Читать книгу Леденяще холоден - - Страница 3

Течение реки периодически усиливалось. В такие моменты казалось, что лодка вот-вот опрокинется. Но у женщины, управлявшей лодкой, достаточно сил, чтобы с этим справиться. Я сидел на корме этой лодки на пути к неизвестному. Сжимал на коленях рюкзак и смотрел на небо Яркий свет слепил мои заплаканные глаза. Я так много плакал.

Меня везли в приют для сирот. На лице женщины за вёслами не было и намёка на улыбку. Это Наава, воспитательница приюта. Наава забрала меня со станции Колари. Мне хотелось разглядеть её получше. Обычно у людей лицо имеет какой-то цвет: розовый, персиковый или коричневатый, – но лицо Наавы бесцветно. Лишь глаза чёрные.

Я перевёл взгляд на деревья, растущие вдоль реки. Листья уже окрасились в оттенки жёлтого и оранжевого цветов. Я ненавижу осень. Мёртвые листья падают на землю, и в воздухе витает скорый приход зимы. Ненавижу и зиму. У Наавы были седые волосы, как и у меня сейчас. В ночь, когда умерли мои мать и отец, мои волосы стали стального серого цвета. Забавно, что я был седым, как старик.

Я снова перевёл взгляд на гребца. В её взгляде было что-то странное. Что-то птичье. Глаза смотрели резко и оценивающе. Перед отъездом она сказала мне, что приют Канервамяки заброшен в самую глушь Лапландии, потому что воздух там кристально чистый и свежий. Но настоящая причина, конечно, кроется в том, что из этой глуши попросту не выбраться. А я хотел сбежать. Это единственная мысль, которая делала меня счастливым. Наава посмотрела на меня. Может быть, она догадывалась, о чём я думал.

– Мальчик. Есть три правила приюта, которые должен знать каждый сирота, – сказала Наава, с силой давя на вёсла. – Первое правило… – продолжила она учительским тоном, – у тебя нет родителей. Ничто больше не подвластно твоему контролю.

Я сглотнул так, что горлу стало больно. Наклонил голову над краем лодки, почти касаясь поверхности воды, которая отливала блеском. Вода была настолько прозрачной, что проглядывалась до самого дна. Я попытался разглядеть рыб.

Моё отражение заставило меня отшатнуться. Глаза смотрели в разные стороны, из носа текло. Я вспомнил родителей, и слеза скатилась по щеке и капнула в воду. Я ненавижу их! Вспомнил ту последнюю минуту. Они о чём-то спорили, а мама кричала, что не позволит мне, маленькому засранцу, испортить ей жизнь. Но они разрушили мою жизнь своей смертью. Я так их ненавижу! Зачем мы сели в этот самолёт? Папа слишком поздно заметил, что самолёт падает. Крылья и лобовое стекло самолёта покрылись толстым слоем льда. Выжил только я.

– Второе правило, – мрачно продолжила Наава. Я вздрогнул. – Ты сирота, так учись работать и заботиться о своих товарищах.

Я снял свитер и взбил его, как подушку. Закрыв глаза, провалился в бездну. Всплеск вёсел и покачивание лодки успокаивали. От лодки исходил приятный запах. Я вспомнил папину лодку, на которой играл в капитана ледокола. Потом вспомнил похороны. Я приклеил свои рисунки к бокам гробов. Коснулся рук матери и отца. Они были ледяными. Я положил розы на крышки гробов. Затем снова заплакал. Мне так их не хватает. Я закрыл заплаканное лицо руками.

Наава не заметила, что я плачу, или ей было всё равно. Она просто гребла.

– Третье и последнее правило, – услышал я её безжалостный голос. – Ты ничего не значишь, мальчик. Тебя никто не спасёт.

Я вытер глаза краем куртки и сел. Я был зол и хотел разозлить Нааву. Хотел показать, что в состоянии спасти себя. Я взял рюкзак и открыл его. В нём всё, что у меня было. Три вещи, оставшиеся от отца и матери: компас, карта и бинокль в футляре. Компас новый, а вот карта уже старая. Её углы стёрлись и потрескались. Футляр бинокля сделан из кожи, уже выцветшей со временем. Он пах приключениями. Футляр был открыт, и линзы бинокля напоминали глаза демона, следящего за мной из глубины.

Мы обменялись с Наавой взглядами. Я открыл карту и попытался угадать возможное местоположение. Снова представил себя капитаном огромного ледокола и проверил масштаб карты по большому пальцу, как учил папа. Замкнул круг и остановился в том месте, которое казалось мне правильным.

– Никакая карта не вернёт тебя обратно к людям, – холодно сказала Наава. – Лес полон волков и медведей. Не смей покидать приют без разрешения.

Я же считал, что смогу сбежать не пойманным. Наава направила лодку к пристани. Наверное, мы прибыли. Я надел свитер, схватил рюкзак и закинул его за спину. Было волнительно. Сделав глубокий вдох, я спрыгнул на качающуюся пристань. Я шёл за Наавой шаг в шаг по деревянным мосткам, ведущим через болото.

Мы вышли на окружённую обширными холмами долину. Я хотел бы взобраться на них. Долина напоминала забытое место, скрытое от всего остального мира. Я уже ненавидел и это место, и мой новый дом – приют Канервамяки. Он выглядел так уродливо и страшно, отнюдь не как дом. Огромное каменное здание с множеством мрачных окон. Это скорее больница, а не дом. В нём вообще можно жить? Из трубы поднимался тонкий столб дыма.

Во дворе бегали дети, они казались младше меня. Я слышал, как они перешёптывались:

– Смотрите. Новенький.

В своих белых одеждах они напоминали ангелов, у которых не было матерей и отцов, и забрать их отсюда было некому. Мне казалось, что я уже знал их раньше. Они были так же одиноки, им было так же тоскливо и грустно. Они хотели жить по-настоящему. Иметь кого-то, кто бы заботился о них.

Высокая худая женщина в дверях представилась Луми[1], директором приюта. Ей шло это имя. Её лицо было словно покрыто инеем, а глаза отливали ледяным светом. Ресницы тоже белы как снег, а бровей не было совсем. Она казалась Снежной королевой у ворот своего замка.

– Добро пожаловать, Армас Укконен. Тебе шесть лет, так ведь? Твои родители погибли в авиакатастрофе, – объявила худощавая женщина хриплым голосом и, указав на других детей, добавила: – Не позволь этим маленьким чертям украсть твои вещи.

Длинные, белые, почти прозрачные волосы спадали с её плеч, когда она наклонялась при обращении ко мне. Часть волос зачёсана наверх и скреплена большой шпилькой, напоминавшей кинжал. Луми можно было назвать красивой, но было в ней что-то необычное и пугающее.

– И… не позволяй никому бить тебя по голове или пинать, – холодно продолжила высокая женщина.

На белоснежном платье сиял серебряный кулон. Под взглядом Луми мне казалось, что мою шею сжимают ледяные пальцы. Я возненавидел и боялся её. Стиснув зубы, я опустил взгляд, решив, что уж лучше буду смотреть на свою обувь.

– Какой пылкий. Мы всё равно тебя остудим, – услышал я голос директора Луми и ощутил, как она треплет мне волосы.

Вдруг откуда-то появилась девочка. Она напоминала дикарку своими манерами. На ней было белое платье. У всех детей здесь была одинаковая белая одежда: у девочек платья, у мальчиков штаны до колен и рубашка. Девочка была немного старше и выше меня. Казалось, она кого-то ищет и, похоже, ничего не боялась. В несколько прыжков она оказалась перед грозной фигурой директора и обратилась к ней как к своей ровне.

– Где Тютти? – спросила она Луми и Нааву.

Ответа я не слышал, так как разглядывал девочку. Её волосы были заплетены в толстую косу. Наверное, этой косе уже несколько дней. Из неё выбились локоны, и отдельные пряди волос свисали у лица и ушей.

Казалось, что Луми и Наава устали от девочки. Развернувшись, они пошли в сторону приюта. Перед тем как войти в здание, Луми обернулась и посмотрела через плечо Наавы на меня. Мурашки пробежали по коже, и всё внутри меня неприятно сжалось. Я повернул голову в другую сторону и придал себе невинный вид.

Девочка устремила большие шоколадно-карие глаза в мою сторону и подошла ближе. Она казалась мне маленьким лесным троллем, который бегает босиком по сопкам, поёт, собирает белок и плавал бы голышом в диком озере, если бы ему только позволили. Я достал из рюкзака компас, лишь бы не смотреть на неё.

Я поднял глаза только тогда, когда ощутил её дыхание на моём лице. Девочка улыбалась. У неё была загоревшая сияющая кожа, а губы выглядели мягкими и клубнично-красными. Тёпло-коричневые, слегка красноватые, волосы источали золотое сияние в свете вечернего солнца.

– Тютти пропала, – прошептала девочка с широко распахнутыми глазами. – Ты, наверное, её не знаешь. Ты ведь здесь новенький.

Внезапно она обняла меня, и её волосы щекотали моё лицо.

– Я? Ну да, только приехал… Да, новенький, – с запинкой произнёс я, пытаясь скрыть робость.

– Добро пожаловать в ад, – сказала девочка и рассмеялась. – Последний раз Тютти видели в саду. Она рисовала там опадающие листья. Она довольно часто их рисовала. Ну… до того, как стала пустой, стала более худой и длинной, что ли.

На мгновение я уставился на девочку, пытаясь сформулировать мысль. Я силился вспомнить какие-то манеры.

– Армас, – с запинкой сказал я и протянул руку. – Меня зовут Армас.

– Сейта, – сказала девочка, схватив меня за руку и глядя в глаза.

Внезапно в мире осталось только два человека: я и она. Всё остальное исчезло.

Затем Сейта указала на дверь, за которой минуту назад исчезли директор и Наава, и продолжила:

– Они утверждают, что Тютти сбежала и утонула. Двое детей, которые ходили купаться на прошлой неделе, нашли тело в реке. Тютти бы никогда не пошла на берег реки, тем более одна. Она не умеет плавать. И она бы не сбежала без меня. Никто и никогда не мог бы совершить такого предательства. Тютти нужна мне. Она одна умеет ориентироваться на местности, – печально излила душу Сейта.

Последнее предложение было больше похоже на вопрос о том, умею ли ориентироваться я. Так что я поспешно кивнул.

– У-умею, – сказал я с запинкой. – Я у-умею ориентироваться.

– Ну, если Тютти не найдётся, ты можешь стать моим новым компасом, – сказала Сейта, взволнованно подпрыгивая и размахивая косичками.

– Извини, я не совсем понимаю, – сказал я. Я хотел бы узнать о ней всё.

– Ну когда мы выберемся отсюда вместе, балбес, – прошептала Сейта, нервно оглядываясь по сторонам. – Мы просто обязаны сбежать. А до тех пор… ты должен продержаться хотя бы неделю, не опустев, не став тоньше и длиннее, – быстро шептала мне на ухо девочка. Затем она немного отпрыгнула в сторону и посмотрела на меня, раздумывая о чём-то. – Ты, наверное, уже слышал о трёх правилах приюта?

– Да, – ответил я, но в голове было пусто, и я не помнил ни одного из них.

– Забудь эти правила, – мрачно выпалила Сейта и оглянулась вокруг, чтобы проверить, был ли кто-нибудь в пределах слышимости. Затем она подошла ближе и прошептала мне на ухо: – Я назову правила, которые помогут тебе выжить здесь. Новое правило номер один: «Ты в большой опасности, спасайся бегством при первой же возможности и никогда не оглядывайся назад».

Я кивнул и тихо повторил:

– Спасайся бегством.

– Новое правило номер два, – Сейта перевела дух. – Спрячь чувства как можно глубже. Не чувствуй вообще ничего, если только сможешь.

– А это… вообще… возможно? – с недоумением спросил я.

– Возможно, – с уверенностью ответила Сейта. – И новое правило номер три: если сбежишь, никогда и никому не говори, что ты сирота. Прячься от всех в глухом лесу всю оставшуюся жизнь, особенно от Снежной леди.

– Почему? Что она… – начал я.

– Теперь, Армас… – прервала меня Сейта, игриво улыбаясь. – Теперь я должна разбить тебе сердце и отправиться на поиски Тютти.

Она подняла свои темные брови и, уходя, отпустила задорный смешок. Затем она обернулась и серьёзно сказала:

– Пожалуйста, пообещай мне кое-что важное. Никогда не ходи на берег реки. Снежная леди любит бывать там, и я не хочу потерять ещё и тебя.

Я поднял большой палец вверх, но почувствовал, что это выглядело нелепо, поэтому быстро опустил руку и спрятал её в карман. Щёки горели. Я смотрел вслед убегающей Сейте. С ней убегало всё самое светлое. Температура воздуха упала, и на долину опустились призрачные пурпурные сумерки.