Читать книгу Ведомый любовью. Воспоминания Винобы Бхаве - - Страница 7

Я человек, который принадлежит другому миру, нежели этот, – миру, который может показаться очень странным. Ибо я утверждаю, что мною движет любовь, – я ощущаю это постоянно. Я имею дело не с суждениями, а только с мыслями, где есть место для отдавания и принятия. Мысль не замурована и не прикована, ею можно поделиться с людьми доброй воли; мы можем принять их идеи и предложить им наши – так мысль растет и распространяется. Так я всегда чувствовал, и по этой причине я сам не соглашаюсь ни на какие ярлыки. Каждый может объяснить мне свои идеи и убедить меня, и каждый волен сделать мои идеи своими точно таким же способом.

Нет ничего могущественнее, чем любовь и мысль – ни организации, ни правительства, ни «изма», ни священного текста, ни оружия. Я пришел к выводу, что они, любовь и мысль, – единственные источники силы. Поэтому вам не следует ждать наличия у меня каких-либо бессменных суждений, у меня есть лишь идеи. Я человек, который меняется каждое мгновение. Любой может сделать меня своим невольником, горячо представив мне свои идеи и убедив меня в их правильности. Но никто, как сильно бы он ни пытался, не сможет заставить меня признать его власть, первоначально не убедив меня в разумности его мыслей.

Я сам по себе; я не ношу отличительных знаков, я не являюсь членом никаких организаций, я не имею ни малейшего отношения к политическим партиям. Однако с организациями я поддерживаю теплые отношения, чтобы моя работа была конструктивной[5]. Я был рожден брахманом, но я отсек себя от своей касты, когда отсек шикху[6]. Некоторые зовут меня индуистом, но я столь многократно возвращался к изучению Корана и Библии, что весь индуизм из меня как вымыло! Людям нравится то, что я говорю, потому что моя работа основана на сострадании, любви и внимательности. У меня есть идеи, но нет навсегда укоренившихся взглядов. На самом деле я настолько неблагонадежен, что не постесняюсь выражать сегодня одну точку зрения, а завтра другую. Сегодня я не тот, что был вчера. Я думаю по-разному от мгновения к мгновению и все время меняюсь.

Одно я должен обозначить четко. На меня часто смотрят как на представителя идеологии гандизма. Ничто не может быть дальше от истины. Это правда, что я провел жизнь, поддерживая те программы Гандиджи, которые мне нравились, но необходимо подчеркнуть – только те, которые мне нравились. Я на самом деле извлек много из его мыслей и общения с ним. Но столько же я получил и от других мыслителей. Я принимал те мысли, которые, как я был убежден, были правильными и отвергал остальное. Следовательно, я человек со своими собственными взглядами. Гандиджи знал это, и все же, будучи свободолюбцем, он считал меня своим сподвижником. Исходя из этого, я не подхожу для того, чтобы представлять идеологию гандизма, даже если бы мне этого и хотелось; а мне определенно не очень хочется.

В стране развивается множество идейных течений, и так как я непосредственно контактирую с людьми, у меня есть возможность тщательно их изучить. Благодаря этому я могу занять беспристрастную позицию и никогда не терять своего сосредоточения на гармонии. Я никогда не вовлекаюсь в споры. Мне не по нутру противостоять кому-либо без причины. По правде говоря, я чувствую себя, как святой Тукарам, сказавший: «Я не могу вытерпеть и единого слова, выражающего противостояние».

Я расцениваю себя как «Величайшую скрепляющую силу», так как я не принадлежу ни к какой политической партии. Но это если смотреть на вещи в негативном свете. На самом деле я люблю хороших людей из всех партий. Это и делает меня «Величайшей скрепляющей силой». Любой, кто трудится на благо революционного преобразования через смену настроений, обязан быть скрепляющей силой – не только для какой-либо отдельной страны, но для всего мира.

Все люди – моя семья, а я – их. Не в моей натуре любить одних больше, а других меньше. Об этом упоминается в «Жизни пророка Мухаммада», когда в разговоре об Абу Бакре он говорит: «Я мог бы любить его больше всех, если бы не было запрещено любить одного больше, чем другого». То есть Господь запрещает нам любить одного сильнее, чем другого. Это верно и для меня. Я не могу делать различий между людьми.

Однажды я видел портрет Луи Пастера, а под ним были слова: «Я не хочу знать, какова твоя религия и каковы твои взгляды. Я хочу знать, в чем твои беды». Те, кто поступает так, исполняют свой человеческий долг, и это то, что я стараюсь делать.

Один раз посетитель спросил меня: «Кто продолжит вашу работу?» Мой ответ был таков: «Об этом позаботится Тот, кто меня на нее сподвигнул». В действительности я не считаю себя деятельным человеком. Я не склонен руководить людьми и навязывать им порядок. Поэтому у меня не может быть последователей. Сила, которая двигала мной, и дальше продолжит свою работу.

Я твердо верю, что искра истинного Знания может испепелить все беды этого мира. И, веря в это, я провел всю свою жизнь в поиске Знания и в его распространении. Я буду служить моей цели, даже если мне удастся донести это Знание лишь до пары человек.

Я не предпринимаю ни шага, не вникнув глубоко в самую суть и не поняв причин. Я провел тридцать лет своей жизни в уединенных размышлениях, в то же время оказывая любое служение, которое мог. Я размышлял о тех переменах, которые должны произойти в обществе и о том, как сделать так, чтобы в они взросли на чистой почве. Сейчас я вполне отчетливо вижу свою главную цель, и я не боюсь проблем. Неважно, что это за проблема и насколька она велика, она кажется мне маленькой, потому что я больше нее. Какой бы большой она ни была, это все же человеческая проблема, и ее можно разрешить человеческим разумением.

В ходе моей работы – и в ашрамах, и вне их – я стремился понять, как разнообразные сложности в жизни общества и в жизни человека могут быть преодолены при помощи ненасилия.

Это моя главная задача. Из-за этого я отправился в Телангану[7]. Если бы я уклонился от этой работы, я бы нарушил обещание прикладывать все усилия во благо ненасилия и Шанти Сены[8]. События, произошедшие в нашей стране после обретения независимости, ослабили упования на ненасилие. Жестокие силы проявили себя в Индии с великой мощью. Поэтому после смерти Гандиджи я попытался выяснить, как можно организовать ненасильственный социальный строй.

По натуре я склонен действовать методами Господа Махавиры[9], но то, как я поступил на самом деле, больше походило на метод Господа Будды. Я не противопоставляю их. Махавира не был склонен заниматься политическими проблемами или распространять идеи. Куда бы он ни шел, он разговаривал с людьми, вникал в мировоззрение того, кто был перед ним, и показывал каждому из этих людей, как найти удовлетворение в жизни. Если человек верил в Священное Писание, он использовал его как основу своего учения. Если же он не верил в Писания, Махавира давал советы, не опираясь на книги. Так он находил компромиссное решение, чтобы поделиться своими мыслями. Господь Будда, с другой стороны, занимался социальными проблемами, чтобы активно распространять идею ненасилия. Стоит ли прибегать к такого рода практическим проблемам, чтобы распространять идеи, – вопрос спорный. Всегда есть опасность того, что проблема захватит первенство, и изначальная мысль – идея, ради которой всё затевалось, – останется в тени и будет второстепенной. С другой стороны, не подкрепленная такими проблемами, мысль не направлена в конкретное русло. Добрая Воля распространяется незаметно, но идеям необходимо принимать реальную форму. В противном случае они не привлекут простых людей. Так что риск есть и в том и в другом случае – в использовании практической проблемы и в неиспользовании; но есть также и польза в обоих случаях. Я, безусловно, использовал проблему земли как точку опоры, но моя основная цель – обучить идее самайя-йоги о единстве, равенстве и сострадании и воздать ей хвалу. При выборе такой точки опоры я использовал свой ум, но моя мысль всегда шла дальше этого, и много раз я страстно желал держаться того, что свойственно мне по натуре. Однако я не перестал заниматься этой проблемой. Так что я работал над сведением методов Господа Махавиры и Господа Будды в единое целое.

У меня есть одна особенность, которая может показаться отрицательной чертой. Я не могу заставить кого-то что-то сделать. Часто это приводит к задержкам, но работа выполняется в любом случае и завершается успехом. Я слежу, чтобы мои слова не создавали избыточное давление на людей и чтобы мои убеждения не становились агрессивными. Я был бы расстроен, если бы кто-либо принял мои идеи, не будучи убежденным в них. А если кто-либо убежден в некой идее, но всё же не принимает ее, я лелею надежду, что рано или поздно он придет к тому, чтобы её принять.

По Божьей милости, доводы, основанные на неправильном понимании, никогда не затрагивают меня. Я отдал себя в Его руки. Это Его работа – не моя. Это Он направляет меня, движет мной. Мне нет дела до пропаганды. Идеи, как свет, распространяются сквозь пространство. В сущности, пространство может ограничивать движение света, но оно никогда не ограничит распространение идей. Убежденный в этом, я продолжаю работать без каких-либо страхов и тревог. Я не ищу никаких заслуг, я не ищу ничего, кроме служения. Мне хотелось бы, чтобы за это служение я не получил никакого признания, так как это служение пришло ко мне совершенно естественно и является потребностью эпохи. Время сделало меня орудием этого служения. Так что мне не нужно признание. Ветка может перемещаться на мили по течению реки, это не ее заслуга. Если бы она проплыла несколько футов против течения, это было бы основанием для того, чтобы признать ее заслугу. Подобно этому, если бы моё служение шло против течения, это было бы моей заслугой. Таким образом, я доказал, что в этом служении нет моей заслуги. Служения и только служения я ищу.

В уме я держу цель, но я не думаю, что ответственность за ее осуществление лежит лишь на моих плечах. Это работа Господа, и поэтому она обязательно принесет плоды. Никто не может противостоять Истине. Может потребоваться время чтобы осознать ее, но ей невозможно пренебречь.

Поэтому я отдаю свои мысли на рассмотрение людям, а после отправляюсь спать на коленях у Господа. Каждый день для меня – это новое рождение, и с рассветом я погружаюсь в работу, за которую взялся.

Я часто говорю шутя, что мне редко представляется возможность взглянуть на себя в зеркало. В этом и нет необходимости. Я вижу себя во всех окружающих меня лицах. Так я всегда чувствовал во время пеших странствий.

В глубинке, где люди не понимали моего языка, им приходилось иметь дело с посредственным переводом моих наставлений. Но и там я чувствовал то же самое. И люди чувствовали то же в отношении меня. Нигде я не ощущал себя чужаком. Я получал ту же любовь и теплоту повсюду.

Я не смотрю на людей передо мной как на людей. Для меня они – олицетворение Господа. Я считаю, что Господь, который пребывает в моём сердце, принимает различные формы перед моими глазами.

Во многих отношениях я слаб, но у меня есть одна сила. Никто не знает, откуда она берёт начало, но все видят ее действенность. Даже несмотря на это, люди не желают ей завладеть. Без неё я был бы куском глины. В себе я не нахожу ничего, что поддерживало бы меня в моих пеших странствиях. У меня нет собственного могущества, которое позволило бы мне просить отдать в дар землю или побудить людей расстаться с их владениями. Я не располагаю полномочиями и не состою ни в какой организации. Это Господь движет мной. Это Его милость. На что бы я ни смотрел, я вижу глазами Господа.

Поэтому я не испытываю ничего, кроме любви, не только в отношении каждого человека, но и в отношении каждого существа. Это не просто отсутствие ненависти, а несомненная любовь. Я вижу Господа в каждом лице, и моё сердце переполняется любовью, а на глазах наворачиваются слёзы. Мне приходится прикладывать усилия, чтобы сдержать их.

Это было моей судьбой – выступать с наставлениями. Раньше перед друзьями и студентами, теперь перед народом. Будучи молодым человеком, я редко выбирал слова. Но мои друзья знали, что я ни к кому не испытываю злобы, так что их не задевали мои замечания. В компании Гандиджи я понял, что за языком нужно следить, по крайней мере в переломные времена. Постепенно это стало привычкой.

Иногда люди жаловались Гандиджи на неосторожное использование слов с моей стороны, но Гандиджи неизменно защищал меня. То, что ему приходилось вставать на мою защиту, стыдило меня, и я стал более бдительным.

Пешие странствия были для меня, выражаясь словами пандита Неру, «открытием Индии»[10]. Не то чтобы я не знал Индию. Я был хорошо осведомлен о её прошлом и настоящем, хотя полностью узнать ее прошлое почти невозможно. Я прикладывал усилия к тому, чтобы узнать столько, сколько мог, и для этого представлялись возможности. Знакомство с литературой на почти всех языках Индии позволило мне почувствовать душу Индии, но странствия позволили взглянуть на неё по-новому и углубили мое понимание.

В «Йога-Васиштхе» мудрец Васиштха говорит Раме: «О, Рагхава! Сохраняй „присоединенность“ вовне и внутреннюю отрешенность. Здесь нет никакого противоречия. Мы должны знать, куда стремиться, чтобы быть на правильном пути. Если наши глаза устремлены на эту путеводную звезду, наш подход должен быть непрямым – и это будет подход ненасилия. Именно таким был мой подход.

Мои коллеги говорят, что мой метод представляется им загадочным и в то же время научным, в отличие от метода Гандиджи, чей метод представляется более простым и прозрачным. Это так, потому что у нас разное восприятие, а также потому, что времена тоже изменились. Гандиджи обычно легко сходился с людьми, а я остаюсь до некоторой степени отчужденным от них. И всё же я лучше понимал, в каких условиях живут простые люди, потому что вырос среди них, в отличие от Гандиджи, который родился в аристократической семье и имел больше друзей среди людей высших классов; и, таким образом, он смотрел на народные массы с этой позиции.

Я вырос в деревне. Моё мышление было созвучно с народным. Я изучал религиозную литературу в разных провинциях – литературу, которую вобрал в себя простой народ. Мои знания в мирских областях ограничены. Гандиджи был юристом – знатоком законов, о которых я знаю меньше всего. Всё это естественное следствие разницы в подходе.

Мой подход также отличается от подхода Шанкарачарьи[11], который пытался убедить учёных и верил, что, как только они будут убеждены, они позаботятся об остальном. Мой подход скорее сродни подходу Кабира[12], который взывал напрямую к народу.

Я не могу отрицать, что во мне есть мистическая составляющая. Поэтому, в то время как я хожу по земле, мой разум в других сферах. Не приди я к Гандиджи, я, наверное, последовал бы пути мистиков, пути медитации. Но я с детства был очарован «Гитой», а в «Гите» говорится, что путь медитации и путь действия – одно и то же. В связи с чем я осознал необходимость баланса в жизни, и в обществе Гандиджи мои внутренние противоречия были наконец-то разрешены. С тех пор я следовал его пути с исключительным сосредоточением. Однако до сих пор во мне есть нечто иное. Не то чтобы Гандиджи недоставало этой составляющей. Те, кто близко его знал, понимали, что, хоть он и выглядел увлеченным единственно работой, касающейся внешней деятельности, он стремился к чему-то еще.

Это вопрос позиции. Гандиджи, по существу, был активистом, но мистицизм присутствовал у него на втором плане. Вивекананда, с другой стороны, был очевидным мистиком, с активизмом на втором плане. Рамакришна Парамахамса был чистым мистиком. Соответственно, позиции разные. Я думаю, что нахожусь где-то посередине. Во всём, что казалось мне стоящим того, чтобы это сделать, я получал величайшую помощь (не считая Священных Писаний) от трех людей: Шанкары, Джнянадевы и Гандиджи. Что касается Гандиджи, я не только изучал его идеи и тексты, я жил в его обществе, я провёл всю свою молодость, практикуя формы служения, которым он положил начало.

Его общество, его идеи и возможность воплощать их в жизнь – всё это принесло мне пользу. Другими словами, я жил под крылом великого человека и получил от него поистине великий дар, за который я благодарен. Такой дар я получил и от первого Шанкарачарьи. Он помог мне главным образом в преодолении философских сомнений, которые естественным образом возникают в любом мыслящим уме, и я всегда буду оставаться у него в долгу в мире мысли. Что касается дара, который я получил от Святого Джнянадевы, у меня нет слов, чтобы его описать.

Он придал форму моим мыслям, вошёл в моё сердце, направлял мою деятельность и, кроме всего этого, я верю, что он оказал воздействие на моё тело. Его влияние было великим и разносторонним. По натуре я очень жесткий – кусок необработанного камня без формы. Шанкарачарья сделал этот камень крепким, Гандиджи обточил его и придал ему форму, но великая задача по пробитию камня и высвобождению потоков воды под ним и, таким образом, наполнения моей жизни и сердца сладостью – это была работа Святого Джнянадевы. Когда я думаю о себе, о том, кто я, и об удаче, выпавшей на мою долю, я вспоминаю множество благоприятствующих внешних обстоятельств. Люди знают, что у меня были необыкновенные родители. У моих братьев тоже есть свои достоинства. На пути у меня был наставник, которым, по общему признанию, является Махатма.

У меня были возлюбленные друзья, и все они, без исключения, снискали любовь народа. У меня были ученики, которыми я сам теперь восхищаюсь. Какая это великая удача! Кроме того, так как я знаю много языков, я имел и всё ещё имею возможность вкусить нектар мысли многих святых и религиозных людей. Кто-то может счесть и это великой удачей. Однако всё это блекнет рядом с самой потрясающей удачей из всех, которая принадлежит мне и вам, и всем нам – что все мы члены, части, конечности Господа; волны в этом Океане. Самая потрясающая, огромная удача в том, что мы пребываем в Господе. Как только мы почувствуем это, мы свободны.