Читать книгу Запах пепла - - Страница 3
Глава вторая
2016-2018 Света
ОглавлениеНамеченный на следующий после похорон день практически готовый эфир, где без Светланы было не обойтись, отложили на неопределенный срок. Все шло как обычно: ведущая появилась в студии за час до включения, на месте был и главный герой – широко известный в прошлом певец. Кумир семидесятых, завораживавший сладким баритоном миллионы домохозяек, нервно прохаживался по коридору и репетировал речь…
– Света, зайди! – непререкаемо-властно прозвучал из динамика голос выпускающего редактора.
Она зашла. И через десять минут вышла, но уже не в студию, а на улицу, получив четкое и ясное распоряжение: в таком виде не показываться. Неделя, две – неважно сколько, но, будь добра, приведи себя в порядок! Там, в начальственной стеклянной коробке, ей показали зеркало, а для сравнения – ее саму на экране неделю назад.
– Поняла, о чем я? – риторически спросила ответственная за развлекательный блок, – Вопросы есть?
Вопросов у Светланы не было, а вот к ней самой таковые вскоре возникли, и на многие из них она так и не смогла найти достойных ответов. Самый серьезный и настойчивый звучал просто: ты собираешься нормально работать? Его задавали иногда молча, иногда вслух и практически ежедневно все, с кем ей надо было делать и выпускать в эфир передачу – ее родную, ею придуманную, выпестованную, единственную в своем роде. А передача не шла. Казалось бы, и люди те же, и диалоги неплохи, и общение живое… Нет, дело не в материале, дело – в ней.
Внешне она оставалась той же, но… Но вот только интереса, прежней искры к окружающему не стало, и как следствие, вместо всегда новой и заводной Михайловской на экране была пусть и симпатичная, но обыкновенная довольно занудная телететка. Ей же попросту было все равно. Несведущим казалось: все идет как обычно, и только укоризненные взгляды коллег-телевизионщиков да молчаливые упреки терявших зарплату из-за понижения рейтинга подчиненных покалывали остатки самолюбия. Не более. А рейтинг снижался, сначала понемногу, потом все заметнее, и наконец наступил закономерный финал. Она ушла. Никому ничего не объясняя, заглянула в отдел кадров, написала короткое заявление, забрала документы и больше не появилась – ни в студии, ни на экране.
Публика – народ короткопамятный, и два месяца спустя мало кто узнавал в представителе известной косметологической фирмы популярную телеведущую. Новая работа понравилась – по сути свободный человек, разъезжай, рекламируй, беседуй с аптекарями… Благодаря годами наработанной коммуникабельности дело у нее пошло хорошо, и лишь периодические, к счастью не слишком навязчивые ухаживания менеджера-куратора время от времени портили настроение. Приходилось терпеть, успокаивая себя мыслью: пока мужики липнут – следовательно, привлекательна. Отбрить раз и навсегда значило искать новое пристанище, а где еще удастся пристроиться, да и мать подводить не хотелось. Ведь именно с ее подачи Светку, с совершенно непрофильным, хоть и высшим образованием, взяли на место, куда и медику попасть непросто. К тому же здесь полагался служебный автомобиль, и она с удовольствием каталась на новенькой микролитражке, без зазрения совести используя и в рабочие, и в выходные дни.
Выйдя из очередной аптеки под нудный мартовский дождь пополам со снегом, она зацепилась взглядом за смутно знакомое лицо. Мужчина в старомодной шляпе, галантно уступивший дорогу на крыльце… где она его видела?
– Евгений Борисович, Вы?
– Ба! Сколько лет, сколько зим… Простите?
– Вы, возможно, меня не узнаете, мы с вами встречались дважды, летом и осенью. Михайловская, Светлана. Подруга журналиста Бориса Позорова, Шацкого. Теперь узнали, доктор?
– Конечно! – он прищурился, вглядываясь, – Светлана, как же. Чуть не напугали! Доктор… Знаете, чем отличаются прозекторы от э-э… обычных врачей? Для них встречать своих бывших пациентов не в диковинку, а мы этого опасаемся. Нехороший симптомчик!
– Ну, я-то не из ваших бывших. И вовсе не горю желанием попасть в их число, – она поплевала через левое плечо, – Мы можем поговорить? Если нет, условимся на другой день, но хочу предупредить: разговор не минутный.
– Отчего не поговорить с симпатичной дамой… только можно, я сперва покурю?
– На улице, под дождем? Не бережете вы себя. Давайте уж вместе, под крышей, – Светка приглашающе открыла дверцу, – Садитесь, не стесняйтесь.
– А в вашей машине можно?
– Это не моя машина, так что курите смело!
– Надеюсь, вы ее не украли? А впрочем, какая разница, главное – тепло, – Путрошкин, покряхтывая, забрался в тесноватый салон, воспользовался прикуривателем, – Вот классная м-м… штучка: никогда не даст осечку, кремень не сотрется, газ не кончится и ветром не задует.
«Доктор мертвых» снял шляпу, стряхнул с нее воду в приоткрытое окошко.
– Надымим тут в салоне… говорят, от запаха потом не избавиться?
– Кому как, а мне этот запах не мешает, – Светлана сама закурила, – Евгений Борисович, мне тогда показалось или у вас есть свое мнение о Борисе? Точнее, о причине его смерти?
– Эх, Боря. Жаль, жаль молодого человека. Я ведь с ним и познакомился-то буквально за пару месяцев до… до этой его э-э… неприятности.
– Изящно формулируете. Действительно, приятного мало.
– Ну да. Мне, видите ли, частенько приходится иметь дела со смертью, поэтому стараюсь пореже называть ее по имени. Знаете, это как у попов с ксендзами: не поминай всуе – ни Бога, ни м-м… Сатану.
– Можно согласиться. Как говорят: «Мы, тьфу-тьфу-тьфу, не суеверные и, прости Господи, неверующие, но…»
– Именно. Скажите, Света, а почему это дело вас заинтересовало именно сейчас? Ведь прошло уже почти полгода?
– Почему? Долго рассказывать, но в двух словах так: мне пришлось поработать за его родных. Мама…
– Да-да, бедная женщина. Всего-то шестьдесят – рановато, рановато.
– А отец – просто слег, вы же видели его на похоронах. Он до сих пор выходит из дому раз в неделю, и то с помощью волонтеров. На лечение пошло все – и их сбережения, и деньги за Борькину комнату… Сколько протянет, неизвестно, но нормально передвигаться не сможет никогда.
– Увы, так бывает – он слишком много для них значил. Вы ведь тоже э-э… словесник, как и Борис? Ее… ситуация, как мне кажется, наглядно отображает смысл понятия «свет в окошке», согласны? Сына не стало – и свет для матери погас. А жить без света способен не каждый.
– Именно. Так вот, я забирала Борьку, то есть его тело из морга там, в аэропорту. И среди карманных вещей не оказалось блокнота. Записной книжки.
– Ну и что? Я вообще никогда не пользуюсь всякими такими штуковинами… – Путрошкин, опередив ее реплику, хлопнул себя по лбу, – А, дошло – сравнил, старый пень, гм… это самое с пальцем. Он же журналист, его блокнот и мой… разумеется.
– Ну хорошо, он мог потеряться, бывает – упал, закатился, при уборке самолета выкинули и так далее. Тем более этот «Боинг» был не наш, американский. Меня больше задело другое.
– Ничего, если я еще одну?
– Курите-курите, на здоровье… Прошу прощения, глупо получилось!
– Здоровье, здоровье… Кто знает, чем мы ему вредим по-настоящему? Говорите, Света, мне правда очень интересно. Вы прямо э-э… мисс Марпл.
– От Борьки заразилась. Так вот, самое главное. Когда мне удалось раздобыть его ноутбук…
– Раздобыть?
– Вы не представляете, насколько трудно получить забытый кем-то в самолете багаж – заинструктировано у них все до невозможности! Нет, когда сама Маша-растеряша жива-здорова, она приходит со своим паспортом, и никаких проблем. Получи, распишись, и свободен. А если пассажир умер… Мне пришлось ездить туда трижды, поднять на ноги сто нотариусов и двести чиновников самого разного пошиба. Они там до чего додумались – вещь, мол, дорогая, и это, стало быть, тоже наследство! Ах, у вас доверенность от отца, тогда, естественно… а она правильно оформлена, заверена? Отец, разумеется, имеет право, но… ждите, блин, полгода! Хорошо, и среди юристов попадаются психически нормальные. Получила.
– Там нашлось что-то интересное? Пролился, так сказать, свет?
– В том-то и дело, дорогой Евгений Борисович! Никакого света там не увидела ни я, ни мои телевизионные компьютерщики, ни самый продвинутый из знакомых хакеров – Гоша, Борькин одноклассник. Вы его, кстати, встречали на похоронах, это он там речь задвинул, про пойманную львицу.
– А в чем закавыка с той м-м… зверюгой?
– Знаете, это к делу, в общем, не относится. Просто выяснилось – ноутбук стерильно чист! Там нет ничего. Ни-че-го.
– Как это – ничего? Такого не может быть! Это же компьютер, и пусть пользователь даже все стер, на э-э… винчестере обязательно остаются какие-то копии файлов там, резервные варианты. Тут и мне, старому пню, ясно! У меня в бюро бывало: по ошибке сотрут протокол, я позвоню, придет… гм… мальчик, поколдует – получите и распишитесь…
– Видите, пню ясно, и мне ясно, а специалисту – неясно. Вернее, ему ясно совсем другое.
Гоша воздал должное чешскому продукту, еще порассуждал о превратностях судьбы, непредсказуемости выбора старушки с косой за плечом, и лишь настойчивое напоминание заставило его наконец приступить к «вскрытию трупа», как он назвал углубленный осмотр доставленного Светланой Бориного ноутбука.
«Мог бы и выбирать выражения», – с неудовольствием подумала она тогда, хотя бы из уважения к памяти одноклассника, – «Друг называется!»
– Не работает, говоришь? А в розетку втыкать пробовала?
– Пробовала, пробовала. Борькины пароли я не знаю, но он и не спрашивает, а вроде бы должен… или я чего-то не понимаю?
– Эх, вы, писатели-читатели! Пробовала она. Пароли… Давай и я попробую. Щас заработает.
Но, провозившись четверть часа, задумался, намекнул на жажду, а спустя еще полчаса подвел предварительный итог.
– Знаешь, мать, тут все немножко сложнее. Можешь оставить его у меня?
– Ради бога, сколько угодно.
– Я тебе наберу денька через два, идет?
На четвертый день она, не дождавшись обещанного «набора», позвонила сама.
– А, ты насчет Борькиного ундервуда? – с напускным равнодушием спросил хакер, – Да, с ним я, можно сказать, закончил.
– Гош, не прикидывайся дебилом, а? По-моему, кроме него тебя ни о чем и не просили. И почему – ундервуда?
– Ну, зингера… какая разница. Вы же к своим компам относитесь, как к первобытным печатным машинкам. Боря твой, при всем уважении, тоже ни черта не петрил. Набрал, сохранил, готовый текст распечатал и все, фантазия кончилась.
– А надо как?
– Как? Скажи честно, сколько своих материалов по сценариям, программам и прочей лабуде ты лично сохранила на дисках? За всю жизнь не надо, за годик прикинь.
– На каких дисках?
– Вот я и говорю – самый навороченный аппарат вы используете, как обезьяна подзорную трубу, бананы сбивать. Просто печатать на компе – это как…
– Микроскопом – гвозди?
– Ага. Или глазным скальпелем колбасу резать, – Гоша задумчиво почавкал в трубку (как раз колбаской… мама заходила – догадалась Светлана), – Не обижайся, но вашего ума хватает максимум на флэшку, а диск – это уж слишком. После Бори, поди, и их, маленьких, не осталось?
– Ни одной, – (вот черт, я тоже ни фига не сохраняю), – А что?
– Жаль. Короче, с этим чемоданом есть у меня пара соображений.
– Излагай, записываю…
– Может, лучше подъедешь?
– На пиво хочешь раскрутить?
– Ну-у, все равно ж тебе надо его забрать, а на сухую как-то несерьезно…
Увы, даже пиво не помогло выжать хоть каплю связной информации из потерявшего память ноутбука. Ничего не добившийся специалист заключил: «дело ясное, что дело темное», предположил – жесткий диск жестоко отформатировали, а еще, как в фантастическом триллере – облучили, вскипятили, размагнитили… примерно так.
– Правда, я бы не исключал и другие, как тебе подоходчивее растолковать, естественные причины.
– Например?
– Самое простое: ему сколько лет? Судя по потрохам – никак не меньше десяти, верно?
– Одиннадцать, по-моему.
– Угу. А эксплуатировался, как я понимаю, от зари до зари. Стационарной-то машинки у Бори не было?
– Говорил, не помещается. Ты в его кишке бывал?
– Ага. Поэтому вполне возможно… сколько он пролежал разряженный?
– Получается, почти полгода.
– Эге. А в каких условиях? На спецскладе для оргтехники?
– Да какой склад – полуподвал в старом аэропортовском терминале.
– Ого! А там, случаем, не жарко?
– Гоша, я не знаю. Подвал есть подвал – летом жарко, зимой холодно. Я там не жила.
– Ыгы. А может, там поблизу какие-нибудь кабелИ проходят? Не в смысле собаки, а – провода под хорошим напряжением. А может, там рядом крутой локатор фигачит, ну, дальномер-высотомер? Аэродром все-таки?
– Повторяю – не знаю я!
– Ну-ну. Так, может, там и сырость присутствует?
– Слышь, ты утомил уже своими профвредностями! Может, не может…
– Да-да. Это, лапуля, не проф, как ты выражаешься, вредности. Это – факторы риска для твоего несчастного агрегата. Вот полежи с месяцок в мокрой холодной или наоборот горячей пещере под высоковольтной линией – много у тебя самой мозгов останется? Да еще и не жравши – не пивши, – Гоша вновь отвлекся на прием пенного напитка, – Поняла, наконец?
– Ты хочешь сказать, его мог никто и не портить, так? Он сам, от времени и этих… факторов?
– Дошло! Не зря убил на ликбез лучшие часы жизни!
– В общем, Евгений Борисович, по его мнению, Борин ноутбук попросту обнулился.
– Образно они выражаются, но доходчиво. Погодите… а ноутбук – тот самый? Не могли они там, в этой камере хранения, его м-м… подменить? Ну, случайно, бывает же всякое?
– Бывает, бывает. Только не в этом случае. Я в Борькиной комнате убиралась, перед продажей – зачем добру пропадать… среди книг и прочего барахла нашла паспорт ноута, там заводской номер, и он совпадает, понимаете? Но, получается, всему причиной могут быть время и сырость… Кстати, подменить на пустую, и не случайно, могли скорее бутыль виски, оказавшуюся в его сумке. Типа содержимое бесследно испарилось… Когда забирала, у тех мужиков, хранителей или кладовщиков, были такие лица!..
– Отсырел… Реалистично… И все-таки Вам по-прежнему кажется, будто кто-то сжил со света и самого Борю, и его записи? Постойте, а э-э… телефон? Мобильник, то есть?
– Мобильник-то есть, контактов куча, но толку мне с них, – Светка вспомнила, как пыталась звонить, в большинстве случаев встречая недоумение, а в остальных прямое нежелание общаться. У Бори, видно, были свои ключики к людям, – Сжил, говорите? Да, по-моему, сжил. Хотя теперь я уже не так уверена. Но, если Бориса отравили, я хочу спросить у вас, как у специалиста: это возможно? Есть такие вещества, яды, чтобы получилось, как при сердечном приступе? Ну, инфаркте?
– Как специалиста… Видите ли Светлана, различных ядов хватало всегда, а в наше время человека вообще отравить – раз плюнуть. Пусть вас не смущает такая формулировка – самые страшные и смертельные яды вырабатываются у существ, специализирующихся на данном способе гм… добычи пропитания, как раз видоизмененными слюнными железами. Я имею в виду, как вы догадались, ядовитых змей и пауков. Осьминоги в этом тоже преуспели. Тьфу – и готово. Ну, еще кусь-кусь, для верности.
– Но его же никто не кусал? И не жалил…
– Вы уверены? Но, пожалуй, так оно и есть, мои подмосковные м-м… коллеги это бы заметили.
– Очень сомневаюсь, – подумала Светка, живо представив дергающего себя за усы апологета здорового образа жизни.
– Оспаривать заключение экспертов в части непосредственной причины смерти я не могу. Они правы – это была острая сердечная недостаточность. Жаль, конечно, что э-э… рейс был не прямо к нам… впрочем, подозреваю, результат мог оказаться таким же, – он вновь отряхнул уже совершенно сухую шляпу, – Алкоголь… да, Боря был не чужд, не так ли? Стало быть, алкоголь – однозначно. А вот о никотине я бы поговорил отдельно. К сожалению, мы не можем скрупулезно исследовать м-м… тело, кровь и прочие биологические жидкости на сей счет. Да если бы и могли – время для органических веществ губительно. М-да, кремация, увы, оставляет только пепел, а в нем ни черта не унюхаешь…
– Я понимаю, возврата быть не может, но теоретически… неужели нельзя что-то прояснить? Пересмотреть все эти анализы?
– Ничто на земле не проходит бесследно – знакома вам песня моей студенческой поры? Это касается и ядов, в том числе вызывающих такие вот гм… последствия. Обязательно остаются – не целые молекулы, так их фрагменты, маркеры. И некоторые из них структурно схожи с котинином, остающимся после распада никотина как такового. Его следы нашли, в этом сомнений нет. А курить-то в самолете нельзя… и в то же время – есть специальные леденцы, таблетки.
– А там мне сказали – якобы он мог как-то договориться со стюардессой, обаять девушку, да и курнуть втихаря где-нибудь в туалете.
– Да, со стюардессой я бы тоже охотно поговорил, и лучше в компании с кем-нибудь из последних Бориных э-э… гостей – тех, в форме. Полагаю, им она подробно рассказала бы, как он провел свои последние часы, что ел-пил, где курил…
– По-моему, вся еда и напитки в самолетах проходят строгий контроль, герметично упакованы, ничего не подсыплешь. Во всяком случае, кто-то посторонний не смог бы, за исключением как раз стюардессы.
– Я на заграничных аэропланах не летал… у нас – да, именно так. А в авиации подходы по всему миру одинаковы. Персонал отобран, проверен… Поэтому мне как-то не по душе идея воздушного, гм… злодейства. И еще, – патанатом в очередной раз воспользовался прикуривателем, – Наш общий друг – он ведь не имел отношения к… м-м… спецслужбам?
– Ни боже мой! Во всяком случае, насколько мне известно.
– Вот-вот. Ну какой смысл кому бы то ни было убивать не шпиона, не дипкурьера, а простого журналиста, пусть и раскопавшего некие жареные факты? Согласитесь, времена, когда скомпрометированные э-э… джентльмены стрелялись, а дамы совали руки в ягоды со змейками, давно миновали!
– Револьверы, джентльмены… люди Флинта, паруса. Да, по-видимому, вы правы. Пожалуй, во мне говорит обыкновенное женское упрямство – и рада бы согласиться, но не могу.
– А я могу. Не верится скучному прагматику в реальные, а не киношные Бондианы… Кстати, исходя из личного опыта, а мне, скажу без ложной скромности, всякое встречалось, смею заверить: абсолютное большинство м-м… душегубцев отнюдь не склонны к различным ухищрениям, преобладают вполне тривиальные подходы. Понадобилась денежка – тюк бабулю в темечко… Поэтому мой вам совет – примите случившееся как данность и живите дальше. А курить – старайтесь поменьше, не берите пример со старых дурней вроде меня!
Верить в Бонда и компанию простительно лишь подросткам с домохозяйками; Светлане играть в шпионов тоже не хотелось, и она потихоньку вернулась к обычному бытию. Непривычная работа, лишенная всякого элемента творчества, постепенно стала нормой, новые коллеги и знакомые помогали заполнить пустоту в мыслях и душе. Иногда посещала печальная мысль: а ведь так и Герасим когда-то привык к городской жизни!
Мама, все последние годы не дававшая покоя: «И когда ты наконец образумишься?.. чего тебе в Москве не хватало… была же за приличным человеком… дворника тебе надо, что ли?..» тоже отцепилась.
Живя по-прежнему вдвоем, виделись довольно редко – Журова уходила к восьми и возвращалась в шесть, а Михайловская любила утром поваляться подольше, приходила, когда мать уже удалялась в свою комнату – смотреть сериалы и спать. Светка телик почти не смотрела, ей хватало маленького кухонного, но больше любила полуночничать за компьютером. Встречались на кухне, словно чужие люди в коммуналке, перебрасывались ничего не значащими фразами… соседи, да и только. Время тянулось резиной – зима, лето, зима… и нежданно-негаданно, в абсолютно неподходящем месте, все изменилось.
Нет, никак нельзя упускать эту парочку. Пусть Гоша и старый «потрошитель» со товарищи думают как себе хотят, а она должна узнать, выведать все, малейшие подробности – а ну как что-то еще прояснится? Зачем ей это, как собирается поступать с новым знанием, Светлана не задумывалась, просто в ней опять проснулся журфаковский дух, некая тяга, влекущая коллег «трое суток шагать, трое суток не спать…»
Ясный с утра, к полудню августовский день больше походил на осенний; сгустился туман, начал накрапывать нудный питерский дождик, а зонтик она не брала, но и спешить под крышу, в машину, не стала. Вместо этого решила выследить новых знакомых и навязать беседу, переходящую в настырный репортерский допрос.
Ну-с, посмотрим. куда там они направились? Увы, живых на участке захоронения, куда удалился приметный дуэт, не наблюдалось. Вздыхая от разочарования, неудачливая шпионка прошлась по рядам и была вознаграждена, пусть и не слишком богато. Не заметить груду роз было невозможно: они покрывали все основание памятника из черного мрамора. Золотые строки под портретом миловидной молодой женщины гласили: «Лобова Инкери Лоновна, 12.09.1984 – 20.08.2017. Спи спокойно. Любим, скорбим, никогда не забудем».
Но интереснее был другой памятник, соседний. На белом камне бросилось в глаза нанесенное словно углем изображение мужского лица – смелые, четкие линии и необыкновенно выразительно переданный черными штрихами абрис абсолютно белых волос. Светка внимательно прочла: «Панкратов Александр», ниже «Белый», а дата только одна – 17.08.2017. Эпитафия при всей ее лаконичности показалась предельно красноречивой : «По морям – по волнам, нынче здесь – завтра там». На плите лежали две розы и мертвый крот.