Читать книгу Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом» - - Страница 8

– Двести первая мотострелковая! Подъем! – поднимаю утром я своих детишек.

Настроение сонное-сонное у них. И, по-моему, грустненькое. Да и сама я такая. Хочется лежать, лежать и спать. Подходит не кто-то из малышей, а Наденька.

– Мама, когда папа приедет?

Теперь все встало на свои места.

– Скоро, – ответила я и поцеловала дочку.

Дети ходят, умываются, смеются, крутятся перед зеркалом. Мне кажется, они чем-то опечалены. Спрашиваю пробегающего мимо Тихона:

– Вчера воспитательница Захара говорила о кукольном театре?

– Нет, мам. Говорила о цирке, который должен приехать во вторник. Деньги я сдал. Все нормально. Кстати, вот приглашение возьми. Я вчера забыл отдать, – и пошел готовиться дальше.

Я машинально взяла протянутый листочек. Машинально стала изучать содержимое билета-буклета. Машинально рассматривала построение композиций и сочетание цветов. Но глаза мои упорно хотят штудировать с самого конца. Что-то их зацепило. Провела пальцем по приглашению вниз и нашла. Нашла то, что глаза мои увидели давно, – маленькую рекламную приписку с краешка: «Дети до шестилетнего возраста приходят в цирк на руках»…

Собравшись, помолились вместе. Это так здорово! Так радостно! Но… Я слышала как-то: женщинам необходимо изредка посидеть одним, поразмышлять о пройденном этапе жизни и прочем…

Хорошо бы! Господи, а мне как посидеть? Я на людях всегда. Ксения, хватит нюни распускать. Такова твоя жизнь. Взбодрись – и вперед!

Я включаю подборку детских и современных песен, которую составляли мы вместе. Христина приготовила завтрак. Мы уселись. Во время него Тихон громко сказал:

– Три, четыре! – Это было неожиданно.

Мои роднулечки хором, улыбаясь, растягивая слова скандировали:

– Мама, когда папа приедет?

Смотрю в их глаза и вижу печальку, грусть. Что вам ответить? Сие мне не ведомо. Да и ему, я думаю, тоже. Рудник у него новый, все только налаживается. Вслух я, конечно, ответила:

– Скоро, скоро. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди!

Легким смехом дети поддержали мой ответ.

Все сборы позади. Отряд стоит у двери. Ксения, благословляй, иди! Школьники и детсадовец трогаются с места. Я с Верой остаюсь.

Но мне не нравится, что они собираются выходить из дома в таком грустном настроении. Я же мать! Развеселю их, так и быть. Громко декламируя начало стиха, стараюсь и пантомимой изобразить содержимое:

– Жил человек рассеянный, – поворачиваю голову влево, вправо, – на улице Бассейной. – Развожу руками по воздуху, будто плыву.

Наконец-то дети открыли входную дверь и заулыбались мне. Я продолжила:

– Вместо шляпы на ходу… – Энергично работаю руками, будто при скандинавской ходьбе.

Дети мои спускаются по лестнице, выворачивая головы на мой моноспектакль. А я дала себе волю:

– Он надел… – Смотрю вокруг в поисках подходящего предмета.

Деточки подумали, что я стих забыла, и стали хором скандировать на площадке между этажами:

– Он надел сковороду!

Пока они это выговаривали и смеялись, я сбегала на кухню. Лихорадочно пошарила глазами. Не увидав свободной сковородки, взяла в руки поднос и побежала к выходу. Говор и смех деточек слышен далеко внизу.

Зачем я подбежала к подъездному окну? Не знаю! Но так мне захотелось. Я шустро открыла его. Слегка высунулась наружу. Приложила поднос сверху головы. Подождала, пока выйдут из подъезда дети, все до одного, и крикнула высоко, нараспев:

– Он наде-е-ел сковороду-у-у!

Мне трудно было, конечно, держать поднос на голове и высовываться из окна. Но самое сложное оказалось в том, чтобы не рассмеяться!

Дети смеялись от души. Кто-то присел на корточки. Кто-то облокотился о дерево. Вот и славно. Только с таким настроем нужно выходить из дома. Я помахала рукой и собралась закрыть окно. Верочка стала подниматься по ступеням домой.

В поле моего зрения показался незнакомый мужчина. Он вышел из-за угла и спешил по своим очень важным делам. Ничего не замечая вокруг, погруженный в свои думы.

Чего-то мне захотелось и его порадовать. Может быть, сказался мой девичий интерес к жизни юродивых* святых. Эх, была не была!

Кричу с подносом на голове, высунувшись из окна, устремив взгляд в сторону:

– Сел он у-у-утром на крова-а-ать…

Мужчина стал оглядываться в поисках источника звука. Не с первого взгляда, но вычислил меня. Шаги его стали мельче. Теперь он смотрел прямо на меня, подняв голову. Я громко декламирую дальше:

– Стал рубашку надевать… – Отведя поднос в сторону, протянула руку для закрытия окошка.

Ожидала я, честно говоря, только негатива. А тут такое! Сорокалетний мужчина стал изворачиваться, надевая на себя невидимую рубашку. Мне стало и смешно, и стыдно. В этот момент слышу с улицы, видимо, его голос:

– В рукава просунул руки…

Не веря своим ушам, я, прячась, глянула в окошко. Мужчина стоял посреди тротуара, раскинув руки в стороны, и продолжал:

– Оказалось – это брюки. – Он стал отчаянно трясти руками, пытаясь скинуть с себя невидимые брюки, смотря при этом прямо на мое уже закрытое оконце.

Бывает же такое! Нужно срочно войти в дом. Хорошо, что соседи разбрелись к этому времени. Благополучно войдя в квартиру, прикрыв дверь, я подумала: «Наверное, у него тоже много детей…»

Я пошла на кухню выпить травы и подумать. Проходя мимо входной двери, слышу скрежет. Неужели это он? Что делать? Первым делом смотрю в глазок. Да ну?

Стоит собственной персоной моя младшая сестренка Любочка. Да не одна, а с дочей Дианой. Вот так встреча!

Сестренка с племяшкой составили нам с Верой компанию. Мы посидели, чай со вкусняшками попили.

Люба, хоть и младшая, быстро решила все вопросительные моменты. Первым делом посмотрела поломку в машине. Невероятно, но она все починила. Сказалось частое стояние возле мужа во время ремонта их машины. Любочка просто почистила контакты в аккумуляторе. То, что для меня далеко, ей оказалось абсолютно близко!

Приехали они сегодня в город к зубному. Уже были на приеме. И там выяснилось, что сегодня еще раз нужно им подъехать. После обеда. Позвонить она нам не могла, потому что телефон окончательно сломался и в ее планах сейчас покупка нового.

Я целую ее с Дианой и говорю:

– Как здорово, что вы у меня есть!

На это Люба парировала:

– И это не все. Ты сейчас пешком к богословам. Одна. Проводишь урок.

Я утвердительно киваю головой. Начало мне нравится! Она продолжает:

– Я остаюсь у тебя дома с Верой. Отдыхаю. Ем. К концу твоего урока мы все, кто в этой квартире окажется, приедем в монастырь, к тебе. На «Ларгусе». Потом я уезжаю с Дианой к зубному и восвояси. А ты… Ты запрыгиваешь в машину и мчишься домой с детьми, которые сидят внутри. Гениально! – и смеется, поднимая указательный палец вверх. Как сказано, почти что так и сделано!

Мы дружной компанией расположились в квартире по своим интересам. Любаня и я, естественно, оказались на диване. Да еще и с ароматным травяным чаем в руках. Простое любопытство подтолкнуло меня задать Любочке очередной вопрос:

– А в какую стоматологию вас отправили?

– О! Я самоотправилась. Прочитала объявление. – Сестренка зашуршала в сумочке и достала мне отрывочек газеты. – Вон там, внизу, обведено. Читай.

Объявление оказалось в моих руках, и я его зачитала: «Зубы?! Наши стоматологи сделают все, чтобы вы навсегда забыли о них!» Я так быстро захихикала, что и не ожидала от себя такой прыти. Любаня, напротив, была сама уверенность и непоколебимость. Подперев бока руками, покачивая головой влево-вправо, сестренка отвечала:

– А я хочу!

Вот и хорошо! Есть множество других тем для разговора…

Около монастыря я оказалась очень рано. До начала урока полчаса. Душа потянула помолиться в учебном* храме.

Литургия окончилась, но народ не успел разойтись. На солею поднимается монахиня Капитолина, отвечающая в храме за записки, требы и другое. Негромко стучится в северную дверь. Выглядывает иеромонах Сергий. Утвердительно кивает головой, выслушивая помощницу.

Через 30 секунд, выйдя из алтаря*, священник делает громкое объявление:

– Дорогие прихожане! Матушка Капитолина сейчас сказала, что ни одной записки для служения молебна вы не подали. Я понимаю: кредиты, ипотеки, внуки. Но молиться за всех нужно. Послушайте… – Он улыбнулся и сказал громче: – Благословляю всех вас подойти к столику и написать молебны за своих близких, во славу Божию!

При этом батюшка действительно благословляет всех. Я подумала про него: «Какой молодец! Взял и благословил весь храм подать записки безвозмездно!»

Прихожане стали общаться вполголоса, улыбаться и писать записки.

Я подошла к клиросу и попросилась попеть немного с ними. Батюшка начал служить молебен, выйдя в центр храма.

Начались запевы. Иеромонах Сергий возглашает:

– Иисусе Сладчайший, спаси нас…

Не мешкая мы повторяем за ним.

– Пресвятая Богородице, спаси нас…

Слово в слово и мелодия в мелодию повторяем.

С правой стороны к нам подошел молодой человек и раздал всем по шоколадке. Мы волей-неволей отвлеклись.

Батюшка возгласил очередной запев. Мы должны были повторить. Но… Смотря друг на друга с вытаращенными глазами, осознали: никто его не слушал и не услышал. Все любовались вкусняшками. Наступила тишина. Неловкая тишина. Непростительно долгая тишина со стороны певчих.

Ангелина, регент, вздохнула и, пряча глаза в пол, крикнула в сторону батюшки:

– Батюшка, простите нас. Мы не слышали запев.

Священник улыбнулся и сам спел его.

Идет дальше молебен. Молимся мы за всех. Священник читает много записок. В глаза бросилась его постоянная улыбка при чтении имен. Лично, что ли, знаком с этими людьми?

Иеромонах Сергий по прочтении записок передал пономарю несколько штук, нечто сказав при этом.

Посланец подошел к клиросу, положил записки на наш пульт и ушел. Мы, естественно, глянули в них. Каждая записка начиналась словами «Молебен во славу Божию». Обычно записки на молебен подписывают «Молебен Господу» или «Молебен Божией Матери». Прихожане слова священника о безвозмездном написании имен восприняли еще и как указание – кому молиться! Мы улыбались от всей души.

Наступает долгожданный момент окропления святой водой. Щедрость батюшки не знает границ! Все веселятся и просто умываются попавшими на них струями.

Мне снова нужно на богословские курсы. С утра! С обеда – разберемся дальше, что там на повестке дня. Нужно решать проблемы по мере их поступления, как говорится!

Вошла в класс я вовремя. Помолилась вместе с учащимися. Начался урок Богослужебного устава Русской православной церкви.

Группа разновозрастная, с разной степенью подготовки и разной степенью воцерковленности. С первого взгляда.

За партами рядом сидят и пожилой седобородый мужчина, и юный мальчуган, который только вчера смог снять почти приросшую серьгу с уха.

Мои глаза на секунду остановились на некоторых братьях. Они мне незнакомы. Заочники, наверное. Им вход свободный! Пусть стараются. Учатся в этой группе несколько монахов. В общем, слегка перемешанный состав.

– Братья, составляем службу Вербного воскресенья. Всю, полностью: возгласы, священнодействия, пение, чтение.

Закипела работа. Вопросы, ответы, опять вопросы!

В тот момент, когда братья подустали составлять службу и обмениваться служебными возгласами, я сама себе даю добро на лирическое отступление:

– Я заметила, братья: в вашей группе пополнение. Что ти есть имя, брате? – обращаюсь к рыжеволосому скромному юноше с вопросом, заимствованным мною из «Чина пострига* в монахи».

Юноша бодро начал отвечать:

– В связи с переездом на новое место жительства переведен с богословских курсов Душанбинской и Таджикистанской епархии на ваши богословские курсы. Понома́рю в алтаре с детства, немного помогаю читать на клиросе. Зовут меня Ковалев, – тут он сделал явно надуманную паузу, – Лев, – да как зарычит: – Р-р-р!

Я подскочила на своем стульчике.

Этого никто из присутствующих не ожидал. Глядя на открытое, правдивое и веселое лицо Льва, мы, однако, дали волю своему веселью. Смеялись, вспоминая первые секунды после его рычания.

Так! Надо выходить из положения. Смотрю на часы: до конца урока успеют еще одну службу составить.

– В связи с быстрым составлением первой службы даю вам новое задание. Какой там у нас святой со львом дружил? Вот ему и составляйте службу. Те, кто не знает его имени, берите сейчас Патриаршие календари. Открывайте и ищите святого по названию местности. Подсказка: это было на Иордане. Далее проштудируйте житие. Так и найдете.

Закипела работа: листаются книги, переворачиваются страницы календарей, закладываются служебники. Слава Богу! Я едва успеваю подходить к учащимся. Подсказывать, направлять их в плане составления этой службы. Почти все самостоятельно нашли службу святого Герасима Иорданского.

Гудит общим шумом урок Устава. Студенты листают книги. Переговариваются вполголоса между собою по составлению службы. На задней парте Владислав поднял руку, призывая помочь ему разобраться. Листая демонстративно книгу «Ирмологион»*, спрашивает:

– Ксения Николаевна. Вот богородичен* понедельника вечера… – Листает дальше. – Вот богородичен вторника вечера… Вот четверга вечера… А где богородичен пятка вечера? – Поднимает на меня глаза и кивает головой.

Брови в самом верху его лба! Он крайне удивлен и требует немедленного разрешения вопроса.

Хорошо. Объяснила ему раз. Объяснила два. Уже сама все поняла. А он – никак. Что делать мне в таком случае? Сильно от общего хода урока отдаляться не хочется.

Да ладно. В любой группе всегда есть отличники.

Повышаю громкость голоса и хлопаю в ладоши для привлечения всеобщего внимания:

– Братья! Объявляется конкурс. Награда – пятерка в журнал тому, кто своими словами сможет пояснить Владиславу отсутствие богородична на субботу. Мои объяснения он пока не воспринял.

Почти все ребята выскочили из-за парт и ринулись к отстающему. Не ссорясь, прилично и по очереди начали ему показывать по книгам все нюансы.

«Ксения, что ты здесь делаешь? Тут и без тебя учителей хватает…»

Рабочая, здоровая учебная обстановка. Но через некоторое время Роман, очень красивый юноша с огромными карими глазами, естественно, во всеуслышание интересуется:

– Ксения Николаевна, а разве можно животных на иконе изображать?

Я внимательно вглядываюсь в его глаза и вижу там чистое и неподдельное удивление и недоумение. Так что же, Ксения? Не суждено окончить сегодня урок на ноте Устава? Воля Твоя, Господи! Начинаю:

– Есть строгое правило, предписывающее изображать святого только в том виде, в котором его видели ходящим по земле. По-старинному оно звучит так: «Да не солгу на святого». То есть если святой ходил по земле седым, то не стоит его образ украшать черными волосами. «Да не солгу на святого» – то есть скажу правду о нем, в описании его образа только правдивые штрихи! Применительно к иконописи это отражается на всем обличии святого. Если святой подвизался в пустыне, да не дерзнет кто-либо изобразить его плывущим в лодке по реке. Это понятно? – вглядываюсь я в лица ребят. – Если святой при жизни все время ходил со львом по пустыне, как Герасим Иорданский, то и на иконе там может присутствовать лев. Но не как святое лицо, а как правдивое окружение святого. Еще пример: если у святого была большая, длинная, густая борода, которая разделялась в конце на две стороны, то и изображать его нужно так. Почитайте книги Симеона Афонского. В истории человечества сохранился подлинно зафиксированный случай, который произошел с султаном Махмудом во время посещения им святой горы Афон. Правитель усомнился в правдивости изображения иконы Онуфрия Великого, так как на иконе борода изображена была гораздо ниже колен. После отъезда падишаха мудрый игумен велел позвать старца с длинной бородой, у которого она была гораздо ниже уровня земли, и отправил его на прием к султану. Падишах проверил двумя пальцами три волоска от пола до подбородка у старца. И изрек: «Правда! Что написано у православных на иконах – то сущая правда!»

Так мы и посвящаем оставшиеся десять минуточек урока иконам.

– Даю вам домашнее задание…

В этом месте меня прерывают:

– Вы же не задаете домашки! – возражает Александр Полях и ждет одобрения соседей. Но те молчат, внимательно слушают. Так и смирился сразу Саша.

Я продолжаю:

– Так вот, домашнее задание: почитайте житие святого мученика Христофора, отличного воина. Посмотрите на то, как выглядит его святой образ – обратите внимание – в начальных веках написания икон! Дальше поменяли ему кое-что! И в следующий раз расскажите мне на перемене о том, как отобразилось правило «Да не солгу на святого» в написании образа святого мученика Христофора.

Заканчиваю урок, накладываю на себя крестное знамение, призывая братьев сделать так же, молюсь:

– Святый мучениче Христофоре, моли Бога о нас!

Выйдя на улицу, окунулась в палитру красок энергичного города. Гудки, крики, хлопки, сирены, оркестр. Просто жизнь. Решила воспользоваться минуткой и посидеть в тени моего любимого уголка в монастырском садике. Спокойна насчет деток я была все время. Ведь с ними Любочка.

Сзади раздались призывающие крики:

– Ксения Николаевна! Ксения Николаевна! Там на проходной такое!

Подбегает вахтер и сообщает, даже не успев отдышаться:

– Там на вахте такое! Куча детей, и все к вам хотят. А я не пускаю. Узнаю из них только младшую вашу… Как ее? Леночка? Вот закрыл проходную и побежал. Слава Богу, за двадцать лет привычки ваши изучил. В классе вас нет. На проходной нет. В трапезной нет. Значит, в саду.

Я похлопала в ладоши и сказала:

– Браво! Так ведите меня к ним скорее.

Благополучно добравшись до починенного Любовью «Ларгуса», заглядываю внутрь:

– Со святым днем, братья и сестры! Давненько не виделись! – Слова мои обращены к Максиму, Захару, Верочке и Христине.

Краем глаза замечаю стоящего около меня новенького учащегося – Артема. Заинтересованный происходящим, он просто остановился. Святая простота!

Мне захотелось повеселить его.

– Так! Стоп, стоп! – Открываю дверь «Ларгуса». – Выходим по одному, разговор есть.

Дети стали галдеть и спрыгивать.

Я веселилась от души, смотря на меняющееся лицо Артема. Стоя у дверцы, я принимаю детей и суровым тоном считаю:

– Первый пошел, второй пошел. – Студент смеется вовсю. – Третий пошел. – Возле нашей машины остановились некоторые прохожие и ученики. – Четвертый пошел.

Люба уловила мою мысль и с готовностью встала в детские ряды. Я невозмутимо продолжаю:

– Пятый пошел.

Глядя на счастливую и веселую реакцию зевак, ныряю внутрь. Беру на руки смеющуюся Диану:

– Шестой пошел, – аккуратно опускаю ее на асфальт. Публика стоит – ждет продолжения.

Вот и оно! Лихо подъезжает к проходной белая «Волга». Машина владыки* Германа. Его определили жить в нашем монастыре на пенсии. Привлеченный скоплением людей в таком необщественном месте, он подходит к нам. Молча всех нас благословляет, но не уходит. Улыбается и ищет конфетки в кармане. Я так подумала. А что еще? Довольно быстро справившись с объемными карманами рясы, владыка вытаскивает на свет Божий… О да! Мне это мерещится. Но лишь по поведению моих родных я поняла, что со зрением у меня все в порядке.

Владыка вертит в руках красненькую, огромную по номиналу бумажку. Которая является не чем иным, как пятью тысячами рублей. Дети почти хором благодарят его:

– Спаси вас Господи.

– Дай Бог здоровья. – Я стою, не веря своим глазам.

Наверное, владыка не первый раз видит такую реакцию. Спокойно и деловито еще раз благословляет нас, садится в машину и проезжает во двор монастыря!

– Билетов больше нет, – говорю я прохожим. Командую всем: – Занять места согласно исполнившимся годам!

Люба вопросительно показывает пальцем на себя и Диану. Я киваю головой. Она поняла: мне не хочется семейные дела обсуждать публично. Сестренка рукой указала мне на место за рулем.

Благополучно загрузившись в авто, отъехали и остановились на первой попавшейся парковке.

– Ксюша, Ксюша, – первой берет слово сестра, – мы с Дишей сейчас вызываем такси и едем к стоматологу. Оттуда на вокзал, на вечерний, проходящий автобус.

Я подняла брови вверх:

– Чего это вы на такси? И не думай. Отвезем, поцелуем.

Дети – они и есть дети. Смеются, радуются не столько моим словам, сколько мимике.

– Может, я чего-то не знаю?

– Не знаешь, мамочка, не знаешь! Мне звонил батюшка Василий. Говорит, что до тебя дозвониться не может, – рапортует Максим.

– Хорошо, – отвечаю. – Это вы вернулись из школы, приехали ко мне, чтобы все сказать?! – специально веселю я народ.

Христина поднимает руку.

– Сейчас все объясню. В школе объявили учебную тревогу по гражданской обороне. Обязали всех учеников покинуть помещение в сопровождении родных лиц. Мы знаем, что ты не дома. Пошли к директору, объяснили. Он нас видит много лет. Вот и отпустил втихаря, так сказать, без сопровождения.

Я стала наматывать кончик платка на палец, а Христя продолжала:

– Пришли домой, а там тетя Люба с Дианой! Поговорили, покушали. Тимофей решил поспать дома. Надя уехала на кружок моделирования. Потом тетя Люба стала собираться. Мы спросили: «Куда?» Она ответила: «К маме вашей». Ну, мам! Как мы могли усидеть дома, когда узнали, что она едет к тебе и урок у тебя окончен? – Христина замолчала.

В моей голове пробежала мысль: «А здорово Люба моя все придумала».

Проводили тетю Любу с Дианочкой на такси. При расставании сестра мне сказала:

– Включи телефон. Я в дороге позвоню тебе. Увидишь мой новый номер.

На том и порешили. Сестренка, как всегда, все продумала четко и ясно. Мы распрощались.

Моя семья готовится тронуться в путь домой. Я достаю телефон, чтобы включить молитву водителя. Пятнадцать пропущенных звонков! Оказывается, я отключила звук при входе в монастырь.

Столько звонить может только один человек, если я ему очень нужна. Или несколько, если сегодня хрустальянский «день мобильного звонка»!

Пока дети удобнее рассаживаются и пристегиваются, начинаю подтверждать или опровергать свою версию.

Есть! Ларчик просто открывался! Все звонки от батюшки Василия. И всего лишь одно СМС-сообщение!

Я ощущаю, как мои мышцы, расслабившиеся от одной мысли о близком доме, начинают группироваться к марш-броску. Причем со всем снаряжением. Я имею в виду детей!

Помолившись перед прочтением, я открыла эсэмэску. Едва глянув на нее, произнесла голосом и с интонацией Карабаса-Барабаса из киносказки про Буратино:

– Ха-ха-ха!

Дети разом замерли, услышав невероятное.

– Ой, ха-ха-ха, – продолжила я. – Дети мои. Послушайте СМС-сообщение от батюшки. – Мне захотелось повеселить пассажиров, и я решила еще раз позаимствовать у Карабаса его голос. – «Улица Тракторная, дом 62. СУП».

Я заразительно засмеялась. И детей уговаривать не надо! Среди общего веселья продолжаю кричать:

– Самая короткая эсэмэска в мире! Экс-чемпион среди эсэмэсок во Вселенной! Двести первая мотострелковая дивизия, вперед! Поехали! Или вас домой на такси? – задаю для приличия дежурный вопрос.

– Нет. Ни в коем случае! Никак нет. Поехали трактор супом кормить! – понеслись с задних сидений реплики.

Пока дети веселились, пришла эсэмэска от батюшки с номером телефона человека, зовущего меня для варки супа.

Я завела мотор машины и завела детишек, на радость. Тронулись. Двигаемся без пробок, все ближе подбираясь к окраине. Поймавшие смешинку мои сочинители не унимаются:

– Автобус хочет мороженого.

– Посмотри вправо: маршрутка доедает пирожок. – От усталости дети смеются по каждому пустяку.

– Самолет не может взлететь в небо, наевшись сосисок! – веселятся дети.

Легко на душе у матери. Чего еще для счастья надо? Внимательно управляю машиной, но совесть меня обличает. Подумала и добавила, шепча в лобовое стекло, обращаясь к Богу:

– Спасения души еще надо, Господи. Дай им души спасти! – Так и едем.

Дорога неизвестная. Повороты, повороты. Пригорки, пригорки. Мостики, мостики. Шлагбаумы на переездах. Мы уехали довольно далеко! На очередном нерегулируемом перекрестке притормаживаю и осматриваюсь по сторонам. Несется слева «Нива Шевроле». Пускай себе несется. Она меня пропустить должна. Я ее правая помеха. И начинаю улыбаться от примененного к себе псевдонима. Правая помеха! Жму на газ. Водитель «Нивы» нас не пропустил. А перегородил собою дорогу и грозно крикнул в открывшееся окно:

– Ты что, права купила, блондинка?

Дети смотрят на меня смущенные. Я, в свою очередь, высунулась из окна. Открыла рот для ответа вроде: «Да я двадцать лет за рулем – и ни одной аварии!»

Но неожиданно для себя вернула свою головушку в салон. Будто со стороны слышу звук своего голоса, в реальности обращенный к детям, с нотками большого недоумения:

– Откуда он знает?!

Мы так долго и дружно смеялись, что мне пришлось включить аварийку, так как стояли на перекрестке. Правда, он был свободным и пустым…

Тронулись дальше. Христина задает вопрос:

– Мама, а трудно научиться машину водить?

– Трудно. Я на первом уроке вождения инструктора до слез довела! Он мне говорит, чтобы я плавно педаль сцепления обратно возвращала. В итоге я что делаю? Нажимаю на педаль и – раз! – резко откидываю ее обратно. Машина и глохнет сразу. И ругался он на меня. И уговаривал. Ничего не помогло, пока я сама не разобралась. Я быстро сбрасываю педаль, как при игре на фортепиано! Чем быстрее сбросишь, тем лучше.

Старшие смеются, а младшие притихли. Я продолжаю:

– Когда поняла это, тогда и смогла исправить. Самое-самое главное в вождении – это… – и замолчала, подогревая интерес к ответу.

– Скажи, мама… Ну, говори скорее! – летят ко мне просьбы.

Я сделала вид, что очень занята дорогой. Потом ответила:

– Всегда, при любых обстоятельствах, в любое время дня и ночи знать…

Снова молчу. Старшие подключили Захара:

– Скажи, мам!

Что поделать. Говорю:

– Знать, где находится тормоз.

Реакция детей была удивительной. Они призадумались, размышляя о последствиях от несущейся машины, водитель которой забыл, где находится тормоз!

Ксения, ты этого хотела? Выруливай обратно, на радость жизни.

Мы приехали в район города, состоящий сплошь из частных домиков. Красота! Запахло цветами, травами. Повеяло свежей водичкой. Казалось, и небо стало другим.

Надо срочно растормошить детей. А то кто его знает, сколько времени им сидеть придется тихонечко в чужом доме.

Увидев неподалеку сидящую на скамейке пожилую женщину, останавливаюсь. Полностью без стеснения быть осмеянной, оскорбленной и униженной, спрашиваю ее, но с ярко утрированным кавказским акцентом:

– Уважаемыя! А гдэ тут у вас улца такый? Как мащина? Нэ. Как экаватр? Нэ.

Дети смотрят на сидящую женщину во все глаза и закрывают свои уши, боясь услышать в ответ адрес с названием улицы из трех букв.

Мы все ошиблись. Женщина встала, оправила платье, слегка улыбнулась вытаращенным глазенкам пассажиров и говорит:

– Вай тиси тэд лаби*, – умудряясь при этом рукой показывать направление моего будущего движения. – Ун па крэйси симтс метру. – В конце этих слов она победно улыбнулась и помахала нам рукой, так как мы стали трогаться с места.

– Спаси Бог, дорогая! Мы так и думали! Мы тебя поняли!

Дети засмеялись звонко и дружно, чтобы дать выход накопившимся тревогам. Такие дела, детки! Взрослые тоже умеют развлекаться прилично!

Мы бродим колесами по улицам в тишине, Максим затевает разговор.

– Ма, а знаки водительские трудно выучить?

– Да нет, – отвечаю ему и всем. – Основных очень мало. Любой выучит. Но есть одно… – Я протянула окончание, чтобы усилить внимание. – Есть одно, не выучив которого нельзя садиться за руль. Нельзя! – поясняю громко. – Правило «три Д»!

Дети молчат, совершенно не понимая смысла. Перевожу:

– Дай дорогу дураку!

– Чего?! «Три Д»? – Максим недоверчиво смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Мама, это правда? – Христина не верит своим ушам.

Я не выдержала и начала смеяться. Дети подхватили мой смех, но сразу остановились. Понятно! Эта тема их глубоко тронула.

Я собралась повернуть направо. Притормозила, включила поворотник, но вовремя увидела «кирпич».

– Что случилось, мама?

– Мы прямо на дороге остановились! – посыпались подсказки.

Учитывая недавнюю нашу тему, я включила «аварийку» и отвечаю:

– Видите, кирпич висит на дереве?

– Где кирпич? – недоверчиво спрашивает Захар.

– Как на дереве? – вертит головой и удивляется Христина.

– Мама, не надо ехать. Он на нас упасть может.

Вот теперь пора просветить деточек.

– Дети. «Кирпичом» водители называют вон тот знак, – и рукой показываю на дерево.

– Я не вижу.

– Там дерево. Но дерево это – не кирпич.

Дети старательно рассматривают дерево, но не замечают знака. Я обучаю их дальше:

– С первого, пассажирского, взгляда, это зеленое дерево. Просто дерево.

– Конечно, – утверждает Максим.

– Со второго, водительского, взгляда, это висящий знак «Проезд запрещен». Он закрыт раскидистыми ветками вяза. Поняли?