Читать книгу О героях былых времен… - Группа авторов - Страница 3

Ранний рассвет тушил звезды. Они медленно, будто удаляясь, теряли яркость и, наконец, исчезали. Василий смотрел в небо, но видел далекую степь в окрестностях Поспелихи. Там теперь сенокос в разгаре, запах разнотравья, звон перепелов. Хорошо там, спокойно.

Рядом, обхватив колени руками, сидел сибирский татарин Мустафа, откуда-то из-под Барабинска. Он то и дело цокал языком.

– Ты что, Мустафа? О чем думаешь? – поинтересовался Василий.

– Думаю о своей родине… Аул свой, отец, мать, отара овец, тайга…

Две недели назад Василия Агафонова, прибывшего в один из обескровленных, измотанных боями стрелковых полков Западного фронта из учебного подразделения, определили в пару к Мустафе вторым номером ручного пулемета Дегтярева, который за тарельчатый магазин солдаты в шутку прозвали «граммофон». Первый номер в совершенстве знал устройство и особенности своего «музыкального» оружия и помогал новичку, обучал его стрельбе по реально движущимся мишеням – фигуркам, жмущимся к танкам немецких солдат. Вот уже неделя, как они вступили в бой. Три раза занимали эту высоту. Дважды немцы выбивали их. Вчера сделать это они не сумели. На нейтральной полосе валяются трупы в серо-зеленых мундирах. Там же кучами сгоревшего железа остались три немецких танка и две самоходки. Но это ничто в сравнении с сотнями искалеченных, сожженных машин под городом Сухиничи. Василию пришлось побывать там не по своей воле. После того как вчера контратака немцев была отбита и наступила передышка, к окопу пулеметчиков подошел командир роты, старший лейтенант Моргунов.

– Вот ты, как тебя… ты, Агафонов, быстренько в Сухиничи. Знаешь? Вот и хорошо, там, на южной окраине, в подвале не то кирпичного завода, не то еще… Там КП артиллерийского полка. Найдешь подполковника, командира, передашь донесение. Понял? Ну давай.

Сухиничи найти было нетрудно, оттуда доносился рев множества танковых двигателей, пушечные выстрелы, треск пулеметов. Василий нашел подвал, о котором говорил командир роты, но там был лишь один связист. Левая рука его была обмотана окровавленным бинтом и висела на перевязи. Правой рукой он неуклюже вталкивал в фанерный ящик телефонный аппарат и трубку.

– Перенесли КП. Куда, не знаю, мне приказано идти в санбат.

Василий двинулся в обратный путь. Над Сухиничами висела сплошная мгла. То была пыль, поднятая множеством танков, дым, резкий запах сгоревшего топлива, сажа. В двадцати пяти – тридцати шагах ничего не было видно. Солнце, ярко светившее там, над окопами батальона, здесь виднелось, будто к глазам приставлено закопченное стекло. Через такое стекло когда-то давно, в детстве, он наблюдал солнечное затмение, и дневное светило виделось тусклым куском. То и дело из полутьмы вырисовывались танки, наши и немецкие, искореженные, с пробитыми бортами, оторванными башнями, разорванными гусеницами. Уже сожженные или еще чадящие смрадом горящей краски и железа. «Сколько же их тут, – подумал Василий, – пятьдесят, сто? А может, больше». В стороне, перекатываясь то вправо, то влево, продолжал греметь бой. Несколько танков промчались совсем близко. Что-то тяжелое со скрежетом и воем ударилось о землю неподалеку от Василия. По его спине побежали холодные колючки. От страха ноги стали мягкими, будто ватными, он увидел вращающуюся, как юла, металлическую болванку. «Снаряд! Рванет! Вот она, моя смерть!».

Сколько времени вращалась она, его смерть? Секунду? А может, час? Он не знал, не соображал. Наконец, понял, что это не снаряд, а бронебойная болванка и не взорвется. Но ноги все-таки сами собой рванулись в сторону от этого опасного соседства…

Его воспоминания, от которых сейчас холодело где-то под ложечкой, прервало шипение ракеты, взлетевшей позади окопов. Она разбрызгивала красные искры. И тотчас же поле взорвалось сотнями орудийных залпов, над головами с металлическим шелестом полетели снаряды, немецкие окопы озарились взрывами.

– Началось! – крикнул Мустафа. – Давай в окоп, немца тоже стрелять будет.

Они прыгнули вниз, опустились на приступки, привалясь спиной к холодной дрожащей стенке окопа. За линией обороны вздыбилась земля, потом впереди, по сторонам немцы тоже начали обстрел, но недружно, вразнобой, видно, не ожидали, что русские начнут первыми. Всю неделю каждое утро они начинали бой. И вот теперь…

Мустафа что-то кричал Василию, указывал рукой вверх, сверкая белыми зубами. В грохоте залпов и разрывов снарядов и мин не было слышно его слов. Но по глазам было видно: он доволен. Василий глянул вверх. Там с коротким завыванием мелькали огненные смерчи. Это на помощь пришли «Катюши». Артподготовка длилась не меньше одного часа. Изредка выглядывая из-за бруствера, Василий видел над передним краем немцев сплошной огненный вал, вздыбившуюся под взрывами землю, обломки бревен, куски бетона и еще каких-то предметов. Над нашими окопами взлетела вторая, уже зеленая ракета. Это был условный сигнал к началу атаки, артподготовка прекратилась, стало тихо. Только на правом фланге немцев, захлебываясь, сердито продолжал стучать крупнокалиберный пулемет. Пули иногда поднимали с бруствера и впереди него фонтанчики земли.

– За мной! Вперед! – услышали пулеметчики охрипший от напряжения голос командира взвода Шутеева, безусого мальчишки, с одним кубарем в петлицах.

Передовая ожила. Солдаты дружно выскакивали из окопов и, стреляя на бегу, двинулись к траншее немцев. Первую линию обороны захватили, не почувствовав сопротивления врага. Надо было с ходу, на плечах отступающих, брать вторую. Так вчера разъяснял батальонный комиссар Карелин. Он собирал солдат где-нибудь в просторном окопе, беседовал, учил, советовал.

Но дальше получилась заминка. В рядах наступающих начали рваться мины. Опомнилась и пехота противника; застрочили пулеметы, автоматы, пригнув наступающих к земле. Но взводный торопил, призывно размахивал рукой. Василий, крепко сжав винтовку, короткими бросками бежал за ним, одновременно не упуская из виду своего напарника, который устремился на фланг в надежде найти подходящее место для стрельбы. Он должен быть рядом с ним, ведь у него в вещевом мешке боеприпасы к пулемету – три запасных 47-зарядных диска. Вот спасительная воронка, Василий скатился на дно и уткнулся лицом в рыхлую от недавнего взрыва землю, она пахла сгоревшей взрывчаткой, дымом, сыростью.

«Дают, сволочи! Эх, перекантоваться бы здесь пока не закончится эта окаянная бомбежка, тогда и вперед! – подумал Василий. – «А как же Мустафа, Шутеев, другие ребята? Ладно, некогда тут разлёживаться, пора подниматься. Мама, моя родная мама! Ты меня всегда выручала. Сделай так, чтобы я остался жив. Помоги!»…

Василий, преодолевая страх, приподнялся для оценки своей диспозиции. Но тут сзади его грохнул мощный взрыв, по прикладу винтовки рубанул осколок…

«Почему же я так тяжело упал?» – пытался сообразить Василий и ощутил вдруг головокружение и тошноту.

– Ранен? – как-то очень тихо прохрипел ему, взявшийся неизвестно откуда, взводный, дотронувшись пальцами до щеки Василия.

– Ничего не вижу, да и со слухом у меня что-то не ладно, – со стоном ответил Василий, протирая ладонью забитые землей глаза.

– Крови нет, похоже, тебя контузило.

Взводный приказал ему оставаться на месте.

– Санитары там, в лощине, левее немецких траншей. Сейчас дам им знать. Но имей в виду, на поле, кроме тебя, лежат наши раненые и много убитых…

Долго ждал боец, пока до него доберутся санитары. И как-то неожиданно сознание покинуло его…

Он очнулся от острой боли во всем теле. Словно сквозь пелену тумана рассмотрел, как молоденькая санитарка возилась с его глазами, промывая какой-то жидкостью. Голова уже была забинтована.

– Если бы не каска, быть тебе уже на небесах, – безразлично усмехнулась медичка. – Везучий ты, хлопец! И неожиданно всхлипнула: «А мой-то старлей того… убили. А ты еще девчонок любить будешь…».

Часа через два Василий был в медсанбате. Раненых укладывали на подводы, на машины и отправляли в тыл…

Госпиталь в Перми… На этом, как говорил сам Василий Борисович, настоящая война для него собственно и закончилась. Тяжелейшая травма – контузия органа зрения – такой диагноз поставили военные врачи. Но списывать не стали – в армии есть много нужных и важных профессий, где совсем необязательно метко стрелять…

После излечения Василий попал в запасной авиационный полк, где полгода проучился в школе младших авиаспециалистов. Изучал бомбардировщики Пе-2, Ил-4, ДБ-3.

– В апреле 1943 года, после сдачи квалификационных экзаменов, меня назначили на службу мотористом в бомбардировочном полку 1-й Воздушной армии, которая действовала в составе 3-го Белорусского фронта, – рассказывал ветеран. – За каждым самолётом для технического обслуживания были закреплены моторист и механик. Прибористы и оружейники занимались своей работой, а мы, технари, контролировали состояние двигателей. Поднимались затемно и немедля принимались за дело. Основное внимание уделяли скрупулезной проверке всех креплений агрегатов мотора, с тем чтобы исключить подтёки масла и горючего. Ведь даже небольшой недосмотр на земле угрожал экипажу тяжелыми неприятностями в воздухе.

В замечательном советском кинофильме «В бой идут одни старики» есть интересный кадр, когда механик, провожая на очередное боевое задание свой истребитель, незаметно его крестит.

– Мы вместе с механиком, провожая в полет нашу «пешку» (так авиаторы называли двухмоторный пикирующий бомбардировщик Пе-2), кажется, не крестили, но всегда желали экипажу самолета мягкой посадки на своем аэродроме и страшно беспокоились в ожидании его из боя.

Однажды Василий на своей фронтовой дороге встретил земляка с Алтая Павла Неганова. Вот это была большая радость! Обнялись, поговорили о житье-бытье, родных местах и разошлись навсегда.

В феврале 1945-го армия перебазировалась в Восточную Пруссию, где в большом «котле» агонизировала окружённая группировка гитлеровских войск. Бомбардировщики наносили мощные удары по войскам противника в городе-крепости Кёнигсберг. Василий весь в мазуте, от зари до глубокой ночи кропотливо копался в своих машинах.

В то время авиадивизия, в строевой состав которой входил и бомбардировочный полк, располагалась на полевом аэродроме в районе города Эльбинг на побережье Данцигской бухты.

Василий Борисович Агафонов. 1945 г.

В одну из теплых майских ночей старший сержант Агафонов стоял на охране штаба и случайно услышал по радио правительственное сообщение о подписании акта о безоговорочной капитуляции Германии. Как оказалось, эту долгожданную новость он услышал не один, потому что почти сразу же окрест началась пальба в воздух. Это наши солдаты и офицеры салютовали в честь Великой Победы. Ура!!!

…Жизнь после возвращения из армии демобилизованный воин начал с учёбы – поступил в педагогическое училище в Рубцовске, одновременно работал учителем начальных классов, вскоре женился и даже продвинулся по службе – стал директором начальной школы. Неизвестно куда бы привела его педагогическая стезя, только в 1950 году его пригласили на работу в редакцию поспелихинской районной газеты, на должность литсотрудника. Сбылась его мечта, ведь он всегда любил писать: любовь к литературе, сочинительству у него была с раннего детства.

Почти четверть века проработал В. Агафонов корреспондентом газеты «За сталинский урожай» – «Новый путь». Каждый, кто знал Василия Борисовича, согласится со мной, что его отличали интеллект, высокая внутренняя культура, порядочность. Он никогда не лез в душу, был добрым по натуре. Земляки-поспелихинцы видели в нем правдивого и честного журналиста. Материалы, в том числе очерки, документальные рассказы, автором которых он являлся, не подлежали сомнению. Они были интересны, правдивы, не содержали домыслов, посвящались конкретным людям, событиям. Их всегда хотелось читать. Особенно любил писать о войне – эту тему он хорошо знал «изнутри».

Но последствия фронтовой контузии все чаще и чаще давали о себе знать. В конце 70-х Василий Борисович практически полностью ослеп. Кромешная тьма пришла в его жизнь! Было от чего впасть в отчаяние. Спасли природная сила духа, поддержка близких людей, друзей. Он смог освоить чтение по Брайлю, слушал записанные на кассетах книги, которые высылали из спецбиблиотеки Барнаула.

С годами Василий Борисович настолько освоился в быту, что за ним не поспевал и иной зрячий. Более всего удивляло соседей, как он самостоятельно колол дрова. Причем колун в его руках редко-редко промахивался по чурке. Я, кстати, тоже однажды совершенно случайно оказался свидетелем такого «номера» и, как все, был в большом изумлении.

А еще Василий Борисович всегда слыл заядлым рыбаком. Свое увлечение не оставил даже когда погрузился в темноту. Правда, в этом ему помогал друг – Сергей Федорович Музалевский, тоже инвалид войны, у которого не было ноги. Они всегда вместе ездили на рыбалку. Василий Борисович садился в лодку, а Сергей Федорович с берега командовал товарищу, куда надо плыть и в каком месте ставить сети. Работники рыбоохраны замечали нарушение правил, в части использования сетей, но никогда не трогали инвалидов-фронтовиков. Видимо, не позволяла совесть.

Несмотря на инвалидность, Василий Борисович находил применение своим богатым знаниям, большому житейскому опыту, немалым творческим способностям. Постоянно писал материалы на различную тематику в родную «районку». Для этого пользовался решеткой, которую сам сделал из проволоки.

За свои ратные дела и трудовые успехи В. Агафонов награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» и др.

Такова судьба простого русского солдата, который прошел всю войну не в штабах, не в тылу, а на передовой линии, часто под открытым небом. В последующем достойно трудился в мирной жизни. Он до конца выполнил свой воинский и гражданский долг.

16 апреля 2015 г.