Читать книгу Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - - Страница 5

Работая в психиатрии, я знаю, что все может пойти не по плану. Я знаю, что совершал ошибки и что у меня всегда были высокие стандарты. Мой внутренний перфекционист требует, чтобы я все сделал правильно, и я ругаю себя, если так не получается. Я хочу, чтобы все было идеально, хотя, к сожалению, так никогда не бывает.

За все время работы в психиатрии я узнал, что особый стресс возникает из-за несоответствия идеала реальности. Ну то есть неспособность правильно подобрать лекарство, неспособность убедить невежественного пациента принять его. Подозреваю, что другие люди переживают нечто подобное.

ТРОЕ МОИХ КОЛЛЕГ ПОКОНЧИЛИ С СОБОЙ ИЗ-ЗА ПСИХИЧЕСКОГО ЗАБОЛЕВАНИЯ.

Жизнь многих других людей была сформирована и затронута их собственным опытом болезни или трудностями, связанными с ее преодолением. Развод, депрессия и зависимость – обычное дело в моей профессии. Это напряженная работа, и требования к ней весьма высоки.

Общая и судебная психиатрия – мои специализации, и я скажу вам, что эта профессия далека от мирного созерцательного занятия. Людей привозят в больницу часто против их желания, буквально с криками. Пациенты причиняют боль и себе, и другим – врачам и ухаживающему персоналу.

БОЛЕЕ ТОГО, РАНО ИЛИ ПОЗДНО БОЛЬШИНСТВО ВРАЧЕЙ ХОТЬ РАЗ ПОДВЕРГАЮТСЯ НАПАДЕНИЮ СО СТОРОНЫ ПАЦИЕНТА. И В ЭТОТ МОМЕНТ В ИХ ПОЛЕ ЗРЕНИЯ НЕТ ДАЖЕ КУШЕТКИ, ЧТОБЫ СПРЯТАТЬСЯ.

Я постоянно вижу медсестер и коллег-медиков, которые «выгорают» на работе. Достигают точки, когда понимаешь: все, с меня хватит. Стремительно теряется интерес ко всему, словно в баке не остается топлива – немного похоже на то, как бегун на длинные дистанции выдыхается и падает навзничь.

Честно говоря, я тоже не так давно почувствовал, что после стольких лет работы судебным психиатром-консультантом момент выгорания все ближе. Я потерял искру. Бывали дни, когда мне просто не хотелось идти на работу. Я поговорил с одним из друзей, он терпеливо выслушал меня и сказал, что ему до пенсии осталось четыреста двадцать шесть дней. Другой предложил антидепрессанты. «Мне они помогли», – признался он.

Но мне не нужны ни отставка, ни антидепрессанты. Мною всегда двигало чувство цели и самореализации, которым я наслаждался на протяжении большей части своей карьеры.

И я хочу вернуть это ощущение.

Психоанализ, по мере сокращения бюджетов, становится все более маргинальной отраслью психиатрии. С помощью психоанализа можно исследовать наши бессознательные побуждения, выяснять, почему мы действуем так или иначе. С этой точки зрения психоанализ – это высшая форма рефлексивной практики. И если где-то в современной практике еще можно найти знаменитую кушетку, то это именно здесь, в психоанализе.

– Где ваши отчеты о делах и бланк по самооценке? – спросила Клэр, психиатр и психоаналитик, которая оценивала меня перед моей последней аттестацией[3]. Она просмотрела документы, которые я отправил еще до того, как мы познакомились.

– У меня есть отчеты по делу. На самом деле я не слишком много занимался самооценкой, – сказал я. – Позвольте мне показать вам мою внешнюю оценку.

Время от времени мы спрашиваем коллег, что они думают о нас: мы опрашиваем людей, которые отвечают за нас, сотрудников, коллег, пациентов и всех остальных, кто играет важную роль в нашей работе. Это внешняя оценка, потому что она фиксирует мнение окружающих.

Я набрал очень высокие баллы почти во всех областях. Я был доступен, я принимал ясные и очевидные решения, я был чутким, я был хорошим начальником, и мои пациенты любили меня и чувствовали, что их слушают. Единственным неприятным замечанием было то, что я не очень хорошо воспринимал критику.

Она улыбнулась.

– Это очень впечатляющие результаты.

Я почувствовал удовлетворение.

– Нужно очень усердно работать, чтобы получить такие баллы.

Я нетерпеливо кивнул. Она полностью права.

– Чувствуете ли вы потребность в одобрении других?

Да.

– Нет, дело не в этом. Я просто подумал, что вам захочется взглянуть на результаты внешней оценки.

– Это очень показательно.

– Почему же?

– Должно быть, трудно так много помогать другим.

Я почувствовал, что краснею.

– Вы не любите критику.

– А разве кто-то любит?

Я сидел там и думал, как она превратила то, чем я гордился, в то, что заставило меня смутиться? Я знаю, что на самом деле все было не так, но именно так я себя чувствовал, а она сидела тут, вся такая «психоаналитическая».

Я просто молчал.

Слушал, как тикают часы. Выглянул в окно. Посмотрел на свои ногти и подумал обо всей той работе, которую мне нужно сделать. И тогда я задумался.

– Я думаю, мне нужно все контролировать, – сказал я в конце концов. – Мне не нравится, когда я не владею ситуацией и что-то идет не по плану. Мне важна обратная связь, чтобы получалось удовлетворять потребности других людей, а потребности эти часто противоречивы. Так, в отделении должны быть жесткие правила, чтобы снизить уровень тревоги и пациентов, и персонала, но при этом пациенту нужна определенная свобода. – Я попытался поискать другие примеры того, как справлялся со сложными ситуациями, но обнаружил, что мои мысли блуждают. – Как будто взрослый становится ребенком в отношениях, а ребенок превращается в отцовскую фигуру. Все, что я делаю, – контролирую. У меня это хорошо получается. Я не знаю почему, но это так.

Клэр посмотрела на меня.

– Когда мы договаривались о встрече, вы сказали, что ваша мать больна, возможно, умирает.

Я почувствовал комок в горле.

– Так и есть. Я хочу увидеться с ней завтра.

– Что случилось?

– Сейчас у нее деменция. В течение многих лет, даже когда я был еще очень молодым, мне нужно было поддерживать ее эмоционально. Она страдала повышенной тревожностью и часто впадала в депрессию.

Я вдруг понял, что больше не могу говорить.

– Дайте мне подумать.

Я контролирую ситуацию не больше, чем кто-либо другой. Теперь я это понимаю. Я сам придумал, что обладаю какими-то сверхспособностями, и это стало утешительным заблуждением. Но пришла пора преодолеть свои страхи по поводу рефлексии и начать открыто говорить о том, что я делаю и что думаю.

Это мой антидепрессант. Я хочу наверстать упущенное время. Чтобы защитить частную жизнь своих пациентов и знакомых, я изменил имена, даты, хронологию и ключевые детали. Если кто-то узнаёт себя, он, скорее всего, ошибается. Некоторые истории взаимосвязаны. В других мужчина может превратиться в женщину, а пожилой человек стать молодым.

Есть некоторые исключения, когда случаи являются общественным достоянием и к ним нельзя применить критерий анонимности без потери смысла.

ЕЩЕ Я ОБСУЖДАЮ САМОУБИЙСТВО КОЛЛЕГИ, НО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО С РАЗРЕШЕНИЯ ЕЕ МУЖА.

Я работал во многих тюрьмах и более чем в двадцати больницах. Все больницы я объединил в больницу Святого Иуды, тюрьмы называю Крэмпсмуром, а учреждения повышенной безопасности – это Брэмворт.

Любое сходство с реальными людьми является случайным. В остальном все описанное – правда. Все это произошло на самом деле. Ищите и наслаждайтесь моментами света, потому что бóльшая часть данной книги пронизана тьмой. Настоящей чернотой.