Читать книгу Тень. Часть бесконечности - - Страница 2

Над спящим городом белым туманом, прозрачным утром, поднимается солнце. Поджигая небеса, оно медленно ведёт меня к окну, по лучикам, светлым нитям. Так низко, но такой вид…

Здесь всё красиво. Начиная от природы, до того, что создал человек.

Сегодня смотрины. Сын новоиспечённого мужа моей матушки.

Муж…

Матушка…

Ненавижу.

Болезненные воспоминания свежие, словно мокрый песок на душе. Липко и холодно, но не жжет, словно нагретый знойным летом асфальт.

Я закрывала веки, и, не так, как сейчас, появлялся он.

Всегда рядом, всегда согревает и любит. Всегда. Иногда, когда слышны шаги в пустой комнате, также как сегодня во мне, становится страшно и я не дышу. Замираю. Хоронюсь. Но от нежности и тепла идут мурашки по позвоночнику. Я забываю о проблемах. Растворяюсь в нём. Свет выключается, слетают предохранители, а я забываюсь. Тревога ложится плоскостью, больше не имея возможности схватить меня за лодыжку.

Несколько лет назад он пришел ко мне, маленькой несмышленой девочке, он окружил меня заботой. Безграничное чувство защищенности, что так необходимо мне в промозглом, колючем мире.

Всё его внимание – было мною. И я перестала ждать человека из плоти и крови в свою жизнь, со всем мог справиться безликий силуэт на светлой стене, исходящий от лампы ночью. Я не заметила тонкую грань под босыми ступнями, переступая её. И вдруг глаза привыкли к такому образу, он стал материален. Мысленное общение превратилось в слух. Я рассказывала обо всем на свете.

Я помню больницу. Что-то белое, так усердно забытое. И я одна.

Люди столь злые, ты знал? Они устрашающе смотрят, и говорят, уверенна, и думают.

Улицу. Там росли розовые азалии. Так вкусно пахли, он говорил мне, что лучше белые. Белые всегда лучше.

Он был рядом. В моих чувствах на максимум, мы держались за руки. Большой палец всегда поглаживал ребро маленькой ладони.

Была ночь. Я смотрела в бескрайность, лежа на узкой твёрдой кушетке, и, как мне не пытались доказать обратное, она такой и была. В синеве – океаном, в нём голубым пятном, словно северное круговое сияние над верхушками густых сосен и невысоких лип. Мне что-то давали. Не говорили, но знаю. Наступала апатия, и ты не приходил.

Часы очень медленно тикали. Стрелка, кажется, не сдвигалась вовсе. У меня спрашивали воистину странные вопросы. Как мне объяснить, как ты выглядишь? Когда ты приходишь, если я сама не отслеживаю этого момента? Спрашивали дух ли ты или же человек. Совсем ничего не смыслят. И от непрерывных, мучительно долгих разговоров не понимаю ничего уже я, голова болит, хочется на свежий воздух. Посмотреть на яркое солнце. Или же в твои глаза, чтобы убедить себя в том, что внушаемые сомнения беспочвенны.

Мы проводили тренинг. Сеанс терапии. Вы когда-нибудь представляли, как высокое окно вдруг разлетается в щепки, и самый большой осколок стекла попадает аккурат между лбом и затылком. Крови мало. Но сознания напротив больше нет. Я так надеялась, что моё мыслительный процесс не читается так явно в глазах.

Двери закрывались, и я оставалась тет-а-тет. Пожалуйста, можешь прийти сегодня? Пусть это будет не сейчас. Но к вечеру? Ночью? Я села в закрытую позу, прикрывала глаза.

Я часто в ней раньше сидела.

– Надо же, ты действительно пришел. – Я улыбнулась.

– Как я мог не прийти, тебя мучают… – Услышала в голове. Нет. Я не это имела ввиду.

Раз за разом меня убеждали, что он плод больного воображения, предмет моего подсознания, странная фантазия, и всё. Ладно. Пусть жестокие, глупые люди, говорят, что им вздумается. Но разве можно говорить о таком собственному ребёнку? За что? Я так и не нашла ответа.

Был разговор. Она снова приходила. Говорила, что выходит замуж. Что у неё всё хорошо, пока я переваривала речь о чужом счастье, взамен моего. Невысказанная обида, что можно всем, кроме меня. Любить…

– Это всё ненадолго. Скоро всё закончится. Лишь бы эти лекарства помогли, – Тогда я в сотый раз прикрывала глаза.

Однажды мне сказали:

– От того, что я есть, ты страдаешь.

Мне уже не понравился тон и взгляд, с которым ты смотришь. Я не ошибаюсь. Хочу, но нет.

– Мне с тобой всегда хорошо.

– Правда из уст, а на душе острый куст.

Свет мигал.

– Я уйду.

Ты не можешь меня оставить.

Душно в бреду. Меня подтягивали к тёплому широкому телу, обнимали, приглашали заткнуться, насладиться последними минутами.

Я врала, что его больше не вижу, твёрдо осознавая, моя болезнь никуда не денется. Не компетенция людей. Я плакала во мраке, просила посетить меня на чуть-чуть.

Каждый раз, как шевелились плотные занавески, как проникал лунный свет в комнату, как стояла тень за моей спиной, ты обещал, что я не увижу, не услышу, но, что всегда будет рядом. Всегда.

Было 12 мая. Я обвела этот день в подсознательном календарике чёрным, траурным. И помню по сей день. Он решил всё сам.

– До встречи в другой вселенной.

Кто-то добрый и сердобольный мог закрыть мне глаза, я бы молилась на него. Но таких не было. Ни тогда, ни потом.

Пепел, что улетает от туманного тела. И тает. Прах превращается в пыль и разгоняется в открытое окно, не оставляя мне даже такую малость. Безысходность.

В ту ночь были страшные крики, взбудораженные пациенты, вмиг пооткрывавшиеся болезни, бессонная ночь у всех, кроме палаты №13, где слезы катились по щекам в темноту, а тело спало. Не мозг.

Ночное светило сопутствовало моему горю, уныло заглядывая в окно и укрывая мое лицо своими лучами, чтобы никто не увидел, как моя боль угасающим пеплом, как и он, падает на пол…

Я долго училась превращать стекло из глаз, отражение моей души, в нечто живое, но каждый раз находила себя в чужих объятиях, сомкнутых губах, улыбки в сантиметре. Выше я никогда не поднимала взор. Зачем?

На фразу «наконец-то вы здоровы», я могла лишь про себя – да, да. Все так как вы говорите, только больше не ломайте меня, не выкручивайте и не вбивайте гвозди в то, чего нет. Мне и так хорошо.

Месяц назад был звон бокалов, огромный торт и «долго и счастливо», длящееся по сей день.

Станет ли встреча с его сыном мне судьбоносной? Продлятся ли эти отношения долго? И станут ли счастливыми? Мои романы были лишь недостаточно прикрытой ширмой, иллюзией обмана самой себя. В объятиях, что должны быть нежным мёдом, я вязла, а имел он исключительно тёмный цвет. Бессмертный мотылёк, что погряз в утешении и ласки, без возможности взлететь и наконец-таки найти свой свет.

Завершением этих этюдов были расставания без прощаний. Я находила себя со звенящей трубкой в руках, но даже не смотрела на экран. Открыто молчащей в знакомые профили, искренне непонимающими, что произошло за два выходных, в которые мы не ссорились.

Снежной королевой морозила словами и действиями.

Я бы тоже ушла.

Где долгожданный конец?

Одной сложно, несмотря на ощущение прямой угрозы от человека, которому я не доверяю, с доверием тоже сложно. В итоге избыток и недостаток мужского внимания, плюс первые стадии андрофобии. Остаться бы одной, но с кем-то. «Ты хоть сама поняла, что сказала?» У меня дихотомия…

В дверь цвета слоновой кости постучали. Она была самой дальней в узком коридоре с коврами темно-зеленого цвета, лампами, напоминающими гроздья винограда и белыми стенами.

На пороге лежал конверт с красивым прямым почерком. Не было в крючках и волнах души. А может её не было у меня. Я устало прикрыла глаза.

«Может прогуляем ужин?» Простой вопрос поставил меня в тупик. На диету я садиться не собиралась, а до холодильника слишком далеко идти, да и муторно самой готовить, отложив, обратно запаковав бумагу, на тумбу, последний раз глянула в окно, на распростёртые широкие дубы и сочную листву, подсвеченную солнцем, обогнула густые кудри тополя и улыбнувшись отправилась вниз.

На деле же мне просто хочется оказаться недалеко от тех высоких деревьев, где виднеется тропка, ведущая далеко-далеко отсюда в сказочную страну. За наивными и лёгкими мыслями, расправила подол светло салатного сарафана и присела за стол, где уже было накрыто на две персоны.

На том конце, почти в другой вселенной, отделённой двенадцатью стульями с каждой стороны, сидели счастливые и влюблённые. Там даже аура собственная, что уж говорить о нас, бренных, отсаженных на другой конец света…

Я вздрогнула от скрипа пола рядом с собой.

– Мадам, моё почтение, – Почему-то напомнил он мне кота из «Мастера и Маргариты». Я склонила голову в ответ, наблюдая из полуопущенных ресниц за своим новым братом, рассматривала все выделяющиеся черты. Он совершено не похож на своего отца с бледными зелёными глазами, из-за которых просто врезаются резкие черты лица, терракотовые крупные кудри спускаются до подбородка, худощавое тело и курносый нос. И не скажешь, что ему уже совершеннолетие стукнуло.

– Антер, – представился он шёпотом, расстилая белоснежную салфетку на коленях.

– Кейли.

Я принялась за еду, но на несколько минут выпадая из реальности, и совсем не почувствовала её вкуса.

– Прогуляемся? – Не дожидавшись ответа утянул меня за собой.

Не скажу, что некрасивый. Просто, наверное, я привыкла немного к другой цветовой гамме, что внешность впереди идущего не колыхнула во мне струн. И едва тёплая ладонь на предплечье не смущала, не смотрелась странно. Просто была.

Мы прошли молча холл с высокими потолками и гобеленами, а за хрустальную ручку, за которую не то, что взяться, я боялась дыхнуть, он грубо вцепился, что внутри почти всё перевернулось. Некстати вспомнился мультик, где кто-то украл с неба солнце. Когда я его смотрела, было похожее ощущение.

В лицо дыхнул ветер, разгоняя медные волосы по плечам и спине. Как-будто из тюрьмы вырвалась. Вот бы никогда не возвращаться. Светило уже спряталось за лесом, окрашивая небосвод и всё, что под ним в приятный голубой оттенок. А пахнет как, я глубоко вдохнула.

Перед нами простиралась яркая аллея, с уже закрывающимися одуряющими бутонами.

Меня подозрительно направленно ведут вглубь парка, под сгибающимися деревьями, мимо разросшихся на пол дороги кустарников, туда, где темно и тихо. Совсем скоро смеркнется. Представляю: я, ночь и маньяк… огромный сад и хладный труп. Красиво, идём дальше.

Мы слишком прерывисто остановились гранитными изваяниями, и лишь сердце билось от прерывистого движения быстро, показывая, что мы всё ещё живы, не в пример возвышенности впереди. Белая скульптура. Застывшая в вечности, грустно смотревшая в даль, увидавшая несомненно важное в своей жизни. А из её раскрытых ладоней пробивалась весенняя сакура, с длинными корнями до самого подола её сероватого наряда, уверенна, это растение цветёт не единожды в год. Маленькие полумесяцы с загнутыми краями плавали в низком уровне воды подле её ног. Захватывает и заставляет думать. Думать больно.

– Это моя мама, – совсем безжизненно проговорил сводный брат. И меня пробил озноб. Напряжение ощутимой плитой повисло между нами. Я готова была в любой момент выхватить свою руку.

Совершенно не ко времени, в довершение к до ужаса странной обстановке, меня сковали цепи страха, место, которого он касался, стало нестерпимо жечь и чесаться. Моя боязнь мужчин дала о себе знать, через столько времени и в столь неподходящий момент! Я чертыхнулась про себя, вспоминая проклятия на китайском, потом тяжело выдохнула. Драсте, я не скучала. И дальше спокойно прожила бы и без тебя.

Мне бы что-то ответить, но бледное лицо и воззрившаяся я, на оказавшуюся убивающую хватку сопровождающего, этому не способствовали.

– Она умерла при родах. Я никогда её не видел, но мне было интересно, какой она человек.

Всё это, конечно, прекрасно, но отпусти меня сейчас же. Я точно здесь окочурюсь. Только я решилась оторвать ненужную конечность со своей, как он обернулся и сам отпустил. Я не сдержала облегчения.

– Как же меня раздражаете, – вдруг выдал. А зачем ты тогда меня сюда тащил?!

– И чем же? Что теперь любят кого-то кроме тебя?

– Да на кой мне любовь сдалась? В моё завещание вы не вписываетесь. Я не собираюсь делиться с бедными «родственничками», – выплюнул, не глядя на меня. Я правильно поняла. Вечер хорошо не закончится.

– Мне оно и даром не нужно. Без вашего разрешения, я пойду.

– Нет, ладно, стой. – Разом изменился он, напугав меня ещё больше. Я задержалась, боковым зрением смотря на каменную брусчатку позади него. Может через кусты полезть?

Два шага навстречу, и у меня подкашиваются ноги и сбивается дыхание. Не подходи. Я загнанной птицей, готовила когти, чтобы избежать человека.

Столько лечилась. И на тебе! Бедовый он какой-то.

– И что ты хочешь?

– Это я чего хочу? Это ты позарилась на мои деньги.

А ничего, что моя мама, а не я, вышла замуж за его отца, мне он как шёл, так и едет. Можно всё это высказывать кому-нибудь другому?

– Подпишешь, что отказываешься от наследства?

Мне одной кажется, что он своего «любимого» папу, раньше времени хоронит? Может он больной? С больными надо мягко, вот примерно, как со мной в психушке.

– Дорогой, а пошли домой, тебе отдыхать надо – ласково начала я. В светлых глазах что-то переменилось, лицо вытянулось, такое близкое сходство со змеей. Не знаю почему, но я побежала. Мне вдруг померещились недружелюбные тени хвоста и, когда он повернулся, ничего человеческого от него не осталось.

Ветер как-то странно подул, заморозив каждую крупицу моего сознания, что я даже моргнуть не могла. Живая изгородь стала опасным лабиринтом, желающая меня вывести в капкан своего хозяина. Не заметила, как щеки намокли от слёз.

На первом этаже свет не горел, это к лучшему, меня никто не увидит в таком состоянии. Домчалась, не оглядываясь до своей комнаты, закрыла дверь на два замка.

Две собственные комнаты не радовали. Гардеробная теперь отзывалась не предвкушением, что надеть, а как хорошо в ней можно спрятаться.

Сев, сползая спиной по стене, обхватила себя руками и заплакала. Мне просто так хочется жить, просто жить… Нормально. Неужели нельзя так?

Мало места для такой как я или слишком много? Я даже не смыслю элементарного. Неосознанно окончательно захотелось побыть с ним, но я не дала развиться мысли и оставила как есть. Как и всегда.

За дверью послышались шаги – тук, тук, тук.

– Открой дверку.

– Фигуру из трёх пальцев видел? Нет? А я сейчас показываю, – На деле не шелохнулась.

– Я знаю, что ты здесь. – Прозвучало зловеще из закрытых ставень. Глухой что ли? Я тоже знаю, что я здесь.

– Бу-га-га-га-га!!! – Он решил меня в крайности психически добить?

Он что-то говорил, но я прикрыла уши ладонями отстраняясь. В голову снова лез один очень давний знакомый. Забыть. Забыть.

Вот есть допустим Я, и допустим Планета. Что делать мне такой маленькой вокруг большой планеты? Представим, что и я и планета имеем свойство вращаться… Что делать такой маленькой мне вращающейся вокруг такой большой планеты? Но если же планета немного больше, то что делать такой большой планете, что вокруг нее вращаюсь маленькая я? Что делать маленькой планете, которая вращается вокруг такой маленькой меня? А большой мне вращающейся вокруг такой большой планеты? Большой планете, если она вращается вокруг такой большой меня? Маленькой мне, вращающейся вокруг этой маленькой планеты? Или же такой большой планете, вращающейся вокруг маленькой меня? Маленькой планете, что вращается вокруг такой большой меня? Что буду делать маленькая я, вращаясь вокруг маленькой планеты? Или такая большая планета, вращающаяся вокруг маленькой меня? Закончится все на том, что ни ПЛАНЕТА, ни Я, совершенно не думаем… Потому что я и есть та планета.

Только это спасает. Всегда спасало.

Не знаю, когда он ушёл, но максимальная тишь била по открытым ушным улиткам.

Давно я не вспоминала, не колыхала сознание неуёмным скучаю, сегодня – множество раз. С чего всё это началось? С гадания на рождество с моей подругой? С отражения в зеркале, где за приоткрытой дверью светились зелёным огнём глаза? С протянутой в темноте руки, или развивающихся в пустом пространстве ёлочных игрушек. Знатно мы тогда подвисли.

Когда всё пошло не так? Когда тётя вместо того, чтобы открыть нас, испугалась и не пришла сразу, когда из крепко сжатых пальцев выбило свечу, и та, задержавшись в воздухе, нарисовала непонятные символы на зеркальной глади, рухнула на пушистый ковёр, и горела, а он не загорелся и не спалил весь дом? Когда мы, обнявшись от страха сидели за круглой кроватью в бабушкином доме и ждали. Когда он ушёл?

Как-то апатично зашла в спальню, завернулась в одеялко, свернулась клубком и посмотрела вверх. Звезды, светившиеся тусклым светом на потолке, так успокаивают. Прикрыла глаза.

– Трр-трр-трр. – Б*ять, я со страха чуть с кровати не свалилась.

– Алло, – сонным загробным голосом отозвалась я, будто бы не секунду назад нервно передернулась.

– Кейли… это… когда приедешь? – Еще один хрен не совсем в адеквате, вас на голову мою не хватает что ли?

– Куда?

– Ну, к себе на дачу.

– Не знаю, а что?

– Да, мы тут с Теслой вечеринку устроили, не поможешь убраться?

– Приеду через пол часа, ждите. – Они действительно ненормальные, по крайней мере один. Ребенка на вечеринку посередине ночи потащить. Хлопнула себя по лбу. Совсем мозгов нет?

Когда-то этот добрый человек сломал мне ногу, на долгие три месяца одарив гипсом. Зато мне не пришлось ходить в школу, потому что пока я допрыгала бы до 3 этажа, который сменялся по урокам на первый, прошёл бы весь учебный день.

Сейчас же он мне почти самый родной, не считая завихрений в светлой голове и извращённую натуру, несколько раз в месяц приливов агрессии и столько же отливов в затяжную депрессию, но ничего.

Как-то обмолвившись, что хочет отдохнуть, моя тётушка свинтила в закат, бросив малолеток на попечение бабушки, а бабушка… то недовидит, то недослышит, то не до вспомнит. И так кочуют мои двоюродные по рукам и квартирам семьи, а бывает и в безлюдных строениях, как моя, почему-то, дача.

Пока вдавливала педаль газа на угнанной машине Антера в пол, думала о своём ближнем окружении и понимала, что другое я вряд ли могла представить рядом с собой. Они именно такие. А моя любовь к каждому, абсолютная и ни на что не похожая.

Заходила в почти родной дом со злыми людями, глубоко за полночь, ноги и руки отваливаются. Ну вот, пол пятого, хорошо я поспала, выспалась, пора вставать.

Зевнула, как спать хочется, нужно пойти в душ и переодеться. Чувствую уже, что глаза не открою. Проваливаюсь в мир разноцветных снов.

Утро пришло как в мультике, темноту сменил потолок, пение птиц (кто дал им разрешение петь в такую рань?!) и новый день.

Проклятая телефонная связь дала о себе знать во второй раз. Я накрыла голову подушкой. Кто тревожит меня в столь дикое утро?!

Кто-то очень настойчивый. На ощупь взяла телефон, конечно же Виот, кто еще может звонить в… два часа дня… Мой сон куда-то испарился, села в кровати.

– Алло.

– Кейли, мы около входа, открывай.

Одна минута.

– Чегооо?

– Твоя мама разрешила, чтобы мы тут пожили.

Ммм. Кайф новости. Я, что, сорвала куш неудачник года?

Первым делом закрыла дверь на замок, от чужих грехов подальше. Привела себя в порядок и стала ждать, расположившись в кресле напротив входа.

Несколько долгих минут тянулась тишина, я начинала думать, что у меня паранойя, как раздался резкий крик. Я вздрогнула всем телом и замерла. Притаились, и, толчок в дверь, что сердце в пятки упало. Мама, забаррикадируйте меня кто-нибудь.

– Кейли открывай. Ха-ха-ха, это всего лишь Виот, – посмеялся брат. Не смешно!

– Я знаю, что ты здесь. – Где-то я это уже слышала. – Открывай, или я тебя при встрече поцелую, ты же когда-то захочешь в туалет.

Меня пугает, даже если учесть, что у меня есть своя уборная. Ведь найдет способ.

– Нет.

– Нет – это не откроешь или в туалет не захочешь? Учти, против природы не попрешь.

Отлично. Хорошо. Почему-то меня решил пробить нервный смех именно сейчас. Никогда не поздно сойти с ума.

– Нет – это значит не впущу. А туалет у меня и тут есть, – констатировала, должный успокаивать меня, факт.

– Не впускай, пошли, мне разобраться поможешь.

Этого человека мне удастся когда-нибудь настроить, что есть другие ответы, кроме как «да»?

– А Тесла где?

– Она с братом.

– Что? Ха-ха. Замечательно, – Я вчера рассказала Виот, что Антер сделал. А он ему ребенка отдал! Ну, что за семейка?

– Шучу. Бабушка её забрала. Хи-хи.

Мне кажется, я в дурдоме. Мне не кажется.

– Аа, – Я открыла дверь, и успела захлопнуть перед тем, как любопытный нос, смог проникнуть в мое убежище.

– Нечего там делать, – миролюбиво предложила я и спрятала ключ в лифчик, проследив за взглядом, что последовал за моей рукой. – Смотри куда-нибудь на стену, будь добр. – Наигранно мягко улыбнулась.