Читать книгу Трещины - - Страница 10

Одноклассники Глеба быстро прознали о смерти его младшего брата. Будь его воля, Глеб держал бы эту информацию в секрете, пока не получил бы свой гребаный аттестат и не отпраздновал бы выпускной в компании этих придурков.

Глеб был первым, кто обнаружил тело Дена. Но он не предпринял никаких мер – просто пошел в школу. И к тому времени, когда он звонил матери, чтобы сообщить об увиденном, несколько балбесов, сбежавших с уроков пораньше, успели дойти до пруда и обнаружить труп. Поднялась буча, и вскоре возле пруда скопилось много народу.

Потом картинка в сознании Глеба приняла туманные очертания. Приезд спасателей, копошение, вялые расспросы матери, сцена с истерикой, которую закатил отец, – он рухнул на колени и что-то громко кричал, устремив взгляд в небеса, и школьники снимали его на телефоны, – в общем, Глеб ощущал себя то ли пьяным, то ли накуренным, и никак не мог отделаться от галлюцинаций, которые были явью.

В классе к случившемуся отнеслись по-разному. Некоторые умудрялись насмехаться над Глебом, вовсю комментируя видео, где его отец «скулил Богу» – по их словам. Другие относились к Глебу с сожалением, проявляли сочувствие и всячески старались вовлекать его в свои активности. Непонятно, какая из этих групп больше заколебала Глеба.

Глеб думал о том, что не нуждается ни в чьем сочувствии. Он думал о себе как о сильном, несгибаемом парне, который даже на протяжении мощнейшей бури сумеет сохранить спокойствие и будет с насмешкой взирать на кричащих, копошащихся людских тараканов. Поэтому, когда Стас сделал первую попытку к примирению, Глеб отнесся к ней скептически. Во-первых, он знал, что Стас не чувствует вины и лишь из жалости лезет к нему; во-вторых, Глеб знал, что виноват сам.

Но Стас оказался на удивление настойчивым. Он продолжал здороваться с Глебом и задавать ему вопросы, даже несмотря на полный игнор с его стороны. В конце концов Глеб решил, что дружеское общение ему не помешает в этот странный жизненный период – может, друг подскажет ему, как быть и что предпринять. Да и шататься в одиночестве на переменах надоело.

Однако Глеб решил, что о смерти брата он говорить не будет. Когда Стас попытался затронуть эту тему в разговоре, Глеб оборвал его и заговорил о другом.

– Ты лучше скажи, как продвигается написание романа, – насмешливо сказал Глеб.

Стас слегка сконфузился. Как будто ему не хотелось сейчас это обсуждать. Но он пошел на уступку.

– О, ну ты нашел, о чем спросить. Я еще не начинал.

– Неужели ни страницы не написал? – Глеб удивленно уставился на друга.

– Да как тебе сказать, – начал Стас и заменьжевался. – Пишу я много. Строчу как из пулемета. Но выходит полный бред, от которого мне тошно. Когда я держал идею в голове, она казалась мне отличной. Как только начинаю выплескивать на бумагу, все становится дерьмовым.

– А на фига тебе это вообще? – спросил Глеб, хотя и знал ответ. -Сейчас же тонна писателей, заработать на этом тебе не удастся. И не говори, что ты такой идейный, что на деньги совсем не рассчитываешь. Это тупо.

– Не знаю, деньги лишними не стали бы – это правда. Я просто думал, мне есть что сказать. – Стас покачал головой. – А на деле мой жизненный опыт ни на что не годится. Максимализм молодости – идей вагон, но они не имеют прочной основы, – сказал Стас и саркастически усмехнулся.

Внезапно настроение Глеба переменилось. Стас выразил сомнения, и Глеб не мог примириться со слабостью друга. Вероятно, Глеб думал так: у меня рушится жизнь, а ты чего разнылся? Написать роман – делов-то, приятель.

– Давай-ка прекращай скулить! – огрызнулся Глеб. – Я всего-то решил тебя проверить, а ты сразу сдал назад. Какой хренов писатель из тебя выйдет с таким характером?!

Стас удивленно посмотрел на друга.

– Че ты опять начинаешь? Я понимаю, у тебя умер брат, но это не дает тебе права быть таким мудаком.

– Надоело это нытье! – Глеб сплюнул на пол. – Отец целыми днями ноет, как плохи дела на работе, эти дегенераты из класса ноют, что не сделали домашку, теперь и ты…

– Ха, уже забыл, как сам лебезил на уроках? Забыл, как рыдал в сортире из-за плохой оценки? – Стас начал пародировать рыдания Глеба.

– Помню! – Глеб разъярился. Такого бешеного выражения лица у него никогда не было. – Это было в другой жизни, теперь я начинаю жить заново. Мне плевать, каким я был и каким меня все считали! Ты сам видел, как я обошелся с географичкой.

– Это было похоже на нервный срыв, – холодно заметил Стас. – Думаешь, с тобой все в порядке? Не хочешь обратиться за помощью?

– Ты лучше подумай, как себе помочь! Бери и пиши – и пусть будет полный бред, но ты не сдавайся, блядь, как маленькая девочка, заплетающая косички. – Глеб не привык материться, с чего бы он стал так разговаривать? – Думаешь, вокруг одни гениальные творения? Сам говорил, что решает пиар. Салли Руни, голос миллениалов! – Глеб злобно усмехнулся. – Это, по-твоему, литература? Чертов женский дневник, написанный кровью от месячных!

– Но там хотя бы идея есть, – задумчиво произнес Стас, – и посыл…

– Плевать на идею! Плевать на посыл! – Глеб перешел на лозунги. – Почитай отзывы – эту Руни обвиняют все кому не лень: что она начисто переписывает статьи из Википедии. А ты сам сто раз говорил, что не так важна идея, как ход событий. И что ход определяет идею, а не наоборот!

– Когда ты в таком настроении, с тобой невозможно спорить, – сказал Стас и протянул Глебу руку. – Ты становишься абсолютистом, радикалом с кипящими мозгами. Давай ты немного остынешь и мы сходим куда-нибудь. Напиши мне вечером.

Глеб смотрел в зеркало, повешенное на стене, и видел, что тело у него исходит судорогой. Он и правда был очень возбужден. И Стас прав – сейчас не лучшее время для того, чтобы затевать споры. Но, с другой стороны, Глебу надоело во всем придерживаться нейтральных позиций. Даже когда фильм или книга не нравились Глебу, он не говорил, что они отстойные, а робко оправдывался, что чего-то в них недопонял.

Неужели смерть брата так на него влияет? Глеб не верил, что его чувства по отношению к Дену можно было назвать братской любовью. Это было обычное соседство – они делили квартиру, и порой им приходилось сталкиваться друг с другом в ее тесноте. Но братья никогда осознанно не искали встречи и сближения. Если была возможность, они старались держаться на расстоянии.