Читать книгу Меч Тамерлана. Книга вторая. Мы в дальней разлуке - - Страница 10

За несколько дней до убытия на фронт, Николая ожидал еще один сюрприз, на сей раз приятный. Стоило этому человеку появиться в расположении цирка, как он, забыв обо всем на свете, подскочил к гостю и крепко обнял его. Гость, несмотря на свое субтильное, по сравнению с Николаем, телосложение, ответил крепким мужским объятием.

– Сколько же мы не виделись, Николаус? – в своей привычной шутливой манере начал Колоссовский. Он отодвинул от себя парня, но, не выпуская из рук, рассматривал его, склонив голову набок. – Возмужал, кажется, что еще крепче стал. Уже не Николка, а целый Николай! Да и жизнь, видать, пообтрепала, вон складка меж бровей появилась.

– Почитай, полтора года, – наконец ответил на первый вопрос Николай. – А иной раз кажется, что целая вечность утекла, – вздохнув, добавил. – А что до жизни, то от нее все по голове получаю. Любимую потерял, Меч не нашел, зато предательства испил полную чашу.

– Да, брат, дела. Но ты не один такой, всем сейчас трудно, война.

Казимир Ксаверьевич еще что-то говорил успокаивающее. Говорил да понимал, что слова утешения – как раз то, что меньше всего нужно парню. Видел, что парень совсем скис, поэтому переменил тему:

– Ты что голову повесил? С таким настроением под вражеские пули – верная смерть. А ты, Николай, нам живой нужен. Ты должен жить и нести партийное слово правды в солдатские массы. Партийное задание твое таково. Вот об этом и поговорим сейчас, а все остальное – вечером. Пошли к Джембазу.

В каморке Джембаза инженер и циркач битых два часа втолковывали задачи антивоенной пропаганды и место в ней членов партии, которые служили такими же простыми солдатами.

– Значит так, – подытожил Джембаз, – вести пропаганду среди солдат, разъяснять им нашу позицию, создавать партийные ячейки в подразделениях, распространять агитационный материал. На первое время газеты и листовки тебе дадим, потом получишь еще.

– Запомни, Коля, – добавил Колоссовский, – солдат поверит только тому, кто есть самый храбрый, самый доблестный средь них.

– Об этом не стоит и напоминать! – с обидой ответил было парень.

Но Казимир не обратил на реплику внимания и продолжил:

– Только личным примером можно получить доступ к солдатским сердцам. И еще, ты ведь на Западном фронте будешь воевать, правда? Так вот, в Минске земским статистиком работает товарищ Арсений. Наш человек! Связь держи через него.

Переночевать Казимир напросился к Николаю, чему тот был несказанно рад, пробовал уступить поляку свою скрипучую кровать, но тот категорически отказался:

– Я ведь неприхотлив как солдат, поверь, мне достаточно расстеленного тулупа у стены, в геологических экспедициях иной раз так вымотаешься за целый день, что голая земля мягче перины кажется.

Однако, устроившись на пахнущем овчиной полушубке, не преминул в шутку попрекнуть парня:

– Знали бы Братья в Европе, в каких условиях почивать изволит Магистр Волги.

– Ну?! – перегнувшись через край кровати, поразился Николай.

– Да вот! Братья столь настоятельно попросили – не смог отказать. Так что я теперь един в двух ипостасях – революционер и заговорщик. С одной стороны товарищи, с другой – Братья. Фееричная карьера!

– А тот проныра куда делся?

– Так порезали его! Сразу после вашего бегства и порезали. Твой же «дружок», Сенька, и зарезал, загнал перо под ребро, так сказать.

Что уж они там не поделили, неизвестно, только чует мое сердце, что без Братьев и здесь не обошлось. Видать, раскусили, какой поганый человечишко Барством в городе командует, ну и заменили путем ликвидации, а меня, значит, на его место поставили. Да только исполнитель хлипковат оказался: резал, да недорезал. Выжил наш упырь, не кто иной, как Белавин буквально с того света вытащил бедолагу. Козел наш на службу, правда, возвращаться не стал, устроился в земские статистики. Но пройдоха и тут выгоду свою найдет, сейчас в Земгоре заправляет, на поставках в армию наживается.

– Ну и дела! – только и вымолвил Николай. – А с Сенькой что, поймали?

– Куда там! Арсений парень шустрый, поди поймай! Не под силу нашим толстозадым. Ушел на самое дно, связался с каким-то отребьем. Квартиры обчищали, людей на улице грабили. А по весне махнул на тот берег Волги, укрылся в Жигулях, сколотил банду из дезертиров, грабежом и разбоем промышляют, как в стародавние времена. Представляешь, Коль, целые банды по стране бродят! Куда Россия катится?!

Николай слушал рассказ Колоссовского затаив дыхание. Надо же, думал, что только его путь приключениями богат, а тут такие дела на родине творятся! И опять рука вездесущего Братства Звезды. Сомнения одолевали парня: рассказать ли Колоссовскому все о тех днях в домике Воиновых? Ведь видно, что инженер ждет его рассказа и только из деликатности не спрашивает. А ведь он – член Братства и не из последних, которое повинно в их злоключениях. Но, с другой стороны, Казимир не раз делом доказывал расположение к нему и преданность. Что для него превыше? Работа, революция или тайное общество? Он даже не двуликий, а многоликий Янус. Где его истинное лицо?

Внезапно инженер сказал:

– А ведь он был у меня недавно, этот герр Штоц.

Николай внутренне подобрался и насторожился, но, напустив внешне на себя безразличный вид, спросил:

– Как же так, война ведь?

Колоссовский деланно рассмеялся:

– Не доверяешь… – Видя, что Николай отчаянно замотал головой, продолжил: – И правильно, между прочим, делаешь. А ты расскажи только то, что считаешь нужным. Я ведь птица вольная, не служу никому: ни Царю, ни заговору, ни революции. – Едва было не добавил: «Только Мечу и Алмазу», но, спохватившись, опомнился. – И руководствуюсь только своими собственными понятиями чести и справедливости. Но наставать не буду, хотя, признаться, мне любопытно, что произошло с Воиновыми и особенно где Наташа?

Ладно, будь что будет! И Николай, словно головой в омут, приступил к рассказу. Странное дело, когда он рассказывал Колоссовскому историю, она сама предстала ему как бы со стороны, во всей ее неестественности и противоречивости. Словно глазау Николая открылись: он понял, что Братья остались в дураках и Наташа неведомым образом сумела обвести их вокруг пальца. А встретиться – встретиться им еще предстоит. Вот только время для этого еще не пришло, видимо, девушка знает нечто, что не позволяет им свидеться. Однако делиться с поляком своими соображениями он не стал, как умолчал и о своей догадке, что Меч Тамерлана – древнее оружие чудовищной силы и мощи.

Но Колоссовский и сам заговорил об этом:

– Да, печальная история. Эх, Наташа, Наташа!.. Признаюсь тебе честно, я был немного в нее влюблен. И не делай круглых глаз, как будто я не замечал твоей ревности. Ничего особенного, как стареющий экземпляр в очарование юности. И как не совсем постороннее вам лицо скажу тебе честно: ты много нагородил дел, но в истории исчезновения Наталки ты, Коля, не виноват. Не мог же ты предположить, что угрозой для Наташи станет ее семья. Моя интуиция подсказывает, что с нашей девочкой все в порядке. Не может сущий чертенок просто так взять и пропасть, поверь, она нашла выход. Наталка появится в самый нужный момент, который, увы, еще не наступил. Но Меч… Посмотри внимательно на герб, сделанный одним близким к иоаннитам средневековым геральдистом.

С этими словами он достал из внутреннего кармана маленькую карманную книжечку с надписью «Тайные общества Средневековья». Раскрыл его и показал рисунок. С пожелтевших страниц на Николая глядел щит с двумя перекрещивающимися мечами и традиционной перевязью. Посередине щита красовалась изображение звезды.

– Ну и что. Обычный герб. Такие в Средние века у каждого дворянчика были.

– Во-первых, не у каждого, дворянин должен был заслужить право на ношение герба. А во-вторых, ты, Коля при всей своей основательности такой же торопыга, как и Наташа. Да ты посмотри внимательнее, ведь звезда точно такая же, как у Братства.

– Точно!

– Я консультировался у специалистов – такого герба нет ни у одного города. Ни у одного из известных феодальных домов. Поэтому есть мнение, что это средневековая модернизация символа Братства, сделанная одним из его членов. Но это, так сказать, для непосвященных, а магистры думают, что на гербе собраны древние артефакты, которые являются сакральными у Братства и символизируют могущество Несущих Свет. Братья верят, что только обладание всеми артефактами даст ключ к знаниям Древних. Один из мечей – Меч Тамерлана.

– Откуда это у вас?

– Мне эту книгу дал наш фон, небезызвестный Штоц, и пожелал, чтобы я показал ее тебе. Сказал: «Он у нас известный любитель тайн и загадок, может, что-нибудь да раскопает».

– А мне он ничего не рассказал.

– Так вы виделись при обстоятельствах, весьма не располагающих к такому разговору. Тем более, книги у него уже не было. Вообще, у меня создалось впечатление, что наш «Фон» затеял свою собственную игру. Все время повторял, что он не наш враг и не враг России.

– Но с одним мечом все ясно, а что означают остальные знаки?

– Пока идентифицирован только Меч Тамерлана! Что до щита, перевязи и второго меча, то неясно, что это такое и где они. Как работают все эти артефакты, собранные воедино, тоже пока не ясно.

– И вокруг этих непонятных бессмысленных вещей выстроен целый культ? Ради этого люди готовы идти на обман, шантаж и убийство?

– Эти предметы для веры ничуть не хуже любых других вроде веры в непорочное зачатие совершенно фантастического человека, не упоминаемого ни в одном историческом документе.

– Да, верно.

– В принципе, ничего загадочного в этих знаках нет. Щит, Меч, Перевязь и Звезда – традиционные геральдические атрибуты, и вот будет номер, если окажется, что за ними нет ни тайны, ни знаний, ни могущества, а они всего лишь обычные геральдические знаки.

– Но Меч-то реален, как и алмаз в его гарде, почему бы и остальным не быть, – возразил Николай.

– Все может быть…

– Ты мне позволишь утром зарисовать герб? – Николай еще с училищных времен знал, что моторика памяти – самый надежный способ запоминания.

– Я вообще думал оставить книгу тебе.

– Зачем она мне на войне? Рисунка будет достаточно.

Наутро, перед отбытием, Николай наскоро перерисовал герб себе в блокнот.

В дальнейшем этот рисунок вместе с записной книжкой прошел с парнем всю войну и послевоенное лихолетье, но никогда ничего из изображенных на рисунке артефактов не появлялось на Колином пути.

* * *

Тема без новых открытий и знаний сама собой исчерпалась, но не был окончен разговор. Николай узнал у инженера в ту ночь далеко не все, что хотел.

– Казимир?

– Ну? – Инженер широко зевнул и попытался устроиться поудобнее на своем лежаке.

– Как Глаша с Кириллом? Вы что-нибудь знаете о них?

– Живы и здоровы, низко кланяются тебе. Они сейчас в Шуе. Кирилл выучился на слесаря, устроился на ткацкую фабрику наладчиком. Глаша окончила курсы медсестер, сейчас работает в госпитале сестрой милосердия. Да, ведь и Кирилла весной должны призвать, так что вместе литовскую грязь сапогами месить будете. Они славные ребята, оба подпольщики, революционеры. Отчаянные головы, надо сказать. Видел бы, как Глафира листовки распространяет – раненым под подушку кладет.

«Ну и здорово, – подумал Николай, – что хоть у них все в порядке».

– Хочешь, адрес дам, письмо напишешь.

– Конечно! – горячо воскликнул юноша.

Такого подарка он и не ожидал.

– На, держи! – Колоссовский протянул ему скомканный листок. – И помни о военной цензуре. Крамольные мысли бумаге доверять не стоит.

Далее их разговор протекал неспешно. Вспоминали общих знакомых, делились впечатлениями. Инженер поведал, что в губернском городе С. еще в прошедшем году удалось-таки пустить первую трамвайную ветку, что для Николая, живо интересующегося всеми техническими новинками, стало приятной новостью. Доктор Белавин стал невыносимым резонером, убежденным, что только проигрыш в войне и приход немцев наведет в этой стране хоть какое-то подобие порядка. Он отчаянно ругал всех: и царя, и Думу, и генералов, и революционеров. На почве скептического отношения к действительности он в последнее время здорово сблизился с Клавдией Игоревной и частенько захаживал к ней, ибо ругать и одновременно рефлектировать вдвоем оказалось значительно приятнее, чем в одиночку. Яблоков по-прежнему директорствует в реальном, в экспедиции минувшим летом опять ничего не нашел, утверждает, что «не там искали». Списался с учеными мужами из Москвы и на лето опять собрался в поля, но куда, не сообщает, а ходит, напустив таинственности. И вообще, ведет себя крайне загадочно, как будто хочет рассказать, но не смеет какую-то тайну.

Постепенно беседа затихала. Инженер, утомленный напряженным днем, начинал засыпать, когда вопрос Николая, который он ждал весь вечер, все-таки застал его врасплох.

– Казимир, а почему ты, рассказывая про всех знакомых, ни словом не обмолвился о моей семье? Что-нибудь случилось?

Колоссовский вздохнул, пошевелился на своем лежаке и как-бы нехотя пробормотал:

– Трудно отвечать, Коля. Я ждал этого вопроса и боялся. Но ты парень взрослый, поймешь. Плохо, все плохо. Алексея же с началом войны в армию призвали. Летом минувшего года в разгар немецкого наступления он пропал без вести. Сгинул где-то в пинских болотах.

У Николая перехватило дыхание и стало трудно дышать. Еще одна смерть! Казалось, что с началом войны к ним можно было бы привыкнуть, но одно дело, когда тысячами гибнут хоть и соотечественники, но чужие люди, совсем иное – смерть близкого и родного человека.

– Может, плен? – едва теплилась робкая надежда.

– Все может быть. Среди раненых и погибших не числится, это кого собрать успели…

Поплакать бы, а не плачется, Только и остается молча скорбеть. Алексей был Коле по-настоящему близок, в отличие от нелюдимого и угрюмого старшего брата Ивана, которому уже давно за сорок. Николай вспомнил племянников-близняток, Мишутку и Андрейку, светловолосых озорников, с которыми он любил играть в их детские игры, и свою невестку Катерину, милую сердечную женщину, с которой он всегда по-доброму ладил. Да что это за проклятье такое, что вокруг него всегда образуется пустота? Уходят самые близкие и дорогие люди!

– А что с Катериной и детьми? – глухо спросил он. – А кузня как же?

Колоссовский опять вздохнул, понимая, что происходит у Николая в душе, да чем он мог помочь?

– Кузня хиреть стала уже с тех пор, когда вы с Кириллом драпака дали, а война ее окончательно добила. Перед уходом на фронт Алексей сам загасил в горне огонь и, прощаясь, в последний раз ударил по наковальне. Катерину с детьми отвез в Васильевку, к Георгию Никитовичу. Там сейчас все семейство и обитает. Пока не бедствуют. Да что кузня, Николай! Знал бы ты, какие дела в тылу творятся. Поставщики миллионные барыши получают, а с промышленностью полный раздрай. Не одна кузня стоит, парализованы целые отрасли, крестьяне сеять не хотят, все равно отберут, площадь посевов уменьшается. Если в ближайшие год-два ничего не произойдет, наступит полный развал. С такими правителями не то что войну выиграть – Россию не сохранить.