Читать книгу Психология жизни моей, или Моя лирика как самотерапия - - Страница 8

В предисловии Э. Фромм[35] пишет, что

«Чтение этой книги принесет разочарование тому, кто ожидает доступной инструкции в искусстве любви. Эта книга, как раз напротив, ставит целью показать, что любовь – не сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо от уровня достигнутой им зрелости. Она хочет убедить читателя, что все его попытки любви обречены на неудачу, если он не стремится более активно развивать свою личность в целом, чтобы достичь продуктивной ориентации; что удовлетворение в индивидуальной любви не может быть достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной человечности, отваги, веры и дисциплины. В культуре, где эти качества редки, обретение способности любить обречено оставаться редким достижением. Пусть каждый спросит себя, как много действительно любящих людей он встречал».

Как вы думаете, можно найти удовлетворение в любви к одному человеку, не умея любить своего ближнего? Не обладая истинным смирением, мужеством, верой и дисциплиной? Э. Фромм считает, что нет.

«Однако сложность задачи не должна сдерживать стремления познать как эти сложности, так и условия их преодоления».

Хотя не вызывает возражения применение понятия любви к различным объектам, широко распространено мнение, что любить других людей – добродетельно, а любить себя – грешно. Считается, что в той мере, в какой я люблю себя, я не люблю других людей, что любовь к себе – это то же, что и эгоизм. Этот взгляд довольно стар в западной мысли. Кальвин[36] говорил о любви к себе, как о «чуме». З. Фрейд говорил о любви к себе в психиатрических терминах, однако смысл его суждения такой же, как и у Кальвина. Для него любовь к себе – это то же, что и нарциссизм, обращение либидо на самого себя. Нарциссизм являет собой раннюю стадию человеческого развития, и человек, который в позднейшей жизни возвращается к нарциссистской стадии, не способен любить; в крайних случаях это ведет к безумию. З. Фрейд утверждал, что любовь – это проявление либидо (Инстинкт жизни и инстинкт смерти – соединение и разрыв – этими терминами он объяснял всё – акт еды, простую встречу, расставание, половой акт и т. д. – В. Ф.), и если либидо направлено на других людей, то это любовь, а если оно направлено на самого его носителя, то это любовь к себе. Следовательно, любовь и любовь к себе взаимно исключаются в том смысле, что чем больше первая, тем меньше вторая. Если любить себя плохо, то отсюда следует, что не любить себя – добродетельно.

Далее по тексту будет излагаться более сложный материал, но Вы, читатель, умный, думаю, что мы разберемся во всём совместно.

Итак, Э. Фромм пускается в логические рассуждения. Возникают такие вопросы. Подтверждает ли психологическое исследование тезис, что есть существенное противоречие между любовью к себе и любовью к другим людям? Любовь к себе – это тот же феномен, что и эгоизм, или они противоположны? Далее, действительно ли эгоизм современного человека – это интерес к себе как к индивидуальности, со всеми его интеллектуальными, эмоциональными и чувственными возможностями? Не стал ли он придатком социо-экономической роли? Тождественен ли эгоизм любви к себе или он является следствием её отсутствия?

Прежде чем начать обсуждение психологического аспекта эгоизма и любви к себе, следует подчеркнуть наличие логической ошибки в определении, что любовь к другим и любовь к себе взаимно исключают друг друга. Вы изучали логику? Какую логическую ошибку вы видите? Если добродетельно любить своего ближнего, как человеческое существо, должно быть добродетелью, а не пороком, любить и себя. Спросите, почему? Потому что я тоже человеческое существо. Нет такого понятия человека, в которое не был бы включен и я сам. Доктрина, которая провозглашает такое исключение, доказывает, что она сама внутренне противоречива. Идея, выраженная в библейском «Возлюби ближнего, как самого себя», подразумевает, что уважение к собственной целостности и уникальности, любовь к самому себе и понимание себя не могут быть отделены от уважения, понимания и любви к другому индивиду. Любовь к своему собственному «я» нераздельно связана с любовью к любому другому существу.

Теперь мы подошли к основным психологическим предпосылкам, на которых построены выводы нашего рассуждения. В основном эти предпосылки таковы: не только другие, но и мы сами являемся объектами наших чувств и установок. (Разве не надо проявлять в отношении себя активность в развитии себя? А надо ли себя знать? А заботиться о себе? А уважать себя? – В. Ф.) Э. Фромм и говорит, что установки по отношению к другим и по отношению к самим себе не только далеки от противоречия, но основательно связаны. Это означает: любовь к другим и любовь к себе не составляют альтернативы. Напротив, установка на любовь к себе будет обнаружена у всех, кто способен любить других. Любовь, в принципе, неделима в смысле связи между «объектами» и чьими-то собственными «я». Подлинная любовь – это выражение созидательности, и она предполагает заботу, уважение, ответственность и знание. Это активная борьба за развитие и счастье любимого человека, исходящая из самой способности любить.

Любовь к кому-то – это осуществление и сосредоточение способности любить. Основной заряд, содержащийся в любви, направлен на любимого человека как на воплощение существеннейших человеческих качеств. Любовь к одному человеку предполагает любовь к человеку как таковому. «Разделение труда», как называл это Уильям Джеймс[37], при котором человек любит свою семью, но не испытывает никакого чувства к «чужому», означает принципиальную неспособность любить.

Любовь к людям является не следствием, как часто полагают, а предпосылкой любви к какому-то определенному человеку, хотя генетически она выражается в любви к отдельному индивиду. (Сложная формулировка; т. е., чтобы любить конкретного человека, я должен любить всё человечество. Чтобы любить женщину/мужчину, я должен любить женщин/мужчин вообще. – В. Ф.)

Из этого следует, что мое собственное «я» должно быть таким же объектом моей любви, как и другой человек. Утверждение моей собственной жизни, счастья, развития, свободы коренится в моей собственной способности любить, т. е. в заботе, уважении, ответственности и знании. (А не об этом же самом говорят все остальные философы? Библия нам говорит: «Познай самого себя»; К. Хорни[38] хочет познакомить человека с таинственным незнакомцем – самим собой. Не это ли первый шаг к любви к себе? – В. Ф.) Если индивид в состоянии любить созидательно, он любит также и себя; если он любит только других, он не может любить вообще.

Остается еще вопрос эгоизма. Как отличить здоровую любовь к себе от эгоизма, который этим не является? Вот как отвечает Фромм на этот вопрос.

Эгоистичный человек интересуется только собой, желает всего только для себя, чувствует удовлетворение не тогда, когда отдает, а когда берет. На внешний мир он смотрит только с точки зрения того, что он может получить от него, у этого человека отсутствует интерес к потребностям других людей и уважение к их достоинству и целостности. Он не может видеть ничего, кроме самого себя; всё и вся он оценивает с позиции полезности ему; он в принципе не способен любить. Не доказывает ли это, что интерес к другим и интерес к самому себе неизбежно альтернативны? Это было бы так, если бы эгоизм и любовь к себе были тождественны. Но такое предположение как раз и является тем заблуждением, которое ведет к столь многим ошибочным заключениям относительно нашей проблемы. Эгоизм и любовь к себе, ни в коей мере не будучи тождественны, являются прямыми противоположностями.

Эгоистичный человек любит себя не слишком сильно, а слишком слабо, а на самом же деле он ненавидит себя. Отсутствие нежности и заботы о себе, которые составляют только частное выражение отсутствия созидательности, оставляет его пустым и фрустрированным[39]. (Посмотрите, как точно этими же словами говорит К. Хорни: «Отсутствие нежности и заботы о себе, которые составляют только частное выражение отсутствия созидательности, оставляет его пустым и фрустрированным». – В. Ф.)

Он неизбежно несчастен и тревожно силится урвать у жизни удовольствия, получению которых сам же и препятствует. Кажется, что он слишком много заботится о себе, но в действительности он только делает безуспешные попытки скрыть и компенсировать свой провал в деле заботы о своем собственном «я». Фрейд придерживается мнения, что эгоистичный человек влюблен в себя, он нарциссист, раз отказал другим в своей любви и направил её на свою собственную особу. И в самом деле, эгоистичные люди неспособны любить других, но они неспособны любить и самих себя.

Легче понять эгоизм, сравнивая его с жадным интересом к другим людям, какой мы находим, например, у чрезмерно заботливой матери. Хотя она искренне убеждена, что очень нежна со своим ребенком, в действительности она имеет глубоко подавленную враждебность к объекту ее интереса. Ее интерес чрезмерен не потому, что она слишком любит ребенка, а потому, что она вынуждена компенсировать отсутствие у неё способности вообще любить его.

Эта теория природы эгоизма рождена психоаналитическим опытом изучения невротического «отсутствия эгоизма», симптомом невроза, наблюдаемого у немалого количества людей, которые обычно обеспокоены не самим этим симптомом, а другими, связанными с ним: депрессией, утомляемостью, неспособностью работать, неудачей в любовных делах и тому подобное. Это «отсутствие эгоизма» не только не воспринимается как «симптом», но часто кажется спасительной чертой характера, которой такие люди даже гордятся в себе. Человек, лишенный эгоизма, «ничего не желает для себя», он «живет только для других», гордится тем, что не считает себя сколько-нибудь заслуживающим внимания. Его озадачивает, что, вопреки своей неэгоистичности, он несчастен и его отношения с самыми близкими людьми неудовлетворительны.

Анализ показывает, что отсутствие эгоизма не является чем-то, существующим независимо от других его симптомов. Это один из них, а зачастую и самый главный симптом. У человека парализована способность любить или наслаждаться чем-то, он проникнут враждебностью к жизни, и за фасадом неэгоистичности скрыт утонченный, но от этого не менее напряженный эгоцентризм[40]. (У меня вообще создается впечатление (особенно после того, что я узнал, что они жили вместе), что Э. Фромм и К. Хорни не только говорят об одном и том же, но и практически одними словами. – В. Ф.) На какого человека похоже это описание Э. Фромма? На смиренную личность, по К. Хорни[41]. Такого человека можно вылечить, только если его неэгоистичность будет признана болезненным симптомом в ряду других симптомов, и будет откорректирована нехватка созидательности у него, которая коренится как в его неэгоистичности, так и в других затруднениях.

Природа неэгоистичности становится особенно очевидной в её воздействии на других, и наиболее часто в нашей культуре – в воздействии «неэгоистичной» матери на своего ребенка. Она убеждена, что, благодаря её неэгоистичности, её ребёнок узнает, что значит быть любимым, и увидит, что значит любить. Результат её неэгоистичности, однако, совсем не соответствует её ожиданиям. Ребенок не обнаруживает счастливости человека, убежденного в том, что он любим; он тревожен, напряжен, боится материнского неодобрения и опасается, что не сможет оправдать ожиданий матери. Обычно он находится под воздействием скрытой материнской враждебности к жизни, которую он скорее чувствует, чем ясно осознает, и, в конце концов, он сам заражается этой враждебностью. В целом воздействие неэгоистичной матери не слишком отличается от воздействия матери-эгоистки; а на деле оно зачастую даже хуже, потому что материнская неэгоистичность удерживает детей от критического отношения к матери. На них лежит обязанность не обмануть её надежд; под маской добродетели их учат нелюбви к жизни. Если кто-то взялся бы изучать воздействие матери, по-настоящему любящей себя, он смог бы увидеть, что нет ничего более способствующего привитию ребенку опыта любви, радости и счастья, чем любовь к нему матери, которая любит себя.

Эти идеи любви к себе нельзя суммировать лучше, чем цитируя на эту тему Майстера Экхарта:

«Если ты любишь себя, ты любишь каждого человека так же, как и себя. Если же ты любишь другого человека меньше, чем себя, то в действительности ты не преуспел в любви к себе, но если ты любишь всех в равной мере, включая и себя, ты будешь любить их как одну личность, и личность эта есть и бог, и человек. Следовательно, тот великая и праведная личность, кто, любя себя, любит всех других одинаково»[42].

Отрывок из книги Эриха Фромма «Искусство любить». Глава «Любовь к себе»

Почему мне захотелось привести фрагмент из книги «Искусство любить»? Мне просто-напросто захотелось увлечь Вас, читатель. Ведь любовь – это одна из важнейших тем, без которой не может обойтись человечество. Ведь самые главные разговоры – о любви, так как речь идёт о продолжении рода.

Основной вопрос, который проходит красной нитью во всей работе Э. Фромма, что большинство хотят быть любимыми. Но при этом не умеют любить сами. В своей работе Э. Фромм доказывает, что любить – это искусство, т. е. мастерство, которым надо овладеть. Ведь люди нуждаются в любви, но ничего не делают, чтобы научиться любить. Люди также думают, что о любви ничего не надо знать. Вы, читатель, думаете так же?

Прочитав о любви к себе, я думаю, Вы сможете сделать вывод, что любовь является искусством. Если да, то будьте готовы, что искусство любить требует знаний и усилий; в первую очередь, это работа над собой.

Первый шаг, который необходимо сделать, и это действительно важно: осознать, что любовь – это искусство, такое же, как искусство жить; если мы хотим научиться любить, мы должны поступать точно так же, как нам предстоит поступать, когда мы хотим научиться любому другому искусству – например, музыке, живописи, столярному делу, врачебному или инженерному искусству.

Процесс обучения искусству можно последовательно разделить на два этапа: первый – овладение теорией; второй – овладение практикой. Если я хочу научиться искусству медицины, я должен, в первую очередь, познать определенные факты относительно человеческого тела и относительно различных болезней. Но даже когда я обрету все эти теоретические знания, я всё еще не смогу считаться сведущим во врачебном искусстве. Я стану мастером в этом деле после длительной практики, когда, наконец, результаты моего теоретического знания и результаты моей практики сольются в одно – в мою интуицию, составляющую сущность мастерства в любом искусстве. Но, наряду с теорией и практикой, существует третий фактор, необходимый для того, чтобы стать мастером в любом искусстве: овладение искусством должно стать предметом наивысшего сосредоточения; не должно существовать в мире ничего более важного, чем это искусство. Это относится к музыке, медицине, к столярному искусству, а также и к любви. И, может быть, именно здесь содержится ответ на вопрос, почему люди нашей культуры так редко изучают это искусство, вопреки их очевидным неудачам в нём. Вопреки глубоко коренящейся жажде любви, почти всё иное считается едва ли не более важным, чем любовь: успех, престиж, деньги, власть. Почти вся наша энергия употребляется на обучение достижению этих целей, и почти никакой – на обучение искусству любви.

Если же Вы думаете, что любовь – это приятное чувство, испытать которое – дело случая, нечто такое, что выпадает человеку в случае удачи, то искусство любви, наверное, не для Вас, наслаждайтесь той любовью, которая у Вас имеется. Ведь большинство людей сегодня, несомненно, исходят из данной предпосылки.

Подводя итог, книгу «Искусство любить» я рекомендую к прочтению, так как чтение такой литературы, на мой взгляд, заставляет задумываться и переосмыслять ту сумму привычек, которая была приобретена с момента нашего рождения до сегодняшнего дня и которая неотвратимо влечёт нас к нашей судьбе, какова бы она ни была.

…Отличительной чертой, которая поражает нас в невротической потребности в любви, является ее навязчивый характер. Всегда, когда человеком движет сильная тревожность, неизбежный результат этого – потеря непосредственности и гибкости. Проще говоря, это означает, что для невротика получение любви – не роскошь, не источник, в первую очередь, добавочной силы или удовольствия, а жизненная необходимость. Здесь заключена такая же разница, как в различии между «я хочу быть любимым и наслаждаюсь любовью» и «необходимо, чтобы меня полюбили, чего бы это ни стоило». Образно говоря, это различие между тем, кто имеет возможность быть разборчивым в еде и испытывает удовольствие благодаря хорошему аппетиту, и голодающим человеком, который должен без разбору принимать любую пищу, так как не имеет возможности потворствовать своим прихотям.

Такое отношение неизменно ведет к чрезмерной переоценке действительного значения того, чтобы нас любили. На самом деле не столь уж важно, чтобы все люди нас любили. В действительности может быть важно, чтобы нас любили определенные лица – те, о которых мы заботимся, те, с которыми нам приходится жить и работать, или те, на кого желательно произвести хорошее впечатление. Помимо этих людей, практически не имеет значения, любят или нет нас другие. Однако невротики чувствуют и ведут себя так, как если бы само их существование и безопасность зависели от любви к ним других людей.

Я должна упомянуть в этой связи одну проблему – неспособность быть одному, варьирующую от легкого беспокойства и тревожности до явно выраженного ужаса одиночества…

Отрывок из книги Карен Хорни «Невротическая личность нашего времени»