Читать книгу 13 дверей, за каждой волки - - Страница 8

Моего парня звали Бенно. Первый слог – начало поцелуя, когда губы вытягиваются в трубочку, но еще не разомкнулись. Второй слог – как сладкий фрукт. Если мне не спалось, я повторяла его имя снова и снова только для того, чтобы чувствовать это слово во рту.

Парня Фрэнки звали Сэм. Правда, у него не было времени представиться. Пока она отчаянно кашляла, а Чик-Чик била ее по спине, сестра Винченца гонялась за ним по всей кухне и била ручкой сковороды. Он выскочил за дверь, а втолкнувшие его сюда хулиганы смеялись и восторженно вопили.

– Ты в порядке? – спросила Чик-Чик, когда мальчишки убежали, а кашель Фрэнки стих.

– Кто это был? – спросила Фрэнки.

– Мальчишка? Кажется, его зовут Сэм. А что?

Фрэнки пожала плечами и опять кашлянула.

– Просто так.

Чик-Чик загадочно улыбнулась.

– Он хорошенький.

– Хорошенькими бывают девочки, – сказала Фрэнки, хотя она была неправа.

– Тогда симпатичный.

– Может быть.

На самом деле Фрэнки не знала, что мальчишки могут быть хорошенькими или симпатичными. Это казалось невозможным: с их шерстяными штанами, чумазыми лицами и огромными клоунскими ступнями. Она опять закашлялась, стараясь спрятать лицо, ставшее мокрым и горячим, словно она постояла над кастрюлей с тушеной говядиной.

– Ай-ай-ай, – проговорила Чик-Чик. – Похоже, кому-то будет что сказать на исповеди в конце недели.

– Ты о чем? Я ничего не сделала.

– Пока что, – заметила Чик-Чик.

* * *

Пару недель спустя Фрэнки думала о словах «пока что», торопясь по коридору в лазарет. Эти короткие слова казались такими большими и весомыми. Они отдавались эхом в ушах, пульсировали в венах: «пока что», «пока что», «пока что». Фрэнки бежала так быстро, что чуть не потеряла сверток с едой, который прятала под свитером. Она прижала его крепче, надеясь, что монахини не увидят выпуклости и не услышат хруста оберточной бумаги. Она почти добралась до лазарета, когда ее окликнули.

– Франческа Мацца!

Фрэнки повернулась, прижав к себе локти, как обычно делаешь, когда замерзаешь или когда болит живот. Сестра Джорджина притаилась в темном коридоре, словно огромная летучая мышь. Она что-то держала. Доску для резки хлеба. Фрэнки не хотелось знать, зачем монахине этот предмет.

Сестра потерла костяшки пальцев о доску.

– Ты куда?

– Иду в лазарет к Лоретте, хочу ее подбодрить. У нее ветрянка. Я не заражусь, потому что уже переболела.

– Кто разрешил тебе посещать лазарет в такой час?

– Сестра Берт.

– Сестра Бертина, – поправила монахиня.

– Сестра Бертина, – таким же точно тоном повторила Фрэнки.

Сестра, прищурившись, посмотрела на Фрэнки, пытаясь понять, не дурачит ли та ее. Фрэнки не дурачила, кто угодно мог понять, что она и правда хочет побыстрее уйти к Лоретте. Я это видела. Сестра Берт разрешила, а кроме того, вечер холодный, ужин только закончился, что ей еще делать?

– Раз уж сестра Бертина разрешила, то я должна тебя отпустить. – Монахиня шагнула вперед; ее глаза горели, как угли. – Но не думай, будто я не спрошу ее, чтобы убедиться, не собралась ли ты прошмыгнуть самовольно.

Фрэнки отступила назад, при этом стараясь быть достаточно храброй, чтобы стоять на своем.

– Да, сестра.

– Если обнаружу, что ты мне лжешь, ты пожалеешь, что повстречалась со мной.

Глупые слова, потому что Фрэнки не знала ни одного сироту, который не пожалел бы о встрече с сестрой Джорджиной.

– Да, сестра.

Сестра Джорджина еще секунду или две удерживала взгляд Фрэнки, а затем ушла по коридору, словно какая-нибудь королева. Фрэнки ощутила зарождающуюся головную боль. Она поклялась себе, что, когда станет взрослой женщиной и обретет свой дом, она вернется сюда в красивом костюме, шляпке и туфлях в тон. И в белых перчатках. Найдет сестру Джорджину и расскажет ей все, что о ней думала: что сестра просто задира, не лучше тех мальчишек, что слоняются по улицам и отбирают сладости у малышей. И Фрэнки плевать, если придется до конца своих дней после каждой исповеди миллион раз повторять «Аве, Мария».

– Почему так долго? – спросила Лоретта, когда Фрэнки наконец пришла в лазарет. – Утром я дочитала книгу и весь день умираю от скуки.

Она почесала красную сыпь на лице.

– Мне не разрешали прийти, – ответила Фрэнки. – А потом по пути сюда я наткнулась на сама знаешь кого.

– Самая скверная монахиня во всем приюте, – заметила Лоретта.

– И не говори. – Фрэнки огляделась, проверяя, не смотрят ли на них, и вытащила сверток. – Вот, это тебе.

Лоретта взяла подарок и потрогала обертку. Фрэнки нарисовала на ней детей с ветрянкой.

– Мне нравится, как ты рисуешь, – сказала Лоретта. – Спорим, когда-нибудь твои работы будут висеть в музеях?

Фрэнки не представляла, каким образом лица с ветрянкой могут попасть в музей.

– Так ты будешь разворачивать?

– Не кипятись. – Лоретта развернула бумагу, стараясь не порвать, и ахнула, увидев, что внутри. – О, Фрэнки! Как ты это достала?

– Есть способы.

– Я могу съесть это за один присест, но не хочу, чтобы меня видели.

Она оглянулась на медсестру Фриду и ее помощницу Беатрис, которые мерили температуру у других больных детей.

Фрэнки подвинулась к подруге, заслоняя ее от медсестры.

– А так?

– Чудесно!

Лоретта взяла из пакета сандвич с ростбифом и откусила, при этом закатив глаза чуть ли не на затылок. Фрэнки могла бы прихватить пирожных, но Лоретта предпочитала сладостям мясо. Еще лучше было бы достать тефтелей, но в приюте их не готовили даже для монахинь. От тефтелей ее мысли перескочили на отца, на то, что он уехал, бросив ее и Тони. Фрэнки тут же выкинула эти мысли из головы и стала думать о парне. Сэм… Появится ли у нее когда-нибудь возможность с ним поговорить? А потом она подумала, сможет ли справиться с дыханием, чтобы вообще что-нибудь сказать. И подумала о словах «пока что».

– Фрэнки, эй!

– Что?

– Ты уставилась в никуда. Прямо как сестра Берт, когда читает книгу. Наверное, она читает больше, чем я.

– Это невозможно, – сказала Фрэнки. – Какую книгу ты дочитала сегодня утром?

– «Аню из Зеленых мезонинов».

Фрэнки понятия не имела, что такое мезонин, но не собиралась спрашивать.

– И про что она?

– Про сироту.

– Зачем читать про сироту, разве тебе их здесь мало? – удивилась Фрэнки.

– Это другая сирота. Она попадает в дом к хорошим людям и…

Лоретта замолчала и покачала головой, как будто ляпнула что-то такое, в чем придется исповедаться. С подбородка у нее капал сок. Она вытерла его пальцами и облизала их.

– Вкусно!

– Рада, что тебе понравилось, потому что мне, наверное, придется много раз повторить «Отче наш».

Лоретта улыбнулась и взяла Фрэнки за руку.

– Ты лучшая.

Фрэнки посмотрела на их сцепленные руки.

– Ты что, мой парень или типа того?

Лоретта вспыхнула, и вся ее кожа стала такой же красной, как и сыпь. Она выпустила руку Фрэнки и подобрала оберточную бумагу, восхищаясь ею, будто удачной фотографией.

– Может, тебе удастся получить работу в кино. Знаешь, рисовать всякие декорации.

– В точку, – согласилась Фрэнки. – А может, я буду работать у мистера Уолта Диснея.

– Почему бы и нет?

Вопрос показался Фрэнки глупым. Более дурацким, чем читать о какой-то вымышленной сироте.

– Потому что я из «Хранителей», вот почему.

– И что? Почему девчонка из «Хранителей» не может получить работу у мистера Диснея? Разве ему важно, откуда ты, если ты умеешь делать то, что ему нужно?

– А почему бы не выдвинуть себя на пост президента, раз уж на то пошло?

Лоретта подняла бровь.

– Больная здесь я, а психуешь ты. Что на тебя нашло?

Фрэнки не смогла объяснить.

– Не знаю. Прости.

– Ты нервничаешь, а у меня жар. Не думала, что в декабре может быть так жарко, но я вся горю. Пытаюсь открыть окно, но не выходит. Поможешь?

Они вдвоем надавили на раму, и огромное окно со скрипом поддалось. Фрэнки пришлось схватить Лоретту за ночную рубашку, чтобы девочка не вывалилась.

Медсестра Фрида ничего не заметила, но ее помощница Беатрис, сама ненамного старше Фрэнки с Лореттой, тут же подбежала к ним.

– Что вы делаете? – спросила она, понизив голос.

Из-за темных глаз и смуглой кожи все считали Беатрис сицилийкой, как Фрэнки. И Беатрис, чья семья приехала из Мексики, никого не поправляла. Она была полненькой, все в ней отличалось пышностью: волосы, губы, тело. Фрэнки замечала, как многие старшие мальчишки пялятся на нее и хотят заболеть, чтобы эта девушка заботилась о них.

Беатрис прикрыла окно. Приложив ко лбу Лоретты руку тыльной стороной, она цокнула.

– По-прежнему горячий, тебе нужно отдохнуть. Наверное, твоей подруге пора уходить.

– Правда пора?

– Боюсь, что так.

– Я еще приду, – сказала Фрэнки Лоретте.

– Обещаешь?

– Да. Эй, в следующий раз возьму с собой Стеллу. Она будет петь тебе песни и рассказывать, как она прекрасна.

– Хочешь сказать, что она стала задаваться еще больше? – спросила Лоретта.

Беатрис недовольно выдохнула и уперла руки в бока.

– Из-за вас у меня будут неприятности с медсестрой Фридой!

Фрэнки встала.

– Хорошо, хорошо, я ухожу. Сестра Берт разрешила нам после ужина послушать радио, а я пропускаю.

Еще одним пунктом в длинном-длинном списке преимуществ сестры Берт перед сестрой Джорджиной было радио. Ей нравились «Святая святых», «Тень» и «Фиббер Макджи и Молли» так же сильно, как и любой девочке. Каждый вечер она включала радио, все собирались вокруг и пялились на коричневый ящик, словно из него вот-вот могли выскочить персонажи.

Фрэнки вбежала в коттедж старших девочек, ожидая услышать обычный смех, но вместо этого все были поглощены новой передачей.

– Ну и что тут за новости?.. – начала Фрэнки, но Гекль схватила ее за руку и заставила сесть.

– Тише! – шикнула она.

– А что происходит?

– Ты ничего не знаешь? – прошипела Стелла. – Они бомбят наши корабли!

– Какие корабли? Кто? Почему?

– Заткнись и слушай!

– Новости «Эн-би-си» из Нью-Йорка: сегодня президент Рузвельт сделал заявление. Японцы совершили воздушное нападение на Перл-Харбор, Гавайи! Повторяю: сегодня президент Рузвельт сделал заявление. Японцы совершили воздушное нападение на Перл-Харбор, Гавайи! Сейчас в прямом эфире состоится телефонный разговор с Гавайями.

Трансляция переключилась на другого мужчину. На линии были помехи. Тем не менее все слышали, что он запыхался и немного возбужден, а еще он так и не представился, как обычно делали дикторы.

– Гонолулу также подвергся бомбардировке и существенно пострадал. Бой продолжается почти три часа. Бомба упала в пятидесяти футах от радиобашни. Это не шутка, это настоящая война.

Сестра Берт выключила радио.

– Это же шутка, сестра? – спросила Фрэнки. – Как та передача про нападение марсиан?

Прошло несколько лет, но она помнила тот радиоспектакль про инопланетян, приземлившихся то ли в Нью-Джерси, то ли в Нью-Йорке, то ли где-то еще, и убивавших всех тепловыми лучами. Тогда все казалось настоящим: со взрывами, стрельбой и речью президента. Сестры заставили всех встать на колени и молиться несколько часов, пока кто-то не разобрался, что это не конец света, а просто шутка. Фрэнки думала, что сестра Джорджина пойдет штурмовать столицу, так она бесилась.

Теперь же сестра Берт сказала:

– Нет. Не думаю, что это шутка. – Ее и без того бледное лицо побледнело еще сильнее. Она потерла щеки. – Это значит, что мы вступили в войну.

– В войну с Японией? – спросила Гекль.

– Да. Скорее всего, еще больше парней пойдут служить.

Фрэнки подумала о Сэме, растянувшемся у ее ног на кухне, подумала о Вито в Колорадо. Вито всего шестнадцать, но что, если война затянется? Придется ли ему идти? Пошлют ли его в Японию? А Сэм? А все они?

Я подумала о своих братьях в начале Первой мировой, еще одной войны, которая, казалось, нас не коснется, никак на нас не отразится.

– Это проблема Европы, не наша, – сказал мой отец из-за газеты. – Америка превыше всего.

Все девочки разом заговорили: о братьях, об отцах, о кузенах и мальчишках «Хранителей», о том, что с ними будет и что это значит для остальных. Сестра Берт воздела руки к небу.

– Не будем сейчас решать мировые проблемы, – сказала она. – Мы все потрясены, но я уверена, что президент Рузвельт предпримет необходимые действия, и мы скоро об этом услышим.

Она встала.

– Девочки, что у вас со штопкой?

– У меня нет никакой штопки, – сказала Стелла.

– Стелла, штопка всегда есть.

– Но…

Сестра подняла руку.

– Мы должны уповать на то, что Господь позаботится о нас и нашей стране. От нас требуется сохранять веру и продолжать делать свою работу.

Девочки напоказ достали дырявые носки и чулки, но ни одна не могла сосредоточиться ни на чем, кроме радиопередачи. Они шептались о том, что все это значит, но никто не знал. Впрочем, скоро они почти забыли эту тему и начали говорить о других, обычных вещах: еде, которую хотелось бы съесть, прическах, которые хотелось бы сделать, если бы можно было. Поразительно, как что это вообще возможно – на какое-то время забыть о войне. Но ведь забываешь. Особенно когда война идет далеко, за океаном; когда у твоего брата слишком плохое зрение, чтобы идти служить, а твоя мама так этому рада, что сама печет торт, вместо того чтобы поручить это кухарке; когда темноволосый парень с блестящей впадинкой на шее стоит у твоей двери, а ты не можешь говорить, потому что волна желания подхватывает тебя, угрожая утопить.

Бенно, Бенно, Бенно, Бенно. Бе…

Но, должно быть, плохие новости застряли где-то в подсознании, как это всегда бывает с плохими новостями, потому что девочки были слишком встревожены, чтобы спать. Сестра Берт выключила все лампы, кроме одной, и поведала им историю, которую рассказывала ей в детстве в Баварии мать.

– Давным-давно, – начала сестра, – один человек лег под дерево вздремнуть. Проснулся он оттого, что его клюнул ворон с вывихнутым крылом, слетевший с дерева. Человек очень рассердился, но ворон сказал ему, что он спал пять лет! Человек оглядел себя и понял, что это правда: у него отросла густая борода до самой земли. Он спросил у ворона, чем того отблагодарить. Ворон выдернул у себя блестящее черное перо и дал человеку. «Предложи это перо своим дочерям. У той, которая его возьмет, сбудется ее желание, а вместе с ним – и мое».

Человек пришел домой и начал предлагать перо дочерям по очереди. Старшая рассмеялась. Средняя презрительно фыркнула. А младшая положила перо в карман.

Поскольку человека не было дома пять лет, его семья терпела лишения. У них не было еды и закончились вещи на продажу, от которых они получали выручку, чтобы купить продукты. Старшие дочери сердились на отца, а младшая сказала, что найдет работу. Ее сестры рассмеялись: «А что ты умеешь?»

Младшая отправилась в город и пошла работать кухаркой. Но, как и сказали ее сестры, она не умела готовить. Все ее блюда выходили сырыми либо подгорали. Главная повариха побила ее и сказала, что, если и завтрак не получится, ее отправят домой голодной. Девушка стала искать платок, чтобы вытереть слезы, и наткнулась на воронье перо. Этим пером она написала свое желание: «Хочу, чтобы на столе к завтраку появилась самая вкусная еда».

Наутро ее желание исполнилось. Стол ломился от превосходных блюд. Девушка изумилась. Когда на следующий день экономка попросила ее сшить для хозяйки несколько платьев, девушка написала названия красивых нарядов. И снова ее желание исполнилось – в шкафу хозяйки появилось полдюжины изысканных платьев.

Вскоре слава о ней разнеслась по городу. Девушка была такой мастерицей и красавицей, что многие мужчины хотели жениться на ней. Ночью к ней в комнату пробрался плотник. Она попросила его уйти, но он отказался. «Тогда закрой дверь», – сказала она. Пока он закрывал дверь, она быстро написала: «Пусть он всю ночь закрывает и открывает дверь». Ее желание исполнилось. На рассвете плотник убежал.

На следующую ночь в комнату девушки пришел охотник. Когда он наклонился, чтобы снять сапоги, она написала вороньим пером: «Пусть он всю ночь снимает и надевает сапоги». Ее желание исполнилось. На рассвете уставший охотник ушел.

На третью ночь к ней в комнату влетел ворон с вывихнутым крылом. Поскольку это была всего лишь птица, к тому же больная, девушка накормила его крошками и пожалела вывихнутое крыло. «Хочу, чтобы ворон поправился», – написала она.

Этим последним желанием она разрушила заклятие. Внезапно ворон превратился в прекрасного юношу, одетого в черный бархат.

Прекрасный юноша забрал у нее перо и написал: «Хочу, чтобы исполнилось заветное желание этой девушки». И оно исполнилось.

Сестра кивнула, сказка закончилась.

– Погодите, что же случилось? – спросила Гекль.

– Они поженились, правильно? – предположила Стелла. – Та девушка и вороний принц?

Сестра Берт хлопнула ладонями по коленям и встала.

– Может быть. Смотря какое у нее было заветное желание.

– А каким еще оно могло быть? – не унималась Стелла.

Сестра вздохнула.

– Может, кусок хорошего шоколада? Или мир во всем мире?

– Шоколад! Что это за сказка? – воскликнула Стелла.

– Сказка, которая учит думать о том, чего желать, – ответила сестра Берт, выключая последнюю лампу. – А теперь спать.

* * *

В темноте девочки размышляли о том, чего бы они хотели, если бы к ним в окно явился прекрасный вороний принц. И не все желали мира во всем мире.

Некоторое время спустя кто-то прошептал:

– А где вообще эта Бавария?

– Наверное, где-то в Огайо, – ответил другой голос.