О том, как соотносятся правда и вымысел, американская действительность и американская литература, убедительнее всего сказано в книге, по праву считающейся энциклопедией американской жизни: «Том сказал нам, что получил от своих лазутчиков тайное сообщение, будто завтра около пещеры остановится целый караван богатых арабов и испанских купцов с двумя сотнями слонов, шестью сотнями верблюдов и тысячей вьючных мулов, нагруженных алмазами… Как только дали сигнал, мы выскочили из кустов и скатились с горы. Но никаких испанцев и арабов там не было; верблюдов и слонов тоже. Оказалось, что это всего-навсего экскурсия воскресной школы, да и то один первый класс…» (перевод Н. Дарузес).

Вы, конечно, догадались, о какой книге идет речь. Том Сойер, подобно хитроумному идальго за три века до него, считает, что это чародеи превратили солдат, слонов и сокровища в воскресную школу, а скептик Гек Финн – что никаких сокровищ и слонов и в помине не было. Так вот, в американской литературе смеха Том Сойер – в чем вы убедитесь, когда прочтете эту книгу, – берет, вопреки всем завоеваниям реалистического искусства, над своим другом верх. Не будем, правда, забывать, что и Том Сойер (в отличие от Дон Кихота) не особенно верил в собственные выдумки…

Когда-то классик марксизма заметил, что человечество с улыбкой расстается со своим прошлым. Американские юмористы (на то они и юмористы) переосмысливают, переиначивают, вышучивают то, что еще недавно было аксиомой, считалось неопровержимым здравым смыслом. «Нежелание учиться хуже невежества», читаем мы в «Альманахе Бедняка Ричарда», этом веселом, афористически заостренном, на самом же деле глубоко серьезном, выстраданном кодексе протестантской этики, написанном в XVIII веке одним из «отцов-основателей» Бенджамином Франклином, на что, спустя сто с лишним лет, М. Твен откликается мыслью прямо противоположной: «В этой жизни необходимы невежество и самоуверенность, и успех вам обеспечен». «Плохой друг сродни тени, он появляется, только когда светит солнце», – учит Франклин. «Как следует подумай, прежде чем заговорить с другом, попавшим в беду», – вносит свою ироническую коррективу в дружеские отношения Амброз Бирс. «Отрежь крылья курам и надеждам, чтобы и те и другие попусту не хлопотали», – некогда советовал Франклин, на что через двести пятьдесят лет отзывается кумир и читателей и кинозрителей (в том числе и российских) Вуди Аллен, назвавший свой сборник бурлесков, пародий, комических очерков «Ощипанная надежда». Начинается «Ощипанная надежда» со слов: «Судьбе было угодно окрылить моего племянника, и теперь я вынужден водить его по психиатрам». В «Альманахе Бедняка Ричарда» Франклин учит своих соотечественников простым, важным и довольно трудно достижимым вещам (чтобы в этом убедиться, перечитайте М. Твена, О. Генри и Бирса) – много работать, не лгать, в срок отдавать долги, не ждать от жизни многого, поменьше молиться и побольше соблюдать заповеди, помнить, что «тщеславие цветет, но не плодоносит» и что «смерть взяток не берет». В бурлесках, которыми эта книга кончается, В. Аллен конечно же никого ничему не учит – назидательный, «правильный» юмор остался в позапрошлом веке. В соответствии с постмодернистским каноном, писатель комически самоутверждается за счет того, что вышучивает. Мишенью его «разнузданной» даже по американским меркам фантазии становится не жизнь, как, скажем, у Ирвина Кобба или Ленгстона Хьюза, а литература, литературный прием, который гиперболизируется и тем самым доводится до абсурда, как это, впрочем, делали еще за полвека до В. Аллена и Роберт Бенчли, и Фрэнк Салливен, и самый, пожалуй, талантливый из плеяды «ньюйоркерцев», пока еще мало известный у нас Джеймс Тербер.

Джеймс Тербер, кстати сказать, тоже с улыбкой расстался со своим литературным прошлым. И тоже «за счет» Франклина. Эволюция американской литературы (быть может, не только литературы смеха и не только американской) за без малого триста лет пролегает, собственно, между двумя, на первый взгляд одинаковыми, популярными шуточными двустишиями. Первое (дидактическое) принадлежит тому же Б. Франклину, второе – шутливое, даже ерническое – Дж. Терберу:

Франклин:

Тербер:

Тербер меняет местами в стишке Франклина всего-то два слова – и переворачивает, скептически переосмысляя, просветительскую этику с ног на голову.

Точно так же, как перевернул с ног на голову трюизм об общем языке у англичан и американцев Оскар Уайльд.

А. Ливергант