Читать книгу Двойное несчастье - - Страница 2

2

Апраксию с ее нехитрым скарбом усадили в повозку и повезли прочь из деревни.

Покачиваясь на ухабах и подпрыгивая на мягком сидении, Апраксия думала о том, что она могла бы сделать, чтобы не попасть сюда. К добру ли к худу уродилась она такой: головы никогда не опускала, никогда не смирялась. И силы в ней всегда было немеряно. Бывало в детстве мама просит хворосту привезти, так она в полозья вместо лошади впрягалась и наперегонки с мальчишками бежала в лес. Была бы жизнь проще, если бы она силой не кичилась, а скрывала? Нет конечно – шило такое в мешке не утаить.

Как детство минуло – она из дому вместе с подружками стала уходить. Вот только они на вечорки шли, с парнями заигрывали, а она в лес. Зайцы ей травы сладкие да целебные показывали. Лисы и волки – коренья да камни волшебные. А они их за это часто из силков вынимала. Охотники долго в толк взять не могли, почему силки пусты. Даже король лесов – олень – перед ней голову приклонил, когда она олениху подстреленную выходила. А уж ящерки да змейки к ней сами в руки ползли, погреться, да на жизнь пожаловаться. Было бы лучше, ежели б она была как все? Нет. Тогда беда бы раньше случилась.

Офицер проезжий ее заприметил. Сладкими речами одаривал, к себе в дом хотел увезти, но не как жену мужнюю. Она голову от сладких речей и потеряла и с ним сбежала. А кабы не потеряла? Так насильно бы увез.

Домой опозоренной вернуться уже не могла. Год она прожила счастливо, а потом закончилось все. Эраст ее по наказу родителей женился, а ее прочь выставил. Вот она и пошла по свету. В другой бы деревне осталась, неужто иначе бы что-то было? Нет, конечно. Все люди одинаковы. А рекрутёр по всем окрестным деревням наверняка прошел.

Таков бабий век, ничегошечки за себя сама решить не может.

Апраксия вздохнула и сильнее сжала кулек с пожитками. Ночь на дворе, поспать бы, ничего не видно. А коли выпрыгнуть да убежать? Либо словят, либо шею свернет в незнакомом лесу, либо вернутся и старосту накажут. Такая судьба, что не повернуть ее.

Крытая повозка мчалась вперед, хотя ночь уже давно вступила в свои права. Темные тени деревьев тянулись в повозку, желтый свет луны едва пробивался сквозь них. Путники не собирались останавливаться, изредка желтый свет фонаря падал внутрь через окно, когда кто-то из всадников приближался, чтобы проверить, не сбежала ли Апраксия. Сон к ней не шел. Тени мелькали с пугающей быстротой, закручиваясь в калейдоскоп, тьма наполняла карету, поднимаясь со дна, но кони бежали уверенно, хотя ход их был ровным. Пар или дым вырывался из их ноздрей вместе с нечаянными искрами. Или это были блики света фонарей?

Тьма наполнила повозку уже наполовину, когда Апраксия вдруг поняла, что никуда не едет, а стоит на твердом стекле. Пол был утыкан бутылочными донышками, стены поднимались ввысь и терялись в темноте. Тусклый свет близких жаровен не освещал даже противоположной стены комнаты, а дым от них спускался вниз по тугой спирали, чтобы улечься и впитаться в угли.

Брось кости!

Кости? Чьи кости? Вместо звука копыт слышался странный частый стук, высокий потолок отзывался на этот стук и все сливалось в топкий гул. Апраксия глянула на свои руки, но вместо туеска с пожитками в руках был стакан, на дне которого жалобно стучали друг о друга два игральных кубика с восемнадцатью гранями.

Она выбросила их на пол, с глухим звоном костяшки покатились по полу, цепляясь за края бутылок, до тех пор, пока не замерли в положении 16 и 16. Дым от жаровен перестал опускаться на угли и свернулся в слова прямо перед ее лицом и Апраксия увидела слова.

Двойное несчастье спасет от беды.

Дорога ненастья запомнит следы.

Ступив на дорогу из желтого дна

Запомни навек, что погибель – одна.

И все что не сможет тебя защитить

Придет непременно, чтоб было что бить.

Когда за порогом забрезжит рассвет

Дорога исчезнет – а путь уже нет.

Донышки загорелись под ее ногами ровным желтым светом и сложились в тропинку, которая уходила из-под подола ее платья в темноту.

И Апраксия сделала шаг.

И еще шаг, и еще шаг. Ровно тридцать два шага, затем она снова оказалась в повозке, мчащейся в хмари предрассветного тумана. За окном было густое белое молоко, не видно ни зги, однако путники не останавливались. Измученная странными событиями, долгой дорогой и трудным днем, она задремала, крепко сжав напоследок туесок с пожитками – стакан и желтая дорога пропали, будто бы их и не было.

Подняться наверх