Читать книгу Нижний город. Город – дом наш, а законы – стены его - - Страница 3

Люба никак не могла удержать мандраж, вертелась на пассажирском сиденье подержанного форда, как на иголках. Мало того, что этот Стрельцов вчера в кафе вцепился мёртвой хваткой, как бультерьер, так теперь ещё и на весь салон пах каким-то одеколоном или лосьоном (вот дурак, зачем?). Мужчин Люба обходила стороной чисто инстинктивно, на уровне подсознания, будто чуя скрытую угрозу, но не вникая особо в суть вопроса. Будто где-то на подкорке отложилось: «не влезай – убьёт!». Она сильно подозревала, что причина крылась за чёрной завесой прошлого, но выяснить так ничего и не смогла. А этот пёс в погонах… ладно, Антон, будто дёргал какую-то струну в груди, вызывая одновременно и интерес, и изжогу. Чёртов следователь… Он будил странную неприязнь. Хотелось подножку ему поставить или хотя бы словом задеть. Понятно, что теперь она под колпаком, в любой момент Стрельцов может обвинить в похищении этого Ерёшкина, правда, нету тела – нету дела. Придётся сотрудничать. До поры до времени. Просто раздражала сама манера Стрельцова вести беседу, отчего-то тревожила, как предчувствие – плохое и неясное.

Поэтому её лихорадило. Ещё и из-за того, что на место ехали медленно: Антон изучал вечерний Таргул и тормозил на каждом светофоре, а им вслед сигналили и матерились. Местные не любили приезжих. Впрочем, как и везде. Ко всему прочему само ощущение визита в Нижний город малость срывало крышу. Каждый раз. Всегда. Там всё было не так, как здесь. Другое место. Другой город. Другой мир. Люди там тоже менялись. Потому что у Города есть свои правила. И правила эти надо соблюдать.

– Слушай, Антон, – Люба сглотнула его имя с непривычки. – Ты, надеюсь, без оружия?

Он молчал, и она продолжила:

– Есть свои законы в Нижнем городе. Туда нельзя с оружием. Ещё – во всём слушайся меня. И не вздумай ничего есть на той стороне. И, не дай бог, пить. Не покупай ничего у местных. Деньги они всё равно не берут.

– Что будет за нарушение закона? – он так спокойно крутил «баранку», будто нарушал его каждый день после завтрака.

Люба вздохнула.

– Тебе не понравится. Расплачиваться придётся долго… и последнее правило. Там ты не должен врать. Соврёшь Городу – Город соврёт тебе.

У магазина с ёмким названием «Вкусный» Люба мягко положила Стрельцову руку на предплечье и тут же отдёрнула:

– Тормози.

Пока он парковался, повязала себе на шею красный платок – талисман, чтобы вернуться. Она вышла и кроссовки легко спружинили. Набросила старый верный рюкзак и глянула на Стрельцова. В штатских джинсах и красной фланелевой рубашке под курткой он выглядел всего на тридцать с лишним. И вполне безобидно. Новенький рюкзак на нём вообще не смотрелся, видно было, что предмет для следака непривычный. Осенний ветер трепал свежую стрижку Стрельцова: чёрно-серые пряди, будто перец и соль. Она вспомнила, что так и не решила в какой цвет покрасить волосы, чтобы скрыть седину. Вдруг мелькнула непрошеная мысль о том, что когда-то они уже виделись. Когда?

Небеса пощадили вечер от дождя, видимо, вся норма вылилась днём. Люба и Стрельцов зашагали, минуя лужи, блестящие в свете фонарей фальшивой медью. От стоянки прошли пешком метров сто и остановились у хрущёвки, первый этаж которой был полностью занят мелкими конторками: парикмахерская, ателье, магазин садоводов-любителей. Неприлично разросшиеся липы и боярышник плотно скрывали их со стороны дороги. На углу дома сгорбленный фонарь освещал облезлую железную дверь без единой ручки.

Пыльная табличка гласила, что здесь располагается «Хутор таргульский, хуторское казачье общество». Ржавые решётки на старых деревянных окнах ясно давали понять, что никто здесь давно не появлялся. За грязными окнами, которые не мылись годами, ничего было не разглядеть.

Стрельцов нетерпеливо повернулся к Любе:

– И что? Куда дальше?

– Погоди.

Люба прищурилась от света фонаря и глянула на небо. Грязно-синие тучи разошлись, и выкатилась бледная луна. Она пялилась на них сверху, будто великанский глаз, и от этого стало неуютно.

Люба мотнула головой на дверь:

– Смотри.

Она вздёрнула руку к небу и тут же потянулась к двери, растопырив пальцы.

Над чёрным отверстием замочной скважины засиял белый шар, похожий на бильярдный. Он кружился вокруг своей оси и становился всё плотнее. Пока не застыл, превратившись в дверную ручку.

Люба с силой дёрнула её на себя и дверь скрипнула.

– Пошли.

***

Они вышли в тёмный переулок, сжатый стенами домов, сложенных из круглых валунов, и Люба дала Стрельцову знак остановиться.

– Погоди.

Она прислушалась. Где-то невдалеке играла странная музыка, будто кто-то чихал в чётком ритме. Где-то совсем рядом непрерывно смеялись, и вдруг ночь прорезал жуткий волчий вой. Он нёсся откуда-то издали, воскрешая в памяти готические романы об оборотнях и обжигая душу ледяным ужасом. Вой стих. Люба кивнула:

– Пронесло. Ярмарка не сегодня. Пошли.

В прорези неба, сдавленной крышами домов, катилась луна, освещая всё жёлтым. Антон, заинтригованный словами про ярмарку, окидывал цепким взглядом непривычную кладку зданий с круглыми кирпичами, мостовую, выложенную резными булыжниками, старинные фонари в кованых решётках на стенах – всё говорило о том, что они больше не в Таргуле, а в каком-то очень необычном месте.

– Я думал, это кодовое слово – «Нижний город». Жаргонное название для притона или блатхаты какой.

Люба хмыкнула.

– Значит, дверная ручка из лунного света тебя не смутила?

Они двинулись вдоль улицы. Окна домов с тяжёлыми металлическими ставнями были приоткрыты, и оттуда доносились хриплые слова колыбельной:

– Спи-спи, баю-бай,

Из лесу придёт бабай,

Сунет он тебя в мешок,

Чтобы вечно спать ты мог…

– Постой, – Антон сжал её плечо, но Люба дёрнулась. – Кто ты такая? Что это за место такое?

– Нижний город, – она посмотрела на него строго и недовольно добавила: – Я – Проводник. Если меня просят провести в Город, я не имею права отказать. Ты просил, и я тебя провела.

– Значит, я мог бы просто попросить? – Антон ухмыльнулся. – Без всяких денег?

– Моё право брать плату за работу! – отбрила Люба. – Столько, сколько посчитаю нужным. Это риск, между прочим, если ты ещё не понял.

– Что ж ты так психанула, когда я спросил про Нижний город? – он сощурился.

Люба вздохнула.

– А надоели потому что. Публикация в газете была всего раз, а клоунов у нас на век вперёд припасено. Каждый так постебаться хочет, аж из штанов выпрыгивает. Мечтает показать, какой он офигенный стендапер. Уписаться можно!

– И как ты отличаешь стендаперов от тех, кого проведёшь?

– А так. В Город не ходят, чтобы поржать. Это не парк развлечений.

– Ну, и зачем шли те шестеро, которых ты провела?

Она вздохнула:

– Сюда идут по неотложному делу. Или от безысходности. Кто тебе этот Ерёшкин?

– Пропавший.

Люба хмыкнула:

– Ну-ну, ври. Ни один следак не попрётся в такую глухомань. Только частники. А твоя форма вся, как чешуя – от блях блестит.

Стрельцов нервно провёл ладонью по карману. Люба знала, что значит этот жест: искал сигареты. Видимо, недавно курить бросил. Он просверлил её профессиональным взглядом, будто на допросе.

– Все шестеро из «твоих» вернулись обратно?

– Нет, не все, – Люба отвела глаза. – Илона, например, осталась там. Сказала, ей нет смысла возвращаться. У неё рак в последней стадии. Сказала, не выдержит ещё одну радиотерапию.

Стрельцов покачал головой, прищурился:

– Ты ведь понимаешь, что всё это незаконно, да? Что так можно укрывать преступников от правосудия?

Люба фыркнула и сложила руки на груди:

– А я не полицейский, чтобы по глазам знать, кто преступник, а кто – нет! Хватит на меня свою работу перевешивать!

Они какое-то время стояли в переулке молча. За домами всплескивали ядовитые огни рекламы. Мимо проплыла процессия в красном с заунывными песнопениями, тяжело запахло кровью. Где-то недалеко раздался истерический плач, переходящий в смех, а потом обратно.

– Ладно, – примирительно сказал Стрельцов. – Ерёшкин – брат мой. Двоюродный. От него жена ушла. Он и подался во все тяжкие. Родители попросили башку ему на место поставить. Я приехал, а он мне про Нижний город несёт. Что, мол, приснился ему. Зовёт. Я на ночь с ним остался. А утром нет его.

– А камеры? Свидетели? – Люба слушала, склонив голову.

– Пусто, – следователь поморщился. – Как испарился. Так что… где искать будем?

Люба пожала плечами:

– Для начала в пабе у Берта.

– Веди.

За разговором они вышли из переулка на широкую улицу. Люба на мгновение вдохнула воздух Города – сладко-солёный, остро отдающий опасностью и запретным удовольствием. Она помнила, что здесь никогда не было солнца, только ночь. И луна над городом катилась жёлтым спелым яблоком, то прячась в чёрно-синие тучи, то выныривая, чтобы осветить какой-нибудь переулок. Но её света не хватало, поэтому весь Нижний был просто усеян огоньками фонарей, вывесок и разноцветной неоновой рекламы.

С высоты холма, на котором они оказались, Город раскрывался, как на ладони. Он уходил за горизонт и границы его терялись в зеленоватом тумане. Сам Город был перекручен, будто картина художника-сюрреалиста: улицы заворачивались серпантинами вокруг холмов, дома нависали над тротуаром под немыслимыми углами, площадь изгибалась бракованной неровной тарелкой. Вдалеке, в самой гуще тумана, торчали шпили готических башен с антеннами, неразборчивыми знамёнами и полосатыми ветряными носками.

Люба зашагала вдоль улицы неторопливо, потому что Стрельцов жадно глазел по сторонам. Так вёл себя каждый путник, и она уже привыкла к этому. Тем более, что здесь было на что посмотреть. По проезжей части гремели трамваи – старые, дореволюционные, сияющие латунью; на подножках висели пассажиры, из окон гремела скрипучая музыка и демонический хохот.

Между тротуаром и проезжей частью кое-где росли причудливые деревья. Вместо листьев на ветвях висело нечто вроде густого тумана. У одних деревьев такая крона вилась синим дымком, у других розовым. Но как только Антон протянул руку, чтобы коснуться её, Люба больно ударила его руке:

– Дурак! Это Дерево фей! Хочешь застрять у них на пару столетий?

Но интереснее всего были вывески на фасадах – кованые, резные, ажурные, тканые – они кричали, манили, звали, обещали. Лавка «Туфли-вафли» и впрямь пахла вафлями, мимо «Снадобья и зелья» нельзя было не пройти, не чихнув. Готичный бутик «Всё для демонов» заставлял чуть ускорить шаг, витрина «Лучшие клинки» выглядела, как Железный трон из «Песни льда и пламени», а «Магазин времени» был весь увешан механизмами и шестерёнками, которые беспрестанно двигались.

Люба остановилась у трамвая, который наполовину утопал в стене дома. Казалось, будто когда-то он протаранил фасад и прошёл насквозь, не повредив ни кирпич, ни штукатурку. На его табло, ярко расцвеченном неоновыми трубками, мигала надпись «Паб у Альберта». Из-за тяжёлой двери слышался визг и всплески аритмичной музыки.