Читать книгу Время Назад. Часовщик - - Страница 2

***

Земли кочевников, где-то в

Средней Азии, 1-я четверть 20-го века.

Ярко-красное солнце уходило на запад. Вокруг, куда ни кинь взгляд, простиралась абсолютно гладкая степь и лишь где-то далеко на юге, в дымке, виднелись снежные вершины величественных гор. Земля была покрыта весенним разнотравьем. В это время года она особенно красива – растаявший снег и весенние дожди насыщают землю, и она, как будто в благодарность, дарит окружающим невообразимое буйство красок. В степи весна короткая. Через какой-нибудь месяц дожди прекратятся, жаркое солнце высушит землю, и всё это великолепие начнёт высыхать и вянуть, постепенно открывая голую серую землю, покрытую редкими еле видными кустиками пожухлой травы. Зелёными останутся только заросли саксаула. Для кочевников это священное дерево – без него не разведёшь костёр, не приготовишь еды, не согреешься холодными ночами. Но самое главное для кочевника – вода. Нет воды – нет жизни. В степи есть одно место, где жизнь постоянно кипит. Это долина священной реки, которая начинается где-то в далёких горах, вытекая из маленьких ручейков, речушек, наполняется чистейшей водой из ледников. Она несёт свои воды, наполняя всё вокруг жизнью и щедро раздавая саму себя, даря радость существования, но в то же время понемногу иссякает, теряясь в солончаках, распадаясь на мелкие рукава, называемые узёками.

Вдалеке показалось постепенно приближающееся облако пыли. Вскоре стали слышны звуки щёлкающего кнута. Маленький караван торопился к реке. Это была конечная цель многодневного изнуряющего перехода. Впереди бежала небольшая отара баранов, подгоняемая двумя поджарыми пастушьими собаками, следом – несколько коров. Всё стадо выглядело не лучшим образом – сказывался длительный перегон. Животные выглядели исхудавшими и обессиленными. Позади стада, верхом на лошадях, восседали два наездника. Одним из них был мужчина довольно крепкого телосложения, с начинающими седеть волосами и редкой бородкой. Одет он был в тёплый, но затёртый халат, ичиги, кожаные сапоги без жёсткой подошвы, и огромную шапку-малахай. За спиной болталась старенькое одноствольное ружьё, к седлу был приторочен бурдюк с водой и запас сушёного мяса. Это был глава семейства – Бейшен. Рядом ехал молодой человек, чертами лица очень похожий на Бейшена, правда волос на лице у него, в силу молодости, не было вообще. Это был старший сын – Нурбек. Он гордо восседал на своей лошади и зорко осматривался по сторонам. Замыкала караван старая арба, запряжённая такой же лошадью. Повозкаеуклюже переваливалась на своих деревянных колёсах, и со стороны казалось, что она вот-вот перевернётся. В ней была аккуратно уложена старенькая юрта неприметного серого цвета, а также весь нехитрый скарб кочующего семейства. В повозке, закутавшись в цветастый платок и тёплый чапан, сидела жена Бейшена – худенькая и миниатюрная Нураим, а рядом с ней – двое младших сыновей – Арсен и Эсен, тоже удивительно похожих на своего отца.

Вдалеке блеснула река и, почуяв воду, жаждущая напиться скотина прибавила шаг, а подойдя, начала жадно поглощать живительную влагу. Уже смеркалось, и глава семейства принял решение ночевать, не разбирая юрты и вещей. Наскоро поужинав вяленым мясом и запив кислым молоком, семейство расположилось на ночлег. Отец и старший сын стреножили лошадей и расстелили прямо на земле бараньи шкуры, мать с младшими расположились прямо в повозке. Очень быстро утомлённое семейство уснуло. На чёрном небе виднелись тысячи звёзд, а тишину степи нарушали только плеск воды, редкий всхрап дремавшей скотины, да заунывный волчий вой где-то вдалеке…

Рано утром всё семейство, только проснувшись, приступило к своим обычным делам. Нураим с младшими ставила юрту. Было приятно смотреть, как эта хрупкая с виду женщина ловко управляется с деревянным каркасом, накидывает сверху тёплую и практически непромокаемую кошму. Не прошло и двух часов, как на поляне возле реки стояло готовое жилище. Пока мальчишки таскали дрова из ближайшего саксаульника, мать сложила очаг из камней посередине юрты, развела огонь и поставила на него закопчённый временем казан. Впервые завесь переход они могли позволить себе приготовление горячей еды. Тем временем, глава семейства на лошади объехал окрестности, убедился, что всё в порядке и для его скотины здесь достаточно травы, и, довольный, вернулся к уже поставленной юрте, из дымохода которой шёл дымок, а вокруг разносился запах готовящейся еды. Сегодня семейство обедало вкуснейшим мясным бульоном, который заботливая хозяйка приправила растущими неподалёку пряными травами. После обеда Бейшен, захватив с собой старшего сына, ещё раз объехал «владения», чтобы убедиться, что всё в порядке, поскольку по слухам, в этой местности водилось немало хищников, готовых поживиться беззащитной скотиной, но всё было в порядке. Пригревало солнце, зеленела трава, а всё их немногочисленное хозяйство мирно паслось. Так прошёл день. На закате отец с сыном вернулись к юрте, поужинали и расположились на отдых, предоставив ночную охрану верным собакам.

Неожиданно ночью Бейшен проснулся от громкого лая и жалобного блеяния баранов. Схватив ружьё и разбудив мирно спавшего Нурбека, он выбежал из юрты, вскочил на лошадь и галопом помчался в сторону стада. Сын последовал его примеру. Подъехав, они застали громко лающих и беспорядочно бегающих вокруг сбившегося в кучу стада, собак. Бейшен выстрелил в воздух и заметил при лунном свете, что за ближайшим небольшим пригорком промелькнуло несколько теней.

– Нурик, волки! – вскричал он, но было поздно – хищники скрылись из виду, напуганные выстрелом.

Сделав несколько кругов вокруг стада, собаки успокоились и подбежали к хозяевам, высунув языки набок. Стреножив лошадей, чабаны уселись на траву и принялись вслушиваться в окружающую степь…

Остаток ночи прошёл без сна, и, хотя их больше никто не беспокоил, отец с сыном встретили утро с красными от недосыпания глазами. Пересчитав стадо, они обнаружили, что не хватает одной овцы, а вскоре увидели тонкий кровавый след, тянущийся куда-то в степь. Очень недовольные вернулись они к своей юрте, и даже не поев, уснули. Бейшен был уверен, что днём со скотиной ничего не случиться, а вот по ночам придется нести дежурство, пока либо не перестрелять хищную стаю, либо они сами не уйдут. Для бывалого кочевника это было не в новинку. Проснувшись ближе к вечеру, он плотно поел, взял с собой про запас сушёного мяса, кислого молока, проверил патроны и отправился первым охранять стадо, предупредив старшего сына о том, что завтра будет его очередь. Прибыв на место, Бейшен расстелил прихваченное с собой одеяло на тёплую от весеннего солнца землю, удобно устроился и стал ждать. Солнце скрылось за горизонтом, на тёмном небе появились звёзды. Где-то в траве сверчки выводили свою ночную серенаду. Стадо мирно спало, обе собаки лежали возле ног, положив головы себе на лапы, и лишь изредка поводили ушами, вслушиваясь в ночную степь.

Прошла большая часть ночи. До рассвета оставалось совсем немного времени, как вдруг собаки навострили уши. Прислушавшись к происходящему, они с громким лаем умчались в темноту. Тут же, сбиваясь в кучу, тревожно загалдела скотина. Бейшен вскочил, зарядил ружьё, и начал всматриваться, тщетно пытаясь разглядеть, что же происходит, но не смог. Тогда он выстрелил в воздух, перезарядил и снова выстрелил. От стада, почти неразличимые во мраке, отделились тени, поспешившие убраться подальше от громких звуков. Собаки понемногу успокоились, замолчало растревоженное стадо. Через некоторое время немного поодаль раздался протяжный волчий вой – на сегодня атака была отбита. Обойдя скотину, Бейшен опять уселся на одеяло, положив на колени заряженное ружьё. Так он просидел до рассвета, а когда небо на востоке посветлело, ненадолго провалился в тяжёлый сон. Проснувшись, с трудом поднялся на затёкших ногах. Солнце уже стояло над горизонтом, как ни в чём ни бывало, освещая место ночной баталии. На траве, с распоротым брюхом, истекая кровью, лежала овца и молча обречённо смотрела куда-то вдаль. Чабан тяжело вздохнул, достал нож, и одним движением прекратил муки обречённого животного, перерезав горло. Подождав, пока стечёт кровь, он закинул тушу в седло, запрыгнул сам, и неспешным шагом двинулся к юрте.

Близнецы ломали дрова, а Нураим чистила казан. Выглядела она очень встревоженной, но ничего не сказала, только покачала головой, приняла тушу с седла и тут же начала ловко её разделывать. Сняв шкуру, она вытащила внутренности и часть из них отдала бегающим тут же и облизывающимся собакам, которые благодарно виляя хвостами, тут же проглотили предложенное с такой скоростью, как будто за ними гнались демоны… Часть туши хозяйка, порезав, закинула в казан, остальное развесила сушиться, чтобы не пропало. Бейшен уже зашёл внутрь и прямо в одежде завалился спать. Никто не видел, как Нураим, готовя еду, украдкой протирала закрывающиеся глаза. Для неё эта ночь тоже выдалась тяжёлой. Услышав выстрелы, она больше не смогла уснуть, переживая за мужа. Когда мясо сварилось, она зашла в юрту, и прислонившись к стене, провалилась в глубокий сон…

Когда солнце перевалило зенит, вся семья собралась за столом. Бейшен выглядел повеселевшим, Нураим тоже улыбалась, несмотря на круги под глазами. После, когда начало вечереть, Нурбек отвязал лошадь, взял отцовское ружьё, и поехал охранять скотину. Собаки бежали следом, иногда обгоняя лошадь и друг друга, резвились, вывалив набок розовые языки. Приехав на место, Нурбек спешился и удобно устроился на траве, положив ружьё рядом. Он до ряби в глазах всматривался в окружающую степь, пока не стемнело. Когда ночь опустила на землю свой таинственный покров, из-за горизонта показалась луна, осветив всё вокруг своим особенным светом и заставив предметы отбрасывать причудливые, странные тени. Казалось, что духи степи восстали и вот-вот оторвутся от земли, начав какой-нибудь дикий танец, мелькая и раскручивая тучи пыли, увлекая и пугая запоздавшего путника, загоняя его дальше в безводную степь и сбивая с дороги, чтобы принести в жертву очередную душу…. Но ничего такого не происходило, напротив, ночь выдалась на удивление спокойной, только несколько раз где-то вдалеке раздавался заунывный волчий вой, но близко к стаду никто не подходил… Казалось, что люди и хищники нашли тот самый неустойчивый баланс и некое взаимопонимание…

…Шло время… Жизнь на кочевье текла медленно и размеренно. Наступило лето. За прошедшее время на богатых кормах долины скотина отъелась, разжирела и принесла приплод. Глядя на всё это, Бейшен не мог нарадоваться. Он даже подумывал о том, чтобы к концу сезона отогнать часть скотины на базар и на вырученные деньги прикупить новое седло, телегу, и подремонтировать старенькую юрту. Но…

…Однажды утром он проснулся с головной болью. Болело так, что каждый шаг отдавался туманящими вспышками. Раньше с ним никогда такого не случалось, и даже отвар из лекарственных трав, заботливо приготовленный женой, не подействовал. Посмотрев на мужа, Нураим поцокала языком и сказала:

– Оставайся-ка ты сегодня дома, Бейшеке. Отдохнуть тебе надо. Старый становишься, пора потихоньку сыновьям хозяйство передавать…

Бейшен согласно покивал и тут же поморщился от боли.

– Нурик, сынок! – позвал он

– Да, папа, – отозвался Нурбек, с самого утра приводивший в порядок старое седло, сосредоточенно шлифуя потёртые места.

– Присмотри сегодня за хозяйством, а то я что-то устал…

– …Конечно, конечно, – не дал ему договорить Нурбек, – отдыхай, а я всё сделаю, как надо.

С этими словами он встал, приладил село на лошадь, свистнул собак и двинулся осматривать пастбище. По дороге он заметил одну странность – вид у собак был взъерошенный, да и дышали они как-то тяжело, как будто после длительной гонки. Прибыв на место, он осмотрелся, и убедившись, что всё в порядке, хотел было опять снять седло, чтобы продолжить починку, как вдруг совсем рядом раздался вой. Собаки навострили уши, и в этот момент на ближайшем пригорке показался волк. Нурбек схватил ружьё и, почти не целясь, выстрелил. Зверь продолжал стоять. Молодой человек лихорадочно начал доставать патроны из сумки. Руки дрожали, и большая часть их рассыпалась. Кое как ему удалось перезарядиться. Собаки в это время с громким лаем начали подбираться к хищнику, бегая кругами, а тот всё стоял, склонив голову набок. Прозвучал ещё один выстрел. Ещё один промах. Зверь, как будто устав ждать, коротко завыл и неспешно спустился с той стороны пригорка. Собаки, почувствовав слабину, осмелели, и тоже, перевалив бугор, исчезли из вида. Нурбек, в очередной раз перезарядив оружие, вскочил на лошадь и бросился в погоню, но, поднявшись наверх, никого не увидел. Он несколько раз громко свистнул, в надежде призвать собак… Никого… Постоял, прислушался… Откуда-то издалека раздался жалобный визг, потом ещё один. Потом всё затихло, и только негромкая возня успокоившейся скотины нарушала эту тишину. Нурбек пришпорил лошадь и галопом поскакал к юрте… За ближайшим пригорком стая волков жадно терзала останки двух собак. Когда от них остались только клочья шерсти, хищники стройной цепочкой неторопливо потрусили прочь, иногда облизываясь на ходу…

…Нурбек рассказал о случившемся отцу. Тот выслушал молча, также молча покачал головой, потом поднялся, и превозмогая головную боль, отправился на пастбище. На душе у него было неспокойно. Едва солнце скрылось за горизонтом, со всех сторон раздался леденящий душу вой и волки, не обращая внимания на человека, призрачными тенями скользнули к беззащитному стаду. Бейшен тщетно метался среди панически орущей скотины – стрелять он не мог, поскольку боялся попасть в скотину. Это продолжалось достаточно долго. Когда всё успокоилось и наступил следующий день, хозяин обнаружил пропажу трёх овец и одну зарезанную корову, которую хищники успели прилично обглодать. Приехавший со стоянки Нурбек сообщил ещё одну плохую новость – заболели мать и братья. Бейшен велел ему возвращаться, достал из седельной сумки вяленое мясо и попытался поесть, но кусок не лез в горло. Голова болела ещё сильнее, к тому же он почувствовал, что начинается жар. Внезапно его осенила нехорошая догадка. Отправив сына обратно, Бейшен без сил опустился на землю, и почти сразу же его сморил тяжёлый, кошмарный сон, не принесший никакого облегчения. Дома ждала безрадостная картина – и жена, и младшие сыновья не могли подняться. Их глаза сверкали болезненным блеском, затуманенные и покрасневшие. Непонятная болезнь быстро прогрессировала.

Несмотря на всё происходящее, Нурбек выглядел здоровым. Он как мог помогал матери и братьям – периодически подавая им мокрую тряпку, чтобы они могли хоть как-то облегчить свои страдания, прикладывая её к горячему лбу. Собрав последние силы, Бейшен проверил запас патронов, взял ружьё и, кое-как запрыгнув на лошадь, направился в ту сторону, откуда приходила стая. Он твёрдо решил раз и навсегда избавиться от хищников, выбора просто не было. Потеряв скотину, вся его семья погибла бы от голода.

…Лошадь шла мелкой рысью. Уже несколько часов Бейшен провёл в безуспешных поисках – не было ни следа, ни намёка на присутствие волков. День клонился к закату, и он уже хотел было возвращаться, но неожиданно дорогу ему перегородили не меньше десятка серых хищников. Лошадь резко остановилась и испуганно заржала, пытаясь встать на дыбы. Чтобы удержать её, потребовалось немало усилий. Бейшен вскинул ружьё, выстрелил и быстро перезарядил. Один из хищников упал и, жалобно скуля, забился в конвульсиях. Человек снова прицелился, нажал на курок, но заряд картечи ушёл вверх, потому что лошадь, почувствовавшая потерю контроля, всё-таки поднялась, оторвав передние ноги от земли. Два волка в это время незаметно подкрались сзади и синхронно вцепились в задние ноги бедного животного. Лошадь взбрыкнула и повалилась набок. Бейшен вылетел из седла и откатился, чудом не придавленный. Поднявшись на ноги, он увидел, что звери вцепились в горло и бока лошади, которая, хрипя, забилась в последней надежде вырваться из цепких челюстей смерти. Его самого окружили ощетинившиеся и оскалившиеся хищники, образовав круг, который медленно, но неумолимо сжимался. Пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, чабан начал лихорадочно отстреливаться. Ещё трое зверей упали и задёргались в последнем предсмертном танце. Но остальные члены стаи сжимали кольцо вокруг человека всё уже и уже… Вот до ближайшего противника осталось расстояние не больше прыжка. Один из зверей сжался, как пружина т прыгнул. Бейшен выстрелил, уже в прыжке поразив противника картечью. Тот упал прямо под ноги человеку. Старый чабан увидел оскаленную пасть и угасающий, полный ненависти взгляд желтоватых с красным глаз. Он вытащил горячую гильзу и хотел перезарядиться, но тут вдруг плечо обожгла резкая боль. Это сзади подкрался и напал ещё один серый хищник. Сразу же за ним, почувствовав, что жертва беззащитна, в человека вцепились ещё двое. Они рвали в клочья старую одежду, подбираясь всё ближе к горлу. Наконец, не выдержав боли и веса зверей, Бейшен упал. Последнее, что он увидел, была оскаленная волчья пасть с капающей желтоватой пеной. Потом кончился воздух, и он провалился в крутящуюся воронку. Где-то наверху мигнул и погас свет… Над летней степью садилось оранжевое солнце, за день нагревшее землю до горяча…. Шелестела желтеющая трава… Чуть в стороне несла свои воды река. Откуда-то сверху, из-под небес… Из чистых горных ледников. Она давала надежду и жизнь. Она была священной для всего живого… Она была немым свидетелем гибели живого в борьбе за существование по законам и правилам, установленным много тысяч лет назад…. Где-то вдалеке раздался протяжный вой…

***

Вечерело. Из зарослей прошлогоднего камыша высунулась разлохмаченная волчья морда. Морда поводила в разные стороны чутким носом, после этого показался весь зверь. Матёрый вожак. Следом за ним вереницей вышла остальная стая. За вожаком шёл совсем молодой волк, почти подросток, дальше – несколько самок с волчатами, по виду ещё сосунки. Замыкали цепочку старики-ветераны.

Зима выдалась голодной, поэтому вся стая выглядела не самым лучшим образом: торчащие рёбра, линяющая шерсть висела клочьями. За всю зиму удалось загнать лишь несколько сайгаков, да изредка попадался случайный заяц. Особенно досталось кормящим самкам – волчата высасывали всё, поэтому они едва волочили лапы. Надежда была только на начинавшуюся весну. Кроме этого, надо было начинать обучать подрастающее поколение самостоятельно добывать себе пропитание, ведь закон природы суров – выживает сильнейший… Из норы выглянул и вылез прогуляться в тёплых лучах тощий и больной суслик. Мучимый жаждой и учащающимися судорогами, он почти игнорировал подаренный ему самой природой инстинкт самосохранения. Жить ему оставалось несколько дней… Его запах учуял изголодавшийся вожак стаи. Голод доминировал над остальными инстинктами, поэтому, несмотря на явные признаки «несъедобности» добычи, он припал к земле и начал подкрадываться. Остальная стая встала, как вкопанная – чтобы не спугнуть добычу. Подобравшись на расстояние прыжка, охотник на секунду задержался, словно накапливая энергию, а потом прыгнул как спущенная пружина. За секунду жизнь бедолаги-суслика прервалась, превратив его в звено пищевой цепочки и избавив от мучений… Тушка жертвы была съедена очень быстро, и вся она досталась вожаку. Молодой волк, облизываясь, хотел было подойти, но был отогнан коротким предупредительным рыком. Когда вожак закончил трапезу, вся стая послушно подтянулась и они продолжили путь.

Смеркалось. Стая пробежала уже приличное расстояние, когда им, наконец, улыбнулась удача – чуткий нос вожака почуял остановившихся на ночлег сайгаков. И опять он первый подкрался, кинулся в самую гущу стада, попутно работая острыми зубами. Испуганные сайгаки заметались и разбежались в разные стороны, но несколько особей осталось лежать на земле с распоротым брюхом. Сегодня у стаи наметился настоящий праздник. Еды было вдоволь. Оторвав себе кусок побольше, вожак отошёл в сторону и принялся за ужин. Следом за ним забрал свою долю молодой волк и тоже удалился. Настал черёд остальных. Было забавно наблюдать, как волчата, вцепившись в выпотрошенные внутренности, с кряхтением тянули их каждый к себе. Последними к трапезе приступили старики. Стая быстро расправилась с обильным ужином и, довольно развалившись на начинающей пробиваться молодой траве, предалась сытному отдыху. Вожак лежал чуть поодаль и внимательно наблюдал за своими подопечными, попутно вслушиваясь в тёмную степь. Ближе к рассвету, повинуясь некоему древнему инстинкту, он повёл их к ближайшему укрытию.

Голодная пора закончилась. В скором времени весна вовсю вступила в свои права – поднялась трава, проснулись от зимней спячки степные обитатели. Стая уже не походила на отощавших призраков – бока затянулись жирком, шерсть полиняла и лоснилась. Подросли волчата…

В один день вожак спустился к реке, чтобы напиться. Подойдя, он сделал несколько глотков, как вдруг его обуял беспричинный страх. Посмотрев на своё отражение в воде, он резко отскочил и побежал прочь, слегка подволакивая задние лапы. Вернувшись к стае, он почувствовал на себе пристальный взгляд молодого самца – в последнее время тот видел в нём противника и ждал удобного момента, когда можно было бы использовать промах вожака в свою пользу.

Тем же вечером, лёжа в зарослях, волки услышали стук копыт, скрип колёс и почуяли запах скотины. Пришли люди. Стая, облизываясь, с безопасного расстояния следила за караваном. Предстояла большая охота. На следующий день вожак наблюдал, как люди разбивали лагерь. Скотина была неподалёку, и он не решился напасть. Нужно было ждать ночи. В течении дня его состояние ещё больше ухудшилось. Лапы волочились по земле, совершенно его не слушаясь, глаза застилала пелена, да и нюх, основной инструмент охотника, начал подводить. Он чувствовал, что силы медленно его покидают, и вместе с тем где-то внутри просыпается бессильная, но безудержная ярость ко всему окружающему. Наконец, наступил вечер, и стая вышла на охоту. Вожак, как всегда, шёл первым. Когда они подкрались совсем близко, скотина почувствовала их и начала беспокоиться. Как будто из ниоткуда появились две собаки – извечные противники волков, изнеженные и продавшиеся человеку за объедки и кости. Они подняли ещё больший шум, и вожак принял решение остановиться, но у него из-за спины выскочил молодой волк и кинулся прямо в испуганное стадо. В этот момент раздался очень громкий звук выстрела, и молодой, испугавшись, схватил первую попавшуюся овцу за горло и потащил прочь, оставляя за собой тонкий кровавый след. Пойманную добычу разорвали и растащили в стороны за очень короткое время. На следующую ночь вожак предпринял ещё одну попытку, но на этот раз он не пропустил молодого вперёд, а его слабеющий организм был не в состоянии справиться с тяжёлой ношей, и уже придушенная, надкушенная и заражённая укусом жертва, осталась лежать на земле, медленно истекая кровью. Для матёрого хищника это была последняя охота… Он понял, что силы покидают его и, чтобы стая могла продолжить своё существование, он должен был уйти. В эту ночь он в последний раз обошёл всех, обнюхал подрастающих волчат и, не оборачиваясь, поковылял в безводную степь. В нём сработал древнейший инстинкт сохранения рода: больной вожак – ненужный вожак. Он уходил всё дальше и дальше. Туда, где его никто не сможет найти. Дальше, чтобы избежать распространения смертельной болезни, испокон веков гуляющей в дикой природе, не щадящей ни слабых, ни сильных… Болезни, у которой был только один исход – смерть в безумии… Уже рассвело, а он всё шёл по серо-жёлтому солончаку, твёрдому, как камень, с каждой минутой медленнее и медленнее. Тускнеющим взглядом видел над собой парящих стервятников – грифов, таких же санитаров степей, как и сам. Вот один из них тяжело приземлился на безопасном расстоянии и, склонив набок страшную лысую голову, проскакал вприпрыжку, оценивая, на сколько хватит сил у жертвы… Когда ноги совсем перестали слушаться ветерана, он лёг на землю и посмотрел вверх. Кто-то звал его оттуда, он слышал этот протяжный звук… манящий… приказывающий… заставляющий повиноваться…. Он подчинился, закрыл глаза и… взлетел… навстречу предкам, ожидающим там, откуда нет обратной дороги…

Вокруг бездыханного тела, пока ещё с опаской, начали собираться грифы…

В это же время у стаи появился новый вожак…

Повинуясь неким инстинктам, он принял решение пока не трогать людей и принадлежавшую им скотину. Должны были ещё немного подрасти волчата, чтобы пополнить ряды охотников, а в ближайшее время стая должна была довольствоваться более лёгкой добычей. И всё же новый вожак изредка незаметно подбирался к человеческому жилищу и украдкой наблюдал…

Волчата подросли. Пришло время настоящей охоты. В один из дней, на закате, человек вышел из своего жилища, подозвал собак, сел на лошадь и поехал в сторону пастбища. Из укрытия за ним наблюдало не меньше десятка глаз. Одна из волчиц забралась на пригорок и призывно завыла. Человеческие собаки, услышав её, остановились, навострив уши. Игриво подпрыгивая, волчица скрылась из вида, собаки, заинтересовавшись, побежали следом. Она уходила всё дальше в степь, иногда останавливаясь и поджидая, но не подпуская собак близко. В один момент она резко развернулась и встала. Собаки, радостно виляя хвостами, приближались. Они решили, что это какая-то интересная игра, но вдруг волчица оскалилась и зарычала, шерсть на холке вздыбилась. В этот момент со всех сторон появились другие волки. Ловушка захлопнулась. После непродолжительной борьбы от беспечных помощников человека остались только клочки, которые вряд ли могли послужить кормом даже для стервятников… Избавившись от охранников, волки почувствовали себя намного свободнее. Вскоре после заката, они забрались в самую гущу стада и, не обращая никакого внимания на бесполезно бегающего человека, устроили настоящую резню. Почувствовав кровь, они не могли остановиться, желая полной победы над хитрым, но беззащитным двуногим. На следующий день, наблюдая за юртой, они увидели, что человек сел на лошадь и поехал в степь. За ним тянулся запах болезни, натолкнувший серых хищников на решительный шаг. Они начали преследование, и когда человек оказался достаточно далеко от своего жилища, незаметно окружили. Несколько зверей перегородили ему дорогу. Раздался громкий звук, и волчонок-подросток покатился по земле в конвульсиях. Разъярённые потерей, уже не скрываясь, сзади на лошадь напали другие члены стаи. Они вцепились ей в ноги и сразу перегрызли сухожилия. Лошадь упала, упал и человек. Не давая им опомниться, стая ринулась в атаку. Скоро всё закончилось…

***

Вечерело, но отец не возвращался… Нурбек начал беспокоиться. Ситуация усугублялась тем, что состояние матери и братьев ухудшилось – они почти не узнавали его, и не могли встать. До рассвета он просидел, не сомкнув глаз, а когда отец не вернулся и утром, молодой человек понял, что произошло непоправимое. Он понял, что с этого момента вся ответственность за семью ложится на его плечи. Вспомнив, что скотина осталась без присмотра, Нурбек решил перегнать её поближе, но, когда он добрался до пастбища, его взгляду предстала ужасная картина – от их хозяйства за прошедшую ночь почти ничего не осталось. Перегоняя остатки стада, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, увидел волка. Тот стоял, поджав хвост и провожал человека взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Возле юрты он увидел мать, сидевшую возле входа. Она нашла в себе силы встать, и теперь, посмотрев на сына и остатки скотины, всё поняла. Молча отвернулась, так, чтобы не увидел Нурбек, смахнула застилающие глаза слёзы и тяжело вздохнула. Выглядела она очень плохо – болезнь сразу состарила её на два десятка лет. На пожелтевшем и осунувшемся лице проступили глубокие морщины.

– Ох, сынок, что же теперь будет, – прошептала она, тяжело поднялась и шатаясь и согнувшись, как древняя старуха, зашла внутрь.

Остановившись возле младших сыновей, лежащих на одеялах, мать ужаснулась. Болезнь и высокая температура за короткое время сделали из упитанных и розовощёких мальчишек одинаковые почти высохшие мумии с ввалившимися щеками и глазницами в полубессознательном бредовом состоянии. Они не узнавали никого. Нураим сняла со стены запасы сушёного мяса, кислого молока, и, усадив Нурбека за стол, заставила его поесть. Сама села рядом и молча смотрела. Сейчас слова были не нужны…

Остаток дня прошёл в попытках хоть как-то облегчить состояние близнецов. Мать, не обращая внимания на себя, сварила одной ей известный отвар и понемногу поила им сыновей. К вечеру им как будто полегчало.

Ночью Нурбека разбудила какая-то возня снаружи. Он встал, зажёг факел и осторожно выглянул на улицу. Там разбуженная скотина испуганно жалась к стенам юрты. Храпели и били копытом стреноженные лошади, блеяли овцы, коровы стояли, опустив голову и выставив рога – единственное своё оружие. В свете факела мелькнула красным светом пара глаз. Потом ещё пара… Это волки вернулись на продолжение своего пира. Нурбек испугался, и заскочил внутрь, крепко завязав клапан юрты. Было слышно, как скотина трётся о стены. Потом раздалось испуганное ржание и звуки неравной борьбы, упало что-то тяжёлое… Всю ночь Нурбек с ужасом слушал сочное чавканье и недовольное рычание хищников, не поделивших жирный кусок мяса. Оставшаяся скотина в панике разбежалась….

Под утро у Нурбека разболелась голова и он провалился в тяжёлый сон. Ему снился отец. Он сидел на лошади возле реки и стрелял из ружья прямо по воде. С каждым выстрелом на поверхности появлялись красные круги и всплывали окровавленные головы – овечьи, лошадиные, собачьи. Потом на берег начали медленно выползать чудовища… Змеи с оскаленными волчьими пастями, лягушки со змеиными головами… Медленно вылезла большая рыба на тонких не то паучьих, не то рачьих ногах… Выкатилась на сушу их чабанская повозка, запряжённая взмыленными, мокрыми волками. Шерсть зверей была зеленоватой и очень похожей на водоросли…. А отец всё продолжал стрелять. Ствол ружья раскалился докрасна, потом этот жар перешёл на руки Бейшена. Они стали красными и прозрачными. Вдруг он повернулся к Нурбеку и показал волчий оскал со сверкающими и искрящимися зубами… Раздался глухой рык, сквозь который можно было разобрать только одно слово:

– Живи!..

Несколько мгновений, и отец взорвался, разлетевшись множеством мелких окровавленных кусков, которые начали шевелиться, превращаясь в мерзких полупрозрачных червей и подбираясь всё ближе и ближе….

Нурбек закричал и проснулся… Через открытый дымоход юрты внутрь пробивались лучи утреннего солнца. Он встал, чувствуя себя абсолютно разбитым, с тяжёлой головой. Мать с братьями ещё спали. Отвязав входной клапан, молодой человек выглянул наружу. По округе были разбросаны остатки вчерашнего волчьего пиршества. Прямо перед входом валялись зарезанные и наполовину съеденные лошади. У одной из них по пыльной земле тянулись выпотрошенные кишки, у другой не было задних ног. Над трупами уже вовсю гудели зелёные мухи. Чуть поодаль нетерпеливо подпрыгивал кривоклювый стервятник – ему не терпелось тоже поживиться. Нурбек с трудом подавил рвотный позыв, медленно вышел, ещё раз осмотрелся. В приступе отчаяния, он упал на колени и замолотил руками по пыльной земле, до боли стиснув зубы. Каждый удар отдавался в голове огромным и тяжёлым молотом. Немного успокоившись, поднялся и, пошатываясь, как пьяный, пошёл к реке. Там он увидел чудом уцелевшие жалкие остатки своего хозяйства. Скотина спокойно щипала траву, как будто ночью ничего не произошло. Нурбек наклонился к воде, и, зачерпнув пригоршню, умылся. Когда успокоились круги, он посмотрел на своё отражение. Из речного зеркала на него смотрел незнакомый человек…. Ввалившиеся щёки и глаза, почерневшее лицо, потрескавшиеся губы. Он вздохнул, поднялся и выломал из растущей прямо из воды низенькой ивы длинный прут. Попытался свистнуть, но губы не слушались. Тогда он просто хлестнул прутом ближайшего барана и погнал всё то, что осталось, поближе к юрте. Уже на подходе он услышал истерический визгливый женский плач. Предчувствуя недоброе, он бегом устремился внутрь… Возле близнецов ничком лежала Нураим. Нурбек присмотрелся, и у него внутри всё оборвалось – братья были мертвы. Сначала могло показаться, что они спят, но у одного из братьев на лице застыла страшная гримаса, так, что обнажились почерневшие дёсны, а у второго голова была запрокинута в неестественной позе и на закрытом глазу сидела большая зелёная муха. С тихим стоном Нурбек опустился на землю рядом с матерью и уставился перед собой в пустоту. Ему хотелось тоже умереть. Улететь вслед за отцом и братьями… Он просидел, как ему показалось, целую вечность. Вдруг ему вспомнился сон про отца и про то, что тот сказал. Собрав все силы, он встал… Поднялась и мать. Уже высохшими глазами она посмотрела на сына, и он понял её без слов. Сняв со стены два пустых бурдюка, Нурбек спустился к реке и набрал воды. Вдвоём они обмыли тела братьев и завернули их в чистые белые полотенца. По обычаям покойники должны быть похоронены до заката. Вытащив из повозки лопату, Нурбек выбрал место на возвышенности возле реки, и начал копать. Инструмент выпадал из слабеющих рук, холодный пот солью жёг глаза, но он продолжал с упорством обречённого. Есть и пить не хотелось. Когда солнце почти коснулось горизонта, могила была готова. С превеликим трудом, по одному, он перетащил тела к яме, уложил их головой на восток, и закопал… После встал и долго-долго смотрел на исчезающие лучи, а потом на темнеющее небо… Уже вышла луна и появились звёзды, а он всё стоял. Где-то внутри у него образовалась огромная пустота, и он не знал, как её заполнить. Когда сверчки завели свой еженощный концерт, он вдруг резко очнулся и медленно побрёл к юрте, закинув лопату на плечо. Зайдя внутрь и кое-как завязав входной клапан, он без сил повалился на одеяло… Провалился в сон без сновидений. Не слышал он ни начинающейся горячки у матери, ни жалобных предсмертных криков скотины, которую пришедшие ночью закончить своё дело волки перерезали всю до единой, и до утра пировали. Не почувствовал он и наступления самого утра – болезнь забрала его сознание и крепко вцепилась своими длинными костлявыми лапами… Не услышал он и когда снаружи раздался звон бубенцов, конский топот и человеческая речь. Верёвки клапана были перерезаны снаружи острым, как битва, ножом, войлок откинулся, и внутрь, закрыв нос, вошёл человек…