Читать книгу Белый Круг - Группа авторов - Страница 1

Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до цели и до критических нападок, и потому они не читают предисловий. Оно и правильно, лучше читать статьи, предшествующие тексту. Начиная жизнеописание героини моей, Екатерины Петровны Обиной, нахожусь в некотором недоумении и волнении: вдруг кто-то тонко заметят, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых… Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. А если серьёзно: хотя я и называю Екатерину Петровну моей героиней, но, однако, сам знаю, что человек она отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечательна ваша Екатерина Петровна, что вы выбрали её своим героем? Что сделала она такого? Кому и чем известна? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов её жизни? Последний вопрос самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: «Может быть, увидите сами из сборника». Ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моей Екатерины Петровны? Говорю так, потому что с прискорбием это предвижу. Для меня она примечательна, но решительно сомневаюсь, успею ли это доказать читателю. Дело в том, что это, пожалуй, и деятель, но деятель неопределенный, непроявившийся; но сие не страшно, поскольку наша публика так высокоинтеллектуальна и учёна, что в состоянии понять басню по одному только её названию, и понимает лично, оригинально, и навечно; поэтому я не сомневаюсь, что читатель возьмёт мою героиню под руку и отведёт к такому проявлению, какого я и сам бы для неё не желал. Но боюсь, иногда публика наша всё же похожа на провинциала (кем являюсь я, Екатерина Петровна и почти все герои, населяющие страницы), который либо всё воспринимает буквально, либо, опираясь на богатую литературную традицию нашей страны и на абстрактные (из-за не очень богатого опыта знакомства с составляющими этой традиции) представления о ней, окрещивает книгу пустой, если не может ничего воспринять; тоже, кстати, навечно. Второе справедливее подходит к этому сборнику, но только отчасти – воспринять там, всё же есть чего. Например, эпиграфы. Впрочем, странно бы требовать в такое время, как наше, от людей ясной головы и прозорливости, поэтому у меня есть все основания не верить, что дочитавший читатель (если такой вообще найдётся) закроет книгу во всеохватном провидческом ужасе.

Одно, пожалуй, довольно несомненно: героиня моя – человек странный, даже чудак, и странность и чудачество, как правило, скорее привлекают, влюбляют, дают право на внимание, чем вредят, особенно когда все стремятся к тому, чтоб объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолочи. Чудак же в большинстве случаев частность и обособление. Не так ли? Вот если вы не согласитесь с этим последним тезисом и ответите: «Не так» или «не всегда так», то я, пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения героини моей Екатерины Петровны, потому что читатель мой слишком серьёзен и умён для этой книги. Каждый человек, пускай даже чудак, есть отражение общего – истории, культуры и многих других слов первого склонения – с крупицей индивидуальности – мы то, что мы любим, хоть я и склонен думать, что мы любим то, чем уже являемся. Человек – объединение всего, что есть и было. Чудак же иногда больше, чем другие, частность и обособление, но при этом он всегда носит в себе сердцевину целого. И сохрани меня Бог иметь ввиду мнения и взгляды!

Катерина Петровна, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из всего нашего поколения, в полном его развитии. В героини моей, как и во всём сборнике, очень много противоречивого и даже неприятного, оттого, что в ней больше правды, нежели бы мы того желали, которую я, биограф, автор, составитель, допустил – хотя тут ещё можно поспорить: имел ли я вообще какую-то власть, чтобы что-то допускать или не допускать – вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства: едкие подробности, нелицеприятные откровенности. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему счастью, слишком часто встречал. Будет и того, что портрет указан, а как с ним быть – это уж Бог знает! Пошло здесь цитировать Уайльда, да и мне кажется, что прав он не совсем, но отчасти – прав безусловно; что-что, а целью моей явно не было вызывать отвращение или обижать кого-то, но если чуткий, внимательный родитель, ребёнок, брат, сестра, дочь, внук, друг решит, что данная книга не предназначена для его любимого человека, или может повредить ему (вряд ли конечно, но вдруг!) – я буду искренне счастлив, если вместо этого сборника он предложит прочесть, скажем, «Анну Каренину», «Улисса» или любую другую книгу, из которой состоит сие (я на плечах гигантов как перхоть); но буду крайне огорчён, если знакомство это прервётся «во благо» и насильственно, потому что это не иначе как нарушение свободы, с чем литература всегда боролась (несмотря на то, что первейшими её нарушителями являются сами литераторы, которые сперва создают своего героя или ещё хуже – срисовывают его – а потом бессовестно подглядывают за ним, не давая ему ни секунды спокойной жизни) – впрочем, если такое и произойдёт – мой гнев не настигнет вас, поскольку лишая возможности прочесть и разочароваться, вы обеспечите эту книгу самыми ярыми читателями, полными неподдельного интереса.

Я бы, впрочем, не пускался в эти весьма нелюбопытные и смутные объяснения и начал бы просто-запросто без предисловия: понравится – так и так прочтут; но беда в том, что жизнеописание-то у меня одно, а сборников планируется три. Главного сборника – нет, поскольку все они бессмысленны: это произведение (и два других) не больше, чем игра, в которую я играл, руководствуясь собственными правилами; поэтому жаль, что публика будет искать и находить мораль в моей книге, и еще хуже, что она будет воспринимать ее серьезно. Это не больше, чем (объединённых лишь героями) собранье пестреющих своей разношёрстностью глав, местами смешных, местами грустных, иногда по-настоящему народных, иногда эгоистично-романтических; но несмотря на эпиграф, которые вы успели прочесть, это всё ещё небрежный (неужели вы думаете, что писатель действительно тратит время на то, чтобы правильно расставить слова, подобрать более подходящие, а не пишет то, что ему пришло в голову?) результат моей жизни: моего чтения, моих забав, бессонниц, легких вдохновений, ума холодных наблюдений и сердца горестных замет, поэтому – слово джентльмена, в книге нет ни одной серьезной, важной (не для меня) строчки, мои герои – просто болтуны.

В конечном итоге, никто ничем не связан; можно бросить книгу и с двух страниц первого рассказа, с тем чтоб и не раскрывать более. Не делайте ничего, что вам не нравится. Не заставляйте себя. Не пытайтесь. Но я верю: найдутся такие деликатные читатели, которые непременно захотят дочитать до конца, ради хотя бы только беспристрастного суждения; некоторые – из-за причиняемого страницами удовольствия, а некоторые, в конце концов – из интереса. Так или иначе, желаю всем удачи!

Ну, вот и всё предисловие. Я совершенно согласен, что оно лишнее, но так как оно уже написано и веселит меня, то пусть и останется. А теперь, поприветствуемся.