Читать книгу Цирковой поезд - - Страница 6

Чтобы понять, что же отличало «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга» от других цирков, нужно перенестись в 1913 год в Бостон, где жил семилетний мальчик по имени Хорас Беддингтон-третий. Как наследнику состояния семьи Беддингтонов ему не обязательно было работать, вот только отец имел привычку избивать их с матерью каждый раз, как приводил домой новую любовницу, а потому Хорас твердо решил уйти из семьи. Люди завидовали их финансовому благополучию, но Хорас предпочел бы быть бедным, если бы это означало жить в любящей и дружной семье.

Несмотря на богатство, отец приучал сына ценить каждый доллар. По утрам во время летних каникул Хорас просыпался рано и оббегал еще сонный пригород Соммервилла, разнося новостную газету. После этого он сопровождал отца до офиса на Атлантик-авеню, затем садился напротив рынка Куинси с банкой крема для обуви, набором тряпок и желанием стать кем-то значимым. Отец уже решил, что мальчик пойдет по его стопам банкира, но восьмилетний Хорас, наслушавшись разговоров о ценах на нефть и о политике от мужчин, чью обувь он натирал до блеска, твердо для себя решил, что таким он не станет.

Хорас был единственным ребенком в семье, а из-за несмолкающей ругани между родителями он ни разу в жизни не приводил одноклассников в гости. Мальчик рос в изоляции, мечтая быстрее выпорхнуть из родного дома. Только бабушка Хораса замечала его метания, утешала его и покупала игрушки и книги. Очередным его подарком оказался набор для магических трюков. Хорас быстро полюбил этот набор, потому что для игры в него не требовались товарищи, в отличие от других настольных игр, которые родители дарили ему на каждое Рождество. Почти каждую ночь он оттачивал мастерство фокусов. По выходным, когда мальчику удавалось сбежать к бабушке Эстер в ее домик в Лексингтоне, он удивлял ее, доставая шарфы из шляпы и заставляя карты застывать в воздухе. Эстер терпеливо досматривала каждое его выступление и неизменно хлопала в конце любого трюка. Ей не хватало душевных сил сказать единственному внуку, что его умения в лучшем случае были весьма посредственны. К тому же ей нравилось проводить с ним время, ведь для остальных она была лишь тяжкой обузой, за которой приходилось ухаживать, или источником легких денег.

На летних каникулах она частенько ездила с внуком в Манхэттен и покупала билеты на любой водевиль или магическое шоу, которое шло в то время, замечая, что внук с головой погружается в представления Терстона и Кардини. Потом они заглядывали в магазинчик со всякой всячиной для фокусов, который располагался на Шестой авеню, и там бабушка не скупилась на карманные деньги для внука, чтобы тот ни в чем себе не отказывал. Также они частенько выбирались в район Клинтон, где всевозможные провидцы сидели за драповыми занавесками с кристальными шарами в руках и предсказывали будущее любому, кто был готов заплатить.

В один из таких врезавшихся в память мальчика дней ясновидец пообещал, что Хораса ожидает большое будущее и что «он будет творить чудеса». Мальчик просиял, а бабушка хитро улыбнулась, так как знала, что ее внук способен на великие вещи, вот только ему нужно было услышать это от кого-то постороннего.

А поход на представление Гарри Гудини оказался переломным моментом в жизни Хораса. В фойе театра он столкнулся с русалкой. Разумеется, то была всего лишь переодетая девушка, но для Хораса она казалась настоящим чудом. Когда она проплывала, озаряя зрителей своей улыбкой, Хорас протолкнулся вперед и положил руку на стенку огромного аквариума. Стекло было таким толстым, что он увидел в нем свое отражение. Застенчивый, склонный к полноте мальчик, он совершенно не умел разговаривать с девчонками. Но русалка подплыла к нему, коснулась аквариума с другой стороны, так что их ладони разделяли всего лишь пара сантиметров стекла, и улыбнулась. В тот момент судьба мальчика решилась. Только в мире волшебства такое возвышенное существо может общаться с кем-то вроде него. Он хотел, чтобы эту эйфорию сумели почувствовать все остальные.

С того дня Хорас полностью посвятил себя практике. Он не раз заглядывал в магазин с волшебными штучками и часы напролет проводил у зеркала, пытаясь доставать предметы из ниоткуда. Но быстрота рук и точные движения явно не были его сильными сторонами, а потому мальчик постепенно стал терять надежду.

Во время очередных летних каникул, когда до начала последнего года в школе оставалось пара дней, он подслушал разговор двух мужчин в очереди в пекарне.

– Одри мне все уши об этом прожужжала!

– Так как долго они будут в городе?

– Они заезжают каждый год. Дают представления пару дней, а потом собираются и исчезают так, будто их и вовсе здесь не было. – Мужчина нарисовал носком своего ботинка круг на покрытом мучной пылью полу. – Единственное, что я знаю точно, так это то, что директор шоу имеет нереально большой навар. – Мужчина потер пальцами в воздухе, будто держал в руках монетку.

– Эй, парень! Что берешь?

Хорас трижды моргнул, прежде чем понял, что продавец обращается к нему. Выйди из пекарни с багетом для мамы и коричной витушкой для себя, он твердо решил изменить свою жизнь. Ему никогда не стать ярким обольстителем, как Казанова. Но зато Хорас видел возможности там, где другие их не замечали. Он мог быть создателем, который сделает шоу такой незабываемой красоты, что все остальные померкнут в сравнении с ним. Ему не хватало способностей самому стать фокусником, зато у него был вкус. Кроме того, его поддерживала бабушка, сердце которой обливалось кровью при виде того, как над ее внуком издевается ее же сын.

И вот после громких ссор с отцом и слезливых увещеваний матери Хорас Беддингтон в возрасте семнадцати лет взял билет на судно «Ред Стар Лайн», имея в кармане финансовую подушку безопасности, подаренную бабушкой Эстер.

На плывущем на восток корабле пахло гниющей рыбой, потом и морской водой. Хорас наблюдал за тем, как матрос обматывал бочку плотно сплетенным канатом. Когда работяга остановился на секунду, чтобы смахнуть пот с бровей, то спросил юного пассажира:

– Куда едете, сэр? – Он глотал буквы и говорил развязно, как любой житель Бостона.

Хорас улыбнулся, потому что никто раньше не спрашивал его об этом. Жизнь стремительно менялась.

– В Лондон. Говорят, улицы там вымощены золотом.

* * *

В Лондоне Хорас арендовал домик, выходящий на Фицрой-Парк и расположенный всего в двух шагах от особняка Витанхерст. Благодаря связям бабушки Эстер с членами клуба «Лонг-Айленд Атлантик», найти свое месте в высших светских кругах города не составило Хорасу никакого труда. Но и теперь воплощение задуманного плана целиком зависело от него. В одной бесед он краем уха услышал, что Дэвид Девант, известный фокусник, еженедельно давал представления в театре Святого Георгия, что на улице Чаринг-Кросс. Мальчишка пошел туда швейцаром, чтобы прочувствовать, как все устроено с самых низов. В течение нескольких лет он работал там, делая заметки о том, как он сам бы улучшил работу заведения и как бы организовал представления. Он продолжал смотреть представления из своего закутка даже после того, как назубок выучил реплики фокусника.

– Почему ты пересматриваешь номера по десять раз? – как-то раз спросили его. – Ты, что ли, влюбился?

– Я смотрю не на номер, а на реакцию аудитории. Хочу знать, от чего у них захватывает дух.

Вечерами, сидя в любимом пабе, он пил пинту за пинтой, каждый раз отдавая бармену по шиллингу. Там он вел записи в тетради с кожаной обложкой, прорабатывая детали своего будущего великого творения. Его ум вырисовывал невозможные доселе номера и представления. Его цирк будет зваться «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга». Нарекая его так, он отдавал должное и своей бабушке, ведь ее девичья фамилия была Стерлинг. Оформлено все будет золотым и синим. И его цирк не будет иметь ничего общего с той дешевой посредственностью, которая сейчас колесила по Европе. Он не будет походить на копеечные музеи и те едва освещенные заведения, насквозь пропахшие сигарным дымом. Его представление не будет похожим и на выступления уличных трупп, оккупировавших Ковент-Гарден, и на выступления странствующих фокусников.

Прошли времена полосатых красно-желтых тентов, едва ли способных удивить экзотикой, времена затвердевшего попкорна и липких от карамельных яблок детских пальчиков. Нет, «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга» сделает цирк элитным развлечением, при этом впитав лучшее от того, что могут предложить странствующие циркачи. Оттуда зрители будут уходить с широко распахнутыми от удивления глазами.

С имеющимися у него деньгами он легко сумел обзавестись нужными знакомствами. Мужчины не воспринимали его как угрозу и конкурента, и ни одна уважающая себя женщина не выбрала бы его в любовники, зато все они готовы были доверять ему свои мечты и страхи как другу. Именно это и позволило ему заполучить их доверие. Когда пришло время сбора средств на открытие цирка, то семейство Витанхерст было счастливо позволить ему провести у себя показательное магическое шоу на коктейльной вечеринке в их имении. Но то была не просто вечеринка, а праздник в стиле «Беддингтон и Стерлинг». В течение шести месяцев Хорас собирал лучших циркачей на улицах Лондона и любыми способами уговаривал их поработать на него всего одну ночь. Завороженная толпа глядела, как человек-змея, словно жидкость, протекает между железных прутьев позолоченной клетки, как фокусник обратил туза пик в дым, а акробатки, одетые в русалок, синхронно танцуют в огромном прозрачном аквариуме с водой нежно-лилового цвета. После окончания представления Хораса обступила толпа джентльменов, желающих выписать ему денежный чек.

Пока шли номера, сам Хорас, одетый в сине-золотой костюм от одного из лучших швейных домов Лондона, гордо прохаживался между зрителями, общаясь с банкирами, дворянами и адвокатами, которые с радостью расставались со своими сбережениями. Не важно, о каких целях заявляли люди (Недвижимость! Акции! Облигации!), их действия говорили громче любых слов. Все хотели сбежать от рутины. Они хотели развлечений, в которых можно было бы забыть о тяжести будних дней. И Хорас доказал, что способен это организовать.

Заполучив горы наличности от инвесторов, Хорас отправился в путешествие по всему миру, добирая то, чего не хватало для воплощения того идеала цирка, который он обрисовал в прокуренном пабе на севере Лондона. В Румынии на игровой площадке возле школы для бедных он по одному отбирал гибких девочек, которые с необычной скоростью крутили колеса на песке, и мальчиков, умеющих во время игры завораживающе вращать вокруг себя длинные палки так, будто были рождены для подобных номеров.

В детском доме в Персии он заметил сидящую в углу девочку, которая удивила его синевой своих глаз.

– Сколько за нее? – спросил он.

Хозяин детского дома тут же рассказал длинную легенду о том, что девочка по имени Пари – прямой потомок когда-то властвующего рода Надир-шаха, но семья отказалась от нее из-за того, что мать была русской. Хорас вздохнул, понимая, что такая легенда, без сомнений, в разы повысит цену, но из детского дома вышел, держа Пари за ручку и предчувствуя, что эта инвестиция себя еще окупит. В горах Атлас он нашел силача, способного поднять две сотни фунтов, будто те были всего лишь мешком с пухом. В нигерийской церкви оказалась необычайно высокая десятилетняя девочка по имени Ннека, совершенно лишившая Хораса дара речи. Темно-коричневую кожу ниже ее носа прочертила идеально симметричная белая клякса. Непричесанные волосы торчали во все стороны. Когда девочка заметила, как пристально ее осматривал Хорас, то немедленно опустила взгляд. На секунду сердце Хораса кольнуло: он по себе знал, каково это быть неудачником. Когда он спросил о ее лице, то церковный староста пожал плечами:

– Она была рождена с таким кожным дефектом. Мы нашли ее спящей на мешках с кукурузой на заднем дворе. Ее мама мертва, а отец от нее отказался. Здесь девочка спит, моет полы и поет днями напролет. Мне жаль ее. – Церковный староста покачал головой.

Затем Хорас услышал голос – необыкновенно мощный и мелодичный для столь юного создания. Он завороженно слушал худенькую девочку, которая водила шваброй по полу и напевала песню с несвойственным ее возрасту мастерством. Когда Ннека пела, то казалась совершенно другим человеком.

– Назовите цену, – попросил Хорас, в ответ на что староста лишь покачал головой:

– Господь наградил ее редким даром. Нечто настолько священное не может быть продано.

Однако после нескольких минут торгов староста все-таки решил, что Ннека и ее голос чего-то да стоили, а потому путешествие Хорас продолжал уже вместе с девочкой, взявшей с собой лишь Библию и розовые бусы.

На другом конце океана в Бразилии труппа танцоров капоэйры и барабанщиков была лишь рада присоединиться к предприятию Хораса, ведь местные власти запрещали им развлекать народ такими представлениями. В Германии и Советском Союзе он нашел пловцов, не попавших в олимпийские сборные, но все еще желавших доказать что-то себе и другим.

Путешествия продолжались примерно год, и все это время коллекция трюкачей лишь полнилась. Он никогда не выбирал уже раскрученных и популярных артистов, предпочитая тех, кто потерял кого-то (родителя, жену или ребенка) или уверенно брал бронзу в своем виде спорта или искусства. Эти люди, как он полагал, были на пороге славы и хотели бороться ради того, чтобы заполучить ее и расцвести.

Труппа была практически набрана, и Хорас вернулся в Лондон, где разместил будущих циркачей в доме напротив своего под присмотром помощника Чедвика. Единственное, чего не хватало его цирку, так это иллюзиониста. Того, кто бы завершал каждый вечер и заставлял бы зрителей ахать от удивления. Его желание исполнилось в Салониках, где он заприметил Тео Пападопулоса.

Для многих людей Тео Пападопулос был величайшим иллюзионистом всех времен. Когда он давал представления в амстердамском порту, то моряки от Балтики до Каспия ставили на якорь суда, чтобы посмотреть, как Тео ходит по воде. Дети ахали, когда он окрашивал гусей, бегающих по итальянским деревням, в цвета радуги. В Вене женщины падали в обморок, когда тот на лету превращал гальку в блестящие бриллианты. Взрослые мужчины забывали о том, что они выросли, и с детским восторгом смеялись, после того, как Тео выходил невредимым из ящика, куда только что вогнали с дюжину японских ножей. Куда бы он ни ездил – от Лондона до Праги и Берлина – люди оставались в восхищении. Не было трюка, которым бы он не сумел овладеть, и чуда, которого бы он не сумел сотворить.

Когда Хорас, будто завороженный, наблюдал за его представлениями, то понял для себя, что с этим фокусником труппа наконец будет полностью укомплектована. Тео обладал актерскими данными Гудини, мастерством Деванта[1] и интеллектом Келлара[2].

Едва представление завершилось, Хорас, словно потеющий пингвин под греческим солнцем, принялся протискиваться сквозь толпу расходящихся людей. Нужно было сохранить профессионализм, говорил он себе, глядя на полы своего пиджака. Ему было плевать на цену, которую придется пообещать иллюзионисту, думал он. Ему нужно было подписать контракт с тем, кто станет жемчужиной в короне «Мира чудес».

Однако улыбка сошла с уст Хораса, когда он увидел жену иллюзиониста. Она была классической красоткой с лицом богини, высеченной в мраморе. Ее темные густые волосы были собраны сбоку и схвачены заколкой. Ее животик, пусть и не такой большой, как у Хораса, явно выдавался вперед. Тем не менее Хорас представился и пригласил пару на ужин.

Позже тем же вечером они ели в кипрской таверне на крыше отеля, откуда открывался вид на залив. Тео рассказал Хорасу, с чего начинал свое дело, как загорелся желанием творить чудеса, в детстве наблюдая за фокусником на вечеринке по случаю дня рождения. Он сказал и о том, как отец-дипломат выгнал его из дома за то, что он выбрал нетрадиционную карьеру. В первые годы Тео подрабатывал плотником, чтобы покрывать расходы на еду и жилье, но постепенно вырос в, наверное, самого востребованного иллюзиониста Европы. К тому моменту он уже раскрыл свой талант и в глазах Хораса был идеален: высокий и внушительный, но добрый. Его трюки завораживали и взрослых, и детей. Женщины явно засматривались на него. Хорас обрисовал иллюзионисту свое видение цирка «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга» и, не желая тратить время впустую, сразу посулил им хорошие деньги за работу. Тео взглянул на жену.

– Вы должны понять меня, сейчас нам никак нельзя путешествовать.

– Мы можем подождать, пока ребенок не родится, – кивнул Хорас. – Наши вагоны обустроены, как гостиницы первого класса, а я прослежу, чтобы там организовали еще и ясли. Дитя ни в чем не будет нуждаться.

Джия прокашлялась, желая что-то добавить, но Хорас продолжил:

– И вы, мадам, найдете развлечения в игровой комнате на любой вкус: бильярд, дартс, маджонг, карты. У вас будет доступ к высшему обществу Европы. Достаточно часто именно богачи стремятся попасть на наши представления. Марта, мой главный костюмер, была нанята в команду прямо из дома Живанши. Они сошьют, что бы вы ни пожелали: бархатные халаты, шелковые платья с подолами и шляпки, украшенные драгоценностями. Что угодно.

– Что думаешь? – Джия глянула на Тео и глотнула «Сан Пеллегрино»:

Тот заботливо положил руку ей на животик и сказал:

– Сейчас мы просто ждем. Но после родов…

Джия задумчиво кивнула, хотя и не выглядела полностью убежденной. И тут Хорас решил показать свой главный козырь:

– В нашем штате числится доктор Джеймс Уилсон. Он управлял лучшей клиникой на Харли-стрит, прежде чем присоединился к нам. Он получил образование в Сен-Бартелеми и занял первое место среди выпускников своего класса. – Хорас улыбнулся, довольный реакцией Джии.

– Мы присоединимся, но у меня есть одно условие, – сказала Джия. – Я хочу, чтобы мой ребенок получил образование, лучших учителей, самые новые книги, доступ к лучшим университетам и все за ваш счет.

Хорас не мог поверить своему везению: все, чего желали лучший в мире иллюзионист и его жена, – это лишь пара хороших школьных учителей. Директор цирка явно сорвал джекпот. Он протер уголок рта салфеткой и протянул руку:

– Мы договорились.

Следующим утром Тео подписал контракт, и Хорас пообещал вернуться через пару месяцев.

Продюсерам шоу всегда нужно быть готовым к худшим сценариям: актеры могут пострадать в ходе представления, их дела могут пойти под откос, а контракты нарушаться. Но Хорас совершенно не ожидал, что тот, на кого он делал большую ставку, станет вдовцом. Когда Тео открыл дверь жарким июльским утром, держа в руках завернутую в белое одеяло малышку, то выглядел потрепанным и опустошенным.

– Прости, Хорас, я не знаю, как теперь выполнять наше соглашение, – произнес Тео после того, как рассказал о произошедшем с Джией и его дочерью. Малышка завозилась, и Тео принялся качать ее в руках. Хорас пришел в замешательство. Он был готов к любой ситуации, но не к этой. Он быстро прикинул, сумеет ли найти другого иллюзиониста, но сразу понял, что равных Тео больше нет. Кроме того, он все-таки Хорас Беддингтон-третий, и ему не пристало бояться сложных задач или препятствий на пути.

Тогда Хорас связался с Чедвиком и сказал, что задержится на несколько недель ввиду неожиданных обстоятельств. Он снял дом с двумя спальнями на улице Цимиски. Хорас просыпался с первыми петухами и спешил на рынок, где покупал свежайший лук-порей и шпинат, чтобы принести их на крыльцо к Тео. Он также нанял лучших докторов и наказал им следить за здоровьем девочки. Он нашел кормилиц и принял на работу повара, который готовил блюда из ингредиентов, ежедневно покупаемых на рынке в Модиано. Хорас настоял на покупке нового надгробия, чтобы увековечить память о Джии, и со стороны наблюдал, как Тео каждое воскресенье оплакивал жену на службе в соборе Святой Софии. Гонимый желанием преуспеть, Хорас вложил последние деньги в благополучие Тео и его дочери. Тео нужен был на борту «Мира чудес», и если придется заплатить больше, чем указано в контракте, то Хорас был готов пойти на это.

Такая настойчивость дала свои плоды. Одним сентябрьским утром Тео сам пришел к Хорасу домой, держа в руках завернутую в розовое полосатое одеяло девочку. Если цирк будет оплачивать медицинские расходы на Лену и расходы на ее гувернантку плюс даст ему ежегодно двухмесячный отпуск, чтобы проводить его в Салониках, то он в деле.

Месяцем позже Тео Пападопулос прибыл на станцию Виктория с двумя чемоданами, дочерью на руках, желанием забыть старую жизнь и секретом, глубоко похороненном в его сердце. «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга» начал тур по континенту с выступления в театре «Лондон Палладиум». Был 1929 год, Рузвельт стал президентом, и на рынке ценных бумаг произошел обвал. Что бы ни случилось, Хорас настаивал на том, чтобы они не останавливались. «Шоу должно продолжаться», – говорил он.

Ведь когда Хорас Беддингтон-третий сильно желал чего-то, то ничто не могло встать на его пути.