Читать книгу Приключения в Новом мире - - Страница 2

1

Из подъезда пятиэтажки вышли двое парней.

– Сегодня опять вечеринка, не пора ли прекратить и немного поучиться? – заметил один.

– Учиться, Ратмир, будем в институте, в школе не учатся, а готовятся к нему, – ответил второй. – Ты вот лучше скажи: ты присмотрел себе подружку, с которой тебе не стыдно было бы показаться на вечере?

– Василёк, неужели у тебя не хватает ума, чтобы вовремя сменить пластинку? – вопросом ответил ему Ратмир. Потому что второго из двух собеседников звали именно так: Ратмир Романов.

– А ты, как всегда, в своем репертуаре. Впрочем… сегодня будут несколько новеньких девчонок, их приведет Андрей Разумовский, так что ты сможешь выбрать себе по вкусу.

– Может быть. Но мне, честно говоря, пока что ни одна не приглянулась.

– Нет, – (у Василия Верещагина, лучшего друга Ратмира, от возмущения даже дух перехватило), – вы взгляните на него! Вокруг него вьется столько красоток, а ему они, видишь ли, не нравятся! Ты хоть из жалости к ним снизошел бы. – В возмущении Василий с разбегу стукнул ногою по одной из опор полуразвалившейся и засыпанной всяким хламом арки, непонятно зачем воздвигнутой недалеко от центра города (друзья как раз проходили мимо нее). – Так вот!

Ратмир поднял голову и увидел: сверху на друга рушится кусок кладки, потревоженной ударом. Он резко толкнул Василия, сам бросился вперед, чтобы не попасть под удар. Ему показалось, что он нырнул головой в какой—то кисель. Замелькали в глазах звездочки. И он потерял сознание.

– Оу, маин гот! Что делать, что делать? – проговорил Ратмир,

приподнимая голову. – И где, черт возьми, я оказался? – (Он сел. Огляделся). – Куда меня черт занес? Ну, если это Васькина работа, я ему…

По выражениям, которыми пользовался Ратмир в разговоре с собой, видно: он не являлся «примерным мальчиком», хотя к разряду «трудных» тоже не относился. Парень он был видный, высокий. Черные волосы, серые глаза, спокойные, правильные черты лица. Он учился в выпускном классе одной из школ городка Таежного, дружил со многими одноклассниками. Но близких подругу него не было. Это объяснялось некоторой придирчивостью к слабому полу.

Ответить на свои вопросы Ратмир не мог. Он не помнил, что случилось после того как они с Васькой Верещагиным вышли из подъезда. Вот миленькие шуточки, бросить где-то в лесу и смыться! Но, впрочем, нет. Это не в Васькином духе…

Ратмир сидел на поляне, заросшей изумрудной травой. Гигантские деревья вокруг уходили кронами в голубую высь. Между ними рос густой кустарник. Сжимая деревья в своих удушающих объятьях, поднимались вверх гибкие лианы, украшенные гроздьями сиреневых цветов. На первый взгляд заросли казались совершенно непроходимыми.

– Здесь, видимо, никто на мои вопросы не ответит, – решил Ратмир. Встал. Направился к лесу.

Кусты имели странный вид. На тонких и высоких стволиках были симметрично расположены тонкие ветки, симметрично же покрытые треугольными листьями. Пробираться сквозь их сплетение было гораздо легче, чем показалось на первый взгляд. К тому же, эластичные ветки не царапали кожу. Так что Ратмир скоро достиг одного из деревьев-великанов. Взглянув вверх, он поразился той строгой симметрии, с какой были расположены ветви: лишь изредка симметрия нарушалась обломанной веткой. Под деревом валялись сухие листья, сучья и плоды, похожие на огромные желуди. Вообще-то весь лес напоминал очень запущенный парк с аллеями гигантских деревьев, газонами из травы и зелеными насаждениями из кустов. Естественными выглядели только лианы. Ратмир заинтересовался плодами с кулинарной точки зрения и поднял один из них. Но в этот момент откуда-то сверху донесся громкий скрежещущий крик.

В воздухе кружилась какая то здоровенная тварь, похожая одновременно на птеродактиля, лошадь и льва. Сходство с птеродактилем ей придавали огромные перепончатые крылья, маленькая, покрытая морщинистой кожей голова с зубастой пастью, когтистые лапы, а сходство с лошадью – грива и конский хвост. Но, самое главное: верхом на ней сидел человек. Одной рукой держась за гриву твари, наездник другой рукой поднёс к глазам бинокль. Он осматривал лес.

Крик твари насторожил его. Наездник отнял бинокль от глаз, схватился за висевшее при седле ружье. Птеродактиль спланировал вниз.

Ратмир еще не знал, как ему быть. На всякий случай он приготовился дать деру. Но не успел.

На поляну, которую он только что покинул, выскочили из кустов три воина. Их кожа была красноватой, как у индейцев в фильмах, которые Ратмир смотрел дома и у друзей. Двое были в набедренных повязках из белой расшитой материи, головы их украшали султаны из ярких перьев. Вооружены они были луками и дубинками со свинцовыми набалдашниками. Третий, явившийся последним, резко отличался от них: одет он был в белую, расшитую золотом и драгоценными камнями тунику, голову его венчал убор из птичьих перьев царственного зеленого цвета, скрепленный золотом. И вооружен он был иначе: длинная винтовка и короткий меч в богато украшенных ножнах.

Двое первых воинов схватились за луки. Не успели они их натянуть, как заговорила винтовка наездника. Оба они упали, сраженные пулями. Третий, вскинув винтовку, открыл огонь по наезднику сам. Раненый птеродактиль, издав жуткий вопль, расправил крылья и стал планировать на поляну. Наездник, умело выпрыгнув из седла перед самой землей, оказался рядом с краснокожим. Еще в полете он выхватил меч, и теперь меч обрушился на обладателя зеленого убора. Краснокожий, защищаясь, поднял свой легкий стальной клинок. От страшного удара тяжелым мечом наездника клинок сломался. Краснокожий упал на землю. Наездник вложил свое оружие в ножны и склонился над поверженным противником. Удостоверившись, что тот жив, только потерял сознание, он вытащил из сумки-кармана веревку.

Только сейчас Ратмир понял: хозяин летающей твари – не то что не индеец, но и вообще не человек. Голова наездника была большой, со сморщенной темной кожей, из морщин выглядывали два лишенных век глаза. Рот напоминал собою щель в старом чемодане. По бокам головы были видны два отверстия, служившие, видимо, ушами. На этом лице не было даже намека на нос. Одеянием наезднику служили мешковатого покроя куртка, которой более пристало бы называться балахоном, и широкие, кавалерийского образца брюки. Одежда была сделана из материала, похожего на кожу. Обут он был в мягкие сапоги. Дополняла наряд черная накидка или плащ из неизвестного плотного материала.

Не мудрено: подобный вид склонил симпатии на сторону краснокожего. Видя, что наездник занят своим поверженным противником, Ратмир тихо выбрался на поляну. Огляделся. Винтовка лежала в траве – там, где была брошена наездником, когда тот прыгал с птеродактиля. Ратмир поднял ее. Передернул затвор, убедившись в наличии патрона. Наездник, услыхав звук, тоже – видимо – подумал об этом. Он повернул голову. Но Ратмир уже вскинул винтовку, скомандовал: «Руки вверх!» Тот стал медленно подниматься, держа руку на рукояти меча. Ратмир решил повторить по-английски: «Хэндс ап!» Это тоже не помогло: странный субъект не торопился поднимать свои руки в черных перчатках. Он скомандовал по-немецки: «Хэнд а хох!» Наездник стоял, держа руку на рукояти меча, но не двигался.

– Вот дубина! – сказал Ратмир. – Ведь дождется, что я его пристрелю!

В этот момент подал голос красный воин. Он произнес несколько слов. И вдруг наездник, вынув из ножен меч, бросил его на землю. За мечом последовал пояс с сумкой-карманом и патронташем.

Ратмир облегченно вздохнул, хотя продолжал держать наездника на мушке. Но надо было думать и о другом: как бы объясниться с краснокожим? Воин, не без труда поднявшись, направился в его сторону. Подошел. И произнес, указывая на разоруженного всадника:

– Вы можете опустить винтовку. Он уже никуда не денется. Кем бы вы ни были, приношу вам свою искреннюю благодарность за спасение. Но все же, кому я обязан?

– Ратмир Романов, – произнес Ратмир. – Как вас зовут? – И добавил: – Как вы сказали?

– Неправильно говорю. – (Краснокожий пожал плечами). – Мое имя Куаутемок. Орёл, стремящийся на добычу. Я принц ацтеков.

– А… откуда вы знаете русский язык?

Дело в том, что краснокожий говорил с Ратмиром по-русски. Чисто и правильно. Даже чересчур правильно. Как говорят люди, выучившие чужой язык специально.

Но ответить Куаутемок не успел. Ратмир задал ему новые вопросы:

– Где я? И… может быть, вы объясните мне, что здесь происходит?

– Вы на земле Анауака. Это, – (Куаутемок указал на безучастно стоявшего наездника), – сардукар, один из наших врагов.

– Да какие ацтеки в конце двадцатого века?

– Сдаётся мне, что вы ошибаетесь, – возразил принц. – По вашему календарю, сейчас 3896 год.

– По чьему календарю?

– Календарю теулей – белых людей.

Кое-что сделалось более понятным. Кое-что. Хотя до конца поверить в происходящее означало: поверить, что Ратмир оказался в фантастическом видеофильме. Некоторое время он молча переваривал полученную информацию. Из задумчивости его вывел голос принца:

– Нам лучше уйти отсюда, пока не появились другие сардукары. Только необходимо собрать оружие моих товарищей и замаскировать их тела. По приходе в ближайшее селение мы пошлем за ними людей, чтобы похоронить их.

Вместе они собрали оружие убитых и закидали их ветвями. Безоружный сардукар ни разу не проявил желания убежать. Закончив работу, принц и Ратмир двинулись в путь, конвоируя пленного. Птеродактиль остался на поляне. Уходя, Ратмир еще раз оглянулся на жуткую тварь. Она не двигалась и никак не реагировала на происходящее.

Пейзаж на пути не блистал разнообразием. Все те же гигантские деревья и кустарники, перевитые лианами, создавали приятный полумрак и защищали от палящих солнечных лучей, многолетние отложения опавших листьев глушили шаги. Невидимые в кронах деревьев птицы сопровождали идущих своим разноголосым пением.

Принц вдруг резко остановился. Ратмир, вслушиваясь в птичий щебет, чуть было не налетел на него. Они стояли на опушке леса. С опушки открывался вид на засеянные поля и небольшой поселок, окруженный деревянным частоколом. На полях работали несколько десятков краснокожих. Принц, подозвав одного из них, что-то приказал ему. Индеец, поклонившись, бегом устремился к поселку.

– Сейчас нам принесут паланкины, и мы отправимся в столицу моего отца, – сказал принц Ратмиру.

На дороге, которая вилась меж кукурузных полей, показались два портшеза и десяток вооруженных воинов, сопровождавших их. Ратмир с удивлением заметил: портшезы несут белые люди, прикованные к ним медными цепями.

– Почему эти люди прикованы к носилкам? – спросил Ратмир.

– К сожалению, империя моего отца ведет войну с теулями, – ответил принц. – Но за себя ты можешь быть спокоен, ацтеки знают, что такое благодарность.

Кортеж приблизился. Шедший впереди знатный воин приветствовал принца поклоном. Они обменялись несколькими словами – видимо, приветственными. Затем воин опять заговорил, показывая на Ратмира. Принц ответил. Воин приблизился к Ратмиру и протянул руку открытой ладонью вперед. Принц сказал по-русски:

– Это Араток, касик селения, он приветствует теуля, спасшего принца Куаутемока.

Затем он попросил Ратмира приложить свою ладонь к ладони Аратока, что тот и сделал, выполнив тем самым ответное приветствие. После этого принц поднялся в один портшез, указав Ратмиру на второй.

Кортеж двинулся в дорогу. Два воина повели пленного сардукара к поселку. Ратмир спросил:

– Что с ним будет?

– Его выдадут обратно сардукарам, которые его казнят. Они казнят всех побывавших в плену, – пояснил принц. – Но ты не беспокойся о нем, сардукары не имеют эмоций, и для них это в порядке вещей.

– Но ведь умирать ему, конечно, не хочется.

– Кому же этого хочется! – рассмеялся Куаутемок. – Но альтернативы у него нет. Сардукары могут питаться только синтетической пищей, он все равно обречен на смерть от голода.

В течение нескольких часов кортеж быстро продвигался по хорошей, тщательно ухоженной дороге, по сторонам которой сменялись живописные пейзажи. Время от времени дорога ныряла под сень леса, временами взору открывались равнины, на которых, в окружении полей и перелесков, пестрели города и поселки. По мере приближения к столице Анауака все больше становилось красивых селений по берегам озер. Некоторые из них имели мощные укрепления, вокруг других оборонительные сооружения только строились. Куаутемок объяснял Ратмиру: граница с сардукарами приближается к столице, император велел создать пояс укреплений, которые могли бы выдержать осаду технически превосходившего противника.

На закате кортеж достиг равнины, залитой водою. В центре нее лежал огромный город. Так, в лучах заходящего солнца, Ратмиру предстала во всем своем великолепии столица империи ацтеков – Тенночтитлан. Скользящие золотые лучи придавали небывалое очарование каменным стенам, высоким домам горожан, золотым крышам дворцов. Венчала городской пейзаж высокая громада Теокалли – культовой горы, на которой располагались храмы и жертвенники.

Когда позади остались дамбы, обсаженные плавучими садами, и защищавшие их форты, солнце уже село, к воротам столицы кортеж подошел уже в полной темноте. По ярко освещенным масляными светильниками улицам двигались толпы празднично одетых горожан, всюду слышались веселый говор и смех. Спустя некоторое время Ратмир разглядел среди толпы вооруженные патрули. Но только спустя некоторое время. Воины, которые следили за порядком, будто ставили своей целью не бросаться в глаза, не портить настроение населению. Дома – в большинстве своем каменные, – в два, три, иногда и в четыре этажа, фасады украшены орнаментом и лепными украшениями. На одном из перекрестков принц остановил кортеж и сказал Ратмиру:

– Я – во дворец к отцу. Но тебя взять не могу. Я уже говорил, мы ведем с теулями войну, и в наших землях они могут быть лишь рабами. Но для тебя я этой участи не хочу. Я тебе благодарен за спасение. И еще мне интересно, кто ты, не знающий другого языка, кроме языка Древних Воинов. Тебя отнесут в мой дворец, а завтра мы поговорим. Желаю тебе счастливого вечера и доброй ночи.

– Спасибо, принц, – ответил Ратмир, покосившись на молчаливых носильщиков, которые ждали новый приказ. – Желаю и тебе того же.

Паланкин принца, в сопровождении командира отряда и большинства воинов, направился в сторону императорского дворца, а паланкин Ратмира, сопровождаемый двумя воинами, – в другую сторону.

У дворцовых ступеней носильщики поставили паланкин па землю. Ратмир вышел. На первой ступени ждали три красивые белые девушки в коротких белых туниках с золотыми и серебряными безделушками. Все трое были скованы меж собой золотой цепью. Они присели, скрестив руки, и один из воинов жестом дал понять Ратмиру, что нужно сесть на это своеобразное сиденье. Девушки подняли его и понесли во дворец. Ратмиру было неудобно. Он привык к мысли о том, что мужчины должны носить женщин на руках. Но видя, что для них это в порядке вещей, успокоился.

Дворец Куаугемока поражал роскошным убранством. Он был совсем невелик, но Ратмир еще не знал этого, да и все познается в сравнении. Большая часть комнат была отделана кедровыми панелями. На панелях были видны фрески – картины из мирной и боевой жизни ацтеков. Некоторые комнаты имели отделку из чистого золота или серебра. А в одной пол, стены, потолок и даже мебель были сделаны из драгоценных камней. Светильники, в которых горело благовонное масло, озаряли покои принца.

Наконец девушки, несшие Ратмира, остановились перед массивной дверью, один из воинов-сопровождающих распахнул ее и знаком предложил ему входить. Ратмир встал на ноги, вошел в комнату, мягко освещенную масляными светильниками.

Сопровождающий притворил дверь. «Интересно! – подумал Ратмир. – Выставят ли у дверей стражу?». Но вскоре услыхал удаляющиеся шаги и понял, что стражи не будет.

Ратмиру – оказалось – отвели не одну комнату: настоящие апартаменты из нескольких смежных. Узорные ковры на стенах, шелковые занавеси на окнах, мебель представлена несколькими красиво изогнутыми вешалками, которые служили и подставками под светильники, а также – циновкою, застеленной мягкими одеялами и покрывалами; завершал «меблировку» низенький столик, уставленный различными яствами. Вокруг столика – другие циновки, на которые Ратмир уселся, отдав должное всем кушаньям и найдя их превосходными.

После ужина он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Слишком много на сегодня волнений и новой информации, которую мозг уже отказывался воспринимать! Сейчас надо просто уснуть и как следует отдохнуть. А потом – будь что будет… Он улегся на циновки, накрывшись одеялом, и уснул почти мгновенно.

2

Проснувшись, Ратмир не сразу вспомнил, где находится. Несколько секунд он глядел в расписной потолок. Память медленно восстанавливала события вчерашнего дня. Наконец Ратмир повернул голову. И увидел: на этот раз он в комнате не один. На циновке возле стола сидела спиной к нему девушка. Она переставляла с подноса на столик разные кушанья. Видимо, услышав шорох, ранняя гостья обернулась. Произнесла по-русски:

– Доброе утро.

Голос был мелодичен и нежен.

– Доброе утро, – ответил Ратмир. – Кто вы?

– Меня прислал принц Куаутемок. Мое имя Алита.

Ратмир сел на постели и еще на несколько секунд задумался, разглядывая собеседницу. Она была белокожей, с длинными черными волосами, карие глаза то и дело скрывались за густыми ресницами. Простые черты лица были пропорциональны и приятны.

– Алита. – наконец произнес он. – Но это же не русское имя. Откуда вы и как здесь оказались?

Глаза девушки выразили удивление, но она ответила:

– Я родилась в Таноре, но несколько лет назад попала в плен к пиратам, и меня продали ацтекам. Меня купил принц Куаутемок, узнав, что я знаю язык, ему не известный.

– Танор… Где это?

– Пожалуй, принц был прав, говоря, что вы – странный гость. А вы, правда, не знаете другого языка, кроме этого?

– В школе изучал английский, из книг помню несколько французских, немецких и японских слов. А вообще-то, правда, только русский.

– Странно, но все же Танор расположен на Пиренейском полуострове.

– Значит, это Испания?

– Это территория древних Испании и Португалии.

«Интересно, но что же Россия?»

Этот вопрос Ратмир задал сначала самому себе, а потом – вслух – Алите. Алита не ответила. Только сказала, что скоро он встретится с Куаутемоком и все узнает от него. А Ратмир решил больше не форсировать событий. Он умылся (Алита подала ему сосуд с водой и таз). За утренним туалетом последовал легкий завтрак. Девушка объяснила, что сегодня Ратмир будет свершать утреннюю трапезу с принцем, сейчас можно лишь перекусить. Впрочем, еды на столике хватало, чтобы плотно позавтракать двоим, а то и троим. Поэтому Ратмир удивился, когда Алита, накрыв стол, отошла и села поодаль на циновку.

– Вы уже завтракали? – спросил он.

– Нет, но рабыням запрещено есть вместе с хозяевами. И к тому же, вам полагается называть меня на «ты».

Услышав такой ответ, Ратмир разозлился и довольно резко сказал:

– Может быть, здесь такие правила, но я не собираюсь подчиняться этим варварским обычаям, по крайней мере – в моей комнате будут действовать законы и правила, к которым я привык. А посему придвигайтесь к столу и не стесняйтесь. – Потом уже мирным тоном добавил: – А насчет «ты», пожалуй, согласен, но при условии, что «ты» будет обоюдное. Идет?

Девушка удивленно посмотрела на него, но затем согласно кивнула и придвинулась к столу.

Примерно через час после завтрака в комнату постучали. Вошел индеец в красивых доспехах. Он произвел уже знакомый ритуал приветствия и, когда Ратмир ответил тем же, сказал несколько слов. Среди них были знакомые английские, но большинство казались непонятными. Алита пояснила:

– Это Камок, начальник гвардии и ближайший друг принца.

Он говорит: принц ждет тебя к завтраку.

Ратмир поднялся с циновки и вышел из комнаты, сопровождаемый Камоком и Алитой. Как и вчера, у порога комнаты его ждали носилыцицы. И вскоре он уже входил в апартаменты принца. Они казались несколько просторнее тех, в которые поселили Ратмира, но убранство – примерно такое же. Низкий стол посреди комнаты накрыт для двоих, рядом на циновке сидит Куаутемок. Сегодня он – в белом шелковом одеянии, похожем на кимоно. Без украшений и головного убора он выглядит обычным молодым человеком, и только гордый взгляд черных глаз выдает в нем будущего повелителя.

Жестом отослав Камока, принц обратился к Ратмиру с приветствием и пригласил его к столу. Видимо, понимая желание Ратмира узнать свою дальнейшую судьбу, он сразу заговорил об этом.

– Отец уже знает от меня обо всем случившемся. Я просил, чтобы тебе была предоставлена свобода перемещения в наших землях. Также я просил отца наградить тебя. Но отец не хочет и слушать о том, чтобы теуль мог быть свободным в его государстве. Впрочем, лично против тебя он ничего не имеет, ты спас меня, а я буду тебе всегда благодарен за спасение, и ты можешь быть вполне свободен. К сожалению, только на территории моего дворца. Впрочем, если хочешь, через некоторое время ты сможешь покинуть земли ацтеков – и тебя переправят в район факторий теулей. Хотя я и не уверен, что там ты сможешь найти друзей… В любом случае выбор – за тобой.

– Хорошо, я подумаю, – медленно проговорил Ратмир. – Так или иначе, некоторое время придется пользоваться твоим гостеприимством: ведь мне необходимо выучить язык, узнать многое о новом для меня мире и найти в нем свое место.

Принц кивнул головой и некоторое время ел молча, а затем вновь обратился к нему:

– Как ты устроился, не требуется ли чего? Если что-то будет нужно, обращайся через Алиту к Камоку, он все устроит.

Ратмир согласно кивнул и поблагодарил.

– Как тебе прислуживает Алита? – справился принц. – Она вообще-то довольно усердна. Я купил ее, чтобы выучить язык Древних Воинов, но затем привык к ней и оставил во дворце. Я дарю ее тебе на все то время, пока ты находишься здесь, она будет прислуживать тебе и обучать нашему языку, она будет делать для тебя все, что ты пожелаешь, а если провинится – предай ее в руки начальника надзора над рабами, и она станет шелковой.

Ратмир посмотрел на Алиту, которая сидела, опустив взгляд, на циновке, затем – на принца и осторожно сказал:

– Принц, если у тебя действительно есть хоть капля той благодарности о которой ты говоришь, то прошу тебя выслушать мои слова. – Он сделал короткую паузу и посмотрел на собеседника, затем продолжил: – Пойми меня правильно, но там, где я жил раньше, рабство отошло в далекое прошлое как анахронизм. А меня, к тому же, воспитывали в духе уважения к женщине. Поэтому я не могу позволить, чтобы девушки таскали меня по дворцу на руках и чтобы Алита вне своей воли служила мне. Я могу учиться у ней языку, могу общаться с нею, но я не могу приказать ей прислуживать мне, да еще и – выполнять мои желания. Я не лезу со своим уставом в чужой монастырь, но прошу, если я свободен, позволить мне жить по тем правилам, к которым я привык.

Выслушав эту речь, принц расхохотался.

– Клянусь богами, мне еще ни разу не приходилось прослушивать подобный урок вежливости! Это очень хорошо, что ты не боишься. Что ж, я свое слово держу, ты можешь жить в моем дворце по своим законам, если они не вступают в конфликт с нашими. Я сам думаю, что гораздо приятнее ходить самому. – Затем он повернулся к Алите и сказал: – Алита, на время пребывания Ратмира моим гостем во дворце я освобождаю тебя от всех обязанностей, никто во дворце, кроме меня, не может тебе ничего приказать. Но за это ты будешь учить его языку и просвещать его о наших обычаях. Ты слышала?

– Да, господин.

Прошло несколько месяцев. Под руководством Алиты Ратмир изучал новый для него язык, который был, подобно эсперанто, составлен заимствованиями из разных языков Земли. Хорошей практикой были не только разговоры с Алитой, но и беседы с принцем Куаутемоком, начальником охраны принца Камоком и несколькими знатными ацтеками, которые, как выяснилось, составляли довольно прогрессивный в сравнении с императорским двором кружок. Ратмир привязался к ацтекам, древняя высокая духовность которых сливались с высокой ученостью. Хотя, бывало, он критиковал их. И сам удивлялся, насколько быстро (а главное – искренне) его собеседники пересматривают свои старые взгляды на порядок в империи Анауак.

Вообще, ему казалось: мир, куда он попал, соткан из противоречий. В некоторых вещах, особенно в технике, ацтеки были весьма примитивными. Но, с другой стороны, они сохранили от прежних времен высокую языковую культуру и спокойно оперировали такими словами, как «альтернатива» или «консенсус». Они исповедовали язычество, но – освобожденное от жестоких человеческих жертвоприношений. На алтари своих богов, как и на могилы предков, они приносили живые цветы. Америка, частью которой являлся Анауак, была населена еще множеством других народов и племен. Но постоянные локальные войны мешали им объединиться для борьбы с главным врагом – сардукарами. За океаном жили теули, которые, в свою очередь, тоже делились на великое множество народов и племен.

Кто такие сардукары, откуда они пришли, Ратмир так и не смог узнать. Однако уже знал, в том числе из собственного опыта: они – агрессивный и опасный противник.

Сардукары теснили ацтеков. Император Анауака, Дэоток, решил компенсировать свои территориальные потери за счет земель одного из племен северной Ирокезской Конфедерации. Ацтеки официально объявили конфедератам войну как прислужникам те- улей. Повод был: лазутчики донесли, что в главном городе племени могавков побывал с миссией посланник Танора. Пограничные войска ацтеков атаковали могавков, находившихся на промысле.

Вождь последних, Атог, объявил всеобщий призыв на войну и отправил гонца к верховному вождю Союза Пяти Племен с просьбой о поддержке.

Таков был мир, в котором уже несколько месяцев жил Ратмир. Но что случилось в нем? Почему этот мир, далекое будущее, как понял Ратмир, изучая и сравнивая системы летоисчисления теулей, ацтеков, ирокезов и других, – стал именно таким? И, опять же: сардукары. Кто они? Откуда они, столь же агрессивные, сколь и уязвимые странные существа, для которых человеческая пища несъедобна? Что за роль принадлежит им здесь?

3

Во время одного из совместных ужинов в своих покоях принц объявил: император решил лично руководить войсками, вторгшимися в земли могавков.

– Отец приказал мне принять под свое начало «армию левой руки», и завтра мы отправимся к войскам. – Он обратился к Ратмиру: – Мне жаль будет расставаться, но государственные дела прежде всего.

– Куаутемок! – обратился Ратмир к принцу. – Я прошу тебя взять меня с собою, все это время я не только учил язык, но учился владеть оружием и не буду бременем для вас.

– Я уверен, ты сможешь владеть оружием, но ведь ты находишься в безопасности только в моем дворце.

– Но если я затеряюсь среди воинов, мне ничто не будет угрожать, – возразил Ратмир. – К тому же, ты в походе отделишься от императора.

– Да, – задумчиво протянул принц, – моя армия является вспомогательной.

Видя, что он еще колеблется, взял слово Камок:

– Мой принц, Ратмир может вступить в отряд твоей личной охраны моим заместителем. Кто станет искать белого человека среди гвардейцев?

Что ж, хорошо, я согласен, – сдался, наконец принц. – Выступаем завтра.

На следующий день Теночтитлан провожал войско императора. Настроение у всех праздничное, город украшен флагами и эмблемами царствующего дома (золотой орел, разрывающий когтями змею). Улицы заполнены празднично одетыми людьми. Сквозь толпу, как по волнующемуся морю, плывет армия.

Во главе войска, в золотом открытом портшезе, восемь белых рабов несли императора Дэотока, за ним, чуть отставая, двигались портшезы его брата Таваока – справа и сына Куаутемока – слева. За ними шел стройными рядами отряд императорской гвардии – тысяча отборных воинов в золотых доспехах. Далее – отряды гвардии принцев: по триста воинов в серебряных доспехах. Вслед за гвардейцами двигались отряды воинов—ополченцев. Звучали воинственные марши, народ шумно приветствовал свою армию.

Ратмир шагал в рядах гвардии Куаутемока – вслед за Камоком, начальником ее. С виду он не отличался от остальных. Красный грим, такие же, как и у всех гвардейцев, серебряные доспехи… Впрочем, нет. Отличался. Своим вооружением: винтовкой и мечом, отнятым у сардукара, взятого им в плен. Вооружение ацтеков было слабым. Винтовок ничтожно мало даже у гвардейцев, а в ополчении – так и вообще единицы, запас патронов беден. Мечами вооружены лишь офицеры да немногие из воинов – те, кто сам сумел разжиться трофейными. У гвардейцев были еще копья, луки, стрелы с медными наконечниками, свинцовые дубинки и кастеты. У простых воинов – только мечи из отшлифованного твердого дерева, дубинки, луки, стрелы да копья с кремниевыми наконечниками, а то и просто с обожженными концами. С подобным вооружением трудно рассчитывать на победу. Ирокезские войска, по донесениям лазутчиков, на сорок процентов вооружены огнестрельным оружием. Оружие им поставляли торговые партнеры – танорцы. Торговля велась довольно вяло, ирокезы были очень бедны и расплачивались только со своих полей и промыслов. Но все же…

Выйдя из Теночтитлана, армия аптеков направилась на северо-запад, к границе с землями Союза Пяти Племен. Примерно через два дня пути отряды Куаутемока и Таваока отделились от императорской армии и двинулись на соединение со вверенными им войсками, которые уже вступили в соприкосновение с противником.

Куаутемок догнал свою армию через шесть дней пути, у охотничьего лагеря ирокезов, который она недавно заняла. Штурм лагеря стоил жизни многим воинам и поэтому прежний командующий армией, военачальник Астарок решил дать армии отдых и дождаться пополнения. Он имел информацию о том, что к отряду ирокезов-охотников, которые раньше обороняли лагерь, а теперь отступили, тоже двигается подкрепление. Все это он сообщил принцу на совещании, устроенном в шатре Куаутемока. Тут собрались командиры отрядов, командир гвардии принца Камок и – Ратмир, смывший красный грим. Все они склонились над картой, где были отмечены передвижения своих войск и противника. Ратмир поразился тому, сколь тщательно она была выполнена на сшитых меж собой листах бумаги. Настоящее произведение искусства! Согласно ей, все три армии ацтеков движутся по узкому «коридору». Слева «коридор» огорожен горными хребтами, справа – ряд фортов сардукаров.

– Принц, взгляни! – (Ратмир указал на «коридор»), – Не думаешь ли, что это может обернуться для армии ловушкой? Сардукарам достаточно выбросить нам в тыл три отряда из одного из этих фортов, чтобы отрезать нас от Тлателоко. Кроме Тлателоко, поблизости нет городов, за стенами которых мы можем принять бой с надеждой на успех.

– План компании разработан отцом по данным нашей разведки, – ответил Куаутемок – Они гласят, что в пограничных фортах сардукаров сейчас слишком мало войск, их хватит лишь на оборону границы, выйти в поле они не могут.

– Но я вижу на карте железную дорогу, по которой сардукары смогут подвезти запас и подкрепление. В любом случае необходимо создать четвертую армию в тылу первых трех, чтобы она могла – если сардукары прорвутся – задержать их и дать возможность нам отступить в Тлателоко.

Принц задумчиво потер подбородок.

– Может быть, если бы я командовал компанией, я сделал бы как ты говоришь, но командует мой отец.

– Можно послать ему письмо с предупреждением, – настаивал Ратмир.

– Письмо не произведет на него впечатления. Я знаю отца, он очень упрям.

– Тогда остается ждать и молиться, чтобы мои опасения не сбылись.

На следующий день разведчики подтвердили: к ирокезам подошла значительная помощь. И Куаутемок, действительно, отправил к императору скорохода. Просьбу о подкреплении принц сопроводил кратким изложением слов Ратмира. (Сам Ратмир в письме, естественно, не упоминался). Тем временем армия обустраивала укрепленный лагерь. Шла подготовка к возможной контратаке.

4

Вечером, на четвертый день стоянки в лагере, к шатру принца прибежал командир одной из застав, охранявших укрепление. Он сообщил удивительную новость: к нему только что явился никто иной как сам вождь могавков Атог с белым флагом, в сопровождении нескольких воинов; все они были верхом на лошадях.

Принц велел командиру заставы проводить парламентеров в свой шатер, а одновременно – созвать всех начальников армии. Приказы эти он отдал спокойным голосом, не изменившись в лице. Ратмир делал над собой усилие, чтобы не засыпать принца вопросами. Хотя вопросы буквально жгли ему язык.

Через четверть часа, когда все были в сборе, вошел Атог. Вождь могавков (следовательно, противник) оказался огромного роста: настоящий великан. Он был в коричневой рубахе с бахромой и таких же брюках. Голову украшал убор из птичьих перьев. На поясе – патронташ, томагавк и револьвер, за спиной – винтовка. Разбитые «высокие мокасины» (что-то вроде легких сапог для промысла и рыбалки) дополняли наряд. Вся одежда была чрезвычайно грязной, по сравнению с Куаутемоком и его товарищами он выглядел бандитом и оборванцем, но на усталом запыленном лице с черными умными глазами можно было прочесть обычную для ирокезов гордую уверенность.

Войдя, Атог поднял в приветствии руку. Принц, ответив тем же, предложил ему сесть па циновки. Атог уселся. Не спеша заговорил.

– В черный час произошло наше знакомство, принц Куаутемок, и я очень жалею, что привез тебе черные вести, – начал он. – Пять дней назад войска сардукаров вторглись в пределы Анауака и заняли большую дорогу, отрезав армию императора от города Тлателоко.

Говорящего слушали молча. А могавк, вынув из кармана на поясе свинцовую палочку, провел на карте несколько стрел, исходящих из сардукарских фортов, – так же, как показывал Ратмир. Стрелы сошлись в одной точке: у небольшого селения. Дорога отступления для императорской армии была перерезана.

– Узнав о том и рассчитывая, что сардукары, выслав войско в поле, ослабили гарнизоны фортов, император приказал командующему второй армией напасть на сардукарские форты, дабы пробить другую дорогу. Своими войсками он прикрывал наступление второй армии от нас и отказался от переговоров со мною о совместных действиях против сардукаров, – продолжал Атог. – Но у сардукаров появилось новое оружие: пулемет. Он заменяет собою сотню винтовок. Ваша вторая армия, атаковав форты, защищенные пулеметами, понесла огромные потери. Она отступила. Не сумела пробить новую дорогу. Узнав об этом, я оттолкнул от себя воспоминания о старых обидах и отправил императору повторное предложение о совместных действиях. Но он согласился лишь подписать перемирие. И двинул свою армию на прорыв. Я вижу: прорыв невозможен. И я, не жалея лошадей, поскакал к тебе, принц. Немедленно отступай, дабы не попасть в кольцо к сардукарам, как две первые армии!

Ратмир следил за лицами людей, слушавших сообщение вождя могавков. Удивление, недоверие, боль и тревога за будущее отражались на лицах всех военачальников – кроме Куаутемока. Принц опять был невозмутим. Он не имел права выказать свои чувства, на нем лежит ответственность за все жизни и судьбы – может быть, за жизнь и судьбу всего народа империи Анауак. Только в одном движении он выказал свои эмоции. Он пошевелился, медленно выпрямился на циновке, как бы просыпаясь от кошмарного сна.

– Почему отец не передал мне этого сам, Атог? – спросил он.

– Наверное, пытался. Но сам видишь, сардукары отрезали сообщение. Люди моего народа тоже часто нападают на ваших гонцов и обозы. Они могли убить скорохода, не сообщив мне.

– Значит, отступать мы можем лишь по горной дороге.

– И как можно скорее, – произнес Атог вставая. – Я спешу к моим воинам, которые стараются оттянуть сардукаров на себя. И уношу в душе надежду: империя ацтеков поймет, наконец, что главный ее враг – сардукары, как и главный наш враг, победить мы сможем лишь объединенными силами. Великим днем станет тот день, когда вожди Пяти Племен сойдутся за стол переговоров с императором ацтеков. От этого каждый из нас сделается сильнее.

Окончив свою речь, глава могавков выбежал из шатра; через несколько секунд послышался цокот лошадиных копыт. Конь сразу взял с места в карьер. Принц оставался спокоен. Но приказы, которые он начал отдавать один за другим, были неотложными и срочными. Немедленно, как можно скорее поднять лагерь: у людей теперь будет много работы, и они отвлекутся от черных мыслей. Затем надлежит сделать следующее… А затем… А затем… Военачальники разошлись. В шатре с принцем остались только Ратмир да Камок. Принц провел ладонями по лицу, и Ратмир увидел, насколько гнетут его вести, принесенные Атогом.

– Я боюсь, – как бы отвечая на мысли друга, произнес принц. – Боюсь той ответственности, которая может пасть на меня в случае гибели отца. Мне придется не только наблюдать гибель моего народа, но и управлять им в это страшное время.

– Я понимаю тебя, – ответил Ратмир. – Но, будучи императорским сыном, ты самой природой обязан встать во главе своего народа и вести его… только не к гибели, а к спасению. На этом пути ты не одинок, тебя поддержат вожди Пяти Племен и их друзья из Танора. – При слове «Танор» принц заметно вздрогнул. Ратмир повторил: – Да, друзья из Танора.

– Борись, принц! – сказал Камок. Ни за что не сдавайся. Погибни сам, но спаси свой народ.

Обменявшись такими словами, они склонились над картой.

– Сардукары слишком близко подошли к горной тропе, – говорил принц, ведя по карте мерным отрезком дерева. Они могут выдвинуть отряд с пулеметами и обогнать нас.

– Значит, нам надо сделать то же самое, – ответил Ратмир на его вопрос, высказанный в виде рассуждений. – Пулеметов, правда, нет. Но я предлагаю выдвинуть на тропу, по которой пойдут сардукары отряд, вооруженный винтовками. В наступлении пулеметы менее действенны, чем в обороне.

– Мы едва сумеем набрать сотню винтовок и по полусотне патронов к каждой. Разве этого хватит?

– В русском языке есть такая пословица: на безрыбье и рак – рыба. Повоюем. Только пошли на это дело свою гвардию. Уж мы с Камоком сдержим их.

– Так, а ты владеешь пулеметом? – спросил принц.

– Конечно! – воскликнул Ратмир, вспомнив школьные уроки по начальной военной подготовке. Затем, прикинув, насколько здешние пулеметы могут отличаться от АКМ, добавил: – Разберусь.

– Мне жаль расставаться с тобою, Ратмир. За короткое время мы сумели здорово подружиться, но…

– А ля гер ком а ля гер, принц – закончил фразу Ратмир.

– Это не русский язык! Не язык Древних воинов! Напоминает речь теулей. На войне… как… на войне?..

– Да, мой принц, – на войне, как на войне.

Поутру, когда войско уже готовилось в поход, с заставы привели двух вьючных лошадей, нагруженных ящиками с патронами. Их сопровождали конные воины Атога. К полудню отряд гвардейцев под командой Камока и Ратмира оторвался от медленно движущегося войска – отправился навстречу судьбе.

…Проснувшись, Ратмир поднял голову и огляделся. Он лежал на своем плаще, расстеленном прямо на земле; подушкой служила куча травы. Вокруг – так же, как и он, – спали гвардейцы, утомленные вчерашней работой.

Вчера около полудня отряд вышел в эту долину: она была определена местом, в котором можно задержать наступление сардукаров. Пообедали. Принялись за рытье окопов. Работали все, кроме нескольких воинов, находившихся в дозоре. И теперь, глядя на свои руки, Ратмир еще раз подумал о том, что он абсолютно не приспособлен работать с землей. Хорошо еще, был хоть какой-то дачный опыт…

Два горных отрога с боков обступали долину, в которой должен был состояться бой. Она имела не более пятисот метров ширины при длине (от опушки леса до начала возвышенности) около километра. Позиция ацтеков находилась выше уровня леса, что позволяло надежно поражать противника огнем, неся при том значительно меньшие потери. Слева и немного впереди нее, на склоне отрога, щетинились колючие кусты. В них Ратмир решил расположить огневую засаду – всех воинов, у которых были винтовки. Сухими ветвями этого кустарника укрепили подходы к позиции, устроив нечто, напоминающее проволочные заграждения. Кроме того, Ратмир попросил Камока выделить пять наиболее метких стрелков: они, расположившись выше позиции, должны были обезвредить вражеских пулеметчиков, а в случае, если пулеметов не будет, – специально заняться вражескими офицерами. Устройство всего этого съело остаток прошлого дня. И к вечеру воины, выставив охранение, уснули мертвым сном.

Ратмир поднялся на ноги. Отряхнулся. Накинул плащ. «Какая тишина! – подумал он, оглядываясь. Невдалеке синел лес, первые лучи солнца уже золотили вершины лесных великанов, играли на выпавшей к утру росе. Где-то пробовали голоса ранние птицы, природа просыпалась. – А мне, возможно, придется сегодня уснуть навсегда», – закралась холодная мыслишка. Но он отогнал ее. Живой всегда думает о живом.

Ратмир прошел к главной позиции, разбудил Камока и воина-сигналиста. Звук сигнальной раковины вывел воинов из сонного оцепенения: начинался новый боевой день.

Примерно через полчаса застава донесла о приближении сотни сардукаров – передового вражеского отряда. Вскоре он показался на опушке. Сардукары вышли из леса, развернулись в цепь и двинулись к позиции ацтеков. Ратмир предупредил Камока, чтобы тот не вздумал контратаковать, а сам побежал к засаде. Скатившись в окоп, он наблюдал, как сардукары приближались к позиции. Когда те прошли примерно половину расстояния, на них обрушился град стрел. Это было, в самом деле, похоже на град. Ацтекский воин, прячась за бруствером, выпускал свою стрелу вверх, и она, описав дугу, падала на сардукаров. Ружейных выстрелов с позиции прозвучало всего несколько. Вряд ли все это могло остановить сардукаров. Но это был еще не бой. Это была лишь разведка боем. Потеряв ранеными не более десятка воинов и произведя несколько ответных ружейных залпов, большеголовые фигурки в темных балахонах отошли назад. Стало видно: сардукары тоже окапываются.

Ацтеки смотрели на врагов с презрением. Легкая победа расслабляла их. Особенно – молодых. Но Ратмир понимал: настоящие атаки впереди. Старые гвардейцы держались того же мнения. И после полудня, когда к сардукарам подошло подкрепление, около трехсот врагов начали новую атаку. На этот раз они не разворачивались в цепи: атаковали стеной. Видимо, были уверены, что огнестрельного оружия у индейцев почти нет. Подойдя примерно метров на сто к позиции, сардукары под рев труб бросились в атаку. Ратмир отдал приказ стрелять. И десятки пуль вонзились в плотную стену атакующих, сметая все живое на своем пути. Этот фланговый обстрел заставил бы любой человеческий отряд запаниковать и броситься наутек. Однако сардукары, впрямь, не имели эмоций. Под руководством офицеров они перестроились – опять рассыпались в цепи, и лишь затем начали отступать.

– Сигнал к атаке! – закричал Ратмир.

Взревела сигнальная раковина. Камок повел своих гвардейцев в контратаку. Сардукары бросились бежать. Убегали они все так же организованно. Без паники. Без эмоций. Однако в этот раз их организованность вышла им, как говорится, боком. Удирай они с поля второпях, не перестраивайся они под огнем, – потеряли бы гораздо меньше своих. На поле насчитали около полутораста трупов сардукаров, за что ацтеки заплатили лишь двадцатью убитыми и ранеными. Преследовать противника Ратмир не велел. Только собрать оружие убитых.

Больше в этот день атак не было, хотя к вечеру к сардукарам вновь подошло подкрепление с артиллерией и пулеметами. Возобновились атаки с утра следующего дня. Гвардейцы отбили за день шесть последовательных атак. И это уже далось дорогой ценой, из более чем трехсот воинов к шести часам вечера осталось не более ста. Они вооружились трофейными винтовками. Но запас патронов шел к концу.

Перед последней атакой все ацтеки собрались на центральной позиции.

– Друзья, – обратился к ним Ратмир, – мы здорово потрудились сегодня на этом поле, осталось несколько часов – и мы выполним нашу задачу. Вы измучены, изранены, но только на нас надеются воины армии принца Куаутемока, и я думаю, что мы оправдаем их надежды.

Последние слова Ратмира утонули в звуках взрывов: началась артподготовка новой атаки.

– По местам! – скомандовал Камок. Затем он подошел к Ратмиру. – Будет последняя атака, друг теуль.

– Да, – ответил тот. – Последняя, которую нам нужно выдержать: ведь ночью они не начнут марша. И мы ее выдержим.

– Да, мы ее выдержим! Умрем, но выдержим! – ответил Камок перед тем как убежать по окопу на другой фланг.

Пренебрегая опасностью быть убитым, Ратмир выглянул из окопа. Ему показалось, что земля встала на дыбы, поднятая взрывами снарядов. Над головой визжали осколки. Лучи заходящего солнца уже не могли оживить почерневшей от пороховой гари травы, и теперь они лишь грозно стекали кроваво-красным по сомкнутым штыкам сардукарских колонн, надвигавшихся на ацтекские окопы. Картина наполнила сердце безотчетным страхом, который сковал движения. Это был страх смерти. Ратмиру показалось: нет, никакая сила в мире не заставит его сейчас поднять винтовку. Но он бросил взгляд на окружавших его ацтекских воинов, прочитал на их лицах те же переживания. И понял: сейчас нужен лидер, иначе они не смогут встретить эту лавину огня, стали и мускулов, что готова их захлестнуть.

– Бей их! – закричал Ратмир и выстрелил. Ему показалось, что его голос покрыл звук взрыва последнего вражеского снаряда. – Огонь!

Ответом на его призыв послужили дружные залпы, которые заставили наступавших сардукаров залечь. Дружные и меткие. Но, увы, последние. Кончились патроны. Сардукары, прорываясь сквозь колючее заграждение, ринулись к окопам. Им навстречу встали все, кто мог держать оружие, теперь из боя их могла вырвать только смерть.

Ратмир поднялся на бруствер окопа, выхватил из ножен меч и бросился навстречу врагам. Увернувшись от штыка первого противника, он схватился за вражескую винтовку, не позволяя сделать новый выпад, и пронзил его мечом, а затем, подняв на руки, бросил вперед. Мертвое тело своей тяжестью сбило с ног еще нескольких врагов. Все ацтеки уже включились в рукопашную. Им удалось оттеснить первую цепь сардукаров, но к тем постоянно подходили свежие силы. Индейцы опять были прижаты к своим окопам. Ратмир, отбиваясь от нескольких сардукаров, поднялся на бруствер. «Всё, – подумалось вдруг. – Дальше некуда». Не испытанное ране боевое бешенство превратило его в берсерка. Он обрушил на врагов град ударов, зарубив двоих и сардукары отпрянули в разные стороны, но, пронзив мечем третьего противника, и, вырвав окровавленный меч из обмякшего тела, Ратмир потерял равновесие и упал с бруствера в окоп. Короткая боль и вслед за ней – непроницаемый мрак.

5

Ратмир пришел в себя от острой боли: шею как будто пронзили стрелой. Он увидел над собою низкий, провисший брезентовый потолок и два лица: мужское, а рядом – женское.

– Я же говорил, – послышался незнакомый голос. – Необходимо было всего лишь вправить позвоночник.

– Вы волшебник, доктор, – отвечал второй голос. Звонкий. Очень знакомый.

В голове прояснилось. Ратмир понял: лицо и знакомый голос принадлежат Алите.

– Вот мы и опять встретились, – проговорила она.

– Где же, если не секрет?

– В концлагере, – ответил мужчина. – У сардукаров.

Алита помогла Ратмиру сесть. Взору открылся стадион с футбольным полем, трибунами, беговыми дорожками и вышками осветительных прожекторов. Правда, трава на поле была совершенно вытоптана, покрытие дорожек раскрошилось, сиденья с трибун были сняты, а сами трибуны более напоминали развалины древнего Колизея, чем современного стадиона. С площадок на осветительных вышках смотрели пулеметы. А там, где сидел Ратмир, под растянутой на кольях парусиной расположился госпиталь для пленников.

– Мне понятно, как я мог очутиться в лагере, – обратился он к Алите. – Но ты ведь оставалась в Теночтитлане!

– Теночтитлан пал, – с грустью ответила она. – Император погиб во время попытки прорыва. Принц Куаутемок занял место отца. Он решил не оборонять столицу. Собирая силы, он отступает на юго-запад.

Ратмир привалился к железной бочке с водой. Спине стало холодно. Доспехи с него содрали сардукары, он остался в короткой и рваной набедренной повязке.

– Долго ли я был без сознания? – спросил он у Алиты.

– Я не знаю, как до лагеря, но в лагере ты только шесть часов.

– Мы приняли бой шестнадцатого марта.

– Значит, прошло пять дней. Сама я здесь только со вчерашнего дня.

Алиту позвал доктор. Ратмир закрыл глаза. Голова была тяжелой и пустой, хотелось есть. Из задумчивости его вывел голос лежавшего рядом человека:

– Как я понял, вы пять дней были без сознания и, следовательно, пять дней вынуждено постились?

С этими словами он протянул на ладони кусок чего-то съестного, напоминавшее подсолнечный жмых. Ратмир не стал отказываться. Но спросил:

– А как же вы?

– Это мой резерв, – ответил тот. На его заросшем щетиной, грязном лице появилась улыбка. Ратмир заметил и другое: когда-то (не слишком давно) неожиданный собеседник носил маленькие усики и ухоженные баки. – Я на «лечении» только первый день… Вчера я позволил себе обсудить кое-какие острые вопросы с надсмотрщиком на работе – и теперь вынужден хотя бы день отдохнуть. Кстати, меня зовут Виолет Рейн. Был лейтенантом боевого флота Танора.

– Ратмир Романов, – отрекомендовался Ратмир, пожимая собеседнику руку. – Был другом и соратником принца ацтеков Куаутемока.

– Другом? Соратником? Индейца? – удивился Виолет.

– Мне повезло спасти принца от сардукаров во время одной из его прогулок.

– А где ты жил раньше? Рат-мир… Ро-ма-нов… Я давно таких имен не слыхал.

– Видишь ли, Виолет… – замялся Ратмир. – Это долго объяснять…

Собеседник понимающе кивнул. И по его полуулыбке Ратмир понял, что он принят за бывшего преступника. Или шпиона. Впрочем, разубеждать Виолета он не стал, а объяснить, что с ним действительно произошло, он еще и сам себе толком не мог. На этом разговор прекратился. Ратмир, съев предложенный Виолетом жмых, улегся вздремнуть.

Проснулся уже вечером. Никаких неприятных ощущений он не испытывал, кроме голода, но с этим ощущением пока, видимо, придется смириться. Вплоть до того момента, как он сумеет сбежать отсюда. Встал Ратмир уже сам, без посторонней помощи. Сам вышел из-под брезентового полога. Но опять закружилась голова. Пришлось сесть к столбу, поддерживающему брезент. И он не заметил, как открылись решетчатые ворота. Внутрь стадиона потекла медленная унылая река людей. Это были пленники, вернувшиеся с работ. Многие из них, проходя мимо «госпиталя», бросали на два специальных подноса куски жмыха: такие же, как и тот, которым днем поделился Виолет. Краснокожие пленники бросали еду на один поднос, а белые – на второй. (Хотя их трудно было отличить: одинаково измученных и грязных). Ратмир, оказалось, сидел у первого подноса. Возле подноса для белых стоял священник в сутане, с четками в руках: он осенял каждого жертвующего крестным знамением. Из-под навеса за всем этим следили Виолет – и еще десятка два незнакомых: страшно исхудавших, чуть живых от голода.

В колонне жертвователей-индейцев мелькнул Камок. Ратмир поднял в приветствии руку. Хотел встать, но это для него уже являлось проблемой. Камок подошел сам.

– Ты? Я рад! Мы думали: не выживешь.

– Я просто был без сознания. Из-за нарушения какого-то. Врач мне не объяснил, отчего. Но для жизни, как видишь, не опасно.

Подошел давешний священник.

– Доброму христианину не пристало болтать с язычниками, – сказал он Ратмиру. – Разве может быть у вас что-то общее?

– Святой отец, – ответил вопросом Ратмир, – вы католик?

– Да, я из братства Святого Доминика.

– Так вот, падре, я никоим образом не отношусь к вашей консистории, ибо мои предки были православными, а сам я и вообще атеист. Но даже я знаю: для истинной веры все равны, и основа истинной веры – относиться к людям так, как, хотел бы, чтобы люди относились к тебе самому. А здесь тем более не может быть христиан, язычников, мусульман, белых, черных, красных, здесь все – пленники. И делить на две половины то, чего и так мало… У вас – возражение?

– Сын мой… – с деланным смирением начал священник. – В том положении, в котором мы все находимся, не зная, сколь долог оставшийся нам земной скорбный путь, мы должны вверить наши души Господу…

– К вопросу о душе. Ваша, по-видимому, еще довольно крепко держится в теле. А вот у них, как я заметил недавно… – (Ратмир указал взглядом на людей, умиравших под навесом). – С чего бы так?

Опустив очи долу, падре отвернулся и отошел. Последнее замечание Ратмира угодило в точку. По сравнению с отощавшими пленниками, среди которых были женщины и дети, доминиканец казался на удивление упитанным.

Ратмир отыскал глазами Виолета, беседовавшего с тремя белыми. Позвал его. Моряк подошел. Ратмир представил Камока и Виолета друг другу. Они обменялись приветственными жестами (впрочем, скорее вежливыми, чем дружескими). Виолет тихо сказал:

– Как ты его! – И сделал жест в сторону удалявшейся сутаны. – Не знаю, Ратмир, кто из вас чаще держал в руках Писание, но ты, явно, нашел там больше знакомых букв.

Падре не остановился. Но Ратмир, как показалось, услыхал с той стороны змеиное шипение.

Еще до зари пленников разбудила сирена. Унылый строй потянулся через ворота наружу. Ратмир пошел с краю и сумел рассмотреть многое вокруг. У ворот несла караул четверка белых людей, вооруженных кинжалами, револьверами, кнутами и одетых в камуфлированные пестрые комбинезоны без погон и такие же пестрые кепи. Здесь каждый получил по куску все того же жмыха, и затем пленников растолкали по вагонам, похожим на теплушки с тормозными площадками. На каждой тормозной площадке стояли двое надзирателей. Проход к поезду был оцеплен сардукарами: у каждого – винтовка с примкнутым штыком. Охрана закрыла двери, заперла их снаружи. Поезд тронулся.

Ехали около получаса с большой скоростью. Остановились. Начался развод на работы. Одни должны были с помощью молотов и железных клиньев откалывать глыбы камня, другие – таскать эти глыбы на носилках, или прямо на руках к железнодорожной линии. Не избавлены были ни женщины, ни дети. Они подносили известь в мешках. Затем это грузилось на платформы и отправлялось… куда? Надо полагать, на строительство новых сардукарских фортов.

Ратмир, ворочая камень за камнем, раздумывал о способах побега. Способы казались все более фантастичными, а сам побег – все менее осуществимым… Примерно часа через два после начала работы он вдруг услышал вопль. Обернулся. И в паре шагов позади себя увидел лежащего человека. Голова его была разбита: грязные русые волосы быстро пропитывались кровью. Липкий от крови камень валялся рядом. Обеими руками человек сжимал отточенный кинжал. Не самодельный нож из какого-нибудь куска железа. Именно кинжал. Переведя взгляд, Ратмир заметил поодаль огромного индейца. В поле зрения было не меньше тысячи других индейцев, но Ратмир обратил внимание именно на него. Быть может, – потому, что индеец был очень высок ростом? Или – потому, что он кивнул ему головой? Или – потому, наконец, что был то вождь могавков Атог? Охрана уже суетилась, с криками сбегались вооруженные точно такими же кинжалами белые, молча – сардукары с винтовками. Но все они были еще далеко. И Ратмир расслышал:

– Приветствую тебя, друг принца Куаутемока! Этот койот, – ирокез кивнул на раненого, – с утра примеривался тебя зарезать. Слыхал я, ты храбро сражался за принца, и не могу позволить, чтобы воин погиб от грязного ножа убийцы. – Наклонившись к раненому, Атог хотел взять кинжал.

Ратмир удержал его:

– Стой, Атог! Если это найдут у него, – то ведь ты уже назвал его убийцей. А если у тебя, – нам не поздоровится.

Проворчав что-то, могавк кивнул головой и взвалил себе на плечи тяжелую глыбу. Сардукары вдруг остановились. Не подошли близко. Два белых охранника взяли раненого, чтобы унести. А Ратмир вдруг догадался… Нет, это была еще почти не догадка. Лишь вопрос. Что происходит? Что произошло? Странное поведение католического падре… Слова о том, что замышлялось убийство… Белый человек хотел напасть на Ратмира… Белые собирают пожертвования на один поднос, индейцы – на другой… Здесь явно насаждается расовая рознь! Ее пытаются пропихнуть даже в такое благородное дело, как помощь голодным больным людям. А если кто с нею не согласен… Трудно ли уничтожить человека здесь, где у него гораздо меньше шансов остаться в живых, чем погибнуть?

Вот оно что!

На обед пленникам отвели полчаса. За это время они должны были проглотить холодную похлебку из тыквы, заедая ее жмыхом. После чего работы возобновились и шли без перерывов до восьми вечера. Наконец, пленников погнали к уже знакомым вагонам. Еще полчаса езды. При входе в лагерь – еще по куску того же жмыха каждому в руку. И многие опять выстроились перед двумя подносами: отдать свою еду больным.

Спать решили рядом: Ратмир, Камок, Атог… и Виолет, которого явно не задержали на лечении. Он появился уже в темноте. Индейцы при виде лейтенанта смолкли, но разговор мало-помалу возобновился. Надо было еще раз – подробней – обсудить все то, что случилось днем. Еще чуть погодя пришла Алита. Она принесла Ратмиру новость: завтра необходимо остаться в лагере или хотя бы до работы подойти к госпитальной палатке – доктор Дес должен осмотреть его.

– Но ведь доктор сказал, что мне ничего не угрожает! – возразил Ратмир. – Да и чувствую я себя прекрасно.

– Да, я тоже это слышала. Но я сегодня не работала сиделкой, а была на общих работах, и мне так сказал один из надсмотрщиков. В воротах. Когда я их проходила.

Ратмир пожал плечами. А когда Алита удалилась в женскую половину лагеря, спросил Виолета, который считался «старожилом»:

– Виолет! Кто же он такой, этот доктор Дес?

– Алонсо Дес. Был врачом боевого флота. Недолго. Но, по-моему, честный человек, других в офицерскую кают-компанию не допустят. А здесь он помогает нашим больным и раненым. Самое главное, охрана его не трогает: у нас теперь вдвое меньше покойников, чем в других лагерях, а начальник лагеря постоянно получает за это премии.

– Вот что я вам скажу, – возразил Ратмир, – всё это неспроста: ведь сегодня меня пытались убить, а вчера я переехал межу вашему священнику тем, что разрушаю насаждаемые им раздоры. Католики, язычники… Кому-то подобные межи выгодны, друзья!

– Может быть, завтра нашего друга попытаются купить? – спросил Атог.

– А что, если мне, действительно, купиться? – оживился Ратмир. – Без помощи извне бежать отсюда невозможно. Ведь ранее здесь побегов не было, Виолет?

– Ну, как же, отсюда убежишь… – буркнул танорец. Но, секунду поразмыслив, добавил: – Только ты не считай их дураками, Ратмир. Они будут плотно наблюдать за тобой.

– Скорее всего, так. А рискнуть все равно стоит. Это – единственный выход. Или кто-то из вас боит…

Ратмир не договорил последнее слово. Индейцев такое подозрение удивило бы. Как все неоправданные подозрения. Да и пылкий танорец, бывший офицер, имел бы право вызвать Ратмира на дуэль за такие слова. Все они могли рисковать. Что им угрожало при неудаче? Смерть? А разве не она грозила всем, остающимся в лагере и отличалась только тем, что могла наступить позже небольшими мучениями?

– Твоя мудрость тебе в подмогу, друг теуль, – скачал Камок. – Ты видишь, что и как тебе делать.

– Пускай они думают, что ты продаешься, – проворчал Атог.

– А отказываться опасно, – резюмировал Виолет. – Поди разбери в толпе, кто кого ударил! Премии премиями, но свое спокойствие они ценят выше денег.

На следующий день, когда пленников увели на работу, Ратмир остался. Но время шло. Вызова к доктору не было. Ратмир решил пойти на поиски сам. Он добрался по трибунам до госпиталя. Но и там доктора не оказалось. Зато дежурила возле умирающих Алита. От нее Ратмир узнал, что доктор – в помещении под трибуной, куда, по его настоянию, будут скоро переносить больных. Ратмир направился туда. (Скорей всего, помещение это раньше служило раздевалкой для спортсменов). И в одной из комнаток нашел того, кого искал.

– Вы хотели меня осмотреть, доктор? Но вы же сами говорили, что у меня ничего серьезного нет.

Голубые, слегка навыкате глаза врача в упор уставились на Ратмира сквозь очки с потрескавшимися стеклами.

– Этот вызов не имеет никакого отношения к медицине и ко мне лично! Вас что, не предупреждали? – спросил он раздраженным голосом. И, уходя заметил: – Мне очень жаль, что я вас вылечил.

– Мне кажется, доктор, – быстро проговорил Ратмир, стараясь задержать врача, – вы не за того меня принимаете…

– А за кого же мне вас принимать, как не за доносчика и провокатора? Мне приходится покрывать таких, как вы, доносчиков, чтобы иметь право оказывать помощь больным.

Голова Ратмира напряженно работала. «Значит, Атог прав!»

Извинившись перед разгневанным врачом, он вышел из-под трибуны и натолкнулся на надсмотрщика в солдатской камуфлированной форме без погон. Тот явно искал кого-то. Ратмир спросил, не его ли тот ищет. Надсмотрщик повернулся к Ратмиру:

– Да, тебя. Где ты пропал?

– Принял вашу милую шутку с доктором за чистую монету.

Надсмотрщик, понимающе кивнув, направился к воротам. Ратмир следовал за ним.

За воротами была площадь, через которую проходили пленники перед посадкой в вагоны. За ней – скопление домов, в которых жила охрана. К одному из домов лежал их путь.

– Сюда.

В комнате при входе сидел за столом белый человек. Ратмиру вдруг вспомнился доминиканец. Но этот был еще толще. Военный камуфляжный костюм (как у надсмотрщиков, но с погонами) на нем едва сходился. Лысая голова блестела, будто смазанная салом, маленькие поросячьи глазки почти тонули во впадинах над висящими щеками, широкие губы нависали над тройным подбородком. Завершал этот «портрет в жирных тонах» широкий утиный нос.

Несколько секунд хозяин комнаты и Ратмир рассматривали друг друга. Затем Ратмир получил приглашение присесть к столу. Толстяк заговорил.

– Мое имя Бров, Бров Хансон. Я являюсь начальником этого лагеря. Ты, конечно, уже понял, зачем тебя вызвали. Я ложу слишком много сил, чтобы поссорить меж собою пленников и не допустить их организации, а ты, едва появившись, рушишь все мои планы. Ты должен понимать: я этого не допущу. Вчера я приказал убрать тебя, но дело сорвалось. Теперь я хочу предложить тебе службу у меня. Как ты понимаешь, единственной альтернативой является смерть.

– Я это понял сразу. Еще вчера. Но смерти я не боюсь, – медленно проговорил Ратмир. – Мы, конечно, можем сейчас столковаться. Но я бы хотел знать, какая служба меня ожидает.

– А не много ли хочешь?

– Нет, так не пойдет! – (Ратмир устроился поудобней). – Если уж продаваться, так подороже.

– А ты наглец, – проговорил Бров. – Откуда ты?

– Был помощником капитана на пиратском судне, – не моргнув глазом, начал Ратмир. – Попал в плен к ацтекам, а там спас жизнь принцу Куаутемоку и в результате оказался в рядах его гвардии.

– А до пиратства?

– До пиратства – мое дело.

– А если я все-таки прикажу тебя убрать?

– Тогда народ распотрошит вас, как кита на китобойной базе. Вот что тогда! Давайте ваше предложение – или отправляйте меня обратно в лагерь. Вам здесь хорошо сидеть, а я с угра не жрамши, и еще не известно, придется ли есть сегодня!

Бров удовлетворенно откинулся на спинку кресла:

– Ладно, ладно. Тормози. Я предлагаю тебе быть информатором. Согласен?

– Нашел дурака, – фыркнул Ратмир.

– Нет, все-таки тебя нужно убрать.

– Конечно, – с готовностью поддержал Ратмир. – А значит, навсегда похоронить мечту о расовой розни… и, как следствие, о вашем спокойствии. Ведь я в их глазах стану мучеником.

– Берешь меня за горло? – спросил Бров. – А ну-ка переверни медаль.

– С удовольствием. Если я куплюсь, то пленники будут обмануты в своих лучших чувствах и не скоро смогут найти себе другого лидера.

– Ладно, твоя взяла. Будешь служить надсмотрщиком?

– Сначала накормите, а потом поглядим.

Бров вызвал конвоира, который ждал за дверью. Ратмир был препровожден в столовую. Затем – на склад обмундирования. А затем – в домик охранников, где ему предстояло отныне жить в отдельной комнатке и спать на настоящей постели.

Через час он – сытый, вымывшийся, приодетый и вооруженный, – шагал назад к воротам стадиона радом со своим бывшим конвоиром – отныне напарником. Звали того Элиас Питт. Он был очень разговорчив: можно сказать, что рот у него не закрывался. Родословную свою он вел из государства под названием Бретания. Да и похож был на фермера какой-нибудь йоркширской глубинки, где цветет на холмах вереск и спеет под вечно моросящим дождем овес для всемирно знаменитой каши.

– Да ладно, малый! – тараторил Элиас. – Ты вроде не наш, не из Бретании, а сообразил, где пудинг слаще. С виду – ну такой паренек-колледжер, а гляди-ка вот… К нам в охрану ведь все больше ребята с темным прошлым идут. Или… как по-научному? Ре-не-га-ты. Не похож ты, малый, не похож… А как к пиратам попал?

– Ладно. Не к пиратам. К китобоям. Несчастная любовь. Она изменила мне. Я ушел в море, чтобы все забыть.

– А-а, тут будет и ей замена! Каких только нет! Лучше взять индеанку, – охотно просвещал Ратмира ренегат. – Они самые покладистые. Но ни под каким соусом не бери танорку. Они хоть и красавицы, но форменные дуры. Впрочем, как и все танорцы. Не так давно одна из них зарезала одного надсмотрщика его же кинжалом. Ну, конечно, мы сумели с нею распорядиться! – похвастался Элиас. Но, перехватив недобрый взгляд Ратмира, тут же успокоил: – Да понимаю, понимаю! Когда я только пришел сюда, меня тоже от этого всего с души воротило, но потом привык. И ты привыкнешь. А сейчас сам Бров с одной бьется, уж и кнутом, и пряником, а та ни в какую. Впрочем я ее тоже понимаю, от одного взгляда на эту жирную свинью всех выворачивает, а она – краса-вица… Работаем мы посменно. Мы завтра – в первую. Сопровождать поедешь. На работы. Ну да подружку скорее присмотришь.

– Я уже присмотрел. Алита зовут.

Элиас замахал руками:

– Нет, все-таки ты мальчишка-колледжер! Она ведь танорка! Я не хочу потерять напарника, только-только его обретя!

Но Ратмир остался непреклонен – и в тот же вечер забрал Алиту к себе. Сначала она закатила великолепный скандал. Скандал совершенно настоящий. С искренними, не фальшивыми слезами разочарования и обиды. Но Ратмиру удалось-таки объяснить ей все. А Алита на другой же день передала в лагерь первый приказ Ратмира. Приказ гласил: на время распустить сообщество. И – ждать.

Ждать пришлось две недели. Ратмир провел их с пользой. Собственно, план у него сложился в первый же рабочий день. Достаточно избавиться от напарника и затормозив поезд, открыть засов на двери. Остальное довершат сами пленники, выйдя на свободу. В поезде – двадцать вагонов, из которых всего один занят охраной – двадцатью вооруженными сардукарами. В каждом вагоне – человек по сто. Если удастся открыть хотя бы два из девятнадцати… Ну а если склонить хотя бы одного охранника на сторону восставших? Только вот – кого?

Шагая мимо дома начальника лагеря в столовую для охранников, Ратмир как раз обдумывал эту тему. Дверь дома внезапно распахнулась. Выбежала простоволосая, в разорванной одежде, девушка. За ней, рыча, гнался сам Бров с кнутом, на его одежде была видна кровь. Как потом оказалось, – кровь из раны на руке. Он настиг пленницу и стал избивать ее. Орал при этом так, что, наверное за километр было слышно.

– Ах ты,…, гордая очень, гордая! Да я тебя камни таскать заставлю, сгною на работах!..

Нет надобности приводить все эпитеты, которыми награждал Бров непокорную пленницу. Ратмир с трудом сдержал себя, чтобы не вступиться за несчастную. Ведь тем самым он мог поставить под угрозу план побега. Но ему помог Питг. Бретанец увел напарника от греха подальше, рассуждая:

– Возомнил же о себе, жирная скотина! Иной раз, когда я вижу такие вещи, самому хочется набить кое-кому морду! – Помолчав он добавил: – Раньше, пока не привык, трудно было сдерживаться, а теперь легче. Не стоят они того, чтобы из-за них жизнь свою губить.

Вечером Ратмир узнал от Алиты, что же случилось у Брова. Оказывается, случилось вот что. Вопреки традиции не трогать гордых пленниц из Танора, начальник соблазнился красотой одной из них. Говорили: девушка – не из простой семьи. Кто-то утверждал: она – Жемчужина Танора, дочь танорского правителя. Но, утверждая, сам не шибко верил своим словам. Хотя, во всяком случае, девушка оказалась с характером. Она, как и ожидалось, отвергла его домогательства. Тот попытался взять ее силой. И выяснилось: разговоры о трюке с кинжалом – не просто разговоры. Имеется в виду кинжал, который лежал у Брова рядом с постелью. Если бы начальнику повезло чуть меньше, она вспорола бы ему живот. Алита узнала, что пленницу зовут Анила и что завтра ее, действительно, увезут на мужские работы. Она даже сама готова была поменяться с кем-нибудь и уйти в карьер вместо госпиталя, чтобы там хоть как-то помочь ей.

– Как же тебя поставят на мужские работы? – спросил Ратмир.

– Но ты можешь настоять на этом. Так же, как и Бров.

– Во-первых я не Бров, а Ратмир, и делать этого не буду. Лучше ты сейчас пойди в лагерь и скажи Атогу, чтобы он присмотрел за Анилой и помог ей. Заодно передай: пусть завтра они все постараются сесть в один вагон.

– А я?

– Ладно, – сдался Ратмир. – Иди в лагерь. Но все-таки я – не Бров! Я буду за тебя волноваться!

…Утро Ратмир и Элиас Питт встретили на площадке вагона. Перекрикивая вой ветра и стук колес, Питт пытался выведать у Ратмира, за что и почему тот «выгнал свою танорку обратно». Ратмир отмалчивался.

– Ну ладно, ладно, можешь не отвечать! – надрывался Питт.– Я сам знаю все причины! Я же говорил тебе! Эти танорки – форменные дуры! Какую солидарность с дочерью своего правителя проявила твоя подружка! И тебе пришлось ее выкинуть, то-то будет смеху, если окажется, что Анила – деревенщина! Хотя, ладно, не беспокойся. Найдешь другую. Более покладистую.

В карьере меньшая часть из сорока надсмотрщиков наблюдала за женщинами, большинство – за мужчинами. Причем, поскольку наблюдение за женщинами считалось отдыхом, «удовольствием», все должны были получать его поровну. По очереди. Сегодня, как назло, оно досталось Ратмиру с Питтом. Весь день они просидели в тени скалы: день выдался на редкость знойный, вылезать на солнцепек и подгонять женщин не хотел даже Элиас, а подгонять их самих тем более никто не брался. Примерно за час до окончания работы Питг отправился за «чем-нибудь холодненьким». И добыл пару запотевших кувшинов. Допивая первый из них, он начал:

– Помнишь, я говорил насчет Жемчужины Танора, которую Бров хотел закатить к себе? Так вот, все это оказалось не пустой болтовней…

– …и она в самом деле дочь правителя? – закончил фразу Ратмир.

– Нет, это ты в самом деле мальчишка-колледжер! Ее, по его приказу, действительно поставили на мужские работы! Таскать камни. Все-таки он большая сволочь.

– Ну и что же? – (Ратмир сделал вид, что зевает).

– Да то! Один индеец, здоровый такой ирокез, весь день помогал ей. А час назад сюда на электромобиле приперся Бров, эта жирная скотина. И сам стал наблюдать за ней, никого к ней не подпуская. В общем, он ее сегодня уморит. Этой работы она не выдержит.

Все оставшееся время до конца рабочего дня Ратмир просидел в тени, как на горячей сковородке. Но вот, наконец, паровозный гудок: финал рабочего дня. Надсмотрщики согнали женщин в колонну и повели к железной дороге. Все привычно заняли свои места: женщины знали, где окажутся двери вагонов, охрана – где площадки. Подходила и другая колонна: заключенные с мужских работ.

Но там явно случилась какая-то заминка. Со стороны ущелья, куда сбрасывали трупы умерших на работе, слышались женские крики, долетала ругань надсмотрщиков. Элиас устремился туда. Вслед за ним – Ратмир: он еще издали различил небольшую группу женщин, которые о чем-то упрашивали двух надсмотрщиков. А подойдя ближе, понял: танорские женщины, среди которых он видел и Алиту, упрашивали надсмотрщиков не бросать в ущелье Анилу. Она была еще жива. Женщины обещали надсмотрщикам, что отблагодарят их. Те понемногу уступали. Неохотно. С ответными намеками, какой же именно должна быть «благодарность». Но тут снова явился Бров.