Читать книгу Вождь семейного племени - - Страница 9

Бабушкин козий бизнес вносил существенную лепту в семейный бюджет. Он оказался ощутимой прибавкой к дедушкиной зарплате каменщика. Три козы с добрейшими мордами и небольшими рогами помогли отстроить новый дом и купить в него обстановку (так называли тогда мебель). А дяде – престижный в те времена мотоцикл с коляской «Урал». Вязала бабушка мастерски. Спицы в ее руках летали как заведенные. Из-под ее рук в один вечер выходили теплые носки, варежки, шарфы. Их она обычно поздней осенью торжественно вручала нам. И вещи согревали нас потом всю зиму.

Однажды бабушка посадила меня на скамеечку. Вручила две спицы и заявила, что пора учиться вязанию и мне. Показав, как набирать петли, она проворно заработала ими, предлагая сделать то же самое и мне. Но я никак не могла понять, куда продевать петлю и как ее закреплять. Рвала пряжу и психовала. А потом впала в ступор. Бабушка глядела на меня с искренним удивлением. Показала еще раз и еще. Результат тот же. Техника вязания мне не давалась.

– Дочка, ты глупая, что ли? – мягко произнесла бабушка с ударением на последний слог. – Меня маманя в пять лет выучила. Вяжу до сей поры. А ты и в десять годков в толк не возьмешь.

Промаявшись со мной несколько мастер-классов, она в конце концов махнула на обучение рукой. Не дано, так не дано…

Зато вышивку на пяльцах тонкими цветными нитками мулине на сером или белом холсте я очень полюбила и освоила очень быстро. Затаив дыхание, часами любовалась аккуратными мотками самых разных цветов. Бабушка складывала их в старинную зеленую шкатулку и прибирала в надежное место. О! Это было настоящее богатство! Я быстро научилась вышивать крестиком и гладью. Училась не оставлять узелков и концов ниток. Ловко вдевала нитку в маленькое ушко и часами вышивала яркие узоры или райских птиц на полотенцах, дорожках и подушках-думочках. Мое рукоделие бабушке очень нравилось.

В сарайчике рядом с домом держали кур. Весной дедушка с бабушкой никогда не брали цыплят на птицеферме, а выращивали молодняк из тех яиц, которые несли их дородные хохлатки. Выбор яиц для будущего потомства напоминал священный ритуал. Бабушка приносила в фартуке аккуратную горку яиц. Дед торжественно брал каждое по одному и смотрел на свет.

– Это крупное, петушок будет, – объявлял он. – Отложим на яичницу, много петухов нам ни к чему. А вот это с остреньким носиком, небольшое, стало быть, курочка.

По традиции под наседку клали 33 яйца. Именно столько птица в состоянии прогреть своим теплом, объясняли мне. С учетом того, что какие-то яйца наседка раздавит. В других куриная жизнь прервется на стадии зародыша, в сухом остатке покрытых нежным желтым пушком чиликающих цыплят к весне получали штук 25 – 27. Невероятно, но факт! Благодаря дедушкину отбору петушков среди выводка оказывалось не более двух-трех. Остальные курочки.

Сидела наседка на яйцах в темном месте ровно три недели – 21 день. Мамаша она была невероятно заботливая. Слезала с яиц лишь поклевать зерна да попить. Худела и облезала за это время страшно, но потомство на свет воспроизводила исправно. К концу третьей недели то на одном, то на другом яйце показывалась сначала крохотная дырочка, а потом прозрачный носик. Бабушка всегда этому моменту радовалась. Вела меня посмотреть на чудо рождения новых птичьих жизней.

– Слухай, дочка, как тукают. Хотят из яичков вылезти, – подносила она к моему уху то одно, то другое яйцо.

И я слышала тихое: тук-тук. Как мне не хотелось, в руки яйцо не давали. Велели говорить здесь шепотом. Строго-настрого запрещали брать яйца с вылупляющимися птенцами. А тем более убирать с них скорлупу. Пока она сама не упадет с крохотного мокрого уродливого тельца цыпленка. Всех цыплят, освободившихся от скорлупы самостоятельно, бабушка сажала в коробку на теплую грелку и прикрывала чистым полотенцем. Вскоре оттуда доносилось дружное чиликанье.

Когда синие мокрые уродцы превращались в золотистые комочки, мы с братом приходили в неописуемый восторг. Часами не отходили от коробки с цыплятами. Без конца заглядывали под полотенце и норовили посадить цыплят на ладонь, чем очень сердили бабушку.

– Затискаете! – покрикивала она. – Дайте подрасти, все ваши будут.

Мы росли вместе с домашней живностью. Следили за тем, как цыплята смешно покрываются перьями. Как у них отрастают сначала хвостики, потом крылья, а затем гребешки. Как петушки начинают пробовать голос – хрипло и потешно кукарекать. Мы охраняли цыплят от заклятых врагов – кошек, которые шныряли повсюду и охотились на них.

Однажды в последний момент схватили соседскую кошку с цыпленком в зубах. Когда с превеликим трудом разжали ее мертвую хватку, к нашим ногам упал бездыханный окровавленный цыпленок. Его тонкая шейка лишилась перьев и была вся в крови. Мы побежали с бедолагой к бабушке.

– Этот не жилец, – взглянув на жертву кошки, произнесла она. – Помрет.

Но цыпленок не помер. Мы положили его в коробку из-под обуви и принялись по очереди ухаживать. Меняли на шее повязки. Кормили и поили цыпленка с рук яйцами вкрутую. И выходили! Только вот перья у нее на шее, а это оказалась курочка, больше не выросли. Мы назвали курочку Голошейкой. Когда рана зажила, выпустили ее обратно в клетку с цыплятами-подростками. И поняли, что поступили неосмотрительно. Не только дети, но и птицы издеваются над непохожими на себя.

Голая шея нашего цыпленка сразу привлекла внимание сородичей. Они принялись ее дружно расклевывать. И мгновенно расклевали до крови. Пришлось забрать Голошейку обратно и снова оказывать первую помощь. И пока птица не превратилась во взрослую курицу и смогла постоять за себя, мы не выпускали ее в стаю. В итоге Голошейка стала абсолютно ручной. Откликалась на кличку. Встречала нас после школы. Завидев на дорожке, неслась нам навстречу, радостно кудахтая и хлопая крыльями. А позже стала нести нам яйца. В холода она втягивала свою голую шею. И прожила у нас довольно долго.

Бабушкина трепетная любовь ко всему живому передалась и нам с братом. Нехитрую бабушкину истину «Все живое должно жить» я повторяла своим детям, а теперь внукам. Подолгу рассказываю им, как рано утром бабушка выгоняла своих пуховых коз на луг. Самую старшую из них привязывала на длинной веревке к колышку. А младшие никогда от нее не отходили. В козлином семействе царил суровый матриархат. Если рождался козлик, он был обречен на жаркое или суп. Из приплода оставляли только козочек. Их ценили за шерсть (пух) и за то, что можно было легко продать и обменять, например, на гуся или утку. У козликов же шерсть была жесткая, ни на что не годная.

Козликов было безумно жалко. Я любила гладить и трогать их рожки, набухающие на глупом лбу. Играла с козлятами и угощала их яблоками и капустой. Часами наблюдала за тем, как уморительно они бодались друг с другом. Как взрослые козлы разбегались, а потом сходились и неслись друг на друга, нагнув лбы. Умоляла бабушку не резать моих любимцев. Но она не слышала моих просьб…

Колхозы советских времен с их огромными полями и покосившимися неухоженными фермами бабушка, мягко говоря, не любила. Коллективные хозяйства она считала издевательством над животными, которые мучились там на привязи по колено в собственных испражнениях.

– Эх, дочка! – с горечью рассуждала она. – Как там скотина-то мучается. Когда колхозов не было, каждый хозяин свою коровку или лошадку в тепле и чистоте держал. Как к родной относился. В лютые морозы стельных коров, а тем паче телят домой приводили или делали в сенцах закуток, чтобы они не замерзли и не заболели. Накрывали шерстяной попоной, поили теплыми помоями. А на фермах тех однажды я увидала, как в морозы теляты к стене боками примерзают. Эх, нерачители!

Нерачителями бабушка называла всех, кто не умел вести хозяйство. В их число под горячую руку попадала порой и моя мама.

Лето. Каникулы. Отец рано утром ушел на работу в первую смену. Мы с мамой и братом сладко спим. Просыпаемся все сразу от громкого стука в окно.

– Ты погляди, чего они удумали! Солнце давным-давно на дворе, а она спит. Дела стоят. Вода в бочку не налита. Помидоры не подвязаны, а она прохлаждается! – эта бабушкина гневная тирада, конечно же, адресована маме.

– Нерачители! – продолжает бушевать за окном бабушка. – Обувку на ночь и ту забыли в сенцы занести. Вон дождик как намочил.

Мама вскакивает. Открывает бабушке дверь. Начинает оправдываться, как маленькая девочка. Бабушку она слушается и боится всю жизнь. И перечить ей не смеет. Мама унаследовала дедушкин спокойный характер. Она была такая же немногословная и мудрая, как он. Беспрекословно отдала бразды семейного правления бабушке и никогда за них не воевала. Лидерские качества мамы проявились на любимой работе. Педагог от бога, она еще совсем молодой стала директором вечерней, а затем завучем в дневной школе. Рулила там педагогами и учениками, пропадала с утра до ночи, зная, что семья и дом в надежных бабушкиных руках.