Читать книгу Ведьмы Тихого Ручья. Колдовской сезон - - Страница 4

Наши дни

Мои пальцы болели. Я изо всех сил цеплялась за ржавые перила покосившегося причала, который, по идее, вел на материковую часть Шотландии. Позади меня кто-то щелкнул языком.

– Долго еще собираешься там возиться?

– Дайте мне минутку, – выдавила я, и стоило это мне огромных усилий, потому что воздух в легких заканчивался. Взгляд устремился к брызгам, которые мягкими волнами плескались о причал. Я застонала.

– Крошка, пошевеливайся! – послышался женский голос. Он звучал раздраженно. – Сейчас шесть часов. Я собираюсь выпить кофе, черт возьми!

Я закрыла глаза. Дыхание было прерывистым. Мои руки дрожали, когда я отрывала их от перил, чтобы сделать шаг вперед. Ветер трепал вокруг голых колен вельветовую оверсайз куртку. Стало ясно, что в Шотландии о летней жаре мечтать не приходится.

– Она сейчас немного не в себе, – пробормотал человек позади меня.

Только я успела подумать, что это прозвучало сердито, как вдруг мою руку дернули в сторону. Спасительная рука!

Ржавые перила неприятно впились в спину. Я захрипела. Тело отреагировало, когда разум приказал ему открыть глаза. Паника поглотила крик, который хотел вырваться из моего горла.

Передо мной простиралось Северное море. Серое, всепоглощающее чудовище. Оно внушало ужас. Так сильно, что я не могла ни думать, ни дышать, ни даже жить. В эту секунду существовало только море, только вода, которая перенесла меня в другой момент. Момент, который привел к тому, что я оказалась здесь.

– Эй! – Приятный женский голос проник ко мне сквозь туман. – Все хорошо. Посмотри на меня, ладно? Сюда.

Раздался щелчок пальцев. Я моргнула, но глаза не могли ни на чем сфокусироваться. Прошло какое-то время, прежде чем нормальное зрение вернулось, и я увидела перед собой женщину. Короткие черные волосы обрамляли ее заостренное личико. Глаза были такими же яркими, как небо, на котором плясали пушистые облака. Она улыбнулась, и это было так приятно, потому что моря больше не было.

– Вода?

Я кивнула. Она тоже. Мы договорились. Замечательно.

– Закрой глаза и возьми меня за руку. Я поведу тебя.

Я не знала ее, но мои возможности были ограничены. Поэтому доверилась ей. Все завертелось, хотя я видела перед глазами только черные точки. Но я разглядела водоворот, черное в черном, огромный и мрачный хаос. После кошмарных секунд, наполненных ужасными мыслями о том, чем все это может закончиться, я почувствовала твердую почву под ногами.

Я жалобно застонала от облегчения, жадно наполняя легкие соленым воздухом. Открыла глаза, собираясь поблагодарить женщину, но… она исчезла.

Я осмотрелась вокруг, внимательно разглядывая набережную. Моряки грузили ящики в свои рыбацкие лодки, готовясь к завтрашнему дню; за тележкой с газетами мужчина в серо-голубой полосатой кепке и дождевике размахивал новой газетой.

– Первый министр постановил! – крикнул он. – Никаких военных в городах Абердиншира!

Я читала о событиях в Абердиншире, особенно в районе Тихого Ручья. В течение некоторого времени люди бесследно исчезали. Уже давно поступали сообщения о необычных «несчастных случаях». Точные причины смертей в большинстве случаев неясны, но исчезновение людей было новым витком в череде всех этих странностей.

В воздухе гавани повисла тишина, пока владелец рыбной закусочной разворачивал тент. Новоприбывшие на пароме пытались сориентироваться или спешили через гавань, но куда бы я ни посмотрела… незнакомой женщины нигде не было.

– Эй, курица! – крикнул голос рядом со мной. Он звучал раздраженно.

Я обернулась и узнала члена экипажа парома по его темно-синей форме.

– Это ты мне? – Было похоже на то, потому что он тащил мой тяжелый чемодан по неровно уложенным камням на асфальте. Прямоугольная коробка, в которой хранились все вещи, которые у меня вообще остались. Я была просто сбита с толку тем, что он сравнил меня с курицей, пока не вспомнила, что на шотландском сленге это означало «девушка».

Подбородком он указал на чемодан в своих руках.

– Ты забыла на корабле. – Сигарета угрожающе качнулась в уголке его рта. – Тяжелый он у тебя.

Матрос собрался подбросить его, но я вскинула руки, протестуя.

– Не надо!

Морщины прорезали его лоб, прежде чем он нахмурил тонкие брови.

– А?

– Не… Не нужно его подбрасывать. – Я поспешно протянула руки и забрала у него чемодан. – Прошу прощения. Я… Да. Спасибо.

Он посмотрел на меня в недоумении. Наконец матрос зажал сигарету между пальцами и закурил, загрязнив воздух ее ядовитым дымом. Я прислушивалась к глубокому звуковому сигналу стоящего на якоре судна, пока мой взгляд блуждал по соседней улице в поисках желтого дома. Я должна была встретиться там с Натаниэлем. Он сказал, что сторонится порта, потому что здесь слишком много людей. Что ж, в этом плане мы были очень похожи.

Через некоторое время я нашла тот путь, про который он мне говорил.

Восходящая узкая улочка, которая шла по дуге и вела к паромному причалу. Высокие подошвы моих ботинок глухо стучали по асфальту. На этой боковой улице, кроме, меня никого не было, но вдалеке я услышала легкий звон колокола, призывающего сесть на паром. Солнце объявило о своем восходе, окрасив небо в градиент оттенков розового золота.

Тихий Ручей был странным местом. Все здесь казалось неподвижным. Я слышала шелест листьев, колышущихся на легком весеннем ветру, и пение каких-то птиц, звучавшее совсем не так, как я привыкла дома. Тихая, меланхоличная мелодия сопровождала меня, пока я не добралась до условленного места встречи и не остановилась в ожидании.

Минуты пролетали одна за другой. Другие могли бы подумать, что я стою одна перед заброшенным магазином с красно-белым навесом, на витрине которого пылились остатки аптечных баночек. Но я знала, что за мной наблюдали. Буквально через несколько минут после того, как я добралась до места встречи, он привлек мое внимание. Рукава серого шерстяного свитера облегали его локти, длинные пряди черных волос свисали на жилистые предплечья. Контраст между чернотой волос и бледной кожей был настолько силен, что едва не ослепил меня. Парень сидел на корточках на дереве через дорогу и пялился на меня.

Я старалась сохранять невозмутимое выражение лица. Он не должен был думать, что может запугать меня. Хотя в действительности этот тип пугал меня. С каждой минутой я чувствовала себя все более неуютно. Я подумала о Джеке-потрошителе и занервничала. У меня не было никакого желания подвергнуться нападению неугомонного серийного убийцы в мой первый день в этом городе.

Ладони вспотели. Кожаная ручка чемодана в деревенском стиле, который когда-то принадлежал моему отцу, грозилась выскользнуть из рук, поэтому я сжала ладони в кулаки вокруг узкого куска замши. Я почувствовала, как горят мои мышцы от тяжести чемодана. Но что-то во мне сопротивлялось тому, чтобы поставить его; что-то во мне не хотело признаваться самой себе, что я прибыла в Тихий Ручей раз и навсегда.

Я взяла чемодан одной рукой, достала из кармана куртки маленький камешек, который всегда носила с собой, и погладила его выемки, пытаясь найти в этом успокоение. Он был рядом все эти годы после того, как Финли подарил его мне. Мой якорь. Защитный амулет. Он дарил ощущение безопасности. Тепла. Ощущение, что я не одинока. Хотя это уже давно было не так.

Снова и снова мой взгляд возвращался к высокому дубу, который возвышался над кирпичным домиком на другой стороне улицы. На широкой ветке наполовину скрытый густой зеленой листвой сидел бледный парень и не спускал с меня глаз. Он прислонился спиной к широкому стволу дерева, подтянув одну ногу, пока другая небрежно болталась в воздухе. На одном из его черных ботинок развязался шнурок.

Мы вели ожесточенную дуэль взглядами, но парень не отводил глаз. Казалось, его не волновало, что я заметила его. Дико растрепанные и черные как смоль волосы рассыпались по коричневой коре, пока он рассеянно разминал нижнюю губу большим и указательным пальцами.

– Хелена?

Я вздрогнула. Кожаная ручка выскользнула из моих рук, после чего чемодан с глухим звуком ударился об асфальт. Я поспешно наклонилась, чтобы снова прижать его к себе, прежде чем взглянуть в обветренное лицо старика. Тяжелые мешки красовались под водянисто-серыми глазами, что было неизбежно при такой коже – тонкой, словно пергамент.

– Натаниэль?

Он кивнул. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Бледные губы были сжаты в узкую линию. Я присмотрелась к нему повнимательнее. Под потрепанной жилеткой Натаниэль носил мятую пожелтевшую рубашку, которая, возможно, когда-то была белой. Его жесткие джинсы выглядели выцветшими от стирки, а на тощем запястье болтались наручные часы, которые были ему слишком велики. Стрелки покоились на неправильных цифрах. Они не двигались.

Мой дедушка производил жалкое впечатление.

Он сделал шаг вперед.

– Я возьму твой чемодан.

Я посмотрела на его длинные пальцы и нерешительно взглянула в его глаза.

– Только не тряси и не бросай его, хорошо?

Натаниэль Иверсен не стал задавать никаких вопросов. Он лишь что-то одобрительно пробурчал себе под нос. С каменным выражением лица дедушка забрал у меня чемодан, и тут его взгляд замер на моем лбу. Я отвернулась. Шрам от ожога светился, как будто его очертания снова разожгли всепожирающий огонь.

Повисла неприятная секунда. Я слышала биение собственного сердца. В конце концов мой дедушка развернулся на пятках. Не говоря ни слова, он пошел по улице. Я последовала за ним, но в затылке неприятно покалывало. Желание оглянуться через плечо было огромным. Я изо всех сил старалась избавиться от этого ощущения, но чем дальше я отходила, тем сильнее становилось покалывание.

Когда мы добрались до развилки и Натаниэль повернул направо, было невозможно – просто невозможно – продолжать игнорировать это желание. Я медленно повернула голову. Белокурые пряди моего конского хвоста скользнули по вельветовой куртке. Почти сразу же взгляд сфокусировался на ветке дуба, одиноко возвышавшейся за кирпичным домиком. Между этим моментом и нашим последним зрительным контактом прошло всего несколько секунд, но… парень исчез.

– Как прошла переправа?

– Нормально, – выдавила я. Натаниэлю не нужно было знать, что я просто съежилась на своем месте, дрожа, и провела ночь, слушая храп моего соседа по сиденью, чтобы заглушить звук плещущейся воды.

Натаниэль хмыкнул, и на этом его попытки завязать светскую беседу, казалось, закончились. Через некоторое время мы добрались до рыночной площади города. Свет фонаря преломлялся на чугунной внушительной статуе женщины посреди квадратной стены дома. Я замедлила шаг, пока рассматривала ее.

Это была необычная женщина. Ее лицо выглядело своеобразно, оно казалось совершенно причудливым. Я не могла отвести взгляд. Левая половина отличалась бесспорной красотой: правильные черты четко вырисовывали высокую скулу, уголок губ и глаз. Однако правая сторона ее лица… Святые небеса! Не припомню, когда мне доводилось видеть что-то настолько жуткое. Чем дольше я смотрела на странные символы, вырезанные на материале с поражающим перфекционизмом, тем больше мне становилось не по себе. Глаз на правой половине лица выглядел безликим, в нем зияла беспросветная дыра. Разбитые и потрескавшиеся губы контрастировали с искусно вырезанной левой стороной; длинная щель представляла собой вторую половину носа.

Натаниэль уже практически прошел мимо статуи, когда заметил, что я остановилась. Его взгляд скользнул от меня к изображению женщины и обратно.

– Ты идешь или как?

Ее притягательная аура пленила меня. Было трудно отвернуться. Давящее одеяло опустилось на затылок, как будто воздух доносил чей-то шепот и прижимал к себе. Меня охватила дрожь.

Наконец я покачала головой и последовала за дедом. Когда мы перешли рыночную площадь и пошли по восходящей тропе налево, я поймала его осторожный взгляд в мою сторону.

– Морриган, – вдруг сказал он.

Я моргнула.

– А?

– Статуя в центре. В память о богине мертвых.

– Оу.

Я посмотрела поверх разрушенной кирпичной стены, ограждающей восходящую дорожку. Стена защищала нас от падения с высокого берега, но простиралась только до конца дорожки. Под нами раскинулась бескрайняя гладь серо-голубой воды. Я тут же отвернулась, но короткого мгновения оказалось достаточно. Мои колени задрожали.

Тело содрогнулось от непроизвольного глубокого вдоха. Соленый аромат морского бриза ударил в нос. Я провела кончиком пальца по неровному цементу между разрушающимися кирпичами, пристально глядя прямо перед собой. Я понятия не имела, кем была богиня мертвых или из какого мифа она возникла.

– Морриган, – тихо повторила я, чтобы отвлечься от мыслей о воде. – Звучит благородно.

Натаниэль кивнул. Раздался визг чайки. Она пролетела над нами и уселась на верхушку одинокой мачты. Когда тропа закончилась и мы оказались в небольшом поселке, состоящем из отдельных домиков, мое дыхание сменилось прерывистым хрипом. Мой дедушка при этом даже в лице не изменился.

Я окинула взглядом покосившиеся, небрежно расставленные дома. В Тихом Ручье время словно остановилось. Это было так не похоже на Германию. Так не похоже на все города, которые я когда-либо видела. Тихий Ручей казался древним и обветшалым. Складывалось ощущение, будто все вокруг являлось реквизитом съемочной площадки, вдохновленным предыдущим столетием. Факт, что через несколько часов я впервые буду поступать в колледж в этом месте, казался совершенно нереальным. Куда более вероятным казалось встретить Смауга в его пустоши.

– Здесь. – Натаниэль остановился возле прямоугольного дома из коричневого камня. Грязь украшала внешние ставни и витиеватую раму, окружающую дверь. Похоже, ненастные дни покрыли белую древесину плесенью и грязью. Из крыши, вымощенной разноцветной черепицей, торчал дымоход.

– Это мой дом.

На сей раз это я была человеком, который просто кивнул. У меня не хватало слов, потому что дом моего дедушки казался заброшенным.

Натаниэль шагнул вперед. Я воспользовалась его невнимательностью, чтобы осмотреть передний двор. Частично разрушенная каменная стена и неухоженная живая изгородь окружали засохший газон. Спутанный плющ обвивался вокруг потрепанной железной скамейки. Из-за разросшегося кустарника, окружавшего ее, место для сидения было едва различимо. Я насчитала пять заброшенных растений. Два из них лежали на траве в окружении рассыпавшейся земли и разбитых горшков.

Это было унылое место.

Когда мой дед повернул ключ в замке и открыл дверь, гнилостный запах ударил в лицо с такой беспощадностью, что я не могла вздохнуть.

Оттуда воняло. Боже, оттуда так воняло, что я всерьез задумалась, не оставил ли Натаниэль кого-нибудь разлагаться в этом доме. Но, когда он включил свет, и мой взгляд пробежался по горам грязной посуды, по застывшей корке старого картофельного пюре и бело-зеленому слою плесени на остатках тушеного мяса, мысль о засохшем трупе отпала сама собой.

Натаниэль Иверсен жил скромно и в грязи. Дед избегал встречаться со мной взглядом. Какое-то мгновение я рассматривала черты его лица, пытаясь обнаружить наше сходство, но заметила только различия. Он сбросил с сундука старые газеты и стаканчики из-под йогурта, а сверху поставил мой чемодан.

– Ты хочешь есть?

– Нет, спасибо.

Моя первая ложь в Тихом Ручье. Следовало ли мне вообще начинать считать, сколько я солгу? Предположительно, нет.

Натаниэль с мрачным видом отреагировал на звук моего урчащего желудка.

– Садись. У меня было что-то на завтрак.

Сначала мне стало интересно, где он найдет место для приготовления пищи, потом я молилась, чтобы он не принес похлебку с плесенью. Ноги несли меня под аккомпанемент скрипа деревянных половиц, выполненных в деревенском стиле. Я села за круглый обеденный стол и наблюдала, как дед соскребает старую еду с двух тарелок и вытирает их щеткой для мытья посуды. Затем Натаниэль принялся черпать еду из кастрюли. Мой желудок сжался.

Натаниэль вернулся, сел напротив и толкнул мне тарелку через весь стол. Тосты и запеченная фасоль. Без слоя плесени, слава богу.

Какая странная ситуация! Этот человек был моим дедушкой, но я никогда прежде не видела его, за исключением пожелтевших, потрескавшихся фотографий. И вдруг я оказалась здесь. Это было безумием, которого мои родители никогда бы не допустили. Но у них не было возможности запретить мне находиться тут. Они были мертвы. Оба.

Вилкой я указала на старинную печь, вытяжка которой была скрыта деревянным выступом. Кастрюли и сковородки свисали с балок.

– Старинная штука, но выглядит стильно. Ты сам построил этот кухонный остров?

Его серые глаза смотрели на грубо отполированный предмет мебели. Квадратная рабочая поверхность была завалена мусором, но я все же смогла разглядеть вырезанные на ней выемки.

– Да, – сказал он.

Я игнорировала свой желудок, который бурно протестовал при виде свалки вокруг. Задержав дыхание, я обмакнула тост в томатный соус от запеченной фасоли. Нас окутала тишина, только столовые приборы звякали, когда касались керамических тарелок. Через некоторое время я больше не могла этого выносить. Молчание. Вонь. Крутящиеся в голове мысли о новом доме.

– Спасибо за завтрак. – Мой голос звучал гнусаво, потому что я сосредоточилась на том, чтобы не дышать через нос. – Если ты не возражаешь, я хотела бы распаковать свой чемодан, прежде чем идти в колледж.

Казалось, Натаниэль почувствовал облегчение. Он поднял свое тощее тело, чтобы убрать тарелки. Ножки стула заскрипели по деревянному полу.

– А ты уверена, что уже сегодня хочешь пойти в колледж? Ты можешь пойти и завтра.

– Не хочу ничего пропустить.

Он поджал губы.

– Почему ты не приехала на прошлой неделе, как мы планировали? – Дед стоял ко мне спиной, разглядывая горы посуды и, казалось, размышлял, какая башня из тарелок не слишком высока, чтобы уместить в себе еще две. – Ни сообщения, ни слова, и вдруг твой звонок вчера вечером, что ты уже в пути.

Я теребила кутикулу большого пальца, продолжая дышать через рот.

– Были дела, которые нужно было решить.

Если не считать того, что эти «дела» крутились вокруг решения совершить набег на мини-бар в отеле или заказать в номер китайской еды, то мои слова являлись откровенной ложью. Уже второй.

Натаниэлю не следовало знать, что я не смогла заставить себя сесть на паром неделей ранее. Ему не следовало знать, что меня дико потряхивало, когда я стояла в порту Амстердама со своим чемоданом и наблюдала, как вода безжалостно бьется о причал парома. И, самое главное, ему не следовало знать, что мое маленькое тело размером чуть более полутора метров просто разрывалось на части от страха покинуть единственное место, которое связывало меня с родителями.

Но в конце концов мне пришлось это сделать. Если я хотела узнать, почему моя мать оставила Тихий Ручей, почему она сбежала и больше никогда не хотела ступать на шотландское побережье, я не могла продолжать жить как прежде. Если я хотела узнать, кем она была, мне предстояло принять этот вызов. Возвращаться все равно было некуда. Свой дом детства я продала.

И вот я оказалась здесь, с отцом моей матери, в крошечном мрачном городке; мой новый дом являлся свалкой; все, казалось, было окружено водой, и я понятия не имела, как быть дальше. Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой потерянной.

Я провела руками по бокам своих узких джинсов, наблюдая за движениями Натаниэля: за тем, как седые редеющие волосы спадают на затылок, и за тем, насколько безразлично ему это грязное жилище, насколько я безразлична ему.

Я поднялась, он взял мой чемодан и пошел вперед, вверх по лестнице. Я последовала за ним. Ступеньки скрипели. Когда поднялась на верхний этаж, из комнаты в конце коридора вышел дед. Неуверенным жестом он вытер ладони о края свитера.

– Твой чемодан на кровати. На тот случай, если ты… все еще не хочешь, чтобы он касался пола.

– Спасибо, – пробормотала я. Он кивнул.

– Твоя форма для колледжа висит в шкафу.

Я медленно шагнула вперед, приложила ладонь к дереву приоткрытой двери и распахнула ее. Чего бы я ни ожидала, учитывая беспорядок в остальной части дома, ничего такого там не было.

Здесь царила педантичная чистота. Эта комната была маленькой, поэтому узкая односпальная кровать стояла боком к окну.

Я почувствовала это сразу. Уже в ту долю секунды, когда я вошла в комнату, меня охватила уверенность. Эта комната принадлежала моей матери. Таков был ее стиль. Казалось, все здесь было украшено цветочными узорами: стены цвета морской волны, покрывало на матрасе, пастельные картины. Даже потолок.

Моя мама всегда рисовала. Больше всего она любила природные элементы. Когда я думала о ней, перед моим внутренним взором возникали цветные пятна. Они окропляли ее лицо. Папа называл маму цветком своего сердца, который вдохнул в него жизнь. Пока все это у них не было отнято.

Я осторожно села. В горле образовался комок, когда мои руки коснулись цветочной ткани пледа. Я едва заметила, как свернулась калачиком рядом со своим чемоданом. Словно лиса, я взяла в руки одну из декоративных подушек и зарылась в нее носом. Я не знала, чего ожидала. Аромата роз моей матери?

Как глупо, Хелена. Как глупо. Она мертва. Это тебе было известно уже слишком хорошо.

Тем не менее я почувствовала ледяной холод и жгучее разочарование, когда единственное, что я ощутила, – это слабый аромат лаванды от кондиционера для белья. У меня вырвалось хриплое рыдание. Я зарылась пальцами в подушку, в то время как подступающие слезы сотрясали тело. Соль обжигала щеки, но в этот момент ничто в мире не могло остановить мои рыдания.

Воспоминания захватили меня, захлестнули разум, и я увидела ее улыбку, ее белокурые волосы, ее тонкий вздернутый нос, который был так похож на мой. Видела беспокойство на лице мамы, когда я спотыкалась или случайно прикусывала себе язык, пробуя клубничное мороженое, которое мы частенько ели в саду. Воспоминание о ее нежном голосе словно пронзило меня насквозь. Перед глазами возник образ, как она укладывала меня по вечерам спать, нежно напевая какую-то мелодию, в то время как ее пальцы гладили мою голову. Я практически почувствовала это прикосновение.

В течение многих лет я умоляла своего отца поехать в Тихий Ручей. Умоляла позволить мне увидеть ее дом; увидеть, где и как она росла. Я хотела быть ближе к матери. Ближе, чем могла себе представить. В том месте, которое сделало ее таким бескорыстным и любящим человеком.

Папа отказался. Но теперь я была здесь. Теперь я лежала на кровати, где она наблюдала за звездами, которые сияли по ночам сквозь высокое белое окно. Я не могла сосчитать, сколько раз мама рассказывала мне о них. О волшебном небе над Тихим Ручьем и ярком, искрящемся чувстве, которое разжигала в ней жизнь на суровом шотландском побережье. Мне казалось, что если приехать сюда, то можно почувствовать то же самое. Я предполагала, что в этом месте есть ответы, которые я всегда искала. Я была так уверена, что почувствую здесь волшебство жизни.

Теперь я оказалась в Тихом Ручье. И ничего не чувствовала.