Читать книгу Культура. Литература. Фольклор - - Страница 12

Раздел 1. Фольклор и традиции народной культуры
II. ГОРОДСКОЙ ФОЛЬКЛОР XIX – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВЕКА
Комментарий к песне «Чубаровцы» («Двадцать лет жила я в провинции…»)

Оглавление

Отмечая интерес и внимание Ю. М. Соколова и его соратников к фольклорным текстам независимо от того, соответствовали ли они идеологической норме, авторы статьи, посвященной фольклористической работе Ю. М. Соколова в Твери, приводят в качестве примера песню «Чубаровцы», которая в 1931 году была записана от работницы Лихославльского льнокомбината Лидии Шептаевой:

Двадцать лет жила я в провинции,

Некультурна деревня была,

Про меня худой славы не было.

Вот однажды задумала я:

Деревенскую школу кончила,

Но учиться охота берет.

Город Ленина техникумами

И науками разным слывет.

Вот задумала в город ехать я,

Но не знала девчонка, того,

Что там, в городе, звери водятся

И живут хулиганы, ворье.

Вот однажды я по Чубарову

От подружки вечером шла,

Вдруг толпа стоит, меж собой смеясь,

Подошли, окружили меня.

И девчоночка поспугалася,

С плеч снимает пальто, отдала,

Но они стоят, усмехаются

И пальто от меня не берут.

Тут девчоночка догадалася.

– Отпустите, – я им говорю.

– Вот уж нет, – они говорят в ответ,

За бессильные руки берут.

Где таилась кругом тишина,

Дело гнусное совершилося,

И кругом была смята трава.

Тут очнулася горемычная,

В отделенье милиции шла.

Были пойманы звери лютые,

На суде рассказали про все.

Вместо всех наук, что я думала,

Мне пришлося на койке лежать.

Сохну, вяну я, стыд мне щеки жгет,

Со стыда горят мать, отец.

Тут молва прошла про чубаровцев,

Суд припас для них приговор:

Семерым расстрел, остальным тюрьма,

И короткий был с ним разговор270.


Источником этой песни являются материалы знаменитого «чубаровского дела». Информация о преступлении, совершенном в саду Сан-Галли, расположенном на Лиговке в районе Чубарова переулка271, впервые появилась в вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты» от 10 сентября 1926 года:

Исключительный случай

Жертвою звероподобных сделалась 20-летняя девушка, Б-ва, сестра студента-медика, готовившаяся поступать на один из раб-факов, прож<ивающая> на Лиговской ул<ице>.

На днях, около 10 ч<асов> веч<ера>, Б-ва проходила по Чубарову пер<еулку>, на Тамбовскую ул<ицу> к подруге.

Вблизи Предтеченской ул<ицы>272 ее окружила толпа молодых людей в возрасте 19–25 л<ет>, в числе около 30 чел<овек>.

Взяв Б-ву за руки и угрожая ножевой расправой, хулиганы предложили ей следовать за собой.

Боясь, что неизвестные приведут свою угрозу в исполнение, девушка не решилась кричать и подчинилась требованию хулиганов.

Завязав глаза Б-вой грязной тряпкой, толпа под свист, крики и улюлюкание потащила ее на Предтеченскую улицу.

Дотащив до сада б<ывшего> Сан-Галли, звери втолкнули девушку в отверстие от разломанного забора и повлекли вглубь сада.

Здесь хулиганы сняли с Б-вой повязку, и она увидела себя окруженной толпой.

Предполагая, что неизвестные хотят ее ограбить, Б-ва стала снимать с себя пальто, предлагая отдать его добровольно «грабителям».

В ответ на предложение девушки послышался смех. Один из толпы заявил, что они не грабители, и предложил ей лечь на землю. Когда девушка заколебалась, ей подбили ноги. Она упала, потеряв сознание.

Опомнившись, Б-ва услышала разговор: «Она не дышит». «Надо оживить».

Посыпались удары в бок, грудь и другие части тела. Кто-то схватил Б-ву за волосы и стал таскать по земле.

Когда хулиганы увидели, что их жертва пришла в себя, они стали, один за другим, насиловать ее.

Б-ва билась в руках насильников, но совладеть с ними, конечно, не могла.

У выхода из сада к первой группе присоединилась вторая, в числе 10 чел<овек>, которые также приняли участие в насилии.

Лица некоторых Б-ва запомнила, разглядев их при свете спичек, которые хулиганы подносили к ее лицу, чтобы удостовериться, жива ли она.

Перед выходом из сада люди-звери взяли со своей жертвы клятву, что она никому не расскажет о случившемся. Вырвалась из рук насильников Б-ва только в 4‐м часу утра. С большим трудом она добрела до постового милиционера, которому и заявила о происшедшем.

Произведенной сразу же облавой милицией было задержано 5 чел<овек> участников насилия, из которых четверых Б-ва опознала.

Дело об изнасиловании Б-вой было в срочном порядке передано следователю 7 отд<еления?> т<оварищу> Ардамацкому.

При участии Угрозыска, в настоящее время выяснено и задержано 12 чел<овек>, обвиняемых в совершенном преступлении.

К выяснению личностей и аресту остальных приняты меры273.

Эта информация уже на следующий день была растиражирована местной и центральной прессой. Оставим в стороне все вопросы и недоумения, которые вызывает не только сама заметка274, но и весьма запоздалая по тем временам ее публикация, где рассказывалось о преступлении, совершенном отнюдь не «на днях», а в ночь на 22 августа. Если кто-то и сомневался в достоверности газетной информации о «чубаровском деле», то уж во всяком случае не люди, сочинившие, распевавшие и слушавшие «Чубаровцев». Об этом достаточно убедительно свидетельствует песня. Описывая преступление, она, по сути дела, пересказывает газетную заметку. Естественно, что в пересказе письменных источников задействованы и культурные стереотипы среды, которые могут трансформировать исходную информацию. Это характерно для описания поведения преступников на суде: их отличие от реальных «чубаровцев», отрицавших все обвинения и образовавших, по словам одного из освещавших процесс журналистов, «единый фронт лжи и утайки»275, объясняется, по-видимому, влиянием традиционного для песенного фольклора образа преступника, который признается во всех своих преступлениях.

Оглашение приговора, которым завершается песня, происходило 27 декабря 1926 года. Имея в виду, что 13 января 1927 года Верховный суд помиловал двух из семи приговоренных к высшей мере наказания, заменив им смертную казнь десятью годами заключения, можно предположить, что песня «Чубаровцы» возникла в конце декабря 1926 – первой половине января 1927 года.

Это не единственная песня, рассказывавшая о «чубаровском деле». Еще две песни сохранились в сборнике «Песни уличных певцов», материал для которого А. М. Астахова собирала в Ленинграде в том же самом 1931 году276, когда на Лихославльском льнокомбинате была записана песня «Чубаровцы» («Двадцать лет жила я в провинции…»). Одну из этих песен А. М. Астахова приводит по тексту, приобретенному ею от уличного певца А. Н. Соколова:

Чубарова 40 – 1

На «Кирпичики» народные

Эта старая песня теперь,

Дело Лиговки и Чубарова,

В этом деле участвовал зверь.


А теперь я вам расскажу, друзья,

Как сложилися дела у них.

Поздно вечером 40 пьяницев

Только что возвращались с пивных.


Собралась шпана толпой шумною

И пошли в сад Сангалий гурьбой,

Там и встретили они девицу,

Зверским басом сказали ей: «Стой!»


Бедна девица побледнела вся,

Она думала только одно,

Что раздеть хотят ее наголо,

И сама предложила пальто.


Но шпана в ответ засмеялася:

«Вы возьмите обратно пальто».

Взяли под руки и сказали ей:

«Нам совсем от вас нужно не то».


Бедна девица испугалася,

Стала банду просить, умолять,

Тут она сама догадалася,

Что ребята взять силой хотят.


Но шпана в ответ все смеялася,

Стали жертву свою потреблять,

И один сказал: «Не скончалась б,

Оживить ее надо опять».


Люди темные, люди зверские

Стали жертву по саду таскать.

Когда девица лишь очнулася,

То бандиты принялись опять.


Но пришел конец, и бедна девица

Без сознанья лежала в тени.

Тормошить ее, будить начали,

Привесть в чувство решили они.


Подняли ее и сказали ей:

«Ты молчи и ни слова нигде»,

Довели ее до Чубарова

И посмылась шпана в темноте.


И спустя 3 дня пошла девица

К испиртизму судебным277 и там

Осмотрели всю и сказали ей,

Что придется в больницу лечь вам.


Подлецы они бессердечные,

Погубили навеки меня:

Жись отравлена, жись погублена,

Не вернуть мне ее никогда.


В примечании А. М. Астахова указывает, что песня уличными певцами уже не исполняется, но продолжает бытовать среди городского населения.

Аналогична и судьба другой песни о «чубаровском» деле, которая помещена в сборнике А. М. Астаховой. Она плохо помнится уличными певцами, поэтому исследовательница приводит ее по тексту из «тетрадки» работницы швейной фабрики имени 1‐го мая:

Чубаровцы

На окраине большой Лиговки

Сад Санзали уныло стоит,

И за стенами, за заборами

Ветер жалобно как-то шумит.


Ленинград большой, шумны улицы —

Все затихло в ночной тишине,

Лишь по улицам-переулочкам,

Лишь проходит прохожий кой-где.


Одна девица по Чубарову

Раз домой торопилась она,

Вот подходят к ней парни бравые,

Человек их под сорок толпа.


Завопил один ей «Девчонка, стой,

Направляйся-ка с нами и ты».

Разговор не долг, схватил за руки,

Потащили девчонку они.


Притащили в сад, завязали рот

И теперь уж она не орет.

Было дальше что – дело ясное,

И наверное каждый поймет.


Издевалися, надсмехалися

И, насытившись вволю, ушли.

И осталась одинокая,

Сердце ноет и щемит в груди.


Но не долго так все скрывалося,

Быстро город об этом стал знать,

Все рабочие возмущалися,

Кинул лозунг: таких расстрелять.


Уголовное дело следствие

И по делу велося сему,

Были пойманы все голубчики

И предали их всех губсуду.


Жалко стало тут нашей девочки,

Жалко их или жалко себя,

Молодую жизнь загубили ей,

Никому уж теперь не нужна.


А мужчинам всем завещаем мы:

Не томитесь вы без жены

И не мучайте наших девочек,

Не нарушайте ночной тишины.


Общим для всех трех песен является их происхождение. Они восходят к информации о «чубаровском» деле в ленинградских газетах. Это показывает, насколько информативной была пресса середины 1920‐х годов. Именно из прессы заимствовались многие сюжеты «уличных» песен, представляющих собой весьма популярный, но до сих пор недооцененный пласт городского фольклора, остатки которого еще можно встретить в самых далеких уголках нашей страны.

Вместе с тем городские песни 1920‐х годов были достаточно разнообразны по своим особенностям, о чем убедительно свидетельствуют песни о «чубаровском» деле. Если для собранных А. М. Астаховой песен характерен интерес к самому событию, то перволичная форма повествования в песне, записанной на Лихославльском льнокомбинате, сосредотачивает внимание на личности жертвы преступления, которая, в сущности, рассказывает историю своей жизни.

Одним из основных жанров в репертуаре Лидии Шептаевой были «романсы, завезенные в Лихославль приезжими из Ленинграда»278. Вероятнее всего, что и песня «Чубаровцы» («Двадцать лет жила я в провинции…») ленинградского происхождения. Отсутствие этой песни в сборнике А. М. Астаховой может объясняться тем, что ее тема не вызвала в Ленинграде особого интереса и она быстро исчезла из песенного обихода. Другое дело – провинция: здесь история провинциалки, потерпевшей катастрофу в большом городе, сохраняла свою остроту и актуальность.

270

Иванова И. Е., Строганов М. В. Теория и практика изучения фольклора в исследованиях Ю. М. Соколова 1919–1934 годов (по материалам работы в Твери) // Фольклор Тверской губернии: Сб. Ю. М. Соколова и М. И. Рожновой 1919–1926 гг. / Изд. подгот. И. Е. Иванова и М. В. Строганов. СПб.: Наука, 2003. С. 549–550.

271

Ныне – Транспортный переулок.

272

Ныне – улица Черняховского.

273

Красная газета: Вечерний выпуск. 1926. № 211. 10 сентября. С. 3.

274

См.: Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. СПб., 1999. С. 64.

275

См.: Михеев М. Чубаровское дело // Смена. 1926. № 295. 21 декабря. С. 4.

276

Сборник А. М. Астаховой «Песни уличных певцов» хранится в Рукописном отделе ИРЛИ (Пушкинского Дома): Разряд V. Коллекция 25. Папка 7. Выражаю свою искреннюю признательность А. Н. Мартыновой, которая познакомила меня с этим сборником.

277

Имеется в виду судебно-медицинская экспертиза, проведенная 24 августа, в результате которой было установлено, что Любовь Б. была девственницей и что насильники заразили ее венерической болезнью (см.: Красная газета: Вечерний выпуск. 1926. № 212. 11 сентября. С. 3).

278

См.: Иванова И. Е., Строганов М. В. Теория и практика изучения фольклора в исследованиях Ю. М. Соколова 1919–1934 годов (по материалам работы в Твери). С. 549.

Культура. Литература. Фольклор

Подняться наверх