Читать книгу Вернувшийся с Войны. Мир Tornscape - - Страница 2

Тяжёлые тучи нависли над Брокком в это хмурое осеннее утро. Подобная погода не была здесь редкостью – как из-за климатических условий северо-западной части материка, так и по причине взрывного роста промышленности, случившегося за последние годы. Пограничный город некогда великого, а ныне ослабевшего и дряхлого Королевства Кригмарк устремился ввысь рядами алхимических и цеховых труб, так что нередко его небо заволакивал ядовитый эфирный смог. Но сегодня редкие прохожие, уже оказавшиеся в столь ранний час на узких улочках, зябко ёжились. Влажность и прохлада обычно не беспокоили этих людей, закалённых годами суровых испытаний и далеко не простой жизни… Вот только в это утро в сером постылом воздухе витало что-то ещё. Нечто неестественное, а потому тревожное.

Чёрный ворон, усевшийся передохнуть на каменном зубце городской стены, громко каркнул, чем заставил встрепенуться ближайшего к нему часового. Клюя носом, небритый мужчина с сединой в висках поправил висящее на плече ружьё, и недобро покосился в сторону крупной птицы. Неотступные спутники народа Кригмарка, они стали тем более привычны после того, как умирающее государство сумело заново призвать себе на службу уже погибших солдат. В ужасающем своей очевидностью симбиозе, одни падальщики привлекали других.

Часовой кивнул напарнику, занявшему позицию на дозорной башне, и принялся за обход периметра, чеканно вышагивая по каменным плитам. Занятие само по себе бессмысленное, как и многое в армии – если бы к городу приближались враги, то тревогу куда раньше подняли бы на одном из аванпостов за стенами. Но подобная рутина помогала не сойти с ума от скуки и, погрузившись в привычные, отточенные до автоматизма дела, поддерживать в рядах доблестных защитников городских стен хотя бы внешнее подобие порядка. Вошедшая в пословицы дисциплина была одной из немногих вещей, на которых строй этого государства ещё продолжал стоять. И, пожалуй, наименее отталкивающей из них.

 Закончив обход и перекинувшись парой слов с сослуживцами, часовой поднялся по широким каменным ступеням на верхнюю часть стены. Здесь ледяной ветер набросился на мужчину будто бы с удвоенной силой. Зябко поёжившись, он поплотнее запахнул полы не по погоде тонкого форменного камзола, и рефлекторно подёргал старые, потёртые пуговицы. Пожелтевшая от времени латунь отозвалась в кончиках пальцев успокаивающим теплом. Наконец, достигнув края укрепления, часовой спугнул ворона и взял со скамьи подзорную трубу. Протерев запотевшие линзы, он привычным движением разложил её и приложил к глазу. Оставшаяся ещё с прошлой большой войны, труба была, конечно, менее удобной, чем новые эфирные дальноскопы, и давала худший обзор. Те дивные устройства, поговаривают, вообще могли заглядывать за горизонт, но им-то откуда было взяться в этой глуши?

В очерченном круглыми рамками оптики поле зрения мужчины горизонт вокруг Брокка выглядел серым и спокойным. Часовой тихонько вздохнул, окидывая внимательным взглядом прилегающую к городу территорию. Он помнил время, не такое уж и давнее, когда даже снаружи городских стен вовсю кипела жизнь. Вплотную к укреплениям примыкали обширные поля, среди которых виднелись домики фермеров и ветряные мельницы. Словно сказочные гиганты, они размеренно зачёрпывали воздух своими лопастями, и в выходные дни ветер доносил с той стороны запах свежего хлеба.

Когда-то Брокк был не окраиной умирающего королевства, но сердцем чего-то большего. Люди не боялись жить на внешней стороне стен и спали  спокойно, не опасаясь нападения диких животных или лазутчиков враждебных королевств. К сожалению, те времена давно прошли. Ныне голодный, озлобленный народ Кригмарка тесно набился внутрь укреплений, отчаянно цепляясь за свои жизни. Враги стояли вплотную к границам со всех сторон, так что за пределами городских стен больше не осталось никаких деревень или ферм. Лишь несколько военных аванпостов уныло торчали посреди заброшенных полей, и служба в них считалась своего рода наказанием для чем-либо провинившихся солдат.

– Гельмут! – окликнули часового снизу, – спускайся, завтрак стынет!

Оторвавшись от мрачных мыслей, тот повернул голову на звук. Здесь, на стене, излишний официоз был не в чести, и давно знающие друг друга сослуживцы обращались друг к другу просто по именам, переходя на звания только во время редких проверок, иногда присылаемых из штаба.

– Сейчас! – отозвался упомянутый мужчина. Вздрогнув от резкого порыва ветра, он прикрыл левый глаз и вновь прильнул правым к окуляру трубы. По привычке он решил бросить на выцветшие поля ещё один взгляд перед уходом… И не прогадал. Пылевое облако, возникшее на горизонте, безошибочно указывало на то, что к городу кто-то приближается. Посыльных с тревожными новостями или выпущенных в хмурое небо сигнальных ракет с ближайшего аванпоста не поступало, так что это должны были быть свои, но бдительность здесь, на границе, была образом жизни.

– Контакт! – громогласно оповестил Гельмут своих сослуживцев и ударил в колокол. Те с недовольным ропотом оторвались от трапезы, чтобы занять места согласно боевому расписанию, а часовой вернулся к наблюдению.

Спустя несколько мгновений он смог разглядеть над приближающейся колонной чёрные знамёна. Изображённый на них равносторонний крест с черепом по центру безошибочно указывал на принадлежность войск Кригмарку, так что мужчина призадумался. Сегодня не ожидалось прибытия военных, а те, кто был отправлен из города ранее, не должны были вернуться так скоро и в таком составе. Однако… с каждым метром, который тяжелогружёные повозки преодолевали  навстречу каменным стенам, росла и уверенность часового в том, кто это был. И это знание, будто пойманная птица, бьющееся в голове, как в клетке, увы, не несло в себе ничего хорошего.

Когда колонна, наконец, встала перед тяжёлыми, обитыми железом городскими воротами, она представляла собой жалкое зрелище даже на взгляд привычных ко многому солдат. Повозки, заполнившие собой широкий тракт, были доверху наполнены мёртвыми человеческими телами. Все в кригмаркской униформе, перепачканные в крови и грязи, мертвецы несли на себе следы тяжело прошедшего боя, что закончился, очевидно, совершенно не в их пользу.

Раненые, сидящие местами прямо на трупах, выглядели немногим лучше – такие же грязные, но все перебинтованные и едва держащиеся в сознании. У многих не хватало конечностей, одежда была изорвана, а брони, как и оружия, не было видно почти ни у кого. Очевидно, что тяжёлое снаряжение пришлось просто-напросто бросить, в спешке спасая свои жизни. Да, Кригмарк славился своей дисциплиной – но когда наступала настоящая катастрофа, даже самые закалённые люди были готовы забыть приказы и уставы, и подчиниться животным инстинктам.

Говоря о животных – не хватало и лошадей. Те из них, что были живыми, явно выбились из сил, с трудом вытягивая за собой тяжёлую ношу. В некоторые же повозки оказались запряжены некроконструкты – что, вообще-то, не было стандартной практикой. Сложные в изготовлении, реанимированные лошади обычно предназначались для старших офицеров, и их использование в качестве тягловой силы красноречиво показывало, насколько плохо обстояли дела. Некроконструкты лишились вживлённых бронепластин, и щеголяли таких количеством ран, что выглядели почти что скелетами.

Разбитая и позорно отступившая армия выглядела печально и жалко. Но гораздо сильнее сердце Гельмута, спустившегося встречать гостей, леденило то, насколько мало из его братьев по оружию вернулось домой. Едва ли пара сотен ещё живых солдат из многотысячного войска, которое три недели тому назад ступило за городские стены с великой миссией – вырвать из цепких лап порождений Леса стратегически важную территорию. Амбициозный план, составленный не кем-нибудь, а Высшим Военным Советом Королевства Кригмарк, включал в себя использование запрошенных из других городов подкреплений для масштабного наступления на земли Кельда. Солдаты должны были отбросить врага от границ умирающего государства, и закрепиться для дальнейшего продвижения…

      Жизнь решила внести в эти красивые планы свои коррективы. И смерть охотно последовала за ней.

Тяжело спрыгнув с обычного, живого коня, загнанного до такой степени, что он уже мало чем отличался от мёртвого, перед часовым встал измученный мужчина. В отличие от большинства из прибывшей в Брокк колонны, он сохранил старое, но всё ещё надёжное ружьё, висящее за спиной. Однако с ног до головы этот солдат был покрыт грязью и засохшей кровью. Он даже не пытался стоять прямо, а его взгляд будто бы устремился в никуда. Спустя несколько томительных секунд тишины Гельмут решил привлечь внимание солдата:

– Доложите, – осторожным, но твёрдым тоном потребовал он. Спустя ещё несколько секунд его собеседник неожиданно шевельнулся, будто от судороги, и вяло ответил:

– Мы проиграли.

Где-то наверху над их головами громко каркнули вороны. Наконец, зябко поёжившись от очередного порыва ветра, часовой поднял вверх кулак и громогласно озвучил:

– Открыть ворота!

С натужным скрипом тяжёлые ворота Брокка разошлись в стороны, медленно открывая проход внутрь города. Когда-то давно, когда окрестности были заселены, они и не закрывались вовсе, пропуская активно снующие по тракту торговые караваны туда и обратно. Теперь же, приводимые в движение пусть и надёжными, но старыми уже механизмами, они лишь изредка приоткрывались, чтобы выпустить наружу редкие отряды разведчиков. Возвращались обратно те ещё реже, и никогда – в полном составе.

Когда ворота пришлось продержать полностью открытыми несколько дней, чтобы выпустить все собранные для наступления войска, это было воспринято многими из местных жителей как нечто вроде доброго знака. Странного, но народу Кригмарка не приходилось особо выбирать. Вглядываясь в стройные шеренги солдат, энергично марширующих вперёд начищенными сапогами, старожилы вспоминали времена рассвета королевства. Даже несущие свою вахту на стенах солдаты, давно уже разучившиеся удивляться, салютовали своим братьям по оружию, провожая тех в добрый путь.

Всё это напоминало тогда какой-то праздник – явление, в Брокке практически позабытое. И оттого горше было тем из солдат, кто застал отправление войск, сегодня встречать их обратно. Израненных призраков самих себя – сломленных, грязных, и буквально пронизанных ледяным духом отчаяния. Те из солдат, кто ещё мог стоять на ногах, избегали смотреть кому-либо в глаза и отводили взгляд. Кроме горечи поражения они до сих пор могли чувствовать ещё и стыд от того, что не справились, и тем самым подвели свою страну и своих сограждан. Но большинству из прибывших сегодня обратно в город было всё равно. Они ничего уже не желали и не чувствовали, потому как были мертвы.

И в любом другом королевстве на этом бы их история и закончилась. Тела павших бойцов предали бы земле или сожгли, и вознесли богам молитвы за их души согласно верованиям того или иного народа. Но в Кригмарке дела ныне обстояли совершенно иначе – для мертвецов были уготовлены свои собственные страницы в истории. Для кого-то из этих несчастных судьба после смерти имела все шансы стать даже более интересной, чем была при жизни.

 Павших солдат здесь забирали не жрецы, священники, или просто родные, а те, кто в государственных отчётах назывался сухим словом «алхимик», но вслух кем угодно звались не иначе как «Истязатели Смерти». Под насмешливыми взглядами воронов, сгорбившихся на вершинах городских стен и крышах близлежащих домов, те деловито спешили к вошедшим в Брокк повозкам, и все расступались у них на пути. Длинные полы их шинелей, развевающиеся за спиной при ходьбе, придавали алхимикам сходство с мрачными жнецами из старых мифов. В холодном же профессионализме, с которым они рассматривали и сортировали будущий материал для своей жуткой работы, наиболее суеверным из местных жителей чудилось веяние самого Десписа.

В чём-то эти запуганные люди могли быть и правы. Отобранные среди лучших учеников школ со всего королевства, отсеянные суровой учёбой в университете, и закалённые годами практики, алхимики разучились уже не просто бояться смерти, а вообще как-либо реагировать не неё. Для них та была частью их повседневной работы, привычной спутницей, крепко сжимающей костлявой рукой, чтобы вести за собой вперёд. Каждый день Истязатели Смерти в своих лабораториях резали и сшивали мёртвые тела, а затем накачивали ядовитыми смесями, чтобы вновь вернуть на службу Кригмарку. В таком окружении, профессиональная деформация характера была необходима, чтобы сохранить хотя бы толику здравого рассудка – пускай и, как правило, ценой человечности.

По уровню эмоциональности алхимики обычно соперничали со своими реанимированными творениями, но встречались среди них и уникумы, всё ещё похожие на живых людей. Один из таких редких экземпляров сейчас торопливо, почти что вприпрыжку, направлялся к главным воротам Брокка и доставленному туда мрачному грузу. Несмотря на то, что лицо его было изрезано застарелыми шрамами, оно отображало какое-то радостное предвкушение. Будто у ребёнка, которого родители взяли с собой на рынок за новой игрушкой, серые глаза этого Истязателя Смерти сверкали, а короткий ёжик волос топорщился, словно наэлектризованный. Настрой, мягко говоря, необычный, для мастера по работе с мёртвой плотью и токсичными химикатами на основе Эфира.

Этого алхимика звали Отто Цайт, и он по-настоящему любил свою работу. Не потому что его привлекала смерть как таковая, нет – он бы всей душой хотел, чтобы все его сограждане как можно дольше оставались живыми и здоровыми. Но ещё с самого детства Отто нравилось мастерить всякие полезные вещи из деталей сломанных, ранее бывших в употреблении. Тогда сверстники с трудом понимали его увлечение, но ценили за умение дать вторую жизнь даже, казалось бы, безнадёжно испорченной игрушке, пусть и в несколько изменённом виде. С таким пытливым складом ума, он сумел блестяще окончить школу и пройти строгий отбор в университет, неся в душе твёрдое намерение стать инженером.

Что же вдруг изменилось? Ценность. Для юноши весь интерес, вызов, который заставлял его прикладывать всю свою неуёмную энергию, заключался в том, насколько ценная вещь попала в его руки. Он был в хорошем смысле падок на похвалы, получая удовольствие от осознания того, что благодаря его навыкам инструмент или механизм сможет и дальше приносить людям пользу вместо того, чтобы быть выброшенным на свалку. Чувствовать, как вносишь свой вклад в сохранение качества жизни окружающих, было… Приятно.

И вот, начав посещать университетские лекции, Отто узнал, что рядом с ним обучаются алхимики по направлению создания некротических конструктов из свежих человеческих останков. Осознание пронзило его тогда, словно удар молнии. Что может быть более ценным для страны и общества, чем человеческая жизнь? И что может быть более несправедливым, чем её внезапный обрыв гораздо раньше отмеренного природой срока из-за войны, болезни, или несчастного случая?

Одни только мысли об этом отравляли сердце юноши почти незнакомым доселе чувством. Отчаянием. Он не хотел, чтобы оно продолжалось.

Засев за книги вдвое усердней прежнего, Отто принялся познавать тайны естествознания, стремясь понять принципы, которые приводили в движение тонкие механизмы человеческого тела. Подтянув упущенные ранее предметы, он написал прошение о переводе, которое профессура, посовещавшись, решила всё же одобрить. Юноша успешно сдал дополнительные экзамены, и занял место в рядах студентов алхимической кафедры. Год пролетел за годом, а фонтан энергии, питающий его амбиции, и не думал иссякать. Отличные оценки, блестящая практическая работа, и собственные смелые теории и эксперименты – если бы университетские профессора могли позволить себе хотя бы одного любимчика, Отто безусловно стал бы этим единственным.

Конечно, он прекрасно осознавал, что реанимированный труп, вновь поставленный на ноги усилиями его новых коллег, не имеет уже ничего общего с тем человеком, которым был при жизни. Душа несчастного отошла к Деспису, а к приведённой в движение силой Эфира массе костей и плоти хорошо подходило слово «зомби» из страшилок южан. Едва волочащий ноги мертвец не имел и проблеска мысли, и мог лишь выполнять простые команды. Но с другой же стороны… Смерть, этот великий уравнитель, ставила всех в один строй. Как герои, пожертвовавшие собой на поле боя, так и казнённые за свои злодеяния преступники, становились в руках Истязателей Смерти одинаково полезными. В последний раз призванные на службу своей стране, они обретали шанс прожить ещё одну короткую, но, безусловно, яркую жизнь.

– Отто, – алхимика вырвал из воспоминаний знакомый голос. Обернувшись, он увидел, как через улицу его нагоняют ещё пятеро коллег. Как и всегда, солдаты спешно отступали с пути окутанных мрачнейшей репутацией Истязателей Смерти, а немногочисленные прохожие и вовсе стремились оказаться как можно дальше, кидая недобрые взгляды или бормоча под нос полные страха проклятия. Некоторые, впрочем, задержались – например, мать с маленькой девочкой, которая никак не хотела уходить.

– Будешь плохо себя вести – отдам дяде алхимику на опыты! – бранила свою дочь усталая, закутанная в шаль женщина. Распахнув глаза, девчушка лет шести обвела взглядом одетые в шинели фигуры, и уставилась прямо на Отто. Тот попытался улыбнуться, но из-за шрамов кожа на его лице натянулась, превратив его в совсем уж жуткую маску. Громко заревев, девочка со всех ног бросилась к матери, и спряталась за её длинную юбку.

      Печально вздохнув, отмеченный шрамами Истязатель Смерти остановился, дожидаясь остальных. Он давно привык к своей внешности, полученной в результате неудачного опыта с сырым Эфиром, и старался не обижаться, но тот факт, что он напугал ребёнка, всё равно расстраивал. Впрочем, долго огорчаться Отто и не умел в силу своего энергичного характера, требовавшего не хандрить, а действовать. Впереди ещё предстоял привычный ритуал наполовину шутливой перебранки с коллегами за каждый интересный материал для экспериментов.

– Людвиг, Йохан, – кивнул алхимик своим наиболее близким знакомым. Те кивнули в ответ – пожимать руки в их профессии было как-то не принято, учитывая, где эти руки обычно бывали. По тем же причинам они все носили толстые кожаные перчатки, что защищали кожу от выделений и химикатов. Впрочем, во время наиболее тонких манипуляций в лаборатории Отто перчатки всё равно снимал, чтобы пальцы всё чувствовали. Правила техники безопасности, конечно, писались кровью, в чём ему сполна удалось убедиться во время инцидента с Эфиром. Но иногда движение вперёд и могло быть оплачено только кровью.

Теперь уже всей группой Истязатели Смерти приблизились к повозкам, заваленным пока ещё не оживлёнными мертвецами. Ещё одна повозка, но явно не бывавшая в бою и запряженная свежей парой лошадей, пронеслась мимо них, унося на себе обработанных раненых. О них уже позаботились те, кто был, по сути, полной противоположностью алхимиков – кригмаркские Фронтовые Лекари. Будучи на фронте, они бежали к раненым наперегонки со смертью, чтобы прикрыть своим щитом и не дать истечь кровью. Нередко они, к сожалению, не успевали, так что за испустивших последний вздох бойцов брались уже Истязатели Смерти. Те забирали свежие тела себе в качестве материала или, если времени не хватало, просто тут же вкалывали некро-сыворотку. Ударная доза Эфирного раствора заставляла солдата вновь подняться на ноги и попытаться хотя бы отомстить за свою гибель.

Пусть сейчас они находились и не на фронте, но работа у Лекарей оставалась прежней – сортировка раненых согласно тяжести их ранений, стабилизация, и первая помощь. Они боролись за жизнь, в то время как алхимики никак не мешали смерти, а наоборот, дожидались её со спокойным упорством. Из-за столь разных принципов работы, эти два рода войск испытывали друг к другу сильную неприязнь, временами переходящую в настоящую вражду.

Тем ироничней казался тот факт, что сейчас Истязателей Смерти и Фронтовых Лекарей было почти не отличить друг от друга. Они носили шинели и перчатки одинакового покроя, и на их поясах покоились хирургические инструменты и пузырьки со снадобьями. Знаки отличия же обычно наносились на шлемы, но сейчас, в мирном городе, в них, как и в кирасах, не было нужды.

«Но надолго ли Брокк ещё останется мирным?» кольнула в затылок Отто неожиданно тревожная мысль, заставив его руки в перчатках мелко вздрогнуть. Да, ему не удалось завести толпу друзей – слишком уж много времени он уделял работе и говорить любил в основном о ней же. Шрамы на лице и окутанная мрачным ореолом профессия тем более не добавляли алхимику привлекательности в глазах окружающих. Но всё равно, своему родному городу и населявшим его людям он желал только добра.

Отто вполне мог назвать себя патриотом и понимал, что его работа, при всей её увлекательности, лишь средство, с помощью которого его страна пытается удержаться от окончательного падения в пропасть. Война поставляла ему свежие тела для экспериментов, но истощала буквально все остальные ресурсы государства, и лучшее, что он мог сделать – это приложить все свои усилия, чтобы перевесить чашу весов в сторону Кригмарка. В конце концов, каждое мёртвое тело ранее было живым человеком со своими мыслями и чувствами. Истязатель Смерти точно не хотел бы, чтобы в его лабораторию угодил кто-то из его родных, соседей, или единственный друг.

Севший на выщербленный край одной из повозок ворон оглушительно громко каркнул, привлекая внимание алхимика. Остальные его коллеги тоже уже собрались здесь, и вместе они быстро покончили с формальностями, показав охранникам свои документы, что подтверждали их право осмотреть и забрать себе нужные тела.

– Не толпимся, господа! Здесь на всех хватит! – прогудел один из Истязателей Смерти, Людвиг. Родом из семьи потомственных врачей, он рядился в белые одежды под форменной шинелью, а для защиты от миазмов носил на лице кожаную маску, похожую на птичью.

Согласно покивав, все шестеро коллег разошлись между повозками, разгребая и переворачивая мертвецов. Не руками, разумеется – для таких целей каждый алхимик носил с собой длинный изогнутый крюк, помогающий легко управляться с безжизненной плотью. Также вокруг Истязателей Смерти копошились и гомункулы, то и дело слепо утыкаясь им в колени. Гротескные одноглазые уродцы, сшитые из отходов производства, были похожи на верных псов, готовых выполнять любые команды своих хозяев.

Бесплатные носильщики и ассистенты, пусть и глупые, зато послушные и неприхотливые, гомункулы по праву считались постоянными спутниками алхимиков. Некоторые, впрочем, не брезговали просить о помощи живых людей, равно как и просто требовать её. Йохан, например, припряг к сортировке пару бедняков, в которых желание заработать пару мелких монет перевесило страх и отвращение перед мертвецами. Обычно никто не доверял подобным бродягам даже самую простую работу, но что здесь было красть? Другой же Истязатель Смерти, чьего имени Отто всё никак не удосужился запомнить, потряс своим удостоверением и привлёк к недобровольному труду двоих солдат.

Эта картина напомнила алхимику его единственного, но зато настоящего друга, Улириха, что вместе с женой и дочкой проживал в соседнем доме. Точнее, проживал ранее – месяц назад его призвали на фронт в связи с готовящимся наступлением, а жена Петра и дочь Андреа уехали к родственникам. Теперь дом рядом с жилищем Отто опустел, и ему хотелось верить, что не слишком надолго. Пусть Истязатель Смерти дома, в основном, только ночевал, даже он заметил, как вся их улица опустела без этих двоих.

Отец семейства же пришёл алхимику в голову, потому что, как и эти несчастные солдаты, тоже помогал ему с поиском и транспортировкой тел для опытов. Правда, делал он это пусть и нехотя, но не из-за давления авторитетом, а исключительно по дружбе. Пусть и не похожий на Истязателя Смерти по характеру Улирих, служащий снайпером в элитной роте Несущих Смерть, старался понимать и поддерживать Отто во всех его начинаниях.

«Надеюсь, с Улирихом всё в порядке», – мелькнула в голове алхимика мысль во время осмотра очередного искорёженного тела. Подобных травм он ещё не видел, как и дежуривший рядом лекарь, неохотно пошедший на разговор с представителем противоположной профессии. Кости в теле мёртвого солдата оказались сломаны, а в разодранных краях ран торчали огромных размеров щепки, больше напоминающие артиллерийскую картечь. И, судя по состоянию мертвеца, сработала она схожим образом, пусть стоял за этим оружием не замысел инженеров, а очередные магические фокусы живого Леса.

«Они адаптируются, выживают, и преодолевают», – не смог не восхититься Отто, большими щипцами извлекая одну из щепок, оказавшуюся невероятно твёрдой для куска дерева. Положив её в колбу и запечатав, он передал её одному из своих гомункулов, зная, что тот отнесёт её в лабораторию для дальнейшего изучения. В конце концов, Истязатель Смерти обладал душой истинного учёного, и наблюдение за природными процессами такого масштаба его завораживало.

Разумеется, как гражданин Кригмарка и просто представитель народа людей, он не забывал о том, что все эти невероятные существа были врагами, уже вплотную подступившими к границам. Отбросить их то и дело пытались солдаты, его братья по оружию – пусть сейчас алхимику и посчастливилось стать лабораторным работником, но и на поле боя ему ранее тоже приходилось бывать. Он представлял, как там на самом деле обстоят дела… Но в том числе и благодаря этому не сильно беспокоился за друга. Улирих был надёжным и опытным солдатом, более чем способным о себе позаботиться, и не только выпутаться из любой передряги, но и достигнуть поставленных перед ним задач.

Отто перешёл к следующему телу, на лице которого навеки застыла искажённая гримаса боли. Грудь молодого бойца, совсем ещё юноши, была глубоко – возможно, даже насквозь, – пробита. При этом крови и осколков костей почти не было видно, а почти всю рану занимало переплетение каких-то зелёных и коричневых побегов. Удивлённо хмыкнув, Истязатель Смерти попытался потянуть за ближайший из них щипцами, отчего тот вдруг дёрнулся.

– Б-р-р! – алхимик резко отступил назад и подозвал двоих солдат. После краткого объяснения ситуации те кивнули, и использовали широкие лопаты, чтобы поднять указанное тело, и переложить в железный гроб с герметично закрывающейся крышкой. Несколько таких всегда берегли для подобных случаев, здраво опасаясь коварства Кельда или любого другого из многочисленных врагов Королевства Кригмарк.

Разобравшись с этой проблемой и отметив наиболее сохранившихся мертвецов, Отто осмотрелся вокруг в поисках коллег. Все они были заняты такой же работой, так что без присмотра сейчас осталась только одна повозка, самая дальняя. К ней Истязатель Смерти и направился своим привычным пружинистым шагом, попутно размышляя.

«И всё же, где сейчас Ульрих?» – подумал он, – «Раз я его на пути сюда не встретил, то, должно быть, уже в госпитале».

Алхимик подошёл к обособленной повозке и в его ноздри тут же ударил непривычный запах. Сырой аромат мяса, гнилостная вонь разложения, и железные нотки крови были привычной атмосферой для людей его профессии, так что их Отто научился игнорировать ещё во время практических занятий в университете. Но сейчас же он ощутил стойкий запах гари, куда более характерный для предыдущей войны против Кастилии с любовью её фанатиков к «очищающему пламени». В руках дриандит Кельда, чья культура была целиком построена на священном дереве, такого оружия оказаться точно не могло.

      «Но как тогда? Конечно, у наших войск есть взрывчатка, но они бы использовали её против врагов», –  размышлял Истязатель Смерти, разгребая сваленные в куче тела своим верным крюком. Их повреждения выглядели плюс-минус привычно, так что он и не обращал на них особого внимания, просто откладывая в сторону на попечение гомункулов. Чем больше он убирал, тем сильнее становился запах… Пока, наконец, алхимик не обнаружил его предполагаемый источник.

Но лучше бы и не находил.

– Нет… – потрясённо прошептал Отто, снова и снова вглядываясь в черты лица мертвеца. Несмотря на все повреждения и прошедшее время, они сохранились раздражающе хорошо. Будто бы некая высшая сила хотела, чтобы алхимик узнал его. Своего единственного настоящего друга.

– Улирих… дружище… как же так… – бормотал Истязатель Смерти, вглядываясь в истончившееся серое лицо. Каштановая борода и волосы отросли за время похода, но всё же не узнать того, с кем хорошо был знаком много лет, Отто не мог.

В отличие от лица, всё остальное тело павшего солдата сохранилось куда хуже. Алхимик не был экспертом в оружии, но кое-какие знания имел и предположил, что видит перед собой результат работы кригмаркских гранат. Использующие взрывчатое вещество на основе Эфира, эти снаряды обычно предназначались для вооружения ими ударных частей Обречённых Гренадёров. Пусть Улирих к ним и не принадлежал, но вполне мог раздобыть для себя несколько в царившем на поле боя хаосе, или даже выменять их заранее.

Одна граната не причинила бы таких повреждений, но этот солдат мог сделать из них связку, чтобы поразить какое-то большое чудовище или нескольких врагов. Судя по тому, что его тело вообще уцелело, он успел бросить гранаты как можно дальше от себя, прежде, чем те взорвались. И даже броситься на землю ногами по направлению к взрыву.

В итоге, ног у него как раз и не осталось. Взрыв либо оторвал, либо полностью испепелил их ниже колена, так что теперь только обугленные края костей торчали из культей. Форменные штаны, как и вся одежда Улириха, обгорела и намертво прилипла к телу, смешавшись с грязью и вскипевшей волдырями кожей. Удалить её теперь будет непросто, и обычно Отто оставлял подобную работу лаборантам… Но не мог же он отказать другу в последних почестях?

«Или же… не последних?» подумал алхимик. Отступив от края повозки, он с шумом втянул носом воздух, прогоняя щиплющие в глазах слёзы, стиснул зубы, и окинул останки солдата совершенно иным взглядом. Творческая жилка внутри Истязателя Смерти вновь разгорелась, требуя не стоять столбом и горевать, а произвести оценку того, с чем тут ещё можно работать.

Ноги, очевидно, восстановлению не подлежали, их следовало заменить. В какой именно степени – будет ясно в лаборатории. С руками ситуация обстояло получше, но не намного, так что им Отто собирался уделить особое внимание. Всё же, руки у его друга были на удивление сильными, с лёгкостью способными управляться с тяжёлым ружьём, будто пушинкой.

«Заменить сухожилия… укрепить кости стальными скобами… возможно вшить побольше дополнительных мышечных волокон и организовать впрыскивание сыворотки непосредственно внутрь связок», – судорожно размышлял Истязатель Смерти. Боль от потери друга никуда, конечно, не ушла, но притихла, уступив место холодному расчёту и горячему желанию действовать.

«Внутренние органы, скорее всего, сильно пострадали, но их заменить не проблема, у меня тут куча доноров и можно будет отобрать наиболее подходящие. Голова и плечи сохранились хорошо, сердце, я думаю, уцелело и можно будет попробовать перезапустить его. Опробовать, наконец, ту идею с двумя сердцами? И голова… Голова. Мозг».

Тело Улириха можно было восстановить, но не разум. Это была аксиома, в верности которой все алхимики неоднократно убеждались во время своей практики, своими глазами наблюдая, что в реанимированных телах, даже самых свежих, не осталось и капли человеческой личности. Но с другой же стороны…

«Никто ведь целенаправленно и не пытался, верно?» – лихорадочно соображал Отто, «привыкли к догмату, что нельзя – значит нельзя. Но раз уж его голова так хорошо сохранилась, я обязан приложить все усилия, чтобы это оказалось не зря».

Алхимик снял перчатку, и положил ладонь на обгорелый труп.

– Как учёный и как друг… Я обязан попробовать, Улирих, – уверенно сказал вслух Истязатель Смерти.

Высоко над его головой оглушительно каркнул ворон.