Читать книгу Мемуары военного фельдшера - - Страница 1

– Что можно рассказать о своих детских годах, когда мне в настоящее время перевалило уже за сорок… Многое забылось.

А ведь детство было у каждого, хотя оно не у всех проходило одинаково. Лично у меня детство было не так уж радостное.

Родился я в 1921 году в с. Портнягиной Шатровского района Курганской области. В то же время, когда я родился, Курганской области как таковой не было…

Хотя Гражданская война закончилась, но время было еще неспокойное. Недобитые белогвардейские банды еще давали о себе знать. В 1921 году на территории Шатровского района свирепствовала банда, от рук которой погибали сотни коммунистов и других активных сторонников Советской власти. Почти в каждом селе были жертвы кулацкого мятежа. Были они и в Портнягиной. Кроме всего этого, в 1921 году была сильная засуха. Хлеб не вырос. Народ голодал. Обо всем этом я знаю только по рассказам.

Мы жили в одной избе. Одна единственная изба с небольшими сенками. Да и изба была не так уж большая. А семейка наша была не маленькая. Десять человек. Отец с матерью, нас пятеро ребятишек, дед с бабушкой и еще дедов отец, которому было уже больше 100 лет. Правда, дедова отца я запомнил смутно, но все же немного помню.

По рассказам моих родных, что этот столетний дед был здоров как бык. Даже в самые лютые морозы он никогда не надевал варежки, даже смеялся над теми, кто носил их. Не уважал и шапку. Больше всего носил картуз или шляпу. Вот он, каков был – Баев Степан Павлович. И дети его были тоже неплохие мужички. Все три сына были участниками русско-японской войны 1904-1905 года, а затем участниками первой мировой войны. Старший его сын, Константин, погиб трагически. На рыбалке во время бури перевернуло лодку. Кроме него все спаслись. Тело его нашли только через неделю. Выборонили бороной. Второй сын Петр (это мой дед по отцу), этот прожил до 70-ти с лишним лет. Почти до последних лет своей жизни работал в колхозе. Умер в 1937 году. С японской и германской войны вернулся с наградами. Третий сын Яков – это самый младший, он, кажется, участвовал даже в гражданской войне. С войны вернулся коммунистом. В 1921 году был схвачен бандитами и расстрелян. Еще была дочь Ненила, о которой я тоже ничего не знаю. Вообще то – я ее видел, она жила в Пушняковой, а когда она умерла – об этом ничего не знаю.

Мои родители занимались сельским хозяйством. Имели небольшой надел земли, вот этим и жили. Никаких, даже самых простейших машин, в своем хозяйстве не имели. Все работы выполнялись с помощью коня и вручную.

Мой дед, Баев Петр Степанович, был немного грамотным человеком. Хорошо читал печатный текст. Немного разбирался и в писанине, даже чуть- чуть писал. Замечательно играл в шашки. Но самое главное, он прочно шил обувь. Я имею в виду рабочую обувь. Даже из других деревень приносили к нему шить сапоги. Грамоте он научился в армии. А служить ему пришлось долго. Награды, полученные на войне, хранил до последних дней жизни.

Хотя и трудно было, а все же своему сыну Степану (моему отцу) он дал небольшое образование. Отец мой окончил Портнягинскую трехлетнюю церковно-приходскую школу. Окончил школу на круглые пятерки. Даже ни одной четверки не было. Свидетельство отца об окончании этой школы хранилось долгие годы. Утеряли его во время войны 1941 -1945года. Отцу моему тоже пришлось послужить в армии и быть участником первой мировой войны. С войны же он вернулся целым и невредимым. А вот в гражданской войне участвовал он или же нет, так и не знаю… Отец мой о войне нам детям вообще ничего не рассказывал. Мать же моя была совершенно неграмотная женщина, даже расписываться не умела. В школе учиться ей не пришлось. Одно время, когда проходила ликвидация безграмотности, и ее включили в список. Но ничего не получилось. Уговорить ее так и не могли. Чтоб ходила на занятия. А ведь в то время она была не так уж стара. Вполне можно было усвоить хоть немного грамотности.

Не помню уж точно, или 1928 году или 1929 году, моего отца избрали секретарем Портнягинского сельского совета. Это были самые трудные годы работы. Борьба с кулачеством, коллективизация, саботаж, вредительство и что только не было.. Но передовые люди села, несмотря ни на какие трудности, сокрушая все на своем пути, шаг за шагом шли к своему светлому будущему, ведя за собой остальную крестьянскую массу, много было труда, и ошибок, и промахов.

В 1929году мой отец один из первых вступил в Коммуну «Красные орлы». Дед сначала был против, просил отца обождать немного, посмотреть со стороны, как она будет жизнь-то там идти. Но отец был неумолим, и дед сдался. Только и сказал: «Как лучше, так и делай».

В 1930 году меня отдали учиться в школу. Вместе со мной пошла, учиться и моя сестра Маремьяна, которая была старше меня на пять лет. Жили так, что раньше ей никак не пришлось пойти в школу вместе со своими сверстницами. С каждым годом семья прибывала, и кому-то надо было водиться с малышами. Правда, у нас еще была бабка, но она совершенно слепая. Ослепла она, когда отцу было всего четыре года. Хотя она и была слепая, но она не сидела, а что-нибудь да делала. А делать она почти все могла. Доила корову, пряла и ткала, даже шила.… И что удивительное, что она сама, без посторонней помощи, вдергивала нитку в иголку. И так это ловко делала, что все удивлялись.

Моим первым учителем был Кирилл Александрович, а вот фамилию его так и не знаю… Он проработал в нашей школе всего один год, а затем куда-то уехал. Хотя он и мало проработал в Портнягинской школе, а все-же память о себе какую-то оставил. Его еще долго вспоминали ученики. Во второй класс не все были переведены, и тут конечно причины разные. Больше всего материального характера. Не в чем было в школу ходить. Полгода учились, а полгода дома сидели. Вот такие обычно и были оставлены на второй год. Коршуновские ребята тогда тоже учились в нашей школе. Я и сестра моя были переведены во второй класс.

Во втором классе нас было всего трое мальчиков, все остальные были девочки. Некоторым девочкам было по 15-16 лет. Наша тройка-это я, Бутаков Фиофил, и Худобородов Василий, сидели на одной парте весь учебный год. И не где-нибудь, а на самой передней парте. Все время на глазах учителя, поэтому особенно не побалуешься. А учитель второго класса был строгий. И в то же время очень хороший. Звали его Василий Романович Вохменин. Он вел сразу два класса, II и IV. В четвертом классе были совершенно взрослые ребята и девчата. Некоторым было по 17-18 лет. Такие на учеников совсем уже не походили. Каких только номеров не устраивали эти перерослые ребята. Хорошо, что классы эти вел такой учитель, как Василий Романович. Он умел поддерживать дисциплину. И его побаивались. А раз побаивались, то, без сомнения, и уважали. Первые и третьи классы в то время вела пожилая учительница Рыбакова Наталья Захаровна. Она тоже, как и Василий Романович, учительница была хорошая. В учителях уже оба не по первому году. И среди учителей села, они пользовались неплохим авторитетом. Жаль только, что они тоже мало поработали. Оба были переведены в другие школы после окончания учебного года. Второй класс я окончил с хорошими оценками. Сестра моя тоже перешла в третий класс.

В III классе этой же тройкой мы снова сидим за одной партой. Хотели нас рассадить, но, ничего не получилось. Учительницей нашей была молодая девушка Наталья Степановна. Фамилии не помню. Знал, но забыл. С самых первых дней дела шли плохо. Совершенно никакого порядка. Дисциплина на уроках – хуже не куда. Шум, крик…Ну что только не было…Были случаи, когда Наталью Степановну загоняли в кладовку и закрывали. Конечно, это делали больше всего ученики IV класса. А Наталья Степановна тоже вела два класса, кроме нашего III у нее был I класс. Не один раз она оставляла класс и убегала в с/совет, а оттуда верталась с председателем или секретарем (моим отцом). Учебный год прошел, можно сказать, впустую. Больше половины класса осталось на второй год. Остался и я. А вот сестра моя была переведена в IV класс. Дисциплина у ней была лучше, чем у меня.

Каждый год у нас были новые учителя. Наталья Степановна после окончания учебного года куда-то уехала. Прибыло двое новых учителей: Черников Геннадий Осипович и Голышкина Зоя Ивановна.

И вот снова в III класс. Класс большой. Наш учитель Геннадий Осипович. I класс тоже он ведет. В классе тишина. А раз хорошая дисциплина, то и учиться стали лучше. Учителя полюбили всей душой. Где он только с нами не побывал. Кажется, исходили все луга и соседние леса. Хороший авторитет завоевал он и среди взрослой молодежи. Особенно его полюбили после того, как однажды он проучил одного хулигана – пьяницу. Если бы этого хулигана не забрал подоспевший милиционер, то он, наверно, бы получил пулю в лоб. Геннадий Осипович имел револьвер. Многие потом упрекали Геннадия Осиповича в том, что он не всадил пулю в этого мерзавца. А следовало бы… Вскоре этот хулиган вообще куда-то уехал и в Портнягиной появлялся время от времени, и совсем ненадолго. На этот раз III класс я окончил хорошо. Был даже ударником. Получал от школы денежную премию. Родители меня тоже порадовали. Отец купил мне полусуконное пальто и портфель. Пальто было, правда, девичье, но его быстро переделали. Тогда не так-то просто было что-либо купить. В магазине товар завозили редко, а потом ведь и купить то не всегда есть на что. Отец работал секретарем совета, получал совсем маленькую зарплату. Ну а дед сшил мне сапоги. Самые настоящие сапоги, а не бродни, какие я носил до сих пор. Правда сапоги были из самодельной кожи, но это не имело большого значения. Сапоги они и есть сапоги. Их с броднями никак не сравнишь. Одели меня по тем временам можно сказать не плохо. Сестра в этом году окончила IV класс и больше решила не учиться. Пошла работать в коммуну на ферму. Даже не на ферму. В общем, она принимала все надоенное молоко, а затем его раздавала согласно ведомости. Получали только на детей и коммунистов.

В IV классе снова сидим за одной партой с Кичигиным Федей. Второй год с ним сидим за одной партой. Наша учительница Зоя Ивановна Кичигина. Раньше она была Голышкина. Здесь в Портнягиной вышла замуж за Кичигина Петра Степановича. Муж ее в армии. Учительница она была неплохая. Вела тоже два класса. Были случаи, когда ее выводили из терпения, и тогда она наказывала провинившихся по все правилам. Однажды, за какой-то грубый проступок, она отобрала учебник у меня, у Кичигина Николая (ее деверя) и Савина Андрея, а затем выгнала из школы и больше не велела в нее заходить. За такие дела, конечно, даже родители по головке не погладили. Бить, конечно, меня не били, но по-своему все-же наказали… Дней через десять нас снова приняли в школу. Конечно пришлось извиняться и дать слово больше не нарушать школьную дисциплину. Слово свое все мы трое – сдержали.

Сейчас я вернусь немного назад. Я уж говорил, что в коммуну мы вступили в 1921 году. На первых порах коммуна была не большая, но она уже существовала около десяти лет. Правда, во время кулацкого мятежа 1921 году ее почти полностью разграбили бандиты. Сейчас она создается чуть-ли не заново. В основном в коммуну вступали бедняцкие хозяйства. Первые годы коммуна находилась на участке в 1,5 км от Портнягино. К 1929 году там находилось всего 2-3 семьи, потом и они вернулись в Портнягино. Со временем все дома и другие постройки на участке были снесены, и там осталось пустое место. В настоящее же время коммуна создавалась в самом селе. В первые же дни после вступления в коммуну отец с дедом свели всего скота в общее хозяйство. Все запасы зерна и других продуктов сдали на склад. Дома совершенно ничего не осталось, даже куриц, и тех увезли в общий курятник. Сельскохозяйственный инвентарь тоже был свезен на хозяйство. Все это, конечно, принимала специальная комиссия, выбранная из коммунистов. В доме было все проверено, чтоб не осталось ничего. А в нашем дворе (пригоне) разместили в двух конюшнях свиней. Тут же, в пригоне сделали топку, чтоб варить для свиней корм. Питались только в общей столовой. Кормили три раза в день. Питание было исключительно хорошее. Каждый день был суп мясной, яйца и молоко, не говоря уж о овощах. В общем, всего было в достатке. Детей и школьников кормили отдельно. А дети, те питались в яслях. Работали конечно все, кто только мог. И работали дружно. Школьники в основном помогали в труде только после окончания учебного года. А что делали? Заготовляли корм, пропалывали посевы и во время сенокоса работники возили копны. Вскоре в коммуне появились первые тракторы «Фордзой». И первые трактористы молодые коммунисты Василий () и Василий Потапов. Дела шли неплохо. Коммуна твердо становилась на ноги. На работе выходили организованно и только с песней. С песней и с работы возвращались.

В то время, когда в коммуне жизнь била ключом, в деревне началась сплошная коллективизация. За короткий срок в деревне организовалось три сельхоз. артели: «Волна», «Исеть» и «Хлебороб». Правда, «Хлебороб» просуществовал совсем недолго. Вскоре его объединили с «Волной». Но несколько семей так и не вступили ни в колхоз, ни в коммуну. Они так и остались единоличниками на многие годы. Кулаков к этому времени всех раскулачили и выселили. Все кулацкие хозяйства перешли в собственность коммуны и вновь организованных колхозов.

Колхозники резко отличались от коммунаров. Если в хозяйстве коммунаров не было совершенно ничего, то в хозяйстве колхозников был разнообразный скот, и птица, и приусадебный участок, и участок этот не такой уж и маленький. На общий двор колхозники свели только коней и сельхозинвентарь. Все остальное у них осталось дома. Разница была большая.

В 1931 или 1932 году многие семьи коммунары завербовались и уехали на Урал (Бакал). Вот с этого времени дела в коммуне пошли на убыль… В общем, плохо пошли дела. Во главе коммуны стоял старый коммунист Кичигин Михаил Прокопьевич. Хоть и старейший коммунист, а коммуну развалил до основания. В коммуне появились разного рода воры и жулики. Тащили все что лежало плохо. И тащили все, кому только не лень. Дошло до того, что прикрылась столовая и пекарня. Обеды готовить стало не из чего. Кое-что, конечно, съели сами коммунары, ну а большая часть разворована. Дела в коммуне так и не направились.

Прошло некоторое время, и коммунарам разрешили иметь в личном пользовании скота и птиц, а также приусадебный участок. Некоторым коммунарам из общего стада выделили скот. Но не всем, конечно. Нам лично ничего не дали. Да отец мой и не просил. Он хоть и коммунар, а работал ведь в с/совете. И вот таким образом коммуна наша превратилась в обычную сельскохозяйственную артель.

В Портнягиной была хорошая деревянная церковь на каменном фундаменте. Церковь была почти новая. В начале тридцатых годов церковь была прикрыта. Попа арестовали. С церкви сняли кресты, а вместо них повесили красные флаги. Внутри церкви тоже навели порядок. В общем, церковь превратили в клуб. Все собрания проходили только в церкви, а собрания в то время проходили очень часто. Показывали кинокартины. Кино, конечно, было немое. Часто ставили концерты. Клуб из церкви получился неплохой. К сожалению, клуб в церкви просуществовал недолго. Церковь по чьему то указанию заколотили, а клуб сделали в другом месте. А еще спустя несколько лет церковь снесли. Часть ее пошло на постройку новой школы, а часть просто порастаскали. Короче говоря, угробили замечательное здание, которое могло бы стоять десятки лет без ремонта. Надолго остались Портнягинцы без хорошего клуба.

А ведь кроме церкви в деревне были хорошие кулацкие дома. Они бы тоже могли пригодиться народу, но их тоже по чьему злому умыслу разрушили.

4 класс я закончил уже без отца. 5 мая 1934 года мой любимый отец умер в возрасте 39 лет. Болел совсем недолго, не более как недели две. Работал чуть не до последнего дня. Последнюю неделю он уже в совет не ходил, а работал дома.

Хоронили как коммуниста. На похоронах была почти вся Портнягина. Был председатель и от райсовета. На могиле после каждого выступления делали ружейный залп.

И вот мы остались одни. Моей матери было тогда 39 лет, деду 75 лет, сестре Маремьяне 17 лет, мне-12 лет, брату Лазарю-7 лет, а младшему братишке Валентину, тому и года не было. Да, семейка осталась не маленькая. Хозяйством обзавестись еще не успели. Кроме огорода у нас совершенно ничего не было. Да и в огород-то еще ни разу не садили, а только начали его разрабатывать под посадку. Вообще после смерти отца мы остались в очень затрудненном положении. Как дальше жить? Что предпринимать? А жить как-то надо.

За отца нам назначили небольшую пенсию. Потом мы за него получили страховку 1000 рублей. В первую очередь мы купили в Терсюкской нетель. Деньги уплатили не полностью. Хозяева дали нам небольшую отсрочку, до зимы. Когда наступило лето, мать и дед работали на сенокосе, а сестра в яслях. Мы же трое находились дома. Но не всегда. На сенокосе мне тоже приходилось часто бывать. Кроме того, как только возить копны, больше мы ни чего и не делали.

После окончания 4 класса не все наши ребята пошли учиться в 5 класс. Бутаков Фиофилл и Худобородов Василий решили больше не учиться. Вместе со мной в 5 класс пошли:

Кичигин Николай, Кичигин Федот, Кичигин Михаил, Бутаков Авим, Савин Андрей и Арефьев Саван. А из Воротниковой – Павлин Воротников и Катя Попова.

Это я перечислил тех, с кем сидел в одном классе 5 «б» Терсюкской начальной средней школы. Кичигин Михаил и Арефьев Савин были самые лучшие ученики в 5 классе. Неплохо учился и Авим Бутаков, но у него была самая плохая дисциплина. Некоторых учителей он доводил до слез.

Пятый класс я окончил с неплохими оценками, но ударником не был. Русский письменно подвел. Потом у меня было много пропусков, в основном по болезни.

Брат Лазарь в этом году тоже уже учился. Закончил 1 класс. Подрастает и младший братишка. В июле ему исполнилось два года.

В 6 классе почти с этими же самыми ребятами учились вместе. Учителя те же самые что и в 5 классе учили. Это:

Младенцев Василий Андреевич

Младенцева Екатерина Матвеевна

Черепанов Николай Васильевич

Герасько Ирина Петровна

Рыбакова Наталья Захаровна

Чернышев Сергей Федорович

Чернышев Геннадий Осипович.

Было еще несколько учителей, сосланных из Москвы и Ленинграда. Они работали в Тюрсюкской школе не один год.

Директором Тюрсюкской НСШ был в то время Сагайдан, имя и отчество не помню.

В средине дня, когда в школе шли занятия, Сагайдан повесился. Что его заставило покончить с собой, я, конечно, не знаю. На похоронах не были ни учителя, ни ученики. Запретили.

А время тогда было неспокойное. Был голод. Жили просто ни на чем. Питались разной травой. Ведь картошка, и то плохо выросла. А хлеб же подчистую весь выгребли. Многих тогда пересадили. А за что?

Попробуй узнай. Обвиняли в вредительстве совсем невиновных людей. Вот и учителя из Москвы и Ленинграда таким же образом оказались у нас. Да, время было тяжелое.

В марте месяце моя мать и еще несколько мужиков поехали в г. Тюмень на одной лошади. В Тюмени голоду, видимо, не было: из Тюмени мать привезла около двух пудов печеного хлеба и несколько килограммов разных круп. Домой из города возвратились пешком – по раскисшей дороге. Лошадь еле тянула сани с продуктами.

И эти продукты, что привезли из города, они и спасли нас. Трудно сказать, что бы нас ожидало, если бы не эта поддержка. Материально обстояли дела у нас хуже некуда.

Но, видимо, кто-то обо всем этом написал куда требуется. Был арестован и отдан под суд председатель Шатровского райсовета. И будь-то бы его расстреляли. Признали как врага народа. Я этого председателя немного знал, так как он не раз бывал у нас в дому при жизни отца. Фамилия его Лапшев.

В седьмом классе учиться было ничуть не легче, чем в шестом. Причина та же самая. Жрать почти нечего и одеться не во что… Ходил, как самый последний оборванец. Носил рубашки, переделанные из материнских кофт, а штаны из холщевой материи. Совершенно не на что было купить. Еле-еле дотянул до конца учебного года. Во время экзаменов 9 июня 1937 года умер мой дед. Прожил около 80 лет. Последнее время все сторожем работал. Когда учились в Терсюкском, мы вместе с Федькой Кичигиным жили на одной квартире у Киселева Савина Ивановича. Он тогда работал председателем совета.

Давно нет в живых Савина Ивановича. Он погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Двое детей Савина Ивановича погибли трагически. Дочь повесилась во время войны, а сына уже после войны зарезало поездом. Его родной брат, Африкан Иванович, офицер полковой, был одним из первых Героев Советского Союза по Шатровскому району. Он тоже погиб. Погиб в боях с Японскими самураями у Халхин-Гола. Нет в живых и Феди Кичигина, с которым учились и жили на одной квартире. Он тоже погиб, защищая Родину. Погиб и Василий Худобородов, с которым тоже вместе сидели на одной парте неразлучной тройкой.

Вскоре после смерти деда, сестра Маремьяна вышла замуж за Мехнина Андрея Васильевича. Лето 1937 года было исключительно хорошим. Дожди выпадали, как по заказу. Колхозы собрали небывалый урожай. На каждый трудодень колхозники получали по 10 кг. пшеницы. А ведь кроме пшеницы давали рожь и горох, а так-же продукцию с животноводства. Хлеб не знали куда девать. Продавать очень дешево. Да и кому его продавать? У нас одна работала мать, и то хлеба полон амбар. В магазинах начали появляться кой-какие товары. В общем, народ начал жить хорошо.

В 8 классе я проучился только один месяц, потому что класс этот расформировали. Учиться надо было в Шатрово, так как поблизости больше нигде 8 класса не было. Многие бросили учиться. А что делать? С осени и чуть ли не до нового года я работал учителем среди взрослых, занимался с теми, кто не закончил 4 класса. Этой же осенью вступил в комсомол. На утверждение в Райком ВЛКСМ ездили с Баевым Иваном Архиповичем. Он тогда был секретарем первичной организации. Секретарем райкома ВЛКСМ в то время была Благинина Ольга Фирсовна. Потом она стала Коноваловой. Сейчас ее в живых нет. Она умерла, кажется, в конце пятидесятых годов.

Вот здесь я, пожалуй, и закончу записи о своих школьных годах.