Читать книгу Девилз-Крик - - Страница 6

1

Дробовик Генри Прюитта расколол ночь, разразившись градом картечи над головами их бывших друзей. Этот звук заставил Имоджин вздрогнуть, и она едва не уронила револьвер в кусты. Они пришли на Кэлвери-Хилл без предупреждения, их путешествие по лесу прошло без происшествий. В меркнущем солнечном свете фонарики им не потребовались. Песнопения бывших братьев и сестер указывали им путь через заросли.

Стоя у границы леса, где подлесок сменялся заросшей, ведущей к холму тропой, Имоджин видела, как те встревоженно повернули головы. Она подняла револьвер и взвела курок, но замешкалась, увидев у края толпы прихожан чье-то изможденное лицо. Это был юноша, на вид лет восемнадцати от силы, и она не знала его. Сейчас появилось очень много новообращенных, и старая церковь едва вмещала такое количество людей.

В голове у нее раздался голос ее отца. «Помни, Джини, это уже не твои братья и сестры. Он кое-что сделал с ними, и их души настолько грязны, что их уже не отчистить».

Генри дослал еще один патрон в патронник, а Мэгги произвела предупредительный выстрел. Имоджин увидела, как остальные вздрогнули от звука, и с трудом подавила желание засунуть палец в ухо. Этот звон будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь.

– Вы все должны немедленно разойтись! – крикнула Мэгги. – И отпустить наших внуков!

– Пошла ты на хрен со своим богохульством, шлюха!

Дьякон Кронер вышел в открытую дверь, обвиняюще подняв вверх палец. Имоджин бросила взгляд на Гейджа, тот поймал ее взгляд и нахмурился. Робби Кронер раньше был очень полным мужчиной, обжорой на грани инфаркта, с таким огромным животом, что едва мог сгибаться. Но за недели, прошедшие после их изгнания, он похудел как минимум на двести фунтов. Тощее существо, спускавшееся к ним с холма, едва напоминало человека. Скорее это был обтянутый кожей скелет, облаченный в мантию. С шеи у него, как мох с умирающего клена, свисала большая складка кожи.

– Ближе не подходи, Робби. – Гейдж поднял охотничье ружье. – Нам не нужны неприятности от тебя и твоей родни. Мы просто хотим забрать детей.

Робби Кронер плюнул им под ноги.

– Вам здесь не рады. Отец Джейкоб изгнал вас неспроста. У нас нет времени возиться с неверующими.

– Скажи им, дьякон!

Имоджин посмотрела на вершину холма. Одна из новых прихожанок, незнакомая тучная женщина, стоящая в дверях церкви, перебила их своим криком:

– Верно, грешник! Мы тебя не боимся!

Из кустов вышел Джерри Тейт и протянул руку бывшему другу.

– Послушай, Робби, нам нужны наши внуки. Отправьте их нам сюда, и мы уйдем. Никто не пострадает.

Дьякон Кронер ухмыльнулся, в его глазах появился легкий голубоватый оттенок. Что бы тот безумец ни откопал на холме, оно разъедало не только их тела, но и разум. Это был уже не их старый друг. От прежнего Робби осталась лишь оболочка, марионетка, пляшущая под дудку своего хозяина, и она идеально держала ритм.

Дьякон смерил взглядом каждого из них.

– Тут ты заблуждаешься, Джерри. Вы можете отвернуться от учений доброго господа, но это не значит, что они не являются истинными. И кое-кто пострадает. Не пролив крови, нам не построить новое царство.

– Боже, Робби, послушай себя. – Роджер Биллингс вышел из леса и опустил винтовку, обращаясь к своему старому коллеге по рыбалке. – Джейкоб забил тебе голову ложью. Он опасен. Разве ты не видишь? – Роджер поднял глаза на стоящую возле церкви толпу. – Разве никто из вас не видит это?

– Мы видим то, что показывает нам наш добрый господь. А от богохульников и шлюх я не вижу ничего кроме лжи. От лжебога я вижу одну лишь ложь. – Дьякон Кронер сунул руку в рукав мантии. – Его воля и Старые Обычаи неразделимы.

Прихожане запели хором в знак согласия.

– Его воля и Старые Обычаи неразделимы.

Джерри был слишком отвлечен зловещими песнопениями, чтобы увидеть нож, спрятанный у Кронера в рукаве. Даже Имоджин отвела взгляд. Кожа у нее пошла мурашками от этих нестройных голосов. От повисшего в воздухе напряжения заныло сердце. В последующие дни и всю оставшуюся жизнь Имоджин Тремли будет воспроизводить ту ночь у себя в голове, задаваясь вопросом, были ли они готовы к тому, что в итоге произошло.

Дьякон Кронер продемонстрировал им нож. Мэгги вскрикнула, а Джерри и Роджер подняли руки в знак протеста. Генри и Гейдж опустили оружие, ошеломленные тем, чему стали свидетелями.

Дьякон Робби Кронер, когда-то видный член Торговой палаты Стауфорда и добрый богобоязненный христианин, поднес зазубренный клинок к своему горлу. Черная сукровица сочилась у него из носа и ушей, тонкими струйками стекала из уголков глаз. Кронер улыбнулся им всем, и на мгновение Имоджин показалось, что за искаженной маской, которую тот теперь носил вместо лица, она увидела проблеск человека, которого когда-то знала.

– Да исполнится воля твоя, мой господь.

– Подожди… – начал было Гейдж, но крики Мэгги заставили его замолчать.

Робби Кронер вонзил нож себе в шею. Лезвие рассекло кадык, и он рухнул на землю. Окружающий мир замер, воздух застыл, а стрекот сверчков смолк, пока из раны дьякона хлестала черная кровь.

К горлу Имоджин подступил крик, и он вырвался бы изо рта, если бы не то, что случилось потом. Один за другим прихожане Божьей церкви Святых Голосов последовали примеру Кронера. Один за другим они извлекли ножи из своих мантий и в считаные секунды перерезали себе глотки.

Детский крик разнесся над падающими телами прихожан и спустился к подножию холма. У Имоджин перехватило дыхание. «Джеки! О Боже милостивый, пожалуйста, только не Джеки!»

Стряхнув с себя страх, она бросилась вверх по холму к церкви. Друзья кричали ей остановиться, но она не слушала их. Джеки там – как и все их внуки, – и она должна помешать этому безумцу причинить им боль.

Перешагивая через окровавленные тела бывших друзей, Имоджин молилась, чтобы не опоздать.

2

Джек пытался привыкнуть к темноте. Сверху из дыры падала пелена света, но вокруг висели тени, и где-то за ними находился отец Джейкоб. Пылинки плясали на свету, и Джек, проследив за ними взглядом, увидел на полу фрагменты чего-то, похожего на старую глиняную посуду. Мальчик попробовал наклониться, чтобы разглядеть получше, но при каждой попытке пошевелить левой рукой та начинала сильно пульсировать от боли. Причем настолько, что он закричал во тьму. Но голос, казалось, растворился в пустоте, его заглушил этот удушающий вакуум.

– Здесь никто тебя не услышит, Джек. Кроме нас. Кроме твоего нового бога.

Голубая искра осветила пространство, и мальчик увидел в нескольких футах от себя отца Джейкоба. Тот зажег пальцем пару свечей. Не спичками и не зажигалкой – одним лишь пальцем. От осознания этого у Джека в жилах застыла кровь.

«Волшебство», – сказал он себе.

Никакого волшебства, дитя. Только сила. Сила, которую дает кровь и жертвоприношение. Сила нашего господа, воплощенная во мне.

Слова отца Джейкоба заполнили его голову подобно черному статическому шуму. Джек вздрогнул, затряс головой, чтобы избавиться от ужасного гула, но Джейкоб не покидал его разум, постепенно разрушал его волю, его дух и его душу. Все сильнее и сильнее Джек чувствовал, как угасает. Ощущал себя пленником в собственном теле, поскольку что-то другое заняло его место. Что-то бесформенное и бесконечное. «Тень», – подумал он.

Джек отвернулся от стоящего перед ним старика, пытаясь освободить разум от его влияния. В колышущемся свете свечей он заметил невероятное. На стенах были рисунки, старые надписи, высеченные на камне, написанные буквами, которых он никогда не видел в школе. Все поверхности покрывала пыль и грязь. Казалось, никто тут ничего не касался уже много лет. Возможно, сотни. Возможно, они были древнее динозавров. Уже сам возраст чего-то подобного выходил за рамки понимания Джека. И чем дольше он разглядывал знаки, тем сильнее болела у него голова.

Старый пастор стоял за каменной плитой. Его лицо освещал кружащийся вихрь света и тьмы, по контурам лица стекали тени. Заметив, что мальчик смотрит на него, Джейкоб улыбнулся. Тени стекали у него и изо рта. При виде этой темной слизи у Джека скрутило живот.

– Мы в утробе земли. Здесь наш новый господь говорит со мной. Он все это время был под нами. Возможно, несколько веков. Я пробил фундамент церкви до самой земли, затем голыми руками вытащил камни. И именно здесь я и нашел нашего повелителя.

Джейкоб поднял палец и коснулся фитиля свечи, стоящей в центре плиты. Искра осветила фигуру, которую Джек не видел раньше. Она была вырезана из камня, детали были грубыми, но безошибочно узнаваемыми. По бокам идола проходили глубокие борозды, отдельные углубления обозначали зубы, а на месте глаз зияли глубокие дыры. Даже в колышущемся свете Джек разглядел в нем нечто, похожее на ребенка. Уродливого, ухмыляющегося ребенка.

Отец Джейкоб поднес идола к своему лицу.

– Мой господь, – прошептал он, – я приношу тебе эту жертву. Мой отец, Омега, мой путеводный свет, позволь мне почтить тебя кровью невинных. Сегодня и во веки веков. Позволь мне пролить кровь этого ребенка и оросить поля его жизнью, чтобы могло расти твое новое царство. Твоя воля и Старые Обычаи неразделимы.

Рука пастора вспыхнула огнем, заполнив помещение тусклым голубоватым сиянием, и тут Джек понял, что заблуждался насчет пола. Под ногами лежали не фрагменты старой глиняной посуды. Это были кости. Тысячи переломанных костей. Разбитые черепа и ребра возвышались грудами вокруг алтаря.

Джек задрал голову к слабому ореолу света над ним и издал крик, пронзивший колышущиеся вокруг тени. Несколько лет назад он взывал бы к Богу или даже к своей матери. Когда его крики потонули в бушующем наверху хаосе, сердце у него оборвалось.

Услышать его было некому.

3

– Ты опоздала, сестра Тремли.

Имоджин стояла в дверях церкви и, подавляя рвотный рефлекс, наблюдала за ужасающей картиной, раскинувшейся перед ней. Шесть фигур, одетых в красное, стояли над своими павшими собратьями, каждая держала нож. За ними прятались их сыновья и дочери в белом. Но пересчитав их, Имоджин почувствовала, будто у нее оборвалось сердце.

Она прочистила горло.

– Где мой внук? Где Джеки? – Имоджин вздрогнула от звука собственного голоса. Сухой, хриплый, полный отчаяния. Были времена, когда в этих стенах она управляла вниманием своих братьев и сестер. То были лучшие времена. Теперь она ощущала себя слабой, беспомощной и неуверенной в том, чем все закончится. В пистолете, из которого она не стреляла с детства, было шесть патронов. В глубине души она понимала, что их ей не хватит.

– Теперь он с нашим повелителем.

Одна из матерей шагнула вперед и подняла капюшон. Лаура Тремли смотрела на мать с тошнотворной ухмылкой. Белки ее глаз усеивали синие пятна, а кожу лица раскололи черные вены. Имоджин ахнула от отвращения.

– Боже мой, что он с тобой сделал, Лаура?

– Он открыл мне глаза, сестра Тремли. Показал путь к царству на земле. Он и тебе показал путь, но ты отвернулась от него, как жена Лота. Он не просто обратит тебя в соляной столп. Он надругается над твоей душой.

Остальные матери захихикали, и от этого хора злобных смешков у Имоджин волосы на руках встали дыбом. Лаура подняла жертвенный нож. Бледный свет, идущий сверху, высветил длинные шрамы на ее голых руках, старые раны от многочисленных кровавых церемоний Джейкоба.

Имоджин сделала шаг назад и подняла пистолет.

– Джеки в яме со своим отцом, и его кровь прольется ради всего этого мира. Как и ваша, – произнесла Лаура.

– Как и ваша, – вторили ей остальные пять матерей. Одна за другой они поворачивались и сталкивали своих детей в яму. Крик каждого ребенка разрывал тишину церкви, наполняя живот Имоджин свинцовым холодом страха. «Нет, Боже милостивый, нет, нет, нет…»

– Сегодня мы истекаем кровью ради нового мира, сестры.

Лаура резко направила острие ножа на Имоджин, но внимание той было сосредоточено на женщинах, стоящих у дыры в полу. Теперь, когда их дети оказались в яме, им больше не нужно было задерживаться в земной юдоли. Имоджин знала это кощунственное писание наизусть. Знала, что будет дальше, после принесения божеству жертв в качестве последнего причастия, и все же не могла отвести взгляд.

«Помни это, – прошептал отцовский голос. – Сохрани в памяти. Ради Джеки».

Одна за другой пять матерей, принесших Джейкобу потомство, подносили ножи к горлу и проливали свою кровь. Потоки вязкого черного масла хлынули из открытых ран, стекая по мантиям. Деревянный пол с шипением задымился под их рухнувшими телами.

Имоджин сделала глоток воздуха и поморщилась от едкого привкуса. От жары в помещении лицо заволок пар, сердце готово было выскочить от груди. Она крепко сжала револьвер и положила палец на спусковой крючок.

– Пожалуйста, не заставляй меня делать это, Лаура. Ради твоей матери, пожалуйста.

– Для меня моя мать мертва, – яростно выпалила Лаура. – Ты не более чем безбожная еретичка, пришедшая нарушить наше общение с единственным истинным богом. Но ты еще можешь обрести спасение, если пустишь себе кровь. Присоединяйся к нам, еретичка. Пусти себе кровь ради милости нашего господа.

Последующие события произошли для Имоджин Тремли слишком быстро. Позже, пытаясь пересказать их представителям власти, она обнаружила, что ее мысли размыты и искажены, словно скрыты слоем мутной воды.

Дочь бросилась на нее.

Откуда-то сзади Генри Прюитт и Гейдж Типтри окликнули ее по имени.

Лаура Тремли запнулась о труп брата Адамса и, взмахнув ножом, кубарем полетела вперед.

Имоджин вскрикнула, когда лезвие рассекло ей левую половину лица, повредив роговицу и навсегда ослепив на один глаз. Она рухнула на колени и зажала руками лицо, запаниковала от внезапного ощущения тепла и влаги на щеках. Откуда-то сверху раздался крик Роджера:

– Мэгги, Джерри, сюда, быстрее! Джини ранена!

– Вы все сгорите! – воскликнула Лаура, но Генри ударом приклада заставил ее замолчать. В следующую секунду он был уже рядом с Имоджин. Морщась, та посмотрела на него здоровым глазом. Он побледнел, кровь отхлынула у него от лица, и позднее Имоджин могла бы поклясться, что в ту ночь он постарел лет на десять. Как и все они.

Из дыры в полу эхом разнесся крик. Имоджин вскочила на ноги, зажимая одной рукой левую, пульсирующую болью половину лица. Между пальцев сочилась кровь. Она засунула отцовский пистолет за пояс грязных джинсов.

– Джини, подожди…

– Не обращай на меня внимания, Генри Прюитт. Наши дети там, внизу, с этим монстром. Нам нужно довести дело до конца.

И прежде чем ее успели остановить, Имоджин Тремли доковыляла до лестницы и стала спускаться во тьму Кэлвери-Хилла.

4

Отец Джейкоб поставил идола обратно на алтарь и пристально посмотрел на детей. Они упали в эту залу, как ангелы с небес, если такое место вообще существовало. Раньше он верил в него, но те дни и та ложь остались позади. Когда он шевельнулся, дети вздрогнули от страха. Они сбились в кучу, как грызуны, собравшись в единую извивающуюся сущность в попытке отпугнуть хищника.

Но он не хищник. Нет. В минуты душевного страдания, здесь, внизу, во тьме этой земной Голгофы, Джейкоб Мастерс сомневался в своей преданности и вере. Сомневался в откровениях, данных ему Священным Писанием, высеченным на этих древних стенах, шепотом бога, идущим изнутри.

«Господь мой, – вопрошал он, – почему кровь невинных? Почему не принести в жертву ягненка, оленя или другого лесного зверя»

И его господь говорил на множестве языков, языков чуждых и незнакомых. Дразнящее шипение пронизывало его разум, его сердце, проникало в душу, и он знал, что это правда: Невинные – это звери, дитя мое. Они ничем не отличаются от агнцев из твоей книги лжи. Ни одно семя не прорастет без поддержки природы; поэтому земля тоже должна быть накормлена. Это – моя воля, как сказано в Старых Обычаях, начертанных на этих стенах.

Джейкоб подошел к древней стене, стал водить грязными пальцами по символам, открывшимся ему в трудное время. Это Писание стало его новой Библией, утешавшей, когда он больше всего в этом нуждался. Другого пути нет. Он чувствовал это сердцем. Небеса могут находиться здесь, на земле, и они зародятся здесь, пустив корни в глотках этих шести невинных.

Конечно же, их будет больше. Крови этих детей будет недостаточно. Со временем дети Стауфорда будут кормить его господа. Они найдут искупление в бурлящей утробе того, кто не имеет имени.

Крики, донесшиеся сверху, спутали его мысли и отвлекли от медитаций. В полумраке хныкали дети.

Они пришли, слуга мой. Еретики пришли помешать нам построить рай на земле.

– Я остановлю их, – пробормотал он, уставившись на символы на стене. Ручейки черного греха потекли из уголков глаз, заливая ему лицо.

Нет, дитя мое. Не остановишь. Но я могу подготовить твое тело. Могу подготовить твою душу. Отдашь ли ты мне себя? Умрешь ли ради меня?

Джейкоб Мастерс закрыл глаза и улыбнулся. Он произнес не колеблясь:

– Да. Возьми меня, господь мой.

В следующее мгновение пламя идола погасло и воцарилась тьма. Где-то в той бесформенной бездне дети услышали приглушенные крики своего похитителя, человека, поглощенного пустотой.