Читать книгу От метафоры до фейков: Словесное воздействие на эмоции, знания и поведение людей - В. Ю. Шишмарев, Владимир Иванович Смалев - Страница 2

Нет ничего практичней хорошей теории.

Г. Кирхгоф

Считаем необходимым кратко изложить лингвистические теории, в которых содержатся ответы на вопросы, без которых трудно, если вообще возможно, говорить о том, как создаются прозрачные, понятные для других людей письменные и устные тексты. Удивительно современно звучат слова В. фон Гумбольдта о том, что в языке отражается мышление человека, его культурная и духовная жизнь. Он писал, что «среди всех проявлений, посредством которых познается дух и характер народа, только язык и способен выразить самые своеобразные и тончайшие черты народного духа и характера и проникнуть в их сокровенные тайны»[6].

Поясним, что в этой книге внимание авторов в основном будет обращено на ту особенность языка, которая позволяет политикам, журналистам, блогерам скрывать истинные цели речевого воздействия и прятать мысли и чувства во внутренней форме слов.

Психолингвистика о глубинных процессах порождения устной и письменной речи

Более 200 лет прошло с тех пор, когда поэты и философы начали писать о языке как о зеркале народа и его разума. Ф. Шиллеру принадлежат слова о том, что язык является зеркалом нации; когда люди смотрят в это зеркало, то перед ними открывается великая картина самих себя.

Однако, признавая, что в языке отражается мысль и душа человека, лингвисты до середины XX века изучали главным образом строение предложения, грамматику, части речи, ударение, интонацию, словообразование и т. п. В XX веке в академических грамматиках русского языка не обсуждались глубинные умственные процессы порождения отдельных предложений и сложных текстов.

В конце прошлого века в языкознании произошло поворотное событие, которое получило название когнитивная революция, в психолингвистике исследования сосредоточились на производстве и восприятии речевых текстов. Известный психолингвист Е. Ф. Тарасов пишет, что для когнитивной, глубинной лингвистики «характерно стремление избавиться от своеобразного лингвистического редукционизма, когда объект исследования ограничивается, редуцируется до речевых текстов, изолированных от условий их производства и восприятия, от общения в человеческой деятельности, в которой и ради целей которой они были продуцированы»[7].

Сознательно изучать правила создания и понимания текстов, – труднодостижимая цель. Дело в том, что, в отличие от естественных наук, в языкознании не существуют и не могут быть созданы инструменты наблюдения, демонстрирующие превращения нейронных импульсов в слова. Эти приборы не могут показать немыслимо сложную нейронную сеть в мозгу человека, в которой мерцают многоцветные импульсы. Достаточно сказать, что в разных комбинациях задействованы 86 миллиардов нейронов и 100 триллионов их связей, обеспечивающие сознательные и бессознательные процессы жизнедеятельности человека.

Если нельзя наблюдать превращение мысли в слово воочию, то можно увидеть, пусть не полностью, отражение языкового сознания и подсознания в письменных и устных текстах и, в частности, уяснить, как происходит понимание скрытых смыслов в речи. Оказывается, что примерно 40 % информации упрятано в глубинных тканях текста, в структурах метафор, иронии, уклонений, постправды, мемов и пр.

Напомним, что основная задача этой книги в том, чтобы показать, как осознаются непрозрачные, «тёмные» стороны политических текстов, созданных для мягкого или жёсткого воздействия на целевую аудиторию.

О создании текстов, понятных другим людям

Зададим вопросы, которые находятся в центре внимания лингвистов, философов, политологов и психолингвистов. Существуют ли правила превращения мысли в слова? Как эти слова влияют на эмоции, поведение и информативное поле языкового сознания? Как их обнаруживать в языковом подсознании, а затем изучать?

Эти правила, с одной стороны, лежат в основе процессов создания текстов, а с другой – обеспечивают понимание этих текстов. Заметим, что текстами считаются большие и малые словесные формы, обладающие смыслом. Видимо, одна из функций языка заключается в том, чтобы самым простым и удобным способом транслировать мысли и чувства человека другому человеку. Как же происходит передача мыслей и эмоций словами? Как создаются понятные тексты и как люди осознают то, что им сказано?

В настоящее время в психолингвистике изучается феномен гипертекстуальности, а также переход, овеществление «заглавных» мыслей в большие и малые тексты. Другими словами, в теории гипертекста описываются не только исходные процессы, обеспечивающие создание текста, но и приёмы приведения в порядок разрозненных мыслей для их трансляции лексико-грамматическими средствами.

По-видимому, пристальное внимание лингвистов к теории гипертекста объясняется тем, что в нём отражается языковое мышление человека и его национальное своеобразие.

Что же собой представляет гипертекст? Нетрудно представить наше языковое сознание как огромное хранилище, в котором находятся, в частности, память и умения использовать язык как средство мышления и передачи мыслей средствами языка. Гипертекст в языковом сознании снабжён переходами между его частями, что даёт человеку возможность входить в него в любом месте в зависимости от того, на какую область гипертекста направлен «луч» сознания. Прежде всего, в основе любого словесного произведения лежит претекст, ментальная программа передачи мыслей и эмоций словами. Претекст также выступает в роли стимула, побуждающего людей применять ментальные действия преобразования мыслей и чувств в слова. Одна из функций претекста – находить в языковом сознании и подсознании синтаксис и сведения, которые будут нужны для построения будущего текста. Претекст является своего рода систематизатором мыслей, который, с одной стороны, отбирает информативный материал из нейронной сети, а с другой – создаёт фундамент для возведения строительных лесов будущего текста.

Своеобразие языкового мышления, которое в наши дни обозначается термином «гипертекстуальность», было известно в литературоведении, но в языкознании его особенности были определены сравнительно недавно. Заметим, что в литературных произведениях издавна использовались приёмы гипертекстуальности. Со времён Средневековья роман является распространенным видом эпической литературы, изображает жизнь человека с её страстями (любовь, ревность, интриги, трагедия неразделённой любви) и пр.

В русской литературе XIX века освещались бесконечные превратности любви на фоне социальных перемен, войны. Претекстом, стимулом для создания бесчисленных литературных произведений можно считать сюжеты, то есть ряд событий, приводящий к счастливому или трагическому завершению жизненные пути персонажей, стереотипные положения в треугольнике (он, она и третий участник- соперник) и т. п. Нередко в этих романах описывались особые психологические состояния героев, остающихся наедине со своими размышлениями, воспоминаниями и мечтами Этот литературный приём – когда герой романа погружался в тёмную область подсознания, где обитают фантазии, мечты, предвидения и пр. – получил название «поток сознания».

А. С. Пушкин лучше, чем кто-либо, написал о претексте, о творческом озарении, мыслях и чувствах. В стихотворении

«Осень» он удивительно достоверно передал движение поэтической мысли о природе, о наступающей зиме и затем переход от действительности к поэтическому образу и сравнил вдохновение с готовым к отплытию кораблём. А в каком направлении отправится парусник-мысль, зависит от будущего творческого озарения.

…

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

…

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута – и стихи свободно потекут.

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут

Вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;

Громада двинулась и рассекает волны.

…

Плывёт. Куда ж нам плыть?[8]

Итак, кристаллизация смысла начинается с так называемого претекста, то есть предварительного замысла, который затем разворачивается в устный или письменный текст. Этот претекст-стимул многолик, роль претекста могут играть отдельные мысли, чувства, воспоминания, мелодия и т. п. В зоне претекста могут располагаться эскизный план будущего текста, мысленные наброски выступлений, статей или романов.

В речи политиков претекстом, судя по всему, служит также набор речевых средств воздействия на публику. В частности, в нём содержатся правила отбора и предъявления публике информации о тех или иных событиях в общественной жизни. Например, постправда как претекст будет представлена в текстах фактами, не имеющими ничего общего с истинным положением дел. К постправде можно также отнести, в частности, перенасыщение информации многочисленными фактами, которые отвлекают внимание публики от истинного положения дел во внутренней и внешней политике.

О речевых стратегиях и тактиках речевого воздействия

Выше шла речь о том, что в политдискурсе слова политиков не повисают в безвоздушном пространстве, они используются как орудие в политической борьбе за власть и влияние на умы публики.

Стратегия речевого поведения – это общий планречевых действий, который выстраивается в зависимости от того, с кем и зачем говорят, к кому обращён письменный или устный текст. Заметим, что стратегий немного, они обслуживаются различными тактиками, в этих тактиках заметное место занимают скрытые и явные средства воздействия на сферы сознания и подсознания читателей и собеседников. Тактика – это пошаговые умения, обслуживающие речевую стратегию. Тактики призваны решать конкретные пошаговые задачи общения.

Стратегия сотрудничества имеет альтруистическую доминанту и в политдискурсе применяется для убеждения визави в том, что разногласий в их политических взглядах практически нет, что решение спорных вопросов возможно совместными усилиями и т. п.

Стратегия сопротивления предназначена для противостояния словесному воздействию.

Стратегия доминирования широко представлена в речах политиков. Она направлена не только на слом эмоционального, интеллектуального и поведенческого сопротивления оппонентов – также она используется в целях манипуляции, управления мыслями, поведением и чувствами массовой аудитории. Известный всем мем-лозунг «Кто не с нами, тот против нас», ставший популярным в Советской России в первые годы после Октябрьской революции, может служить примером одной из тактик, включенных в репертуар стратегии доминирования. Эти слова носят устрашающий характер и угрожают всем тем, кто был против советской власти или оставался в стороне от политической борьбы. Первоисточником считаются слова Христа, переданные в Евангелии от Матфея: «Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною, тот расточает». (Мф. 12:30).

Стратегию жёсткого доминирования обслуживают особые речевые тактики, они наполнены ссылками на авторитетное мнение, замалчиваниями противоположных мнений, очернением политических противников и т. п.

Защитные средства против нежелательного словесного воздействия

Чтобы начать говорить о защитных средствах против словесного воздействия, необходимо затронуть два понятия психолингвистики – метасмысл и метанаблюдатель.

Метанаблюдатель в лингвистике – это учёный-языковед, обладающий даром отстранения, рефлексии, то есть умениями посмотреть со стороны на то, как происходит речевое взаимодействие людей, как они понимают друг друга в процессе общения и как они осознают то, что не сказано прямо, а подразумевается, то есть метасмысл. Метасмысл обнаруживается в глубинах метафорических построений, в намёках и эвфемизмах, он также окружает семантическим «облаком» речевые события в коммуникативном пространстве.

Что имеется в виду, когда о способном ученике говорят: «У него светлая голова»? Без раздумий мы понимаем, что речь идёт об уме ученика, а не о цвете волос. Так, архетип цвета включает в себя идеи людей о свете. Феномену света приписывались положительные свойства, а затем этими свойствами наделялись другие явления в окружающем мире. Например: «ученье – свет, а неученье – тьма», «свет моих глаз», «светлые мысли, воспоминания».

В главе о метафоре и её глубинных смыслах будут обсуждаться архетипы, то есть первичные представления об окружающем мире и обществе.

Умение понимать метасмысл в потоке речи формируется в детском возрасте. Вспомним в этой связи многочисленные загадки, которыми взрослые развлекают детей. Кроме загадок, придуманы несуразицы для того, чтобы дети научились отличать вымысел от истинного состояния дел.

Например:

Ехала деревня мимо мужика, Вдруг из-под собаки лают ворота.

«Тпру!» – сказала лошадь, И мужик заржал.

Лошадь пошла в избу, А мужик стоял, Лошадь ела булки,

А мужик – овес. Лошадь села в сани, А мужик повез.

Дети учатся не только видеть правду и вымысел в словах, но и понимать несказанное, то, что подразумевается. На эту способность отыскивать смысл в текстах, которые, на первый взгляд, бессмысленны, обратил внимание Л. В. Щерба, придумав следующее предложение: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка». Грамматически правильно оформленное предложение даёт возможность представить последовательность событий и выявить действующее лицо – некую куздру, которая что-то сделала с неким бокром и что-то делает с его детёнышем бокрёнком. Нетрудно предположить, что это событие произошло в мире животных с трагическими последствиями для меньшего бокра. Интерпретационные способности человека трудно переоценить, люди могут придать смысл, казалось бы, бессмысленным текстам. Даже известное предложение Н. Хомского «Бесцветные зеленые идеи спят яростно», которое он сочинил как образец бессмысленности, поддаётся интерпретации, если воспринимать его как развернутую метафору. Одно из толкований звучит так: речь идет о незрелых до поры до времени идеях, которые погружены в глубокий сон, однако вскоре они способны проснуться.

Что же нужно знать и уметь, чтобы понимать тексты, то есть мысли, переданные словами? Прежде всего, нужно понять смысл сказанных или написанных слов. Как уже говорилось, передача замысла-претекста словами может происходить двумя путями – так называемым прямым текстом или скрытно, завуалированно.

Если представить себе поток словесной информации в виде переплетённых между собой нитей, нередко спутанных, тогда слушателю или читателю приходится использовать слуховой или зрительный аппарат, свои аналитические языковые способности или рефлексию, чтобы расплетать эти смысловые нити и составлять из них понятный для себя рисунок. В этом потоке слушателю приходится иметь дело не только с лексико- грамматическим кодом, но и с кодом экстралингвистического (скрытого за словами) характера. Этот код поддаётся осмыслению, если люди понимают намерения друг друга, осознают словесные тактики и стратегии, умеют интерпретировать метасмысл, заключенный в метафорах, иронии, намёках, умолчаниях и других видах косвенной трансляции мыслей. В результате этих когнитивных операций смысл сказанных или написанных слов стабилизируется, теряется их неопределенность. Умение понимать метасмысл формируется по-разному. Например, закрепляется в долговременной памяти потому, что в повседневной жизни используется постоянно. Сказанное приводит к мысли, что в языковом сознании и подсознании находятся неписаные правила передачи мыслей и чувств словами и набор правил понимания сказанных или написанных текстов.

В нашей памяти сохранились крылатые слова и лозунги, например: «Голосуй, а то проиграешь»; «Наш дом – Газпром»; «Фабрики – рабочим, землю – крестьянам»; «Коммунизм – это молодость мира»; «Перекуем мечи на орала»; «Народ и партия едины»; «Крым наш!» Для того чтобы пояснять и комментировать эти лозунги и мемы, смыслы, которые скрываются в глубине этих слов, понадобились бы страницы текста.

Итак, нетрудно предположить, что к высшим коммуникативным умениям можно отнести интеллектуальное мастерство людей опознавать и понимать метасмысл в политическом и повседневном дискурсе.

Естественно, не так просто выявлять и понимать то, что подразумевается, скрывается в словах, в частности в таких непрямых средствах вербализации мыслей, как метафоры, ирония, постправда, фейки. Дело осложняется тем, что пониманию метасмысла мешает так называемое клиповое языковое сознание.

О клиповости языкового сознания и подсознания

Ежедневное восприятие огромного количества информации, поступающей из различных средств массовой информации, привело к возникновению специфического типа мышления. Выражение «клиповое языковое сознание» происходит от английского to clip – нарезать, вырезать, стричь. Клиповое мышление порождает мысли, которые лишены рассудительности. Логическое мышление обслуживается сложными мыслительными операциями и, как правило, требует больше времени по сравнению с интуитивным пониманием текстового материала. На современного человека обрушивается огромное количество мозаичной информации и при ослабленном логическом мышлении люди переходят к упрощенному клиповому варианту переработки информации. Таким образом, люди привыкают верить на слово. Перенасыщение разнообразной, непроверенной информацией, ежедневное некритическое восприятие противоречивых мнений блогеров и политических деятелей также повлияли на появление и распространение феномена клиповости. Не случайно в английском языке появилось слово infobesity (от information + obesity – ожирение, переедание) для обозначения ежедневного потребления огромного количества разнообразной информации. В этой связи процитируем мнение известного политолога С. Михеева: «…У нас же очень много специалистов по всем вопросам. Огромное количество специалистов… Все они сидят в социальных сетях. Я вообще удивляюсь, как это у нас до сих пор есть вообще хоть какие-то проблемы в каких- то сферах жизни, потому что, если вот посмотреть социальные сети – у нас такое количество академиков всех наук одновременно и чемпионов всех видов спорта, что я даже удивляюсь, как они до сих пор ещё там со своим „умищем“ в этих в социальных сетях умещаются» [9].

Как же защититься от воздействия вредоносной информации? Простых рецептов нет – как говорят в народе, «нужно включать голову». Другими словами, следует развивать и применять логическое мышление для критического анализа информации. Именно там находятся поисковые умения для нахождения ответов на следующие вопросы:

Кто пишет, говорит?

Что мы знаем об этом политическом деятеле, политическом движении, которое представляет общественный деятель, журналист, блогер?

Можно ли проверить факты, на которые опираются создатели этих текстов?

Кому выгодны наши поступки, которые нужны политикам?

Согласуются ли слова инициаторов речевого общения с нашими представлениями о правде или истине?

Итак, клиповость языкового сознания и подсознания создаёт просветы в мышлении, куда без труда проникают такие вредоносные виды информации, как вирусоподобные мемы, фейки, постправда и другие средства воздействия на общественное мнение. Приобретённые ментальные действия, предназначенные для понимания метасмысла в текстах, являются защитой против нежелательного воздействия скрытых средств воздействия на поведение, знания и эмоции людей, активно участвующих в политической повседневности.