Читать книгу Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом - - Страница 3

5 октября 1945 года замначальника Совинформбюро Соломон Лозовский направил в ЦК ВКП(б) и НКИД СССР докладную записку о деятельности союзников по дискредитации Красной армии, сопроводив ее обзором публикаций западной прессы, касавшихся поведения советских войск в Германии и других странах. Подборка начиналась со статьи Оссиана Гулдинга «О беззакониях, творимых русскими в Берлине», напечатанной в британской газете Daily Telegraph & Morning Post, а затем распространенной агентством Reuters и лондонским радио. Гулдинг обвинял солдат и офицеров Красной армии в том, что они по ночам являются в районы, находящиеся под властью союзников, и совершают убийства, изнасилования и грабежи гражданского населения: только в августе 1945 года, утверждал он, в английском секторе Берлина было совершено 12 убийств, 161 вторжение в дома, 1458 краж и множество нападений на женщин53. Аналогичные публикации были обнаружены и в других английских изданиях, таких как Manchester Guardian, Daily Mail и Daily Herald. Лондонское радио возлагало ответственность за беспорядки в английской зоне на советское командование, не сумевшее обеспечить дисциплину, газета Times писала о решении межсоюзной комендатуры Берлина принять «суровые меры против бесчинств русских в английской зоне оккупации» и о готовности советского коменданта оказать поддержку54.

Сообщения о бесчинствах русских распространялись и за пределами Англии: статья Гулдинга была перепечатана сначала в венской Weltpresse, а затем в нескольких датских газетах. В венской публикации были выделены такие слова: «Сегодня трудно найти английского солдата, который не смог бы рассказать какую-нибудь историю о плохом поведении отдельных русских». В словацкой Catholic Herald речь шла уже не об отдельных эксцессах, а о тотальном беззаконии советского оккупационного режима, в датских газетах советская оккупация сравнивалась с немецкой – причем в пользу последней55. В США освещением вопроса занялась New York Times, опубликовавшая серию статей своего венского корреспондента «о злоупотреблениях русских, их нападениях на женщин, ограблении частных домов и вывозе промышленного оборудования» – газета утверждала, что ей удалось обратить на проблему внимание Москвы, но и оттуда не смогли навести порядок в оккупационных войсках. New York Post и вовсе писала, что «чертовы русские хуже немцев». Chicago Tribune сообщала, что на территории нескольких немецких городов изнасилованиям со стороны советских солдат подверглись все женщины в возрасте от 12 до 60 лет: пытавшиеся воспрепятствовать этому отцы и мужья были убиты, а сами девушки и женщины впоследствии кончали жизнь самоубийством – их трупы вывозили из городов на грузовиках56. Шведские газеты со ссылкой на Reuters и Associated Press писали о том, что в Вене русские грабят американских офицеров и устраивают бои с французскими военными, делая вывод, что сотрудничества между союзниками больше не существует. Японские издания сообщали о зверствах русских на Южном Сахалине57.

В ноябре 1945 года похожая картина была представлена в справке «О политическом положении в Германии», подготовленной для Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) (далее – УПА). Анализируя взаимоотношения с бывшими союзниками и местным населением в зонах оккупации, автор документа предъявлял антисоветские публикации как существенный фактор, осложняющий работу советской пропаганды. Здесь фигурировали новые примеры, в частности сообщение британского агентства Exchange Telegraph о том, что в Берлине с мая по август 1945 года произошло 40 невыясненных убийств, и в 25 случаях подозрение падало на русских, более того, «стало обычным явлением, что русские солдаты уводят немецких гражданских лиц из зон союзников. Иногда это делается в ночное время, а иногда немцев под каким-нибудь предлогом заманивают в русскую зону, где они затем исчезают. С августа пропало 1150 человек»58. Также упоминалась трансляция лондонского радио на немецком языке, в которой констатировалось, что «русская политика потерпела поражение из‐за недисциплинированности некоторых элементов в тыловых частях» и из‐за того, что «русские солдаты совершали и совершают бесчинства».

Авторы обоих обзоров рассматривали антисоветские публикации как часть скоординированной кампании по дискредитации СССР, организованной британской и американской пропагандой. Утверждалось, что возросший после войны престиж Советского Союза и «любовь широких масс во всем мире к Красной армии и Советскому Союзу» испугали правящие круги западных стран, поэтому для того, чтобы остановить всеобщее «полевение масс», было решено нанести удар по авторитету Советского Союза, дискредитировав Красную армию59. Зачинщиками кампании считались англичане, которые активнее всех распространяли компрометирующие советские войска материалы60. Отдельно отмечалось, что в западной печати не появлялось никаких сведений относительно неподобающего поведения союзнических войск, в связи с чем Лозовский даже предлагал Молотову и Маленкову дать указание политсоветникам и политотделам в Германии, Австрии и других странах «подбирать факты недисциплинированности английских, французских и американских солдат и офицеров и присылать эти материалы в Москву для использования в мировой печати»61.

Общая интонация, с которой эти публикации преподносились в специальных обзорах зарубежной печати, была возмущенно-недоверчивой: везде подчеркивалось, что западные издания раздувают отдельные эксцессы «до крайних пределов нелепости»62. Скепсиса были исполнены и сами пересказы западных публикаций. Вот, например, как подавалось одно из сообщений агентства Reuters: «Оно объявило на весь мир, что в британской зоне Берлина, да и во всем Берлине, не осталось ни одного немецкого ученого. Куда же они делись, что с ними стряслось? По словам агентства, русские похитили всех ученых, всех до единого»63. Тема похищения пользовалась популярностью у советских референтов: в августе 1946 года, например, было сообщено о том, что шведские газеты перепечатывали английские публикации об исчезновении в Берлине тысяч подростков в возрасте от 13 до 17 лет. Газеты утверждали, что некоторые матери видели, как их детей увозили в грузовых машинах, и бросались за ними вслед, но сопровождающий конвой отгонял их выстрелами. Детей, как считали матери, увозили в Советский Союз, «чтобы обучать новому мировоззрению»64. Составленные подобным образом обзоры не должны были оставить у читателя сомнений в том, что изложенные в западных публикациях сведения являются злостной клеветой и не могут рассматриваться всерьез. Однако читатели, которым предназначались эти закрытые дайджесты, безусловно, были осведомлены о действительном масштабе затрагиваемых в них проблем.

В мае 1944 года главный редактор газеты «Правда» Петр Поспелов направил Сталину письма писателя Бориса Полевого о проблемах во взаимоотношениях между военнослужащими Красной армии и населением Румынии и Молдавии. Полевой указывал на факты мародерства, пьянства и хулиганства: «В селах, лежащих вдоль дороги, где ночуют маршевики или так называемые „отставшие“, которые по месяцам догоняют свою часть и которых, к слову сказать, развелось довольно много, они по ночам без церемоний врываются в избы, требуют еды, вина, в случае отказа крестьян или непонимания просьб (здешнее население почти не понимает ни по-русски, ни по-украински) открывается стрельба. В большом припрутском селе Кубань такие сцены происходят каждую ночь. Уже убили несколько крестьян. Был случай насилия, а таких происшествий, как битье стекол, взлом клуни, стрельба из автоматов в бочки с вином, драки и устрашающая стрельба в воздух, просто не перечесть»65.

Полевой описывал происшествия в конкретном прифронтовом селе, но подобные сообщения поступали со всех точек следования советских войск. В Югославии местные власти зарегистрировали осенью 1944 года 121 случай изнасилования (из которых 111 сопровождались убийствами) и 1204 случая разбоя и мародерства с нападениями – и это при том, что Красная армия пересекла только северо-восток страны. Как отмечал впоследствии политик и диссидент Милован Джилас, югославское руководство смотрело на проблему как на политическую, югославские коммунисты – как на моральную: неужели это та самая идеальная и давно ожидавшаяся Красная армия?66 Представитель Совинформбюро в Польше докладывал в Москву, что местный журналист рассказывал ему о бесчинствах одного пьяного красноармейца в Лодзи во время праздничной демонстрации, утверждая, что «факты мародерства, насилия над женщинами, грабежи со стороны советских военнослужащих подрывают в корень нашу пропаганду»67. Вернувшийся из командировки в Венгрию секретарь Академии медицинских наук СССР профессор Василий Парин фиксировал в отчете о поездке «неприятный осадок, остающийся после посещения Венгрии в связи с недостаточно высокой культурой поведения наших военных»: «В поведении многих военных до сих пор, несмотря на год, прошедший после окончания военных действий, остались еще в значительной степени замашки, может быть, соответствующие времени суровых боев, но не режиму настоящего дня. Многие венгры очень охотно обращают на это внимание и пользуются любым случаем для того, чтобы кольнуть этим тех венгров-коммунистов, которые вернулись в Венгрию после длительного пребывания в СССР»68. То же отмечал посещавший в 1947 году СССР австрийский дирижер Йозеф Крипс, указывавший советской стороне, что австрийцы недоверчиво относятся к Советскому Союзу из‐за эксцессов со стороны советских военнослужащих по отношению к гражданскому населению Австрии, которые имели место в период военных действий и в первые месяцы оккупации69. Его впечатления подтверждали члены делегации Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (далее – ВОКС), посещавшие Австрию в 1946 году: они сообщали, что из‐за «эксцессов со стороны военнослужащих Красной армии, имевших место по отношению к местному населению в период военных действий», Общество культурной связи с Советским Союзом испытывает серьезные трудности в привлечении широких слоев населения70.

Хуже всего дело обстояло в Германии. «Убей немца, а потом завали немку. Вот он, солдатский праздник победы. А потом водрузи бутылку донышком вверх!»71 – это цитата из военных воспоминаний философа Григория Померанца. Аналогичные свидетельства обнаруживаются в фронтовых дневниках и письмах: убийства, грабежи, изнасилования, сопровождавшие передвижение советских войск, с ужасом описывались не только немцами, но и некоторыми советскими военнослужащими72. Норман Наймарк, исследовавший советское присутствие в послевоенной Германии, писал, что полицейские архивы всех областей, оказавшихся в советской зоне оккупации, заполнены жалобами местных представителей правопорядка, лишенных оружия в первые месяцы оккупации, а потому неспособных защищать местное население от насильников «в униформе Красной армии»73. В политдонесении о положении в Ростоке и его окрестностях в июне 1945 года отмечалось, что среди рабочего населения отношение к Красной армии хуже, чем в рядах интеллигенции, поскольку рабочие преимущественно проживают на окраинах городов, «где больше всего происходят насилия, грабежи и издевательства». Здесь же приводились примеры подобных происшествий: в городе Крепелин двое советских военных изнасиловали семилетнюю девочку, застрелив ее отца и мать; в Ростоке командир пулеметной роты выгнал из дома актрису, а его ординарец изнасиловал ее, угрожая оружием; в селе Альтесгаген группа бойцов собрала всех женщин под видом собрания, после чего большую часть из них изнасиловала, забрав их вещи74. В провинции Мекленбург за 20 дней октября 1945 года было зафиксировано 14 изнасилований, 104 случая мародерства, 27 убийств, 943 грабежа, 416 краж со взломом – местные органы все эти инциденты относили на счет военнослужащих Красной армии75. Несмотря на попытки советского руководства наладить дисциплину и покончить с поощрением преступного поведения, проблему не удалось решить и спустя год, хотя цифры стали заметно меньше. Согласно донесению из провинции Бранденбург, в мае 1946 года было зафиксировано 7 случаев изнасилований, 42 грабежа и 21 другое правонарушение со стороны советских военнослужащих, и это не считая мелкого воровства, пьяных дебошей и приставаний к женщинам76. В Тюрингии за 20 дней июля 1946 года было зарегистрировано 189 случаев насилия, бесчинств «и прочих беззаконий» по отношению к местному населению со стороны военнослужащих, из них 9 изнасилований, 13 убийств, 31 случай самоуправства, 32 хулиганства, 45 краж и 59 грабежей – самые вопиющие случаи были подробно описаны в приказе начальника УСВА федеральной земли Тюрингия «О борьбе с бесчинствами военнослужащих по отношению к местному населению»77. Даже в 1947 году в бюллетенях бюро информации Советской военной администрации в Германии (далее – СВАГ) продолжали печататься данные о неподобающем поведении советских военнослужащих. Например, в бюллетене от 10 января 1947 года сообщалось, что во второй половине декабря 1946 года только в одном комендантском районе Лейпцига произошло 30 случаев грабежей, изнасилований, вооруженных нападений и убийств (в частности, были убиты двое немецких полицейских, патрулировавших улицы)78. В бюллетене от 5 февраля указывалось, что в период с 21 по 28 января в Берлине было зарегистрировано 21 происшествие с участием советских военнослужащих – и ни одного с участием военнослужащих других оккупационных армий79.

Обилие подобных донесений позволяет предположить, что уже летом 1945 года советское руководство было широко осведомлено о масштабе проблемы неподобающего поведения советских военнослужащих в Европе, особенно в зоне оккупации Германии. В то же время западные публикации, касавшиеся этой проблемы, неизменно аттестовывались как клеветнические и призванные опорочить Советский Союз и рассматривались как проявление нескрываемой враждебности Запада, прежде всего Великобритании, к СССР. Такая реакция становится понятной, если посмотреть на эти публикации глазами советского руководства – не как на отражение реальности, а как на препятствие на пути выстраивания нового образа СССР за границей.