Читать книгу Хроники Энска - - Страница 6

Пионерлагерь «Рассвет» расположился в бывшей барской усадьбе. К нему от шоссе вела длинная еловая аллея вдоль дороги, уложенной бетонными плитами. Сама аллея была тут еще с дореволюционных времен.

Лето 1981 года выдалось умеренно дождливым, иногда на контрасте случались и очень солнечные, ясные дни. Бывший барский дом использовался под корпус первого и второго отрядов. Другие постройки в усадьбе, которые неплохо сохранились, также использовались под корпуса. Из относительно новых были хозблок, столовая, медпункт с изолятором да административный корпус, где находился кабинет начальника лагеря. На территории была даже танцплощадка и свое собственное футбольное поле. Усадьба стояла на опушке хвойного леса где-то под Загорском, недалеко, по дороге, рядом с деревней то ли Быково, то ли Барково.

Шла вторая смена, середина лета. Каждый день линейки, зарядка. Дежурства по столовой. После обеда тихий час. Днем младшие девочки занимались в кружке кройки и шитья, мягкой игрушки. Мальчики выпиливали лобзиками, или выжигали, или красили фанерку йодом, а потом вырезали разные картинки специальными резцами. Например, Волка из мультфильма «Ну, погоди!» или бригантину на всех парусах. Вечером футбол между отрядами. В лагере было два мопеда и один мотоцикл «Иж-Планета спорт». Но в мотосекцию принимали только мальчиков из первого отряда, и то не всех. На мотоцикле ездил сам руководитель секции, от греха.

Дети в лагере жили по распорядку и почти самостоятельно. Каждый день были завтрак, обед, полдник и ужин. После завтрака обязательно уборка территории. Дежурство по столовой. Советы отряда или дружины. Выпуск стенгазеты, подготовка к игре «Зарница» и КВН. Отряды периодически совершали вылазки в соседний лес за ягодами, вечером – футбол или веселые старты. После ужина – танцы под магнитофон, которым заведовал радист Лёня. Из его усилителей можно было услышать «Смоки», «Чингис-хан», «Бони-Эм», «Эрапшн», Сьюзи Кватро, «Квин», «УФО» и другие популярные группы. В основном медляки. Из советских звучали «Машина времени» и «Воскресение», Юрий Антонов и группа «Аракс». В корпусе первого и второго отрядов имелась дешевая шестиструнная гитара, которую мучили пионеры, мальчики первого и особенно второго отряда, пытаясь подобрать мелодию песни «Дом восходящего солнца» или «Шизгару».

Каждый отряд на Совете выбирал себе название. Первый отряд выбрал название «Бригантина». В прошлом году прошла Олимпиада-80, и лагерь был повсюду украшен символикой Олимпийских игр. В этом году проходил Чемпионат СССР по футболу. И каждый вечер, когда шла трансляция игр по телевизору, в холле первого корпуса собирались все любители футбола вместе с вожатыми, чтобы посмотреть очередной матч. Все дети болели за московский «Спартак»:

– Свет зажегся на табло – гол забил Сергей Шавло! Сережа Шавло! Та-та, та-та, та, та! – очень громко скандировали девочки, хлопая в ладоши.

Надо ли говорить, что вечерний футбол был очень важным событием. Обычно жаркие баталии разгорались между первым и вторым отрядами, первым отрядом и сборной командой персонала и воспитателей. На это первенство собирались посмотреть даже младшие и, конечно же, девочки. Не все из игроков точно знали правила футбола, но каждый обязательно хотел забить гол. Приходили на футбол местные ребята из соседней деревни, и тут же созрела идея провести товарищеский матч между местными и сборной командой первого отряда, воспитателей и персонала лагеря. Все игроки команд, особенно мальчики первого отряда, ругались на поле между собой, если кто-то не давал пас, который просил открытый игрок, или долго «водился» и, наконец, терял мяч. Или если кто-то хотел забить гол сам, бил и не забивал. Самые разгоряченные головы орали друг на друга на грани мата. Но все это полусквернословие на поле им прощалось, потому что как еще выразить свои «взрослые» эмоции, когда так стараешься на виду у всех: девушек-пионервожатых, девчонок и даже всего второго отряда. Если игра оканчивалась вничью, следовала серия одиннадцатиметровых пенальти. Потом все вместе шли по корпусам, готовиться к ужину, с красными рожами, грязные, мокрые от пота, часто играли по пояс голые, чтобы не испачкать или не порвать любимую футболку или рубашку. Жадно пили воду из фонтанчика, мылись холодной водой из-под крана на улице, смывая грязь, пот и прилипшую траву. Ребята падали на кровать в палате и лежали, глядя вверх, в высокий барский потолок с лепниной по краям и в центре, где висела лампочка. Через пятнадцать минут построение на ужин. Ужин в семь часов. После ужина танцы с восьми и до половины десятого – и отбой.

Трое друзей, Цветков Серега, Сашка Ширков и Краснов Игорек, жили в одной палате первого корпуса. На гитаре лучше всех играл Цветков Серега, у него получался и «Дом восходящего солнца», и «Поворот», и «Шизгара». Игорек попробовал пару раз и решил, что гитара – это не его. Сашка же «в детстве» учился музыке и даже ходил в музыкальную школу. Но ему не хватало силы в пальцах и было больно зажимать струны на грифе. Сашка завидовал Сереге белой завистью.

Мальчики все время проводили вместе. Это был не первый год, когда они встречались в пионерском лагере «Рассвет». Они вместе разучивали песни на гитаре, вместе играли в футбол, вместе катались на мопедах, вместе учились крутить нунчаки, вместе ходили на танцы.

Вообще они дружили настолько, что менялись прихваченными из дома конфетами и печеньем из своих чемоданов. Поездка в пионерлагерь, даже если это всего в шестидесяти километрах от Москвы, для пацанов в тринадцать лет – это кусочек самостоятельной жизни, пусть и под присмотром не очень строгих педагогов.

Каждое утро после подъема, когда прозвучит пионерский горн, радист Лёня врубал во все хриплые алюминиевые репродукторы:

И начинался новый день. Пионервожатыми в лагере работали девушки-студентки из педагогического института, которые проходили здесь практику. Всем им было примерно по девятнадцать-двадцать лет. Пацаны никого из них всерьез не воспринимали. Воспитателями были люди взрослые, и, ребятам казалось, даже пожилые, лет тридцати пяти – сорока на вид, закаленные школьные учителя, которые таким образом подрабатывали в летние каникулы, а также отдыхали на свежем лагерном воздухе от городской пыли. В основном женщины, решившие совместить отпуск с работой в летнем лагере. И почти все были со своими детьми. Практически дача в Подмосковье, только без грядок. Питание, проживание бесплатно, плюс зарплата педагога, плюс доплата за кружки. Дети, до двадцати человек в отряде, в нагрузку.

Воспитателем первого отряда был Сергей Николаевич, тридцать семь лет, историк, рано полысевший, но еще моложавый мужчина, бывший старшина морской пехоты Северного флота. Он всегда носил тельняшку под рубахой в сырую погоду, был опрятен, и педагог он оказался от Бога. Он умел найти общий язык с любым подростком, невзирая на особенности характера. Вернее, он умел их, эти особенности, использовать. В его речи никогда не слышалось повелительных ноток. Он умел быть своим и в то же время всегда сохранял определенную дистанцию с собеседником, необходимую ему для руководства. Одним словом – старшина.

Палата мальчиков первого отряда располагалась в угловой комнате первого корпуса. Та самая комната, скорее даже зала, с лепниной на потолке, которую мальчишки изучали, глядя вверх, после обеда, во время тихого часа или после вечернего футбола, лежа поверх одеял, «по-американски», только не в обуви. Грязные подошвы они все же свешивали с краю. Палата была угловой, и из нее выходили, как в песне «Машины времени», три окна:

Вероятно, по замыслу первого хозяина дома, это был кабинет с высокими, под три метра, потолками, с хорошо сохранившимся широким дубовым паркетом. «Кабинет» был очень просторным, настолько, что в нем умещалось десять коек. Одно боковое окно выходило на юг, а два западных смотрели на опушку леса. И если окна были закрыты, например во время дождя, в палате была идеальная тишина. «Кабинет» имел широкие двустворчатые распашные двери, правда пользовались только одной створкой, вторая была защелкнута на шпингалеты. Конечно, мальчишки никакого внимания на это барское великолепие не обращали. Лазили в окно, сокращая путь с улицы в палату или чтобы лишний раз не попасться на глаза вожатым и воспиталкам. Они сидели с ногами на подоконнике и тренькали на гитаре. Ноги, входя с улицы, никто и никогда не вытирал, обувь перед сном снимали около кровати, оставляя грязные кеды рядом с тумбочкой. Никакие низкие оценки лагерной комиссии, крикливые требования вожатой Светы убраться в палате не имели существенного воздействия. То есть уборка, конечно же, производилась, правда, как говорится, «насухую». Верхний слой пыли и грязи, бросающийся в глаза, размахивался веником, так что подымалась пыль столбом, а к обеду, после прохода комиссии, все возвращалось «на круги своя».

Лагерная жизнь ребят текла своим чередом, пока однажды все не изменилось… Не изменилось и не запомнилось им. Именно этот маленький эпизод, то как «сделал» их старшина, они потом вспоминали всю оставшуюся жизнь, которая разметала их по свету, обременила заботами, семьями и своими детьми.

Однажды погожим летним утром Сергей Николаич в хорошем настроении шел по центральной аллее лагеря. Пионеры были все при деле, каждый с веником, совком, кто-то с граблями, сметали в кучи фантики от конфет и всякий мусор. Вдруг Сергей Николаич увидел Свету, вожатую подшефного ему первого отряда, которая вся в слезах, прячась кустами, почти бежала прочь от него или пыталась не попасться ему на глаза.

– Светлана, стой! – полушутя скомандовал он. – Бегство бессмысленно, сопротивление бесполезно. Предлагаю сдаться.

Света остановилась, быстро приводя себя в порядок.

– Что случилось?

Света замялась – и вдруг разрыдалась не на шутку. В слезах и соплях, всхлипывая, она сбивчиво пролепетала:

– Я бездарный пе-е-дагог! Я ошиблась с профессией, я ни на что не гожусь… У-у-у… Хлюп-хлюп…

– Да в чем дело? Толком объясни! – уже серьезно попросил старшина.

– Мальчишки меня не слушаются… У-у-у… Хлюп-хлюп… В-о-обще-е-е… Пока вас не было, мне начальник лагеря, Дим Димыч, сделал замечание за грязь в корпусе, в палате мальчиков. А я им говорила, я их и просила, и ругала, и вообще! У меня ничего не… не получа-а-ется… Хлюп-хлюп… а уже середина смены-ы…

– Та-а-ак, понятно. Погоди, Свет. Мы этот вопрос разрулим. А сейчас возьми себя в руки, приведи себя в порядок. Вот так. Держись как ни в чем не бывало. Поняла?

– Поняла, – хлопнула она длинными ресницами.

На следующее утро, после завтрака, когда мальчики как бы убирались в своей палате, пыль стояла столбом, сухой лысый веник загонял грязь в углы под кровати, а верхний слой сора был сметен в кучки и на совок, готовый торжественно покинуть помещение, в этот самый момент в открытых дверях появился Сергей Николаевич с двумя ведрами воды и тряпками:

– Так, ребята, с сегодняшнего дня будем мыть полы в палате по-морскому.

Ребята переглянулись.

– А как это – по-морскому? – спросил кто-то стоявший у окна.

– А вот как!

И с этими словами бывший старшина выплеснул ведро воды на пол. Ладно подогнанный, досочка к досочке, дубовый барский паркет принял на себя окат воды, как палуба бригантины. Моментально всплыли кеды, сандалии и даже чей-то носок.

– Бли-и-ин! Ну-у-у Сергей Николаи-ич, что вы делаете! Кеды промокнут! Уже промокли!

– Кеды сушить на улицу, пока тепло. Носки постирать, – невозмутимо ответил старшина.

– А чё теперь делать-то? Грязища вон какая, – возмутился Серый.

Сергей Николаич бросил мальчикам тряпки к ногам.

– Теперь работайте руками, соберите тряпками грязь и воду, отожмите ее обратно в ведро, грязную воду вынести и вылить в кусты. Когда всю грязь соберете, вылейте второе ведро, и так до тех пор, пока паркет не заблестит. Через пятнадцать минут приду – проверю.

Мальчишки не успели сбежать и стояли в воде.

– Рекомендую обувь снять, – уходя, бросил старшина. – А то опять наследите.

Пацаны, чертыхаясь и выражаясь покрепче, проклиная старшину, стали собирать грязную воду тряпками. Вот из-под слоя грязи показался паркет первого, еще серого цвета. Кеды пришлось снять, потому что от них действительно повсюду оставались следы. Затем они вылили второе ведро воды, резиновые подошвы кед были уже чистые. Паркет отмылся легко и быстро. Он оказался матово-желтого цвета.

Стало чисто. Воздух посвежел, от грязи не осталось и следа.

Палата изменилась. Серые, оштукатуренные стены, белый потолок с лепниной, светло-желтый паркет, железные, пружинные, крашенные белой краской кровати. Серо-синие солдатские грубые одеяла с двумя белыми полосами у края «к ногам». Не хватало только абажура на лампочку.

Парни вспотели и раскраснелись от работы. Засученные рукава, взъерошенные волосы. Результат им определенно понравился. Дополнительно они решили отмыть двери и коридор. Палата стала напоминать расположение роты или морской кубрик. Кровати стояли ровно, постели заправлены, одеяла отглажены по-военному. Даже Серый, который по ночам всегда курил в окно и больше всех ругал старшину, теперь орал на всех, чтоб вытирали ноги. Больше напоминать про уборку не приходилось.

С этого дня палата мальчиков получала только «отлично» за порядок, от дежурства никто не отлынивал. Все вытирали ноги. Даже вырезали абажур из ватмана.

Сергей Николаич пришел через пятнадцать минут, в палате не было никого. Ведра и тряпки стояли в коридоре. Мальчишки все вместе убирали прилегающую к корпусу территорию.