Читать книгу Империя мертвецов - - Страница 7

За спуском ждала непроглядная тьма.

По стенам путеводной нитью горели газовые рожки, и в их мерцающем свете из мрака выныривал лес из вертикально стоящих гробов. Свет плясал на их серебристой поверхности чарующими переливами металлического блеска, как на японских лакированных безделушках. А инкрустированные в крышки золотистые месяцы навевали мысли о ночных волнах, в которых луна разбивается на тысячи осколков.

Катакомбы под Бомбейским замком распахнули свою пасть, простираясь насколько хватало моих глаз. Куда ни глянь – ровные ряды могил. От обычного кладбища это место отличалось тем, что из земли торчали не кресты или надгробные плиты, а сами гробы. С открытыми, между прочим, крышками, так что видно спящих внутри мертвецов. Хотя нет, «спящие» – не самое точное слово. Они мертвы и не дышат, но в любой момент готовы пробудиться от смерти и прийти в движение.

Сейчас, в конце века, даже само слово «умирать» означало уже не процесс перехода в небытие, но пребывание в продолжительном состоянии ожидания.

От гробов по каменному полу змеились испещренные разными пометками газовые трубы толщиной с руку и пучки из электрических кабелей. Тут и там висели таблички – по всей видимости, инструкции по эксплуатации, но смотрелись они как неуместно веселенькие розовые и желтые треугольные флажки. Могилы этих мертвецов кощунственными эпитафиями оскверняли каракули с шифрами – будто таблички к чучелам в музее. Поистине ни с чем не сравнимое и очень практичное равнодушие.

Вокруг голов и тел внутри гробов вились бесчисленные электроды и датчики, которые считывали жизненные показатели мертвеца. Впрочем, сюда, пожалуй, тоже вкралась лингвистическая путаница: эти так называемые «жизненные» показатели отражали только состояние материи. На посеревшую кожу чья-то небрежная рука нанесла рабочие отметки.

Пока я стоял столбом, Литтон практически пропел мне над ухом:

– «Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца»[11].

Вице-король картинно перекрестился.

Целый отряд мертвецов, которые только и ждут призыва. Возможно, лимб, подвешенный меж нашим земным миром и адом, похож на эти катакомбы – такое же тихое место. Или это чистилище? Я не слишком разбираюсь, в чем разница. Не допущенные ни в рай, ни в ад, эти мертвецы на веки вечные обречены зависнуть в сумраке.

Получается, подземелье Бомбейского замка оборудовано для работы с армейскими франкенштейнами. Одновременно здесь могут размещаться и обслуживаться не меньше двух тысяч солдат-мертвецов. Когда я услышал от своего собеседника это число, то обомлел, но Литтон сказал, что этого все равно недостаточно.

– Нам нужно не отдельные единицы скрупулезно настраивать, а придумать, как этого добиться на больших массах. Конечно, мертвец даже с самой базовой прошивкой будет следовать командам, пока не сгниет до скелета, но невозможно же по-настоящему воевать с кучкой недоделанных болванчиков. Академики бьются над вопросом, как сделать каждого мертвеца эффективнее, но они не понимают одной простой вещи. Эффективность больших групп измеряется по способностям самого слабого элемента.

– Насколько я знаю, сейчас идет работа над гармонизирующим дополнением…

– Ну еще бы! – фыркнул Литтон. – У нас треть мощностей хваленого британского Олл Ред Лайн[12] уходит на постоянные обновления и прочую галиматью от АВМ. Зачем мы только прокладывали кабель по Атлантике и защищаем узлы связи на Суэцком канале? Все забивает болтовня нелюдей, и с каждым днем все сильнее!

Гармонизация – неотъемлемый элемент слаженной работы военных франкенштейнов. Каждый из них – довольно мощная боевая единица, но в массе они бесполезны, если не научиться координировать их работу. Любая тонкость настройки теряет всякое значение перед численностью войска. Чтобы вы понимали, даже заставить мертвецов вышагивать строем – значит уже обеспечить себе победу над большинством противников. Конечно, нельзя утверждать, что остановить наступление большого отряда мертвецов невозможно, но эта задача определенно очень и очень сложная. Представьте себе муравьев-солдат. Мертвецы не остановятся от удара саблей или пули из винтовок – если только не попасть по литографии с оттиском искусственной души. До тех пор, пока от слова «эмет»[13] не отлетит первая буква, образуя «мет»[14], мертвец продолжит безрассудно исполнять любые приказы.

Даже я понимаю, сколько вопросов появляется, стоит только задуматься о боевом потенциале этих чудовищ. Им могут дать приказ уничтожать все живое на пути, пока не поступит новой команды, и это будут уже не солдаты и даже не каратели, а самое настоящее стихийное бедствие.

Мертвому солдату в голову не так сложно вложить разницу между движениями живых и мертвецов, поскольку мы способны замечать ее на инстинктивном уровне, и никаких дополнительным механизмов тут изобретать не надо. А вот размежевать своих и чужих уже задачка не из легких. Живым объяснить – проще простого, а мертвецов такие мелочи не заботят. Мы различаем врагов и союзников, руководствуясь не какими-то там медицинскими показаниями, а обычной логикой и знаниями.

Естественные, с позволения сказать, мертвецы не обладают механизмом распознания «свой-чужой». Как они распределят то, что видят, по этим двум категориям, зависит от приказа и вшитых в них некрограмм. В конце концов, мертвец в состоянии различить разных живых. И даже их голоса по тембру. Например, франкены-извозчики в городах не путаются, когда слышат команду из другого экипажа, но на поле боя, переполненном криками, грохотом орудий и взрывами, – это уже совсем другое дело.

Можно, конечно, пользоваться особыми паролями и цветовой палитрой, но этого, увы, недостаточно. Легкое подражательство в голосах или одежде – и пиши пропало. Такое случается даже с живыми, а у мертвецов способность учитывать обстоятельства и вовсе отсутствует.

Вот, скажем, во время Сацумского восстания в Японии, которое произошло не далее как в прошлом году, мертвые войска правительства Мэйдзи чуть не пропустили переодетых в их форму мятежников через гору Табарудзака. Говорят, франкены неправильно распознали условленное знамя, так называемое «нисики-но-михата»[15].

Солдаты-мертвецы только зовутся солдатами, но, по сути, они – оружие, и как оно справится с поставленной задачей, зависит от таланта живого полководца. Как нет своей воли у винтовки, так и мертвецы, попавшие в руки противника, становятся частью его арсенала. Поэтому среди мертвых войск бывают такие части, которых настроили взрываться, если через определенное время они не получат оговоренную команду.

Поскольку мертвецы – простое оружие, их можно экспортировать. «Пинкертон», одно из частных военных предприятий, нередко сегодня сражается с теми, за кого воевал еще вчера, и такое может случиться в любой армии мира. Следовательно, необходимо быстро переписывать систему распознания «свой-чужой» в соответствии с актуальными нуждами. Правительства воют от необходимости обслуживать такой поток войск и все чаще обращаются к услугам частных компаний. Воистину война – огромная индустрия.

Пытаясь облегчить эту задачу, инженеры решили внедрить в операционную систему экспериментальную некрограмму, которая использовала бы как основу для распознавания различия в мелкой моторике. Чтобы войска опознавали друг друга по малейшим колебаниям рук или спонтанно возникающим жестам. Система, слишком сложная, чтобы ее смог сымитировать человек, а мертвецам такое не стоит большого труда. Главное – поставить им соответствующую прошивку. Битва полностью мертвых войск начинается с обмена сигналов операционных систем, как стычка между муравьями – с приветствия. Только они не направляют друг на друга усики, а обмениваются жестами, в том числе незаметными человеческому глазу, и определяют, к каким силам принадлежит встреченный отряд. Это похоже на то, как рыцари перед поединком обменивались формальными приветствиями.

Можно сказать, что мертвецов научили сложно зашифрованному языку жестов, понятному только им самим. Им неподвластна речь, но они представляются друг другу с помощью характерной дрожи. До языка эта система, впрочем, не дотягивает: это просто однонаправленный код. Мертвецы с одной маркировкой в операционной системе приписывают себя к одному и тому же командиру – собственно, считывают индивидуальный профиль и распознают человека как командира. Так система должна работать в идеале. Но в реальности все, разумеется, мгновенно усложняется.

Я все это знал, но чем дальше шел по этой обслуживающей мастерской, тем больше у меня ум заходил за разум. Аналитические Вычислительные Машины каждый день генерируют дополнительные данные, некрограммы записывают их на перфокарты, и этот сигнал рассылают с помощью подводных кабелей по всему миру. В настоящее время стремительно расширяющаяся всемирная сеть уже пересекла Атлантику, из Бомбея сигнал ретранслируется в Калькутту, Сингапур, Австралию и Новую Зеландию, на подходе – прокладка кабеля через Тихий океан. На том конце провода информацию копируют на перфокарту и записывают новые данные в бесчисленное множество мертвецов.

– Нам нужно не каждого солдата доводить до совершенства, а такое ноу-хау, чтоб из сотни наших мертвецов после обработки хотя бы восемьдесят потом сражались по-людски.

Литтон протянул руку к лесу из гробов.

– Проблема в том, что никто не видит полной картины, – промелькнула на его лице тень тоски. – Нам отчаянно не хватает некроинженеров. Перед тобой полуавтоматическое предприятие, тут за раз готовится и может обработаться несколько тысяч мертвецов, но среди работников не наберется и трех, которые понимают, по какому принципу тут все устроено. Чинят, если что сломалось. Это они умеют, да, но и только. Мало вставить на место вылетевший кабель, чтобы познать таинство души. Мы ставим на место шестеренки, зашиваем раны, залатываем то, что пришло в негодность, и избавляемся от тех мертвецов, которые повреждены безвозвратно… Расскажите же мне, в чем смысл медицины, доктор Ватсон!

Он не ждал от меня ответа на свой вопрос, и я промолчал. Я был принят на новую должность до того, как успел окончить университет, но М позаботился, чтобы в моих документах значилось, будто я доктор медицины. И мне не кажется необходимым лишний раз поднимать эту тему.

Я молча следовал за Литтоном через ряды гробов, и наконец мы пришли к стене, которую охраняло два охранника-франкенштейна. По мановению руки вице-короля они оставили пост, а он вытащил из нагрудного кармана еще одну перфокарту, которую на этот раз передал мне. Кивнул в сторону считывателя, который до этого закрывали собой охранники, а сам подошел к другому, у противоположной стены. Детский, в сущности, трюк, но, похоже, этот проход открывается только при одновременной активации двух карт. Я дождался знака, и мы синхронно опустили руки к считывателям.

Раздался низкий гул, который отозвался у меня внутри, параллельно с линией кладки пробежала трещина, посыпался песок. В стене проявилась квадратной формы дверь. Литтон легонько нажал на нее с правого края, поманил меня пальцем, и я прошел сквозь еще одни врата подземного царства.

В ноздри ударил трупный запах.

Я на своем веку успел повидать достаточно мертвецов, но тут мертвечиной воняло совсем уж невыносимо. А ведь я уже несколько месяцев живу под одной крышей с Пятницей! Уверенность, будто у меня уже выработалась привычка к этому запаху, пошатнулась, но тут я сообразил: все дело в том, что сюда примешался запах крови. Человеческие ощущения накапливаются не простым арифметическим прибавлением, а смешиваются в нелинейных пропорциях. Представьте себе, как незаметные нотки специй совершенно меняют вкус супа. Литтон, зайдя мне за спину, опустил рычаг, и тут же, издав звук сродни человеческому вздоху, загорелись газовые рожки. Помещение – весьма просторное – озарилось дрожащим светом.

У дальней стены виднелась человеческая фигура.

Человека привязали к распятию. Он безвольно свесил голову, лицо скрывали длинные тени. Беспощадно скованные металлом запястья почернели. То есть поначалу мне показалось, что несчастный прикован, но, возможно, на самом деле его прибили к кресту гвоздями. Пальцы заканчивались черными когтями. Из-под лохмотьев проглядывала бурая кожа, а тело в десять слоев крепко оплетали железные цепи.

На левой половине груди я увидел у него черный круг размером с кулак. Под забрызганной чем-то черным одеждой темнел срез цилиндрической формы. Кол… В тело вогнали кол, который потом срезали на уровне груди.

Литтон прошел сквозь это помещение, похожее на христианский храм, и остановился чуть поодаль от злосчастного. Поднял к его лицу правую руку и помахал перед носом пальцем. Голова окованного медленно поднялась… и железные зубы лязгнули прямо возле ладони Литтона. С уголка губ свесилась черно-красная слюна.

Глаза у чудовища налились кровью и выпучились, оно яростно забилось, от чего крест заскрипел.

– Vere passum immolatum in cruce pro homine: cuius latus perforatum fluxit aqua et sanguine[16], – насмешливо пропел Литтон фрагмент из «Аве верум корпус» и спросил, оглядываясь на меня: – Как тебе?

– Женская особь… – кое-как выдавил я, борясь с порывами тошноты. Вице-король наблюдал за мной без тени веселья или сочувствия, но с каким-то странным блеском в глазах.

Женская особь… Церковь милостиво смотрела сквозь пальцы на мертвецов, при первом запуске одаривала их крещением, но ни англиканская церковь, ни Ватикан никогда не разрешили бы создать такое… Запретное, невозможное создание висело связанным перед моими глазами. В эпоху Ее Величества королевы Виктории такое даже вообразить себе невозможно! Это грубейшее нарушение всяких устоев и морали. Литтон же тихо спросил:

– Удивился?

Я изо всех сил пытался сглотнуть комок в горле, и вице-король отчитал меня, как нерадивого подмастерья.

– Ну что же ты, Ватсон, не такой реакции я от тебя ждал. На тебя возлагают большие надежды! Что это за поверхностное суждение? А, слуга науки? – посыпался на меня град насмешек, но я чувствовал в этом бормотании – без тени улыбки – трепет на грани безумия.

– Но ведь…

Как и в случае с мертвецами-подрывниками, технически ничего сложного тут нет. Для некроинженерии нет разницы между мужским и женским мозгом. Но меня инстинктивно начинало выворачивать от одной только мысли об этом. Разум отказывался верить, что на свете найдется человек, который готов замарать себя подобным деянием. Конечно, такая возможность существует. И я повторил себе, что все, что возможно, рано или поздно произойдет. Однако мне потребовалось все самообладание, чтобы не перекреститься. Мертвец – это просто мертвец, даже если он женского пола. Никакого здоровья не хватит каждый раз креститься при виде мертвеца.

Мертвечиха продолжала свои бесплодные попытки растерзать Литтона железными зубами и когтями, она неистово билась на кресте. Цепи, что сковывали ее, бешено звенели. Звенья на ногах так впились в ее плоть, что готовы были вот-вот лопнуть, а срез кола на груди то и дело задевал Литтона, но вице-король ничуть не изменился в лице.

– Неужели не заметил? – появилась на его губах ухмылка, тонкая, как лезвие ножа.

Я, задыхаясь, произнес:

– Эта женщина…

– Повторяешься, – скучающим голосом ответил мой собеседник.

Я чувствовал, что у меня вот-вот подломятся колени, но усилием воли заставил себя договорить:

– …мертвечиха.

– С чего ты взял, что это… – бросив на женщину быстрый взгляд, задал не вполне понятный мне вопрос Литтон, – рукотворный мертвец?

Да потому, что это понятно с первого взгляда! Кто еще может биться с колом в сердце, как не мертвецы, славящиеся своей выносливостью? Не говоря о том, что живые – впрочем, и мертвые тоже – сразу видят разницу. Их еще ни разу никто не спутал. Меж нашими царствами проведена печальная черта, и в ограде смерти возведены незыблемые врата, что пропускают лишь в одну сторону. Эдем оберегает херувим с мечом.

Лишенная живой стати мертвечиха, эта жуткая тварь, извивалась в своей подземной темнице. Ее почерневший от прилива крови язык змеей свешивался из неестественно распахнутого рта, и весь ее вид кричал о жажде крови. Мертвецам не нужно дышать, поэтому из них не вытянешь ни звука. Она крепко сжала кулаки и конвульсивно скребла когтями на босых ногах пол. Ее брюхо вздулось, а мышцы плеч так напряглись, что у нее чуть не лопалась рубашка. Волосы метались, как живые, а с губ брызгала черная жидкость.

Меня разбило легкой дрожью.

Плечи создания двигались, словно их дергали за невидимые нити, а пальцы, будто вырвавшись из рук кукловода, плясали вразнобой. Бедра тряслись, колени дрожали, зубы впились в язык и скрипели. Я внимательно вгляделся во внутреннюю форму, скрытую в этой плоти, которая приняла женский облик. Напряг глаза, пытаясь разглядеть символы, записанные в ее черепную коробку.

Как складно.

Она движется так, как полагается мертвецу, но очень складно. Не одно движение за другим. Несмотря на конвульсивность, движения очень последовательные и слаженные, как у живой. Как у бьющегося паука, которому оторвали лапки. Будто в эту женщину вселился злой дух и заставляет бесноваться. Это вовсе не та агония, которую мне доводилось видеть у мертвецов, а зловещее чувство, что я испытал при виде нее, имело совсем другую природу. В ее человеческую оболочку будто вложили предсмертные корчи сразу нескольких существ.

– А что у нее за операционная система?..

Литтон закивал.

– Правильно. Если верить анализу наших работников, то этой леди внедрили базовый Оксфордский движок.

– Но ведь не только?

– Весьма проницательно. Жаль только, что так медленно! – саркастически усмехнулся вице-король.

– Новейшая модель из Российской империи?

Литтон только пожал плечами.

– Говорят, какое-то неизвестное дополнение восточного типа поверх системы. Кстати, та же версия Оксфордского движка, что у моделей, которые Ван Хельсинг передал в Болгарию незадолго до начала Русско-турецкой войны. Гармонизация похожа на Московское дополнение, но детали пока уточняются.

– Вы намекаете, что утечка произошла через болгарскую армию?

– Любые тайны утекают. Это неизбежно, когда предоставляешь некрограммы третьим сторонам. Впрочем, именно поэтому их необходимо постоянно обновлять.

«Очевидно же», – хотел, судя по холодному смешку, добавить Литтон. В конце концов, некрограммы – это просто набор символов. А раз так, их можно переписать, размножить и передать по проводу. Все, что может быть скопировано, однажды попадет в чужие руки.

– Весь вопрос в том, – засмеялся вице-король, – только ли Оксфордский движок ушел на сторону.

Новая модель с плавными движениями, соединяющая в себе лучшие качества двух технологий…

– Крымские призраки?..

Литтон поднял на меня темные глаза и расхохотался. Смахнув слезинку, он ответил:

– Теперь понял? Некроинженерная техника, которую не смог искоренить профессор Ван Хельсинг со товарищи. Как выяснилось, не смог. Уолсингем пытался ее скрыть.

У меня в голове эхом пронесся разговор Ван Хельсинга со Сьюардом: «Модели “Глобал Энтрейнмент” с полным контролем конечностей подают большие надежды». – «А, с нелинейным управлением. Я слышал».

Вице-король отвернулся от бушующей мертвечихи.

– Перед тобой… – бросил он на выходе из помещения, не оборачиваясь, – жительница «царства мертвецов», в которое тебя отправили.

Свет погас, и во тьме голос Литтона сплелся с лязгом цепей.

– Ты должен понять, кто твой истинный враг.