Читать книгу Сказочник - - Страница 6

Я проснулась резко и рывком села на постели. С ощущением, что надо успеть подскочить, пока не… Что? Пока на меня не бросили пригоршню земли?

Тяжело отдышавшись, окончательно прогнала остатки сна. Плохого. Но не такого жуткого, как моя новая реальность. Я обняла себя за плечи, чтобы унять дрожь в теле, и медленно спустила ноги с широкой кровати.

Я все еще была во вчерашнем платье. Теперь оно казалось белым. Наверное, на фоне бордовых потеков крови и черно-коричневых пятен от земли и песка. Сказочник тактично не стал меня раздевать. Куда я денусь? Еще успеет, если захочет.

В квадратные окна дружелюбно заглядывал новый день. Свет и свежесть. Ступни утонули в мягком песочного цвета ковре. Добротная деревянная мебель будто врастала в стены. Напольное зеркало, закованное в деревянную раму такого же теплого оттенка, отражало мое бледное осунувшееся лицо. Все было не так уж плохо: раны в уголке рта почти не было видно, губы припухли, и только. Ушибленная рана на виске терялась в волосах. Засохшей крови, уродливо склеившей вчерашние локоны в сосульки, тоже было немного. Видимо, он меня умыл или обтер каким-то маслом. Хотя ничего такого я не могла вспомнить.

Только синяки, повторяющие форму веревок на запястьях, странные и страшные. Фиолетово-черные. Напоминающие мне, что себе я больше не принадлежу.

Но я была молодой, мое тело – сильным и здоровым, а голова – ясной, как никогда. Можно хоть сейчас сесть и за несколько дней написать новую книгу. Я была на пике формы. Но все свои таланты мне предстояло потратить вовсе не на книгу. На нечто более важное. Мне придется «написать» новую жизнь.

Я без труда обнаружила дверь в ванную. Странный завораживающий болотно-зеленый цвет кафеля. Тут нашлось все необходимое. Даже любезно поставлена корзина для грязного белья. Только вот сменной одежды не было. Не страшно. На золотистом витом крючке висела длинная футболка, которая доходила мне почти до колен, и синий махровый халат. Я приняла душ и облачилась в имеющиеся вещи. Все, в чем я была, бросила в корзину. Злосчастные туфли-лодочки отсутствовали. Видимо, они остались в гостиной, а то и вовсе в машине.

Напоследок зацепив взглядом овальное зеркало над нефритовой раковиной, я с недоумением отметила, что выглядела очень хорошо. Лучше, чем вчера, в дорогом вечернем платье, при макияже и прическе. Сейчас мои волосы, подсыхая, завивались крупными локонами, кожа была естественно-матовой, глаза блестели. Кажется, этот дом меня красил.

Я не сразу сообразила, почему мое отражение в зеркале производит такое впечатление: цвет моих волос и глаз гармонировал с основным тоном пола и некоторых предметов мебели, а цвет кожи – с оттенком большинства декоративных элементов на стенах. Золотистое, зеленое, бежевое. Я как будто часть обстановки. Это совпадение? Или я стала такой за эту ночь? И раз я теперь словно предмет здешней мебели, не означает ли это, что этот дом я уже не покину?

Я погнала прочь эти мысли. Надо собраться. Вперед, и никаких сомнений! Поправив волосы, я покинула ванную, примыкающую к выделенной мне комнате, и толкнула дверь, ведущую в холл. Она была не заперта. Я практически вывалилась наружу: открытая дверь оказалась для меня такой неожиданностью, что я не рассчитала силу.

Я находилась на втором этаже. В небольшом уютном холле с книжным шкафом, низким столиком и парой широких кресел обнаружились еще три двери. Прямо напротив «моей» комнаты – двухстворчатая дверь с тяжелыми витыми ручками в виде оскалившихся драконьих голов. Я не сомневалась: это его комната.

И все же изучение обстановки разумно было отложить. Неизвестно, как Сказочник на это отреагирует. Этот человек вчера убил двоих людей… или похоронил их заживо. По крайней мере, один из них еще был жив. Так что каждый мой жест, каждое слово должны быть произведением искусства. Должны быть идеальны.

Но была одна проблема. Женька абсолютно точно подметила: я совершенно не умела врать. Значит, мне предстояло сделать сверхусилие и поверить в каждое свое слово и в каждый поступок. Пусть лучше потом, когда я выберусь из этой передряги, со мной работают лучшие психиатры. Пусть колют мне транквилизаторы и нейролептики и учат различать, где заканчивается объективная реальность и начинается мое самовнушение.

Мне придется говорить с ним о его книгах, об искусстве и мастерстве, об авторитетах, о душе? Абсолютно точно. Мне придется с ним спать? Почти наверняка. Если он этого пожелает. Но он далеко не урод, а я не шестнадцатилетняя девственница. Ничего страшного. Мне придется измениться. Потому что я очень хочу жить.

В облаке подобных жизнеутверждающих мыслей я спустилась по широкой лаконичной лестнице, ступая бесшумно по теплому деревянному полу. В просторной кухне-гостиной выделялся сектор, в котором этот паук сейчас плел свою паутину. Это был его рабочий кабинет, условно отделенный от остального пространства. Небольшой, но зачем ему больше, ведь он жил один. Видимо, когда он заказывал проект этого дома, он уже был одинок.

Я шла на легкий умиротворяющий стук клавиш. Сказочник работал за своим письменным столом. Писал свои сказки. Наверное, сейчас он писал страшную – про погребенных заживо. Сказку, которую подпишет фамилией Масонов.

Оранжевый рассвет через видовые окна просторной гостиной светил Сказочнику в лицо. И делал глаза почти желтыми. Три солнца – всплыла в памяти смутная ассоциация.

И хотя я могла какое-то время смотреть на солнце, ни за что бы не поставила так рабочий стол. Но не похоже было, чтобы Сказочника беспокоил солнечный свет. Может, он поглощал его? Бледной кожей, золотыми глазами… Драконий профиль в слепящем свете намертво запечатлевался сейчас в моей памяти. Навсегда. Я знала, никакие таблетки и психотерапия не заставят меня забыть увиденное.

Я его не беспокоила. Он остановился сам. Небрежно смахнул невидимую пыль с серого рукава толстовки. Поднялся из-за стола.

– Доброе утро, малышка. – Он как ни в чем не бывало подошел ко мне, ненавязчиво приобнял и легко коснулся губами моего лба.

Высокий. Для меня – очень. Если девушка моего роста попыталась бы поцеловать мужчину его роста, ей пришлось бы встать на цыпочки, до ломоты в икрах.

– Будешь кофе? – Он вел меня, так же по-приятельски приобняв за плечи горячей сильной рукой. Обдавая запахом карамели и душистых трав. Такой непринужденный, в домашнем светло-сером спортивном костюме. Все еще привлекательный. Несмотря на вчерашнее.

Затем Сказочник усадил меня на высокий стул у барной стойки.

Я кивнула. В ответ на что? С чем я сейчас согласилась? Забыла.

Еще раз. Надо сделать мысленно шаг назад. Кофе! Он предложил кофе. Я должна быть собранной. Должна быть сильной. Должна…

Он приподнял мое лицо за подбородок, едва касаясь пальцами кожи. Просто намекнул, чего хочет, а я подчинилась. Последовала за его движением. Сказочник заглянул мне в глаза. Он меня изучал, он любовался сочетанием цветов, форм и фактур. Снова погладил мою щеку, как вчера, в машине. И наконец отвернулся.

– Я хотел бы, чтобы все началось иначе, малышка. Хотел бы позвать тебя в ресторан. Подарить тебе цветы. – Сказочник поставил чашку кофе, пахнущего орехами, и белый фарфоровый молочник на зеленоватую мраморную столешницу. На несколько секунд о чем-то задумался, затем продолжил как ни в чем не бывало: – Однако все случилось так, как случилось. Ничего не исправить. Нам предстоит решить, как поступить теперь. Поверь, я очень хотел бы сохранить тебе жизнь. Но, видишь ли, малышка, я должен быть в тебе уверен. Абсолютно уверен. Понимаешь?

Я кивнула. Что ж, мне все это не привиделось, и я не сошла с ума. Жаль. А малышка – это, видимо, теперь мое имя. Совсем не та малышка, как называют крутые парни своих подружек. Другая. Как детский смех. Как пушистый бок спелого персика. Как теплая прозрачная вода на отмели.

Глотнуть кофе у меня не получилось, почему-то начинали дрожать губы, как только я пыталась поднести к ним чашку. Так что я эти попытки временно оставила.

Сказочник не сводил с меня пристального взгляда.

– Как скоро тебя начнут искать? – прямо спросил он.

– Самое раннее через два дня, – честно ответила я. Голос дрогнул, хотя я очень старалась быть смелой.

Он удовлетворенно кивнул. Понял, что я сказала правду. Кажется, ему важно было не столько узнать ответ на свой вопрос, сколько понять, честно ли я отвечу.

– Ты живешь одна?

Я вновь кивнула. Сердце сильно стучало, я чувствовала его всем телом.

– Родители?

– В области, – уже без дрожи, но очень тихо ответила я, – мама будет ждать звонка дня через три. Папа давно умер.

– А твой мужчина?

Я легонько поморщилась и отрицательно качнула головой.

– Он не очень удивится, если я не возьму трубку.

– Ты его не любишь?

– Нет.

«Потому что я любила тебя!» – выкрикнул в хрустальной тишине моих мыслей внутренний голос. А теперь я, наверное, никого не люблю.

– Подруга будет ждать, что я позвоню ближе к вечеру. Ей можно не отвечать сутки. Потом она начнет за меня волноваться. – Голос прозвучал почти как обычно. Только что-то дрожало в моем теле, где-то под ребрами, и дыхание никак не хотело выравниваться.

– Ясно, – заключил Сказочник, – значит, ты позвонишь ей вечером, я тебе помогу.

Я снова кивнула. Вдох и длинный выдох. На выдохе сердцебиение замедлилось.

– До вечера у нас много работы, – произнес шепотом хозяин моего положения мне в самое ухо. Вдоль позвоночника пробежали ледяные мурашки.

У меня было много вопросов: что будет со мной дальше? Зачем он это сделал?

Но вдруг Сказочник уже решил все не в мою пользу? Я просто не была готова услышать ответы. А причина убийства Аллы и Якова мало что мне дала бы. Я стучала зубами о тонкие стенки чашки, пытаясь попить. Какие уж тут вопросы…

Мне все же удалось выпить кофе, хоть и маленькими глотками. Поесть пока не получалось.

– Сейчас полвосьмого утра, – сказал он, перекладывая пустую чашку во встроенную посудомойку, – я ненадолго отлучусь. Привезу тебе одежду. Хотя я и не против, если ты обойдешься без нее.

Он внимательно посмотрел на меня, легонько усмехнулся. Что он себе думал? Что от таких шуток мне сейчас полегчает? Не дождавшись от меня никакой реакции, Сказочник продолжил:

– А вечером ты позвонишь подруге. И, если все пройдет хорошо, может, пойдем прогуляться.

«Все должно пройти хорошо!»

Уходя, он влил в меня еще стакан воды. Несмотря на кофе, глаза у меня начали слипаться. Сказочник помог мне лечь на диван в гостиной, укрыл пледом.

– Скоро станет легче, малышка, – сказал он.

Кажется, он говорил что-то еще. Я уже не слышала. Я куда-то проваливалась. На меня падали красные, как рубины в том кольце, ягоды. Вперемешку с землей.

Я шла по пожухлой мертвой траве босыми ногами. Теплый ветер обнимал меня за плечи, легонько шевелил волосы. Я остановилась и оглядела свои ноги. Что-то было не так. Из-под земли, раздвигая синюшными пальцами желтоватую траву, показалась рука с рубиновым кольцом на среднем пальце. Алый лак облез, ногти частично обломались. Она искала меня. Хотела меня схватить? Или хотела, чтобы я ее спасла? Вытащила из-под земли? Оказалась хитрее, быстрее? Ударила его? Закричала? Успела кого-то позвать? Ведь у нее был шанс на целую жизнь… Но я была не настолько проворна. Или просто не захотела?

Сказочник подхватил меня на руки и оторвал от земли. Рука беспомощно елозила по траве, потом в отчаянии опустилась на землю, не найдя помощи. Меня захлестнула жалость.

Я проснулась, резко подскочила, практически оказавшись в объятьях Сказочника. Он, должно быть, недавно вернулся, присел на край дивана и смотрел, как я сплю.

Я хотела было подняться, но почувствовала ломоту сразу во всем теле. Он остановил меня жестом. Я выпила кружку куриного бульона, после чего мне удалось дойти до ванной. Ломота отступила. Видимо, это была просто общая слабость от голода.

Чуть позже мне наконец удалось нормально поесть. Я переоделась в новую одежду: белое кружевное белье, простое и удобное, домашние спортивные светло-серые штаны из приятного материала со вставкой на поясе, как делают в одежде для беременных, и белая хлопчатобумажная майка. Надо ли говорить, что у него оказался прекрасный глазомер. Мне следовало относиться ко всему этому проще. Нужно было сотворить в себе другую личность, которая его полюбит и примет. Я же создала массу персонажей, неужели я не смогу сделать то же самое для спасения своей жизни? На более высоком уровне… К тому же обмануться мне надо было самую малость.

Я прикрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине души я ни о чем не сожалела. Весь мой жизненный путь вел меня именно в эту точку пространства-времени. Скорее всего, я сама сотворила эту судьбу, подавая документы на филологический факультет, а затем перетаскивая их на факультет журналистики. Или гладя втайне корешки его книг из своей домашней коллекции. Говоря откровенно, моя домашняя библиотека была чем-то вроде капища. Где я молилась этому богу. Так чего ж теперь пенять на судьбу, если мои молитвы были услышаны? Теперь только вперед. Это жестокий бог: либо вперед, рядом с ним, либо одна, но в землю. В землю я не торопилась. И под пеленой страха и обывательской зашоренности, где-то в своей подгнившей сердцевине, я любила своего бога. Бога страшных сказок.

Вечером я поговорила с Женей. Подруга подумала, что я разговариваю так вяло, потому что безобразно напилась на своем светском рауте и уже почти сутки маюсь жестким похмельем. Разговор уложился в две минуты и завершился обещанием созвониться на днях.

Сказочник остался доволен. По крайней мере, немедленному уничтожению я не подлежала.

Он сел рядом со мной на диван.

– Я нравлюсь тебе, малышка. – Это был явно не вопрос. Сказочник лишь констатировал очевидный для него факт. – Нравлюсь, несмотря на все, чему ты оказалась невольным свидетелем. Складывается впечатление, что ты была к этому готова. Как же такое могло быть?

Он с интересом наблюдал за тем, как я отреагирую, что скажу.

Я ответила вопросом на вопрос.

– Вы все свои произведения подписываете Сказочник В. Ю.?

– Вот оно что, – он запрокинул голову и рассмеялся, – узнала про Масонова? Не стану отрицать. Работы мои. Но это известно очень узкому кругу лиц. Кто тебе рассказал?

– Я не знала об этом, не была уверена. Прочитала случайно.

– Умница. – Он прикрыл золотистые глаза на мгновенье и одобрительно хмыкнул. – И что же, ты решила, что я психически больной, или наркоман, или маньяк, или все вместе? – Он улыбался.

Я просто кивнула.

– И сейчас тебе кажется, малышка, что два пункта из трех как минимум ты угадала?

Казалось, я его забавляла. Но надо было присмотреться к нему внимательнее. Можно ли не отвечать? Я читаю его намерения по мимике. Стараюсь предсказать, как изменится его настроение. Говорить ему неугодные вещи нельзя, но и лгать я тоже не могу. Он поймет, и, можно не сомневаться, я об этом пожалею.

– Не бойся говорить со мной, – подбодрил меня Сказочник.

– Я не хочу умирать, – заговорила я размеренно, – я не могу с тобой разговаривать так, как могла бы, потому что мне все время страшно.

На ты я перескочила совершенно естественно, незаметно для себя.

– Тебе не страшно, – перебил меня Сказочник.

Казалось, он тоже не заметил моей фамильярности. Или принял как должное.

– И страшно тоже, – не согласилась я, – просто все сложнее. Что, если я скажу что-то не так? Тогда ты и меня… – я запнулась. Прикрыла рот дрожащей рукой. Поздно. Уже сказала.

– Это просто слова, – пожал плечами Сказочник, деликатно беря меня за руку, – твоя задача – говорить честно. И делать все так, как я скажу. Говори правду и не думай, удобная она или нет. Ты поняла меня, малышка?

Я кивнула.

– Итак, – продолжил Сказочник, – вернемся к вопросу, который ты проигнорировала.

– Я думаю, что ты психически больной. И что ты маньяк, пожалуй, тоже. Что наркоман, уже не думаю, – выпалила я на одном дыхании.

Сказочник удовлетворенно кивнул.

– Еще я думаю, что ты меня обманул, и я отсюда никогда не смогу уйти. – Я нервно сжала его руку, как будто схватилась за провод под напряжением. – Я для тебя как на ладони. Но когда ты мне солжешь, я не пойму. А если и пойму, что с того…

Он усмехнулся и аккуратно погладил меня по щеке свободной рукой. На этот раз его прикосновение не вызвало у меня ассоциаций ни с кошками, ни с собаками. Появилось другое ощущение: будто ледяной водой окатили.

– Пойдем пройдемся, – тихо сказал он, – здесь очень красиво по вечерам. Рядом река, посмотрим, как солнце садится.

Вчера он перенес меня через порог на руках, как невесту. В окровавленном платье. Беззвучно плачущую.

И теперь я очень хотела выйти из этого дома. Пусть даже под надзором своего тюремщика, но увидеть небо, подышать осенью!

Среди привезенной им одежды нашлись вещи, подходящие для вечерней прогулки. Я влезла в темно-серые джинсы с высокой посадкой, надела длинную болотного цвета толстовку и черные полусапожки.

Вчера погода была почти летней, сегодня же наступила настоящая осень. Он приобнял меня за плечи и повел по тропинке от крыльца, в сторону леса.

Потом мы ходили по крутому берегу реки с неестественно темной водой. Шумной, порожистой, агрессивной.

Часть меня не сомневалась, что это последняя моя прогулка, я была напряжена. Может, поэтому и устала так быстро.

– Ну все, – нарушил наконец молчание Сказочник, – хватит с тебя на сегодня. Пора идти домой.

Мы прошли всего ничего, река еще толком не успела скрыться из виду, как вдруг я услышала шум машины, увидела блики от фар в подступающих сумерках. Совсем близко. Где-то рядом была дорога. Намного ближе, чем мне казалось. Сердце готово было выскочить из груди.

Вот же мое спасение. Буквально за теми деревьями! Я должна бежать. Сколько ему лет? Почему я, как Женька, не посмотрела в Википедии? Какова вероятность, что он бегает быстрее меня?

Усталость как рукой сняло. Все произошло быстрее, чем я успела осознать. Совсем как вчера, когда я улыбалась ему на вечеринке, такому красивому, в костюме и с бокалом шампанского в руке. Это было в другой жизни. В жизни, где он – известный блистательный писатель, а я – восхищенная им, далеко не такая одаренная, как он, коллега по перу.

Все стремится к равновесию. Вчера он молниеносно схватил камень с земли, ударил Якова и, вероятно, вышиб из бедняги дух. Сегодня так же поступила я. Вниз. Камень в руку. Вверх. Удар! Я моложе, я быстрее. Увидела, как тонкая, словно нитка, струйка крови показалась из-под копны его темных вьющихся волос. По крайней мере, мне так запомнилось. Все произошло слишком быстро. Он не ожидал. Кажется, он начал оседать на землю. А может, и нет, но я бросилась к деревьям, за которыми явственно различила шум проезжающих автомобилей.

Дорога показалась метров через сорок. Она была пуста. Я побежала в сторону, как мне показалось, противоположную от его дома. Через пару минут я различила свет фар. Машина приблизилась и обогнула меня, вильнув резко влево. Водитель и не подумал остановиться, несмотря ни на какие мои знаки. Вот же гад! Я продолжала бежать. Следующий автомобиль, кажется, начал снижать скорость. Ни цвет, ни модель я не успела разобрать. Он затормозил прямо передо мной, а я уж подумала, что не остановится. Но, видимо, за рулем был настоящий ас: затормозил резко, мне даже показалось что он коснулся меня. Впрочем, в темноте я могла ошибиться.

Кажется, за секунду до того как открылась водительская дверь, я все поняла. Сказочник вышел из автомобиля и сделал шаг мне навстречу. Что-то у меня в груди болезненно сжалось, когда я взглянула на его лицо с тонкими потеками крови.

В его золотистых глазах мне привиделась боль: я предала. Ударила и бросила.

– Прости меня, – тихо прошептала я.

Он молча открыл переднюю пассажирскую дверь. Кивком велел мне садиться. Я не ожидала, что маленький синий седан принадлежит ему, мне просто не пришло в голову, что у Сказочника несколько машин. Хотя должна была догадаться. Совсем потеряла голову и перестала логически мыслить. Ведь он очень богат (по моим понятиям, разумеется), два дорогих автомобиля – ничего удивительного.

Я застыла. Во рту пересохло. Мои ноги словно вросли в землю. Я не могла подчиниться его приказу. Он шумно вздохнул. Сделал еще шаг мне навстречу. Крепко взял меня за плечо и силой посадил в машину. Прежде чем захлопнуть дверь, он вытер мне слезы, грубо, быстро и горячо касаясь моей щеки пальцами. Как будто около лица размахивали зажженной свечой.

Он сдал назад, выкрутил руль, автомобиль резко развернулся, и через несколько минут я снова оказалась в его владениях. Он загнал машину в отдельно стоящий гараж. Теперь я как следует осмотрелась. Внедорожник, который я видела вчера, стоял слева, справа – двухместный спортивный кабриолет. Открылась дверь. Он так же, за плечо, силой выволок меня из машины и из гаража, а затем повел через двор к парадной двери. Мы молча зашли в дом. Я обессиленно опустилась на бежевый пуф в прихожей.

За все это время он не проронил ни слова.

Сказочник опустился передо мной на колени. Снял с меня полусапожки. Очень аккуратно, почти нежно. И вдруг отшвырнул их с такой силой, что я на какое-то время перестала дышать.

Теперь он точно убьет меня. У меня нет ни единого шанса.

На дрожащих ногах я поднялась по лестнице и зашла в выделенную мне комнату. Я слышала, как внизу он запирает двери.