Читать книгу Одна душа на двоих - - Страница 16

– А?!

– Поженить?!

– У вас нет полных лун!

– С чего нам отпускать ее?!

– Такую чешую и коготь!

– Да это наглость!

– Чушь!

Альма не смогла сдержать широкую улыбку. Слезы ее, так просившиеся наружу, таки вырвались, но уже, надо думать, от радости и гордости за своего ребенка.

Шенне же все еще трепетала от страха неизвестности, ведь сказанное Таликом еще совсем не было решением, это была лишь дерзкая заявка, вызов.

– Да тише, тише, – устало поднял ладонь старейшина Минжур. – Ты поясни, Талик, зачем так поступать нам?

Юноша собрал свои аргументы за весьма короткий срок и не слишком был уверен в их полноте и убедительности. Ему сильно не хватало времени и Шенне, чтобы разобрать все спокойно и критически. Но что было, то было. Оставалось лишь надеяться, что залог общинного блага сыграет решающую роль.

– На то есть три причины, – Талик повернулся строго к Яру Минжуру. – И первая – ее талант не меньше моего, как воин она будет даже лучше. Вторая, – он на секунду перевел взгляд на почти полностью скрытую за тремя слоями вихрей Шенне, дабы та не восприняла последующие слова всерьез, – за те луны на чужбине… меня чужачка может охмурить… и заманить к себе, в свою общину. С женой родной такое не случится… И третья, мы с Шенне друг друга любим. Уже давно. И потому, если кому идти со мной, то ей и только.

– Забавно, – процедил скрипучий голос. – А она согласна?

– Конечно! – чуть не подпрыгнула девушка.

– Но у вас нет полнолунья! – вновь цеплялась за устав Яра Нордан.

– Немного не хватает им, пускай, – отмахнулась Аржана.

– Да все бы ничего, но обученье ж недешево очень. А если двое… – засомневался уже Яр Багур.

– У нас склады полны, лишь меньше так сгниет, – не согласилась Яра Янзул.

– А может, девочку, напротив, мы оставим? – как гром среди ясного неба прозвучал Яр Муган, довольно поглаживающий свою лысину. – Чтоб он вернулся? А?

– Я – за! – вновь поддержал того Намхай.

– А в этом смысл есть!

Пальцы Шенне, было уже успокоившиеся, вновь сжались, на этот раз в кулаки. В тот миг она искренне сожалела, что они тогда не завершили спланированное убийство.

– Ну, Яр Муган! Намхай, и ты, Сахир! – полным укоризны голосом перебила их Яра Аржана. – Вы что, себя не помните в их луны? То страсти возраст, вовсе не любви! Одну отнимешь, за другой увьется. Нельзя нам рассуждать тут по себе!

– Права Аржана, – вынес вердикт Минжур, – и Талик по делу молвил. Отправить вместе.

– Ну так давайте женим на другой и с ней отправим? – никак не унимался Муган. – А ту оставим здесь ради защиты.

– Старейшина Муган, – не смог скрыть раздражения Яр Багур, – когда заходит речь об их семействе, ты словно сам не свой! Твой ум, смекалка, прозорливость… будто засыпают! Хотите юношу в любви насильно поженить с другой? Затем сослать подальше и считать, что будет он общине должен? А оплатить ученье той, что без таланта? К чему, Муган?!

Яр Муган надул свои щеки, натужно вздохнул, а затем хлопнул обеими ладонями по своему бревну.

– А ведь ты прав, Багур! Я предлагаю впредь вопросы, что задевают Альму, Корлика, ее детей и внуков, решать и обсуждать без гласа моего!

То оказалось неожиданным даже для видавшего виды Яра Багура.

– Муган, я удивлен услышать!

– Тут стоит удивляться лишь тому, что раньше я того не предпринял, – отмахнулся от его похвалы лысеющий Яр. – Мы люди все, Багур, все со страстями. И платим все за потаканье им… Как человек готов так жить и я, но как старейшина… на то я просто не имею права.

После неожиданного самоустранения Мугана несогласных с предложением Талика не осталось. Все восемь проголосовали за.

Испытуемым, что стали невольными зрителями судебного заседания, было велено расходиться до завтра – до оценки металлических небесных даров. Отъезд осужденных был намечен на утро, для чего помощнику Совета старейшин Баклаю поручили запрячь лошадь и до вечера собрать по списку товар – в уплату за будущую учебу.

Яра Аржана осталась на «праздничной» поляне, чтобы, как только увезут тело, провести ускоренный обряд женитьбы. Помимо нее и молодоженов там также остались Хагал, Сана, пара любопытных девушек и три взрослых свидетеля, которыми были назначены Аржан, Фарине и сам Баклай. Хотели остаться и Альма с Корликом, но после вопроса о младенце, оставленном, как бы то ни было иронично, на временное попечение Дафны, они убежали.

– Шенне, – тронула Альма будущую невестку за плечо, – до вашего отъезда ты навести меня, недолгий нужен разговор.

Сам брачный обряд оказался до боли простым.

– Дадите вы три клятвы нерушимых. Если попрать их, то уже не возродиться вашим душам, – повелительно объявила Яра и перечислила клятвы. – Ты первая.

– Клянусь: делить постель, не предавать с другим, в нужде быть рядом! – без доли сомнения объявила Шенне.

– Клянусь: делить постель, не предавать с другой, в нужде быть рядом… – повторил Талик.

– Возьмитесь за руки, – скомандовала старейшина, хотя в команде не было смысла, двое и так сжимали ладони друг друга. – Сим я, старейшина Аржана, подтверждаю: отныне двое вы – муж и жена.

По завершении обряда к ним подошли Хагал и Сана, незаметно наблюдавшие за процессом со стороны.

– Ну вы меня сегодня удивили! – нарочито грубым голосом изрек Хагал.

– Хотели б мы, чтоб кое-что иначе получилось… – посетовал Талик.

– Ну что, дружок, до встречи через тридцать лун?!

– Пожалуй, так!

– Удачи вам! Когда вернетесь, мы уж тоже вместе будем! – пообещал сын кузнеца Варлея.

– Постойте, я должна вам кое-что сказать, – остановила их Сана. – Шенне, тогда у Кальина твои слова… Сказала ты, вы любите друг друга. И я подумала, она вот так смела, а я все свои чувства будто прячу… И…

– Ну в общем, с Саной мы благодаря тебе, – закончил за нее Хагал. – Тебе от нас большущее спасибо!

– Ну, в общем, да!

– Да я бы не решилась, – скромно опустила взор девушка, – если б Талик меня не вразумил.

– До встречи, муж с женой!

– И вам удачи!

Оставшись наконец вдвоем, они медленно побрели домой. Шенне чувствовала себя жутко измученной и очень счастливой одновременно. Хоть ей и не хотелось покидать Калахаси, зато теперь они были мужем и женой – одно из их желаний на будущее в тот день исполнилось.

– Ты не находишь, что те клятвы странны?

– Да, нахожу.

– Как будто это главное, что нужно для семьи.

– Возможно, это то, что для общины важно, – предположил Талик. – Постель – чтоб дети были, верность – против ссор. В нужде поддержка – часть хлопот с Совета.

– В том вижу смысл, но все же… о любви нет слов… Хотя теперь уже совсем не важно это.

– Шенне, я думаю, они в любовь не верят. В ту, что на луны долгие, что навсегда. И мама тоже, и сестра моя. А если так, брать клятвы неразумно, что непременно будут нарушать.

– Ты не рассказывал мне о таких дощечках!

– То не дощечки, а мои догадки лишь…

После обеда они разошлись по домам. Каждому надо было попрощаться с родителями, собрать те немногие личные вещи, коими обладали калахасцы.

Дафна встретила дочь молча. Когда Шенне вошла в дом, мать не нашла, что ей сказать, лишь укоризненно на свою «непутевую» дочь смотрела.

– Что, мама, вижу, ты не рада? – усмехнулась Шенне, оценив ее мрачное настроение.

– Да было бы чему! – чрезмерно резко выпалила Дафна.

– А разве нечему? Дочь поженилась, – девушка уже давно не искала одобрения матери и сейчас задавала этот вопрос с легко уловимой насмешкой.

– Ну а куда спешить-то было?! – в этот раз у Дафны вышло чуть-чуть мягче.

– А что не так? – язвительно улыбнулась девушка. – Не нравится Талик?

– Потом разлюбишь, да уж будет поздно… – казалось, она готова заплакать от обиды за дочь.

Шенне вздохнула. И ее мама тоже не верила в прочность подростковой любви.

– Да, мама, ты несешь чухню, – все еще спокойно, но уже медленно закипая изнутри, заявила она.

– Кто? Я?!

– Да, ты! Ну будь то через десять лун иль тридцать? Что б изменилось?! – девушка ощутила быстро накатывающую злость и тут же попыталась ее усмирить. – Ничего, все то же: «потом разлюбишь, и уж будет поздно…»

– Ты, я смотрю, грубишь? – тон дочери, видимо, взбесил Дафну.

– Я не грублю, – Шенне будто слегка обиделась, – лишь говорю на равных.

– Имела я в виду другое, – пошла на попятную и мать. – Что первая любовь всегда страстна, но очень редко долговечна. Понимаешь?

– Так чем вторая лучше? – совсем не понимала ее логику девушка.

– В ней шансов больше, – снисходительно пояснила мать, – и ума. Чтоб из-за глупости семью всю не разрушить!

– Ну, мама, ты себя послушай! Друг друга любим мы уж сорок с лишним лун, и за весь срок ни разу не ругались. Ты ж предлагаешь позабыть его лишь только из-за «очень редко»… Затем найти, кого почти не знаешь, и с ним остаток жизни провести?

– Все, замолчи! – дерзость дочери вновь завела Дафну. – Теперь уж ничего не изменить!

– Как скажешь! – подавив новую волну раздражения, Шенне спешно скрылась на веранде, той самой, на которой так любил отдыхать Яр Каир.

«Тупица! – пыхтела про себя девушка. – Нет, мне она, конечно, мать, и, вероятно, не желает зла… Но все ж она совсем меня не слышит…»

Тем не менее по прошествии минуты Шенне почти полностью остыла. Ранее обидчивая и импульсивная, за годы общения с Таликом она стала куда более отходчивой и рассудительной.

Отойдя и от этой ссоры, теперь она просто смотрела на старую, местами прогнившую веранду, на их пока еще ухоженный фруктовый сад, за работой в котором она провела долгие месяцы, на большой глиняный кувшин, в котором уж много лет держали они воду для умывания. Все это уже завтра должно было стать лишь воспоминанием. Завтра, которое страшило ее куда больше, чем интриговало.

– Ну что, красавица, ты поженилась? – отец неслышно вышел к ней на улицу, уперся торсом о стену, улыбнулся.

– Как видишь, папа. Завтра уезжаю.

После того полного взаимных угроз разговора их отношения изменились, окончательно утратив былой патерналистский залог. Теперь они говорили скорее как старые знакомые или даже давние друзья, утратившие теплоту прежней дружбы, но еще не доверие.

– Надолго?

– Целых тридцать лун.

– Тогда понятно. Это маму разозлило?

– По-моему, нет. Женитьба ее злит… Считает, что с Таликом мы не пара.

– Того никто не знает наперед.

– Ну, как сказать, – Шенне была благодарна отцу хотя бы за отсутствие поучений и укоров, – а кстати, она дома?

– Ушла к больной.

– Скажи тогда, чего вдруг все заладили про первую любовь? Что шансов мало, и она того не стоит. Так вот, ты маму первой, что ли, полюбил?

– Нет, – меланхолично улыбнулся Таймур, ведь их с Дафной поженили по решению Совета, они не любили друг друга.

– А она тебя?

– Едва ли.

– И что? Чем это лучше, чем жениться сразу?

Вместо ответа последовал тяжелый вздох. За ним еще.

– Сказать попробую, Шенне, хоть толком сам, по-моему, не знаю, – Таймур заложил руки на груди, устремил взгляд в пустоту. – В утрате страсти дело быть, возможно. Любовь великая ведь все равно пройдет, за ней наступят горечь, злость, обида. Ну а постарше мы ведь более спокойны, уже способные прощать и привыкать. Хотя все может быть не так… Не знаю…

Девушка задумалась. В целом отец говорил то же самое, что и мама, но более доходчивыми словами, без раздражающих негативных эмоций. В словах этих была логика, но и изъян оставался тем же.

– Но, папа, если есть у нас с Таликом пониманье, в чем смысл отказа от большой любви?

– Ни в чем, если оно, конечно, есть… Как бы то ни было, Совет одобрил. А это значит, что в порядке все – ведь девять их мудрее нас двоих.

– И правда.

– Да мы и сами с Дафной те еще глупцы. Твердим тебе о браке крепком, страдая сами от отсутствия любви…

Повисла длинная пауза. Очевидно, отец намекал ей на тот эпизод с Альмой, возможно, пытаясь объяснить и как-то оправдать его в глазах дочери.

– Ванжур ведь брат мой? – тихо спросила дочь.

– Думаю, что да… – так же тихо ответил отец.

– Понятно. А ее ты любишь?

– Шенне, не знаю, – еще пуще опечалился и без того меланхоличный в тот день Таймур. – кажется, что да. В одни минуты. А в другие – нет. Но то не важно нам, ведь по уставу… быть вместе все равно не суждено.

Поскольку Шенне и Талик теперь были женаты, они могли на законных или, правильнее сказать, уставных основаниях спать в эту ночь вместе. Ночевать было решено у Талика, прямо на полу маленькой веранды, постелив на него несколько охапок соломы.

Когда уже все прочие дела были сделаны, девушка подошла к Альме, которая за заботой о младенце позабыла о молодых и ранее озвученной Шенне просьбе. Ванжур только заснул. На цыпочках женщина прокралась в свой рабочий уголок, при свете свечи что-то достала из-под груды клубков и лоскутов недавно сотканного материала и вышла к ожидающей ее невестке.

– Шенне, прими вот это платье, – она протянула девушке аккуратно сложенную светлого цвета одежду.

– Но… – смутилась девушка.

Дары в общине были редким явлением. Калахасцы практически не имели ничего личного: жилище, еду, одежду, утварь, землю – все предоставляла им община. То редкое, что они производили иногда для себя, отдавать другим было не принято, поскольку обычно стоило оно слишком больших трудов. В словаре калахасцев вообще отсутствовало слово «подарок», а «дар» применялся исключительно в отношении небесных даров.

Еще более смущало Шенне то, что это было подобием шафранового платья, с которым у нее сложилась устойчивая негативная ассоциация.

– Я, шила его долго, для тебя, – не обратила внимания на ее смущение Альма. – Я ж знала, что вы женитесь когда-то.

Руки девушки наконец осмелели и приняли платье.

– Оно все под тебя, смотри! – приподнимая край туники, возбужденно шептала ей мастерица. – Цвет серо-голубой, как у тебя глаза! Ткань твердая, под твой характер. Без рукавов, от пояса свободное, чуть-чуть колена выше – в таком тебе хоть бегать, хоть сражаться. А шорты в цвет каштана, к волосам!

– Э… я совсем не знаю, что сказать, – была честной девушка.

– Не надо говорить, Шенне. До той поры… пока Талика любишь, все мое – твое. А если вдруг предашь, то будешь ты мне враг навеки!