Читать книгу Небытие - - Страница 6

Я закончил свою картину. Она так и не смогла подарить мне столь желанное чувство завершенности. Я не любил эту картину, более того – я ее ненавидел. Тогда еще, у меня в мыслях, она ассоциировалась с той самой тенью, вглядываясь в темноту которой, я потерял, как мне тогда казалось, все. Но имел ли я что-то в действительности?

Учеба и защита диплома были позади. Но также позади осталась и жизнь Учителя – он умер этим летом, незадолго до защиты моего диплома. Его смерть меня не тронула. В конце концов, каждый день кто-то умирает, и почему же он не может быть твоим знакомым?

Помню, стоял солнечный день. Я и другие студенты под руководством строгой вдовы собрались в мастерской, чтобы вместе провести уборку – забрать свои эскизы, холсты и прочие принадлежности. Мы редко пересекались прежде; кто-то учился там же, где и я, иные же были и вовсе мне незнакомы. Так или иначе, все они были связаны с искусством, с этим запахом, с Учителем, наконец, связаны с этим миром. Я же этой связи более не чувствовал, напротив, все казалось чуждым, каким-то пустым. Все было по-другому, не так, как пару месяцев назад. В те дни я счел бы их своими потенциальными приятелями и коллегами, но теперь они виделись мне иначе. Чем больше я наблюдал за ними – как общаются, о чем говорят, как жестикулируют – тем противнее они становились моему взору. Я думал: «Неужели я был как они?» С каждой секундой я все больше осознавал, что лишний среди них. Тогда мне казалось, что они лгут. Я им не верил, не верил в их истинную заинтересованность искусством, в их любовь и страсть к этому ремеслу. Они виделись притворными актеришками, что решили лишь сыграть роль художников. Вот они избрали сцену, однако, надо заметить, несколько отличную от других, но все же сцену. Вот они изучили роль. Наконец, надели маски, да так крепко, что те вросли в их черепа. И вот оно! Представление начинается! Представление длиною в жизнь. Правда, если бы меня тогда спросили: каким должен быть истинный художник? – я бы не ответил, но уверял бы, что они – точно не художники.

Во время уборки я наткнулся на свою старую работу, то был Аполлон, написанный мною на третьем курсе. Забавно, внизу я оставил надпись – «познай себя».

– Мне нравится! Это твоя работа? – раздался женский голос позади.

– Мне нравится, – тихо повторил я. – Разве в искусстве есть такое понятие, как «нравится»? Все вы мастера сводить все к себе. Вот только если мне не нравится Мадонна Рафаэля, значит ли это, что картина перестает быть искусством? В конце концов, какая разница, что кому нравится, а что не нравится? Мы ведь ничто, не так ли? Как ты можешь, будучи художником, мыслить подобными категориями? Разве искусство создается не ради великой идеи, нежели для симпатии индивида? Вот дай дураку почитать что-то толковое, и он скажет: «Мне не нравится!» А почему он так скажет? Потому лишь, что неспособен понять. Но дурак еще ладно, он хотя бы честен в своей дурости. Куда хуже те, которые не понимают, но при этом ищут, как бы привязать это к себе; они акцентируют внимание на каких-либо абстракциях, вырванных из контекста, и говорят: «Мне это нравится». При этом не смыслят в этом ничего, лишь делают вид, что смыслят, – эти хуже прочих. Увы, по-настоящему может оценить только тот, кто постиг муки творения.

– Разве, чтобы мне понравилась какая-либо вещь, я должна понимать, как она сделана? – удивленно спросила незнакомка и опустила взгляд на сумочку, что была у нее в руках. – Хм, а вот чтобы оценить, скажем, сумочку, я должна уметь шить?

– Искусство – это не сумочка, искусство – это не вещь…

– Хочешь сказать, что вот та картина или даже этот рисунок у тебя в руке не есть вещь? Но что же это тогда? – ухмыльнулась незнакомка.

– Вещь, – с раздражением признал я, – но только ли вещь? – Я было набрал воздуха, собираясь продолжить речь, как она перебила меня.

– Вот так, – вздохнула она, – подходишь к человеку, чтобы доброе слово сказать, а он тебе выдает такое… Говорит о каких-то категориях, начинает намекать, мягко говоря, на твое невежество, так еще и заключает, что мы – ничто, – рассмеялась наконец незнакомка.

– А разве ты есть что-то? Ну вот что? – утомленно вымолвил я.

– Все очень просто! Я – Ася, вот кто я.

– Повторюсь: ну и что ты есть, Ася?

В этот раз она не спешила отвечать, а лишь молча приблизилась ко мне и шепнула:

– Хватит. – Ее взгляд вмиг сделался серьезным. – Всем нам горестно, все мы скорбим, умер наш учитель, он был хорошим человеком и прекрасным преподавателем. Так что перестань дуться и вредничать, зачем ты наполняешь это прекрасное место негативом? – Тут она снова ухмыльнулась и спешно удалилась.

Помню, в те минуты я стал себе противен, ведь я не чувствовал горечи, не чувствовал скорби от утраты. Ничего не чувствовал! Если бы Ася тогда меня спросила: «Неужели сейчас так важны вопросы об искусстве?» – я бы непременно ответил: «Да, важны!» Ведь что-то страшное случилось еще до смерти Учителя. Его смерти предшествовало мое изгнание из рая, я был беспокоен в себе самом. Я сделался лишь мыслящим телом без чувств. Чего бы ни коснулись мои мысли, я обнаруживал лишь бессмысленность, которая сводила с ума. Те, некогда желанные мною общества, теперь же были словно враги. Мое прошлое было перечеркнуто раз и навсегда – оно тоже стало видеться мне ложным. Себя же я считал пробудившимся ото сна, вот только что делать с новой явью, я не знал. Я жаждал лишь ответов и ничего более.

По завершении уборки Ася снова подошла ко мне, она захотела пройтись. Я не был против, тем более, как оказалось, нам было по пути. Мы шли вдоль советских домов, на улице было светло и жарко. Мы молча прошли около ста метров, пока Ася не нарушила тишину.

– Я знаю! – выпалила она.

– Что ты знаешь? – Я замедлил шаг.

– Тебя нисколечко не волнует смерть Учителя! Тебе все равно!

– Откуда тебе знать?

– Я это почувствовала! Я поняла это, когда говорила с тобой. Ты был такой разбитый, такой угрюмый, я подумала, это из-за Учителя, но явно ошиблась. – В смущении она затихла на пару секунд и остановилась, но увидев, что я продолжаю идти, она поспешила догнать меня и снова заговорила: – Я слышала о тебе раньше, слышала лично от Учителя! Он рассказывал о тебе!

– Ну и?.. – безразлично протянул я.

– Мне интересно было увидеть тебя лично. Он ведь говорил, что ты самый лучший из его учеников… И возлагал на тебя большие надежды. Я сразу угадала тебя в толпе. Сразу!

– А мне-то что с того? Ну вот что? Пойми, меня это не волнует.

– А то, что тебе плевать! – выкрикнула Ася. – Он ведь… он… мертв! Мертв! – Она рассмеялась в слезах. – Умер…

Я же, в свою очередь, продолжил идти. Удалившись метров на тридцать от Аси, я остановился. Вернее, неведомая сила остановила меня – так мне показалось. Стало как-то мерзко и досадно, тем не менее я развернулся и пошел обратно в сторону Аси – она все так же рыдала, только уже сидя на земле.

Увидев меня, она улыбнулась. Та улыбка до сих пор сидит в моей памяти, до сих пор волнует мое сердце. Я бросил свой чемоданчик наземь и уселся рядом. Мы сидели молча, было тихо, лишь изредка ветер шуршал листьями, а Ася то и дело шмыгала носом. Девушка злила меня, и злость эта притягивала. Она казалась жалкой, неуравновешенной, неразумной, но при этом была такой притягательной. В отличие от других учеников, она не выглядела лживой, наоборот, казалась до неприличия откровенной, тем не менее все ее существо было тайной. Прежде мне не доводилось видеть столь притягивающего и в то же время отталкивающего одновременно.

– Я Арсений, – вымолвил я.