Читать книгу Система развития навыков деловой коммуникации «НевалЯшка». Начальный цикл - - Страница 5

Ненадолго вернёмся к формулировке с просторов интернета о суде и том, что его выигрывает убедительная история. Какая история будет считаться убедительной, понятная оппоненту или принятая им? Если исходить из того, что принятие позиции есть включение её в систему своего мировоззрения, то ответ на этот вопрос очевиден. При этом стало наглядно видно, что понимание смысла позиции совсем не означает принятие её оппонентом хотя бы в силу того, что он может эту позицию не принять как раз по той причине, что прекрасно понял её смысл. Таким образом очевидно, что понятная позиция вовсе не гарантирует её интеграцию в систему внутренних убеждений оппонента.

При этом неоспорим тот факт, что без понимания позиции не может идти речи о её принятии. Исключение может составлять разве что согласие с чужой позицией и без её понимания. Это когда оппоненту глубоко индифферентно как на саму позицию, так и на её носителя, при этом нужно сэкономить время, пропустив разбор её сути. Вот тогда выдаются глубоко-проникновенные фразы о приемлемости позиции в верхне-уровневом приближении, что называется, «на отшибись». Но это скорее ущербное отклонение от нормы, нежели сама норма. В результате получается, что понимание оппонентом вашей позиции есть условие обязательное и не терпящее исключений. Как вы думаете, сможете вы включить что-то в систему своих мировоззрений, если не понимаете, о чём идёт речь? Сомневаюсь.

Письменность это в первую очередь средство, предназначенное для передачи информации, сохраняющее начальную форму при последующей ретрансляции, в противовес вербальному общению, которое в какой-то момент запросто может превратиться в испорченный телефон. Чем дальше передаваемая информация будет находиться от понимания её оппонентом, тем меньше у неё шансов быть им принятой. То есть, чем непонятнее мы излагаем наши мысли, тем дальше отодвигаем от себя возможность плыть в одной лодке с оппонентом.

При этом, как уже отмечалось, понимание смысла полученной информации не гарантирует его принятия оппонентом, то есть согласия с ней. Об этом важно помнить.

Давайте на время оставим согласие или несогласие оппонента с нашей позицией и зададимся вопросом, что необходимо для того, чтобы нас хотя бы поняли? Что нужно для того, чтобы донести нашу мысль до оппонента, не расплескав?

Мне встречались руководители, требующие от юристов написания понятных текстов. Более того, я сам страдал от профессионального словоблудия своих подчинённых. Будучи юристом, я был вынужден натыкаться в тексте на множество юридических терминов, оборотов, ссылок на судебную практику и нормативные акты, и вишенкой на торте – цитатами из них. Я прекрасно понимаю судей, вынужденных ежедневно тоннами и километрами всё это читать, и искреннее сочувствую им. Я прекрасно видел, как добросовестно стараются люди выполнять требования своих руководителей, но они просто не знают, как это сделать. Неоднократно после прочтения очередных юридических «шедевров», авторам предлагалось их переписать в более понятной форме. Дубль мало чем отличался от первоначальной версии. Причина очевидна, человек действует так, как его научили, как делают его коллеги, как ему кажется правильным. Он не видит того, КАК это может быть по-другому. Привычки, закалённые годами практики, не позволяют заглянуть за свои барьеры, не говоря о том, чтобы попробовать выйти за них.

Зачастую руководители сами не знают, что именно должны сделать их подчинённые, чтобы эти требования были выполнены. Сразу пресеку разглагольствования на этот счёт: если бы знали, что необходимо для изменения сложившейся модели поведения подчинённых, то сначала дали бы им рабочие методики, обучили бы их. Тогда не было бы ни жалоб, ни «боевых» действий. Собственно, так и возникла необходимость разработки «НевалЯшки».

Вся информация о написании понятных текстов и вообще всё, что мне приходилось встречать на эту тему, сводилось к использованию простых конструкций предложений и работе с текстовым мусором, таким как: исключение неопределённостей, отглагольных существительных, штампов и местоимений, вводных конструкций и так далее. Безусловно с «мусором» бороться нужно и важно, но даже если мы исключим его полностью из наших текстов, писем или речи, гарантирует ли это, что нас обязательно поймут? Когда мы общаемся, мы используем ту терминологию и тот словарный запас, которым обладаем, который сложился в течении всей нашей жизни в понятных нам значениях и смыслах, которые мы сами или с чьей-то помощью приняли в качестве своих убеждений.

Давайте рассмотрим те обязательные составляющие, которые, пройдя через сито критики, выглядят действительно необходимыми для того, чтобы наши тексты и речи были понятными для наших оппонентов.

Во главу угла следует поставить такой аспект, как единство языковой среды. Предвижу скептические замечания, что всем это очевидно и понятно, и нет необходимости тратить на это время. Но всё же, языковой барьер – это единственный случай, когда оппонент нас действительно не понимает, а мы, разумеется, не понимаете его. Вот только речь не всегда идёт об иностранных языках. Сюда запросто можно отнести коммуникацию между поколениями, когда родители через раз понимают смысл выданных отпрыском очередных перлов с использованием молодёжного сленга. Множество профессий подразумевает свои профессиональные «диалекты». К ним можно отнести и юристов, и медицинских работников, и программистов, и много кого ещё. Если при общении с иностранцем мы чётко фиксируем языковую напряжённость и пытаемся найти кого-то владеющего языком, когда не владеем им сами, и допускаем, что смысл сказанного нами может не дойти до адресата, то в случаях общения юриста с оппонентом не юристом, врача с не врачом почему-то такая штука, как осознанность, даёт сбой. Осознание того факта, что оппонент не владеет тем же самым «профессиональным наречием» полностью отсутствует, даже у тех, кто имеет «чёрный пояс» мастера по осознанности. Отчего-то все уверены, что специфичные профессиональные изыски запросто должны быть восприняты любым собеседником, даже очень далеким от нашей профессии. И «очевидность» необходимости единого языкового пространства в этом случае вдруг почему-то становится не такой уж очевидной.

Упуская из виду такой важный аспект, как предварительная оценка языкового пространства, мы сами разрушаем перспективу принятия другой стороной нашей информации. То, что без проблем будет воспринято в среде таких же как мы: в судах или на профессиональных конференциях, способно создать серьёзные затруднения при общении с заказчиком, не входящим в тот же самый языковой конгломерат.

Отсюда вытекает простое правило: «Профессиональный язык должен быть только для профессионалов». Хотя, когда есть возможность общаться на обычном языке даже среди коллег одной с нами профессиональной среды, то лучше именно так и делать. Профессионалы, они ведь тоже люди.

Этот важный компонент тесно взаимосвязан с другим необходимым условием – учетом уровня восприятия адресата. Одна и та же информация разными людьми может быть воспринята по-разному. Судья, заматеревший на правовых изысках, скорее всего без особых проблем воспримет изложенное юристом в очередном иске. Руководителю не юристу будет сложнее разобраться в содержимом этого же текста. Для ребёнка это вообще будет филькина грамота с набором непонятных слов. Хотя документ написан на русском языке, родном для всех, здесь упомянутых. Только уровень его восприятия зависит от уровня интеллектуального развития адресата. То есть, чтобы обеспечить понимание вашей позиции в первую очередь необходимо учитывать, кому адресован ваш посыл.

Щедро приправляя текст, предназначенный заказчику не юристу, профессиональными жаргонизмами, дабы выглядел весомее, юрист изначально делает всё возможное, чтобы его не поняли. Добавьте сюда ещё немножко неопределённости, и такая коммуникация станет полностью ущербной для восприятия. Расчёт на то, что текст будет читать такой же юрист, состоящий на службе у контрагента, не всегда оправдан. Например, договоры будут читать не только юристы, но и бухгалтеры, и менеджеры различных уровней и мастей, а может быть даже сам руководитель. Все они изначально «приговорены» к страданиям от «юридической» формы изложения. К тому же судьи, если присмотреться попристальнее, тоже окажутся людьми, которым гораздо легче будет вникнуть в текст, не перегруженный правовыми оборотами, даже несмотря на специальное образование и ежедневную практику.

Безусловно, есть определённые каноны, которые необходимо соблюдать, но на память не приходит ни одного положения из процессуального кодекса, предписывающего излагать суть заявляемого требования формальными канцелярскими штампами. Правда, судебная система, формируя собственную практику, изобилующую канцелярскими штампами, в итоге побуждает участников процесса этими же штампами обращаться к ней самой. Но поверьте, если вы изложите суть требования в иске без вычурного юридического налёта, судья нисколько не расстроится, а возможно даже испытает нечто вроде благодарности.

Таким образом получается, чтобы что-то сказать или написать, нужно определить язык передачи информации, а чтобы определить язык, необходимо «встать с адресатом на один уровень». Это сокращает дистанцию к восприятию нас оппонентом. Но всё равно ещё остаются нюансы для блокировки понимания, которые следует выяснить и устранить.

Как вы думаете, поймёт ли вас собеседник, если вы будете общаться с ним намёками? Возможно, что поймёт, если он достаточно погружён в тему, которая обсуждается таким витиеватым способом. А может быть и не поймёт, даже если уровень погружения достаточный. Так зачем устраивать подобную лотерею, при условии, что вам своей коммуникацией необходимо достичь определённой цели? Это как рубить сук, на котором собрался переждать наводнение. Ранее уже упоминалась ситуация, где руководители «воюющие» со своими подчинёнными, никак не могут одержать победу. Может дело вовсе не в неисправимых подчинённых? Ещё из армии запомнилось одно выражение: «Не выполненная задача – это плохо поставленная задача». Если вместо того, чтобы изображать из себя пышущего гневом Бонапарта, руководитель донёс бы до подчинённых необходимую и достаточную информацию о том, что именно и как они должны сделать, то, с большей степенью вероятности, «воевать» ни с кем бы не пришлось.