Читать книгу Святитель Иоанн, Шанхайский и Сан-Францисский чудотворец. Жизнь и чудеса - - Страница 5

Священник Урош Максимович, учившийся в Битольской семинарии, вспоминает: «Справедливо было бы сказать, что отец Иоанн больше принадлежал небу, нежели земле. Его кротость и смирение напоминают те, что увековечены в житиях величайших аскетов и пустынников. Пищу он принимал в количестве, необходимом лишь для поддержания телесных сил. Одежда его была простой, а в постели он вообще не нуждался. Комната его была в полуподвальном помещении с одним незанавешенным окном, выходящим во внутренний двор. В комнате стоял простой стол со стулом да кровать, на которую он никогда не ложился. На столе всегда лежало Святое Евангелие, а на полке стояли богослужебные книги. И больше ничего! В любое время ночи его можно было застать читающим Библию.

Те переживания, которые он испытывал во время церковных служб или молитв, не передать словами. Необычайной была и его подготовка к Божественной литургии: уже в четверг он ел меньше, в пятницу и субботу едва притрагивался к пище, пока в воскресенье не совершит литургию. В первую седмицу Великого поста он не вкушал ничего, но каждый день служил, как и в течение Страстной седмицы. Когда наступала Великая Суббота, его тело было совершенно истощено. Но в самый день Христова Воскресения он как бы возрождался. После Божественной литургии силы возвращались к нему, а ангельская радость озаряла его лицо. Таким образом, перед нашими глазами протекала его подвижническая жизнь.

Отец Иоанн был редким молитвенником. Он так погружался в тексты молитв, что создавалось впечатление, будто он говорит с Богом, Пресвятой Богородицей, Ангелами и святыми, которые предстояли его духовным очам. Может быть, для нашей пользы он говорил вслух, чтобы научить нас молиться. Каждая его молитва была потрясающей; произносил он их наизусть с исключительной выразительностью. Неизвестно, сколько сот молитв он знал наизусть. Это для него не было чудом, потому что он имел великий дар от Бога – необыкновенную память. Об этом знали все студенты и преподаватели. Евангельские события были известны ему так, как будто происходили на его глазах. Он мог указать и главу, где что найти, и даже при необходимости процитировать нужные стихи.

Отец Иоанн любил нас, и мы его. В наших глазах он был воплощением всех добродетелей: мирный, спокойный, кроткий. Мы не находили в нем недостатков и быстро привыкли к его манере говорить. Он стал настолько близок, что мы относились к нему как к старшему брату, любимому и уважаемому. Не было конфликта, личного или общественного, который он не мог бы разрешить. Не было вопроса, на который у него не нашлось бы ответа. Ответ его был всегда информативно насыщенным, ясным, полным и компетентным, потому что исходил от человека высокообразованного, имеющего два университетских диплома. Каждую ночь он, как Ангел Хранитель, оберегал нас: одному поправлял подушку, другому одеяло. Всегда, входя в комнату или выходя из нее, он осенял нас крестным знамением.

Преподавал он по специальной методике. Был одновременно и теоретиком, и практиком. Он имел расписание, по которому студенты читали на клиросе. Одна группа из четырех студентов и другая (всего восемь человек) должны были приходить в определенное время в комнату отца Иоанна, где можно было найти все богослужебные книги. Первая четверка студентов должна была найти все, что следовало читать или петь в тот день недели или на праздник, а другие четверо слушали. В это время объяснялась теория богослужения и прочее. Так практиковалось весь год.

В классе акцент делался на теории. Отец Иоанн хотел научить студентов уделять особое внимание Святому Евангелию как источнику всякого богословского знания. Поэтому в начале урока спрашивал, что читалось в тот день из Святого Евангелия или Апостола. Потом давал краткие толкования. Но какие он давал толкования, когда читал пасторское богословие и историю Церкви! Некоторые свои лекции по пастырскому богословию он записывал для нас в специальные тетрадки. В них он выразил себя в полной мере.

Когда мы в 1931 году держали экзамен на получение диплома об окончании семинарии, профессор, представитель министерства, был поражен превосходными ответами студентов. Полагаю, более половины отвечали на “отлично”, а остальные – на “хорошо”. Учителя объяснили представителю министерства, что отец Иоанн неразлучен со своими учениками и в течение года дает им детальное знание предмета. Так каждый студент, осознавая исключительность личности отца Иоанна, всей душой был предан ему. Он был среди нас как посланник Божий, призванный возделывать Его обширную ниву. И он честно исполнил среди нас предназначенное служение».

Другой бывший гимназист, деревенский мальчик, вспоминал, как он представлял жилище преподавателя чем-то особенным и даже неприступным. Но увидел длинный стол с книгами и кровать с иконами и книгами над ней. У изголовья кровати стояла открытая коробка. Вошедшие к отцу Иоанну другие гимназисты сели на край кровати и без спросу взяли то, что лежало в коробке. «Они угощались, а я удивлялся их свободе в отношении преподавателя».

«На беседах, – продолжает он, – мы читали творения святых и обсуждали их. Высказывали свою точку зрения, которая была присуща нам, детям до 15 лет, иногда мы с особым пылом защищали свою точку зрения и мысли. В эти моменты наш отец проявлял редкое терпение и выслушивал каждого до конца. Затем он согласовывал наши точки зрения, и все хорошо заканчивалось».

Семинарист Влад Малески происходил из бедной семьи. Форма на нем сидела плохо, так как не было денег, чтобы пойти к портному, и семинаристы над ним смеялись. В порыве гнева он бросил камень в своих обидчиков и попал в окно отца Иоанна. «Я в первый раз увидел его, – вспоминал впоследствии Влад, – низенького, правая нога короче левой, с каштановой свободно растущей бородой, с выбивающимися из-под камилавки волосами, спадающими на плечи, когда он промолвил: “Ну?”

Между мною, полным смущения, и им, исполненным милосердия, внезапно возник отец Пантелеймон. “Без обеда и ужина!” – промычал он своим мощным баритоном. Записал мое имя и пронесся дальше. Когда отец Пантелеймон исчез, отец Иоанн мягко сказал: “Ничего, ничего. Я заплачу. Господь прощает грехи, которые не повторяются”. Я возненавидел отца Пантелеймона.

Быть наказанным лишением обеда и ужина не означало только запрещения обедать и ужинать. Надо было и присутствовать во время приема пищи, когда в огромной столовой насыщаются и учащиеся младших классов, и богословы из старших. По приказанию воспитателя отца Пантелеймона я стоял на коленях. Был голодным и уставшим.

Ночью все вокруг меня спали. Я же глаз не мог сомкнуть. Лежал и смотрел в потолок. Заскрипела дверь. Я поднял голову и увидел тень человека. Тень хромала между рядами кроватей, останавливаясь, чтобы укрыть разметавшихся во сне, и снова хромала прямо ко мне, пока, наконец, не нагнулась над моей кроватью. Отец Иоанн сказал: “Не спишь”. Он не спрашивал, только промолвил то, в чем был уверен. Я оперся на локоть: “Не сплю, отче Иоанне”. Сунул мне в руку кусок хлеба и завернутые в бумагу маслины (был постный день). Я хотел что-то сказать (“спасибо”, может быть), но он меня остановил. “Господь прощает грех, который не повторяется”, – сказал он и захромал к дверям».

Как преподаватель и воспитатель отец Иоанн не говорил семинаристам ничего особенного о вере, но своим личным примером приводил к ней, обучая молитве. Он говорил, что она самое верное средство почувствовать безграничную любовь Божию ко всем людям. В моменты беспокойства и уныния он советовал читать 118-й псалом. «Тяжелые моменты всегда были и будут, – говорил он, – но мы должны быть оптимистами. Единственный оправданный оптимизм в земной жизни – религиозный. Он основывается на надежде на Бога».

Ученики отца Иоанна вспоминали, что у него была такая молитвенная жизнь, которой у других не было. Через молитву он приобретал все другие дарования. Однажды перед началом Великого пасхального поста отец Иоанн пришел в класс с толстой книгой под мышкой – Постной Триодью. Поднялся на трибуну весь озаренный и сияющий и вдруг – «бум» книгой по столу. «Бум» и еще раз «бум»! И сказал: «Кто-то стучится». Ученики спросили: «Кто стучится, отец Иоанн?» – «Пост, пост, пост идет! А пост – баня для души».