Читать книгу Театр китового уса - - Страница 6

Март 1920

Чилкомб меняется с прибытием Уиллоуби. Даже не открывая глаз, Кристабель чувствует в воздухе искру. Она тихонько выбирается из кровати в тот же темный час, что и Моди, до того, как проснется кто-либо еще, но когда Моди отправляется в помывочную, чтобы приступить к утренним обязанностям, Кристабель на цыпочках спускается в кухню и выходит на улицу, к автомобилю Уиллоуби.

Моди однажды сказала ей, что единственное достоинство ужасно ранних подъемов заключается в том, что прошлый день уже кончился, а новый еще не начался, и в этот промежуток весь дом принадлежит ей. Кристабель чувствует это, когда выходит под высокое иссиня-черное небо. Тишину нарушает только курлычущий крик дрозда, дорожка серебристых стежков во тьме. Этот бездыханный, тенистый мир полон возможностей. Чего бы она ни коснулась – станет ее.

Автомобиль припаркован у конюшни и укрыт брезентом, под который нетрудно заползти. Вздернув подол ночной рубашки, Кристабель забирается на водительское сиденье и принимается изучать руль, приборную доску из полированного дерева и спрятанные за стеклом циферблаты, так и просящие постучать по ним пальцем. Она крутит руль из стороны в сторону.

– Держитесь за шляпы, дамы.

Иногда она оглядывается на заднее сиденье, где получила от дяди Уиллоуби тарталетку с джемом, которую есть пришлось пальцами, без тарелки и салфетки, пока он форсировал лужи, заставляя всех визжать.

– Только тебе, – сказал он тогда, – делиться запрещено.

– Я не делюсь, – ответила она, и он так задорно рассмеялся, что она не стала объяснять, что ей ничего не дают, поэтому и делиться нет возможности. Ей понравился его смех. Это был неодолимый звук, пушечным ядром несущийся сквозь обычный ход вещей. Кристабель встает на колени на кожаном сиденье и тянется к резиновой груше латунного автомобильного гудка.

Розалинда просыпается рано, разбуженная громким звуком с улицы. Уиллоуби ведь не мог уже уехать? С его появлением дом охватило какое-то возбуждение, подготовительная живость, будто в начале каникул, – но вместе с тем и страх, что он может внезапно уехать.

Она велит Бетти быстро одеть ее, чтобы спуститься к завтраку как можно раньше, но оказывается первой. Уиллоуби и Джаспер появляются часом позже, требуя огромное количество еды. Розалинде редко удается поесть за завтраком и сказать что-то, кроме дежурных банальностей, но она следит, как братья под суровым взглядом портретов предков переругиваются, поглощая все, что оказывается перед ними.

Джаспер кормится просто и без изысков, с решительностью человека, который давно перестал наслаждаться кулинарией, тогда как Уиллоуби ест как вычурный художник – с широкими мазками мармелада по хрусткому тосту, наливая молоко в чашку из кувшина, поднятого так высоко, что жидкость превращается в единый тонкий поток, слизывая масло с пальцев и одновременно подзывая Блайза, чтобы принес еще бекона.

– Невестка Розалинда, нынешняя миссис Сигрейв, – говорит Уиллоуби, забирая себе на тарелку последние яйца. – Какие у вас планы на ближайшие недели?

– Уиллоуби, – рычит Джаспер из глубин своей обсыпанной кеджери[4] бороды.

– Ну… – говорит Розалинда.

– Я уезжаю в Брайтон на несколько дней, поэтому вам не придется меня кормить, а заодно вы сэкономите на свечах. Поражен, что вы все еще держите оборону против электрического освещения, Джаспер. В моей комнате темно, как в могиле.

– Масляные лампы идеально справляются, – отвечает Джаспер. – Я не позволю развесить по моей земле неприглядные кабели.

– Чем вы займетесь в Брайтоне, Уиллоуби? – спрашивает Розалинда. – Я там бывала.

– Собираюсь встретиться кое с кем насчет аэронавтического приключения.

Джаспер вздыхает.

– Прояви благоразумие, Уиллоуби. Наши семейные средства не бездонная яма. Сколько раз я говорил, что в колониях достаточно мест для бывших военных. В прошлом месяце я в клубе столкнулся с твоим другом Перри Дрейком – он едет на Цейлон держать местных в узде.

– Перри послужит Империи, я в этом уверен. Но я не хочу этим заниматься. Отец и мать оставили мне денег, чтобы я делал с ними, что пожелаю.

– Ты не можешь разбазарить свое наследство на глупости, – говорит Джаспер.

– И почему же? – говорит Уиллоуби. – Ты разве не читаешь газеты? Большие поместья распродают. Почему бы не потратить наши пенни на что-то приятное, пока мы не потеряли все остальное? Когда ты в последний раз покупал что-то, кроме лошадей? Откуда это крючкотворное упорство, что все должно делаться как делалось всегда?

– Я купил рояль. Для Розалинды. Для жены.

– И кто-нибудь на нем играет?

– Есть обязанности…

– Будущее настигнет тебя, братец, хочешь ты этого или нет, – говорит Уиллоуби. – К слову о Перри, раз уж ты напомнил, – он в армии встретил парня, который стал бы неплохим земельным агентом для Чилкомба. Его зовут Брюэр. Практичного сорта и с цепким взглядом по части сведения баланса. Скоро тебе кто-то такой понадобится.

Но Джаспер продолжает путь по разговорной дорожке, на которую ступил до упоминания земельных агентов.

– Есть обязанности. Есть люди, которые на нас полагаются.

Уиллоуби поворачивается к Розалинде.

– Позвольте рассказать о моих аэронавтических приключениях, миссис Сигрейв. Одна газета предлагает непристойную сумму денег первому авиатору, что совершит беспосадочный перелет из Нью-Йорка в Париж.

– Разве это не опасно? – спрашивает Розалинда.

– Можно лишиться шляпы. Но там, наверху, от восхищения голова кружится, когда смотришь на облака под тобой. Белая перина, тянущаяся к самому горизонту.

– Пустые глупости, – говорит Джаспер.

– Я никогда не была в аэроплане, – говорит его жена.

– Я прилечу сюда. Приземлюсь на лужайку, – обещает Уиллоуби.

– Ничего подобного ты не сотворишь, – говорит Джаспер.

– Кристабель была бы рада, – отвечает Уиллоуби.

– Тебе не стоит поддерживать любовь к авиации у впечатлительной девочки.

– А с этим уже может быть поздновато бороться, Джаспер. Я заказал ей игрушечный аэроплан и, знаешь ли, нашел один из тех деревянных мечей, которыми мы играли в детстве и которые спрятали в конюшне, – его я ей тоже почистил.

– Бога ради, Уиллоуби, это был мой меч, – говорит Джаспер.

– Невозможно посадить аэроплан на лужайке, так ведь? – спрашивает Розалинда.

Уиллоуби улыбается.

– Это вызов?

– Я не позволю тебе фазаном носиться по моей лужайке, – говорит Джаспер.

– Скорее уж орлом.

– Я не позволю провоцировать меня за собственным столом, ты слышишь? – рявкает Джаспер, вырывая салфетку из-за воротника.

– Все слышал, братец.

Джаспер с топотом вылетает из комнаты, хлопая дверью. Столовое убранство вздрагивает: тонкий серебристый звон приборов по посуде. Уиллоуби тянется через стол и подтаскивает тарелку брата к себе.

Из зала доносится крик: «Ребенок весь дом завалил своими дурацкими ветками!», ответный возглас Кристабель: «Отходим к баррикадам!», а затем топот маленьких ножек, взбегающих по лестнице.

Розалинда ждет, пока стол не успокоится.

– Уиллоуби, нам же не придется продавать Чилкомб? Джаспер говорит, что он был в семье Сигрейвов многие поколения.

– Вы теперь тоже Сигрейв. Что думаете?

– Я никогда не знаю, что думать.

– Вам надо завести сына, тогда начнете звучать увереннее. Двоих, в идеале. Наследника и еще одного про запас. Нет нужды краснеть, дорогая сестра.

– Разве вам все равно, что случится?

– Миссис Сигрейв, я запасной. Ничто здесь не принадлежит мне, на что ни взгляни. – Уиллоуби обводит комнату широким жестом и возвращается к объедкам Джаспера.

Дворецкий Блайз заходит в столовую, поправляя белые перчатки.

– Вам требуется что-нибудь еще, сэр?

– Определенно нет, – говорит Уиллоуби. – Пусть кто-нибудь подгонит мою машину ко входу.

– Уже уезжаете? – говорит Розалинда, но Уиллоуби исчезает, прихватив с собой тост Джаспера.

Завтрак, на котором присутствуют оба брата Сигрейв, часто заканчивался именно так – воровством еды, брошенными на пол салфетками, драматическими исходами и нынешней миссис Сигрейв, оставленной в одиночестве за столом и разглядывающей сахарницу за неимением лучшего занятия. Когда Уиллоуби уходит, она чувствует, что упустила свой шанс. Ей ужасно хочется показать ему, что и она знакома с большим миром, в курсе последних новостей общества. Она жалеет, что не знает, как завладеть его интересом, как замедлить его яркую карусель так, чтобы и самой вспрыгнуть на нее.

Чем больше Розалинда за ним наблюдает, тем больше замечает, что правила поведения будто бы не касаются Уиллоуби. К приемам пищи он спускается как попало; его носовые платки из египетского шелка и окрашены в яркие цвета. Он никогда не присоединяется к домашним, когда все они совершают послушные броски в церковь Чилкомб-Мелл воскресными утрами, но Розалинда замечала, что он дружески общается с деревенскими мужчинами. Джаспер однажды сделал ему за это выговор, и Уиллоуби ответил, что сражался бок о бок с такими мужчинами и не собирается теперь смотреть на них сверху вниз.

Отдохнув после обеда, Розалинда часто открывает шторы спальни, чтобы увидеть, как высокая фигура Уиллоуби исчезает за деревьями на границе лужайки. Кристабель вприпрыжку бежит рядом, сжимая в руке деревянный меч. Бетти говорит, что они спускаются на пляж и Уиллоуби учит племянницу ловить крабов. Она гадает, кто это разрешил. Она гадает, чем занимается нанятая ею французская гувернантка.

Она чувствует, что у жизни Уиллоуби нет границ. Она так заманчиво свободна в противовес ее собственной, так искусно беззаботна. Жизнь Розалинды, сперва с матерью-вдовой и теперь с Джаспером, кажется бесконечной чередой воскресений: все строго по часам и строго регламентировано, бесконечные дни скучных обедов и хороших манер. Как волнующе узнать, что эта отчетность вещей – ножей для рыбы, скатертей, тем для разговоров – настолько же произвольна, как и решение назвать один из дней недели воскресеньем и относиться к нему по-особенному. Если воскресенье – воскресенье только оттого, что мы зовем его воскресеньем, почему бы не звать его пятницей?

Однажды утром она сталкивается в Дубовом зале с Уиллоуби. Он идет на улицу, она блуждает по дому. Он кивает на список у нее в руке.

– Что-то важное, миссис Сигрейв?

Розалинда опускает на список глаза.

– О. Ерунда.

Уиллоуби хмурит брови.

– Это список покупок? Я сегодня еду в Лондон.

– Нет, это список магазинов, которые я хотела бы посетить. Когда поеду в Лондон.

Он берет список из ее руки.

– Вам нужно что-то из этих магазинов?

– Не узнаю, пока не окажусь там. Я не знаю, что у них есть, потому что лишь читала о них. В журналах. Это новые магазины, и я хочу посмотреть, что они продают. Тогда выберу. Возможно, шляпу. Или браслет. Что-то уникальное. У меня очень специфический вкус.

Эти девять предложений – самая длинная реплика из тех, что она говорила ему.

– Это точно. – Он кидает взгляд на список, возвращает его и покидает дом с прощальным взмахом руки.

Два дня спустя Бетти приносит Розалинде посылку.

– Пришла вам со второй почтой, мэм.

Внутри Розалинда находит обвязанную лентой подарочную коробку из шляпного магазина, что был наверху ее списка. В ней иллюстрированный цветной каталог с описанием всех продаваемых ими видов шляп вместе с запиской размашистым почерком: «Миссис Сигрейв и ее Очень Специфическому Вкусу. У.». Она мурлычет в ее руках.

Розалинда бродит по галерее, бездумно касаясь горла, следя за пыльными колоннами света, что падают сквозь высокие окна в зал, где тикают напольные часы. В будуаре она вырезает картинки из журналов, пускает их в полет к полу. Она листает свой каталог, по кругу и снова. Каталог. Записка. Каталог. Записка. Ее круг подходит к концу.

Это превращается в привычку. Перед отъездом в Лондон Уиллоуби навещает Розалинду и спрашивает, не нужно ли ему зайти в один из ее магазинов.

Уиллоуби – умелец в искусстве оказывать женщинам внимание, но это развлечение ему нравится в основном из-за точности заявок Розалинды – «Цветочный аромат от солидного французского дома, но не туалетную воду; либо парфюмированную, либо ничего», – очень неожиданных для застенчивой молодой жены брата.

Нравятся ему и церемониальные возвращения в Чилкомб: он вносит гору коробок и смотрит, как Розалинда изучает их содержимое, внимательно и собранно, будто ювелир. Ее принятие или отказ окончательны и бесповоротны. Только тогда она принимает решения, не обращаясь к Джасперу, и он находит это завораживающим.

Иногда он сам выбирает что-нибудь, примеряя свой вкус к ее. Он говорит, что сделал это по совету менеджера магазина, и ждет ее реакции. Его веселит, что его выбор всегда отвергают – Уиллоуби подозревает, что предложи он эти вещи в подарок, она бы уверяла его в своей приязни.

Единственное его тайное приобретение – новый женский аромат «Мицуко» от «Герлен» – проходит досмотр. Она роняет каплю на запястье, принюхивается, затем морщит нос.

– Ужасно тяжелый. – Но, когда он готовится закупорить элегантную квадратную бутылку пробкой в форме стеклянного сердца, она забирает ее. – Нет, оставлю. Нельзя сказать, что он вульгарный.

Когда он уходит, то видит, что она полностью поглощена ароматом, нанесенным на ее запястье.

Эти мгновения время от времени всплывают в его голове. Ее радость от прибытия покупок, ее восторг от распаковки. Сиреневые вены на ее запястьях. Тени под ее глазами. Как она смотрела, не отрываясь. Будто на что-то большее, чем содержимое подарочных коробок: она словно видела в миниатюре весь мир; глаз ботаника, приложенный к микроскопу.

* * *

Однажды Уиллоуби сталкивается на галерее с Кристабель, когда несет стопку коробок ее мачехе.

Кристабель взмахивает своим деревянным мечом и говорит:

– Остановись, незнакомец. Я жду брата. Он там?

– Боюсь, нет, – отвечает Уиллоуби. – Палаш, кстати, держат двумя руками.

– Скоро он прибудет. Моди рассказала мне, что делают жены.

– Милая девочка, не слушай глупой болтовни горничной.

– Моди не глупая. Почему ты не заведешь жену?

– Не смог пока найти незанятой. Кроме того, непростая это работа. И дорогая. Предпочитаю тратить свои деньги на авто.

– Когда у меня будет авто?

– Когда перестанешь хмуриться на своего любимого дядю. Отправимся кататься завтра, как насчет этого? Можешь взять с собой эту французскую гувернантку. Мне нравится ее компания.

– Ее я взять не могу.

– Отчего же?

– Новая мать уволила гувернантку.

– Quel dommage[5].

– Моди говорит, новой матери не нравятся те, кто милее ее.

– Моди совсем не глупая, вот как? И что это за яростная гримаса?

– Я не милая. Но новой матери я все равно не нравлюсь. Но мне на это плевать.

– Вот и правильно. Милые девушки зачастую поразительно скучны. Запомни, обе ладони на рукояти. Вес на задней ноге. Так-то лучше.