Читать книгу Агнонимия в пьесах У. Шекспира. Монография - - Страница 2

Настоящая диссертационная работа посвящена исследованию явления агнонимии в драматическом креолизованном тексте пьес У. Шекспира. Кроме того в нём будет освящена проблема языковой личности применительно к пониманию этого явления в ретроспективном плане с учётом диахронического взгляда на семантику английского слова, его переход в разряд агнонимов.

Если взять краткий лингвистический словарь, то там можно найти определение синонима, антонима синонимического ряда и других важных терминов. Например, синонимический ряд – «совокупность синонимов во главе с доминантой – стилистически нейтральным словом: лентяй, лодырь, бездельник, лоботряс». Но ни один лингвистический словарь не даст нам точного и полноценного определения агнонимов и тем более—агнонимических рядов. Это связано с тем, что вопрос агнонимов, несмотря на имеющиеся труды отечественных лингвистов на данную тему, до сих пор не изучен. Мнения по поводу агнонимов и их использования в речи носят зачастую противоречивый характер. Некоторые лингвисты, как Мандрикова Г. М., считают использование агнонимов нарушением лексико-семантической нормы. Другие исследователи занимают более взвешенную позицию и исследуют агнонимы в языке и тексте (Е. О. Савина, Ю. В. Домашова, Морковкин В. В., Морковкина А. В.). При этом в качестве объекта исследования зачастую выступают агнонимы русского языка. Иностранные агнонимы в общем, равно как и агнонимы английского языка, в частности, до настоящего времени не изучены и практически не были объектом научного исследования. На основании изложенного можно говорить об актуальности настоящего диссертационного исследования.

Явление агнонимии связано с наличием агнонимов в тексте—слов, кодирующих неизвестные концепты (с точки зрения когнитивное лингвистики) или же известных концептов, закодированных неизвестными и непонятными словоформами. В статье [Ward Elliott and Robert J. Valenza October 29, 2007] с интересным с научной точки зрения названием: «My Other Car is a Shakespeare» (Мой Другой Автомобиль – Шекспир), которая явилась ответом на работу «Яблоки с апельсинами в бардовской стиометрии» («Apples to Oranges in Bard Styometrics.») Шахана и Уэйлена, Уорд Эллиотт и Роберт Дж. Валенца рассматривают оригинальность произведений У. Шекспира с помощью стилометрического анализа: «Мы измерили Шекспировское несоответствие (SD) стилометрически и нашли это чрезвычайно точной в различении Шекспира и не-Шекспира. Оксфордская СД слишком высока (написана позже, более современным языком), чтобы сделать его вариант вероятным претендентом на подлинность У. Шекспира. Его известные стихи и творчество Шекспира согласно данным исследования разделяются годами. Шансы, которые позволили бы кому бы то ни было написать подобные труды (пьесы, стихи) случайно, намного ниже, чем шансы получить удар молнии» [Ward Elliott and Robert J. Valenza October 29, 2007]. Чем же обеспечивается такое стилистическое своеобразие языка У. Шекспира. Выдвинем гипотезу по этому поводу, которую попытаемся обосновать и доказать в настоящей статье. Суть гипотезы в следующем: стилистическая специфика языка У. Шекспира обеспечивается явлением агнонимии, так если наличием большого числа агнонимов в его текстах, связанных между собой особыми внутритекстовыми закономерностями и разнообразными контекстуальными связями, позволяющими их выделять и классифицировать с помощью теории релевантности, с опорой на когнитивный и ретроспективный подходы с учётом интроспективных данных в области исследования современного языкознания и лексикологии.

Объектом исследования служит агнонимическая лексика пьес У. Шекспира. Предметом исследования выступают этимология, контекстуальное окружение и когнитивные процессы, влияющие на декодирование семантики реферальных агнонимов пьес У. Шекспира. Материалом исследования послужили тексты пьес У Шекспира: «Ромео и Джульетта», «Отелло», «Макбет», «Король Лир», «Юлий Цезарь», а также агнонимы и их сочетания, содержащиеся в словарях: «Shakespeare’s language. A Glossary of Unfamiliar Words in His Plays and Poems» by Eugene Shewmaker [E. Shewmaker, 2008], «Shakespeare’s legal language. A dictionary» by B.G. Sokol, Mary Sokol [B.G. Sokol, M. Sokol, 2004], а также словарь малоизвестных религиозных терминов «Shakespeare’s Religious Language: A Dictionary» by R. Chris Hassel [Chris Hassel, 2005], «Новый англо-русский словарь» Мюллера В. К. на 160 тысяч слов и словосочетаний. «Shakespeare’s Military Language» by Charles Edelman. Данные по агнонимам, участвующим в создании художественных образов, взяты из статей английских авторов Майкл Донкор «Misunderstanding in Othello» [M.Donkor,2016], Кирнан Райан «Racism, misogyny and «motiveless malignity’ in Othello» [K. Ryan, 2016], Вирджиния Мейсон Воган «Critical approaches to Othello» [Vaughan, 2016], Александра Мелвилл «Character analysis: Iago in Othello» [Melville, 2017], Эндрю Диксон «Othello: the role that entices and enrages actors of all skin colours» [Dickson, 2016] и ряд других работ. Но наиболее ценная с научной точки зрения для исследования явления агнонимии будет работа Майкла Донкора «Misunderstanding in Othello», где автор рассматривает такие художественно-агнонимичные образы, как «Носовой платок», «Венецианское «состояние души», «образ и характер африканца», «война» и образ «взаимоотношения полов» [Ершов, 2019, с.203].

Было собрано и проанализировано более 1000 агнонимов, связанных с различной сферой общественной жизни, и около 500 примеров с их употреблением. Было выявлено, что анализируемая группа агнонимической лексики связана главным образом с разнообразием сфер человеческой жизнедеятельности, если рассматривать её с точки зрения лексико-тематической классификации: юридической, политической, экономической, социальной, профессиональной, религиозной, военной, медицинской, готической и т. д. Иной кластер составляют грамматические агнонимы. Третий вид агнонимов—это стилистические и функциональные, участвующие в создании художественных образов. Агнонимы различаются в языке и в речи. Агнонимы в языке фиксируются в словарях. Агнонимы в речи используются в качестве декламаций креолизованных драматических текстов ролей персонажей пьес У. Шекспира.

Цель исследования: установление когнитивных механизмов возникновения и функционирования агнонимов и их сочетаний в драматических креолизованных текстах пьес У. Шекспира.

Цель исследования влечёт за собой решение следующих задач:

1. Рассмотреть явление агнонимии в концепции ареала драматического креолизованного текста с учётом современного языкового состояния.

2. Выявить условия возникновения английских реферальных агнонимов в силу того или иного типа языковой личности при первичном ознакомлении её с оригинальными креолизованными текстами пьес У Шекспира.

3. Дать характеристику состава реферальных агнонимов в пьесах У. Шекспира.

4. Установить пропорциональное влияние агнонимов на формирование жанра и стилистических особенностей произведений У. Шекспира.

5. Провести классификацию английских агнонимов в пьесах У. Шекспира и охарактеризовать частотность их употребления на примере одной из его трагедий.

Теоретическая концепция исследования и необходимость достижения обозначенной цели и решения поставленных задач способствовали выбору методов исследования. Ретроспективный подход к тексту явился одним из основных при отборе материала. Кроме того, работе нашли своё применение общенаучные и приёмы: гипотетико-дедуктивный метод, метод анализа и синтеза, метод аналогии, метод количественного подсчета и сравнения при определении частотности, описания (при работе с лексическим материалом), приёмы обобщения и классификации, метод дискуссии и анализа лексикографических данных социологического опроса и лингвистические методы: метод контекстуального анализа, метод компонентный анализ лексической семантики, метод семантического толкования, метод конструктивного анализа, метод сплошной текстовой выборки, лексикографический метод.

Наиболее существенные и методологически значимые результаты диссерта-ционного исследования обобщены в следующих положениях, выносимых на защиту:

1. Агнонимический ареал текста следует понимать как индивидуальное для языковой личности количество лексем в драматическом креолизованном тексте, находящихся за пределами языкового словарного запаса этой конкретной языковой личности в определённый момент её существования; под реферальным агнонимическим ареалом текста следует понимать количество лексем в драматическом креолизованном тексте (реферальных агнонимов), находящихся на периферии современного состояния английского языка.

2.Различие между референтными и реферальными агнонимами носит условный характер и связано со способом декодирования. Рефентными агнонимами, так если такими, содержание которых невозможно декодировать из контекста, в пьесах У. Шекспира являются грамматические агнонимы. Реферальные агнонимы несут в себе особую лексическую окраску и подразделяются на тематические кластеры: диалектные, устаревшие, неологизмы и авторскую лексику, низкочастотные (редкие), специальные (профессиональные) лексические единицы различных видов.

3. Референтные агнонимы пьес У. Шекспира представлены следующими тематическими группами: бытовая лексика (30%), военная лексика (10%), общественно-политическая лексика (5%), экономическая (2%), психосоматическая лексика (3%), лексика культуры и образования (5%), церковно-религиозная лексика (10%), готическая лексика (10%), пейзажная лексика (8%), юридическая лексика (10%), биологическая и зоологическая лексика (7%).

4. Референтные грамматические агнонимы пьес У. Шекспира по происхождению относятся к исконно английским, общегерманским и отчасти индоевропейским устаревшим формам, тогда как реферальные агнонимы представлены различными тематическими лексическими группами как заимствованной (70%) и исконно английской (70%) лексике. Среди агнонимов-заимствований доминируют галлицизмы (75%) и латинизмы (25%).

5. Агнонимы существуют как в языке в парадигматическом порядке, так и в речи, в последнем случае они рассматриваются в тексте в синтагматических отношениях. Агнонимы в речи определяют жанр произведений У. Шекспира в силу своей жанрообразующей, прагматической и стиле формирующей функций, делая его язык неповторимым.

6. В текстах пьес У. Шекспира непонимание или частичное непонимание слов, отнесённых к референтным и реферальным агнонимам, ведёт к утрате характеристик быта, социального устройства, образов персонажей, и др., имеющих значение для восприятия художественной (в том числе идейно-смысловой) стороны драматического креолизованного текста, созданного У. Шекспиром.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней предложены новые термины и их дефиниции: реферальальный агнонимический ареал текста, референтный агноним, агнонимический стимул, агнодиктема, агнонимический художественный образ, нигилоним. Кроме того, определён реферальный объём агнонимов в пьесах У. Шекспира, подсчитана частотность их употребления на примере трагедии «Отелло». Проанализирован когнитивный, интроспективный и ретроспективные подходы в целях оптимизации декодирования агнонимов в рамках теории релевантности для опознания и выделения агнонимов в текстах пьес У. Шекспира.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования углубляют и расширяют современные представления о процессах, происходящих в сфере актуального для современного читателя корпуса слов, поскольку в пьесах У. Шекспира много высокочастотных, «актуальных» для современной языковой личности, но в его время они имели несколько иное значение, о чем часто не знают или не догадываются современные читатели. Кроме того, она заключается в применении преимущественно ретроспективного подхода к анализу текста на предмет наличия в нём агнонимической лексики в отличие от Е. О. Савиной, В. В. Морковкина и А. М. Морковкиной.

Теоретической базой для изучения реферального и референтного состава агнонимов в текстах пьес У. Шекспира нам будет служить:

– лексикографическая концепция академика Л. В. Щербы (его положение об активном и пассивном запасе языка), а также труды В. В. Морковкина, А. В. Морковскиной—в первую очередь монография «Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)» (1997);

– теория потенциальных агнонимов [Е. О. Савина, 2015];

– идеи научной концепции агнонимов В. Д. Черняк и О. В. Загоровской;

– теория когнитивной лингвистики [Talmy 1987, 2000a, 2000b; Lakoff 1988; Langacker 1988, 1991, 2008; Jackendoff 1993, 1996; Wierzbicka 1997, 2001; Cruse 2004; Апресян 1991, 2006; Кубрякова 1992, 2004; Рахилина 1998; Болдырев 2001, 2016; Карасик 2002, 2007; Красных 2002; Корнилов 2003; Кибрик 2003, 2015; Маслова 2006, 2010, Дейк, 2000 и др.];

– теория релевантности [Gutt,1991; Sperber, D. and D. Wilson 1986; Fodor, J. A., Ed, 1981 и др.].

К исследованию будут привлекаться связанные с обсуждаемыми проблемами работы других отечественных и зарубежных учёных в области ономасиологии, семасиологии, семиотики [Сорокин, 1997; Новиков, 1997; Барсук, 1988; Григорьев, 1979; Гак, 1971], общей семантики [Шмелёв, 1964, Будагов, 1947, Kjøll, 2010, Сулейманова,2004, 2018], психолингвистики восприятия текста и теории текста [Стернин, 1985; Залевская, 1993; Сорокин, 1997, Валгина, 2003] и др.

Практическая значимость работы состоит в анализе обширного пласта общеупотребительной и специальной лексики английского языка. Результаты исследования представляют интерес для лингвистов, литературоведов, германистов, филологов, историков и представителей других гуманитарных дисциплин. Теоретические и практические результаты исследования могут использоваться при подготовке лекционных курсов и учебных пособий как по современному английскому языку, так и по общему языкознанию. Кроме того, практическая ценность диссертации состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и практических занятиях по лексикологии и лексикографии, в элективных курсах по психолингвистике, семиотике, лингвокультурологии, для проведения спецкурсов по творчеству У. Шекспира, семинарских занятий по интерпретации художественного текста, а также для написания дипломных и курсовых работ.

Апробация работы. Теоретические положения и материалы диссертации регулярно докладывались на заседаниях кафедры английского языка в МПГУ, на аспирантском семинаре Центра английского языка и региональных лингвистических исследованиях в МПГУ.

Результаты исследования отражены в докладах на региональной и международно научной конференции «Ломоносовские чтения» в МГУ им. Ломоносова М. В.– На одной из таких конференций автору настоящей диссертации удалось выступить с докладом в программе подсекции «Лингвистика (языки Азии и Африки)» секции «Востоковедение, африканистика» на тему «Значение слова во вьетнамском и английском языках в контексте формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов». Полное название конференции: «Международный молодёжный форум «Ломоносов» XXIV МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ СТУДЕНТОВ, АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЁНЫХ «ЛОМОНОСОВ»», а также на факультете иностранных языков Московского педагогического государственного университета в 2014—2017 годах.

По теме диссертации согласно шифру специальности 10.02.04 Германские языки с соответствующим УДК опубликовано семь статей общим объёмом 2, 8 п.л., в реферируемых научных журналах из списка ВАК: 1) «Вестник Волжского университета имени В. Н. Татищева» (Тольятти, 2019, №1 (28) Том 1 Филологические науки), 2) «Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И. Я. Яковлева» (Чебоксары, 2018), 3) «Вестник Брянского государственного университета» (Брянск, №2 (32) 2017); 4) «Вестник Башкирского университета» (Уфа, 2019, Т.24, №1); 5) Современные исследования социальных проблем (Красноярск, 2019, Том 11, №1); 6) «Мир науки, культуры, образования» (г. Горно-Алтайск, №2 (75) от 30 апреля 2019); 7) «Вестник ассоциации вузов туризма и сервиса», (Том 11, 2017/№3, Московская область).

Сборник материалов научной сессии по итогам выполнения научно-исследовательской работы на факультете иностранных языков Московского педагогического университета за 2014—2015 содержит опубликованную статью Ершова Д. И. «Использование метода моделирования при обучении семантики лексических единиц немецкого языка вьетнамских студентов», где впервые начала разрабатываться проблема агнонимии и непонимания значения слова иностранного языка.

Структура и объём работы. Диссертационное исследование состоит из введения, четырёх глав, заключения, списка использованной литературы: научных работ, словарей, справочников, источников материалов (всего 190 библиографических позиций), а также приложения 1 (словника агнонимической лексики), приложения 2 (круговых диаграмм, показывающих процентное соотношение агнонимов разной тематики в текстах пьес У. Шекспира), приложения 3 (круговых диаграмм, показывающих соотношение актуальной и вышедшей из употребления лексики среди референтных агнонимов пьес «У Шекспира» по тематическим группам).

Основное содержание работы. Во введении обосновывается актуальность темы диссертационной работы, её практическая значимость, даётся общая характеристика выполненной работы. Сформированы главные направления исследования и приведены основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе излагаются исходные теоретические положения, на которых основывается диссертационная работа, рассматриваются вопросы о структуре лексического значения, проблема понимания значения слова носителями языка. В данной главе вводятся понятия: референтный агноним, агнонимический ареал текста, референтный агнонимический ареал текста, определено отличие референтных от реферальных агнонимов.

Вторая глава посвящена описанию состава, тематического разнообразия референтных и реферальных агнонимов и их функционированию в текстах пьес У. Шекспира.

В третьей главе описывается семантика, этимология и история потенциальных агнонимов произведений У. Шекспира, обозначающих частно-бытовую жизнь человека, проведена их их классификация и выявлена частотность употребления.

В заключении подводятся итоги диссертационной работы, формулируются основные выводы по результатам исследования.

Исследование проводилось в несколько этапов.

Первый этап (2014—2016) – изучение психолого-лингвистической и филологической литературы по проблеме исследования; формулирование гипотезы; разработка теоретических основ исследования явления агнонимии в произведениях У. Шекспира.

Второй этап (2017—2019) – разработка классификаций агнонимической лексики в произведениях У. Шекспира, создание понятийного аппарата и апробация результатов исследования.

Достоверность результатов исследования обеспечивается обоснованностью исходных теоретических позиций, выбором методов, соответствующих целям и задачам исследования, положительной динамикой развития умений вьетнамских студентов (лингвистический вуз, уровень бакалавриата), продемонстрированных ими в ходе опытного обучения, что доказало эффективность разработанной методики.

Базой исследования явились вьетнамские студенты (лингвистический вуз, уровень бакалавриата) в МПГУ города Москвы.

Апробация результатов исследования. Результаты проведенного исследования обсуждались на заседаниях кафедры методики преподавания иностранных языков МПГУ, а также кафедре английского языка МПГУ. Основные положения диссертации нашли отражение в докладах и выступлениях на ежегодных конференциях МПГУ.

Цель и задачи исследования определили структуру диссертации, которая состоит из введения, четырёх глав, заключения, списка литературы и приложения.

ГЛАВА I. МЕТОДИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПО ПРОБЛЕМЕ ВЫЯВЛЕНИ РЕФЕРАЛЬНОГО СОСТАВА АГНОНИМОВ.

1.1 Агнонимы в ракурсе языкового состояния. Проблемность, дискурсивность, дебаты

При внимательном анализе языковедческой литературы можно обнаружить, что большая её часть различные положения о внутренней, т.е. сокрытой от прямого обзора стороны лингвистических категорий и языковых единиц. Довольно часто филологи и языковеды, а также специалисты ряда смежных областей научного знания используют такие термины, как «семантическое поле», «концепт», «денотат», «смысл», «сигнификат», «семантика», «понятие», «значение», «словарный запас человека», «означаемое и означающее», «планы выражения и план содержания», «лингвистический корпус», «языковая картина мира», «тезаурус человека», «означать», «знание», «ассоциация», «языковая компетенция», «лексическая компетенция» [Ершов Д. И., 2017, с. 482—483] «понимать» и т. д. без каких- либо сложностей. Совсем недавно в этот перечень вошёл новый термин— «агноним».

Если взять краткий лингвистический словарь, то там можно найти определение синонима, антонима синонимического ряда и других важных терминов. Например, синонимический ряд – «совокупность синонимов во главе с доминантой – стилистически нейтральным словом: лентяй, лодырь, бездельник, лоботряс» [Д.И.Ершов, 2018, с. 35—45.]. Но ни один лингвистический словарь не даст нам точного и полноценного определения агнонимов и тем более – агнонимических рядов. Это связано с тем, что вопрос агнонимов, несмотря на имеющиеся труды отечественных лингвистов на данную тему, до сих пор не изучен. Мнения по поводу агнонимов и их использования в речи носят зачастую противоречивый характер. Некоторые лингвисты, такие как Г. М. Мандрикова, считают использование агнонимов нарушением лексико-семантической нормы [Мандрикова Г. М., 2011, с. 188]. Другие исследователи занимают более взвешенную позицию и исследуют агнонимы в языке и тексте (Е. О. Савина, Ю. В. Домашова, В. В. Морковкин, А. В. Морковкина) [Д.И.Ершов, 2018, с. 35—45].

В 90-е годы XX века в науке появился термин агноним, напрямую связанный с проблемой понимания слов отдельной языковой личностью. Так, в работе В. В. Морковкина и А. В. Морковкиной агнонимия рассматривается по отношению к усреднённой русской языковой личности. Авторы предложили изучать агнонимы с опорой на процедуру измерения словарного запаса самих исследователей. Учёные обосновывают объективность применения данной процедуры незначительным отличием словарного запаса исследователя от словарного запаса усреднённой английской языковой личности. Изучение агнонимов через призму языковой личности исследователя объясняется авторами также и тем, что извлечение данных о языке из сознания квалифицированного исследователя в полной мере соответствует специфике антропоцентрического подхода [Е. О. Савина; 2015, c. 214.].

Вслед за В. В. Морковкиным [Морковкин В. В., Морковкина А. В., 1997, С. 414.], В. А. Козыревым [Козырев В. А., Черняк В. Д. 2007, с. 183.], Н. П. Зыбиной [Зыбина Н. П, 2012, С. 14—17.], Ю. В. Домашова определяет агноним как «единицу языка, знание о содержании которых отсутствует в сознании рядового носителя языка» [Домашова Ю. В., 2015, с. 69]. В. Д. Черняк в своей статье, посвященной агнонимам, писал о том, что агнонимы, являясь заметной характеристикой индивидуального лексикона, определяют речевой портрет отдельной языковой личности, но в то же время характеризуют и речевой портрет общества [Черняк В. Д., 2003, с. 296].

Термин агноним впервые был предложен В. В. Морковкиным и А. В. Морковкиной в их фундаментальной монографии «Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)» [Морковкин, 1997, с.76] для обозначения слов, неизвестных или малопонятных языковой личности. Рассматривая теоретические основы агнонимии, учёные выявили и исследовали её семасиологическую и ментально-когнитивную сущность, а также предложили и разработали обоснованную интерпретацию агнонимических единиц.

Слова, которые по тем или иным причинам неизвестны или малоизвестны, называются агнонимами [от греч. а—«без», gnosis—«знание» и onyma—«имя»]. Агнонимы в системно—языковом отношении объединяют устаревшую (английскую и иноязычную), ограниченную в употреблении и низкочастотную в современном английском литературном языке лексику.

В качестве словарного запаса русского этноса исследователи понимают весь корпус лексико-семантических вариантов, представленных в «Словаре русского языка» в 4-х. тт. под ред. А. П. Евгеньевой (МАС) [Савина, 2015, с.14]. В качестве словарного запаса английского этноса, на наш взгляд, по аналогии можно назвать «Большой англо-русский словарь»: в 2-х тт. под общ. рук. И. Р. Гальперина, – в той его части, где речь идёт об английских эквивалентах русских слов.

Процедура работы с материалом представляла собой выборку среди всех лексико-семантических вариантов (ЛСВ), которые оказывались незнакомыми исследователю, т.е. агнонимов для языковой личности исследователя как модели усреднённой русской языковой личности.

Исследователи отмечают, что агнонимы от своих лингвоцентрических аналогов (лексико-семантических полей, синонимических рядов, массива редких слов) отличаются тем, что отражают не объективное соотнесение слов в языке (речи), а отношение говорящего человека к элементам своего лексикона, способ существования этих элементов в его языковом сознании. Соответственно, и опознание такого рода единиц возможно только посредством наблюдения за характером речевого поведения говорящего человека и/или прямого зондирования и измерения его языкового сознания [Морковкин, 1997, с. 189].

Проблема агнонимии, несмотря на её глубокое рассмотрение в упомянутой выше монографии В. В. Морковкина и А. В. Морковкиной, настолько многоаспектна, что уже на протяжении многих лет является объектом серьёзного изучения лингвистов. На теоретической базе, заложенной профессором В. В. Морковкиным, написано большое количество научных работ.

Так, В. Д. Черняк считает понятие агноним очень удачным в терминологическом плане и перспективным в аспекте психо-социолингвистики для преподавания русского языка и культуры речи. «Он удачно передаёт, с одной стороны, индивидуально-личностный характер незаполненных ячеек в лексиконе носителей языка, а с другой—позволяет выявить типичные для современной языковой личности зоны агнонимической активности» [Черняк, 2003, с. 296].

Антропоцентрический характер агнонимии способствует появлению новых возможностей в её изучении. Г. М. Мандрикова исследовала возможности изучения русских агнонимов через выявление различных аспектов рассмотрения явления агнонимии: [Мандрикова, 2011].

Исследования проблемы агнонимии в рамках когнитивного аспекта показали, что, встречая незнакомую языквую единицу, носитель языка может объяснить её значение одним из 19 способов, выбор которого зависит от того, какой степенью агнонимичности обладает слово для носителя языка.

Первая группа—это способы, которыми объясняются только полные агнонимы:

1) идентификация по сходству звуко-буквенного состава;

2) идентификация по предполагаемому однокоренному слову;

3) идентификация посредством другого агнонимы или его значения;

4) отгадывание;

5) метаязыковая характеристика.

Вторая группа—это способы, которые используются для объяснения как полных, так и частичных агнонимов:

1) идентификация через значение/звучание паронима;

2) идентификация по предполагаемому мотивирующему слову;

3) идентификация по предполагаемой словообразовательной модели;

4) идентификация по предполагаемой тематической группе;

5) идентификация через влияние предполагаемых антонимов;

6) идентификация с помощью контекста;

7) идентификация через язык-источник.

Третья группа—это способы, которые используются только для объяснения значений частичных агнонимов:

1) указание части сем;

2) указание коннотативных сем;

3) опора на контекст;

4) неверная формулировка;

5) опора на компоненты ситуации, вызывающей ассоциации с семантизируемым словом;

6) отнесение к тематической группе;

7) воздействие неконвенциональных значений слова (в просторечии, жаргонах и др.).

В основной части данная классификация способов идентификации лексического значения приводится в работе: [Мандрикова, 2011].

При системном подходе становится очевидной тесная связь понятия агноним с пассивным словарным составом, который, в свою очередь, соотносится периферийными пластами лексики. Первым в науку понятие активного и пассивного запаса языка ввёл Л. В. Щерба. К пассивному лексическому запасу Л. В. Щерба относил слова, которые стали менее употребительными и круг использования которых сузился [Щерба, 1974, с. 271].

Взгляды языковедов на пассивный словарный запас языка расходятся. Одни лингвисты включают в пассивный словарь часть словарного состава языка, состоящую из лексем, употребление которых ограничено ввиду особенностей называемых ими явлений (наименование редких реалий, термины, историзмы, собственные имена), или лексических единиц, известных только части носителей языка (архаизмы, неологизмы), используемых только в определённых функциональных разновидностях языка (книжная, разговорная и другая стилистически ярко маркированная лексика) [Баранникова, 1973; Реформатский, 1996; Розенталь, Теленкова, 1985, Conor McDonough Quinn 2010, Steve K. 2017, M. Manser 2006].

Другие учёные (Джон Рейнольдс и Патриция Акрес) считают, что пассивный словарь представляет собой часть словарного состава языка, понятную для всех носителей этого языка, но мало употребляемую в живом общении; в пассивный словарь входят устаревшие или устаревающие, но не вышедшие из словарного состава языка слова, а также неологизмы, которые ещё не вошли в привычное словоупотребление [Шанский, 1972; Фомина, 1990; Сороколетов, 1999, Reynolds and Acres, 2013, Nordquist 2017, Corson 1995]. Данная точка зрения является более узкой, так как включает в пассивный словарь лишь некоторую часть устаревшей (устаревающей) лексики и часть неологизмов. И то и другое характеризуется наличием темпорального компонента, а также низкой частотностью употребления и, как следствие, периферийной позицией в словаре.

Третья точка зрения основывается на разграничении понятий язык и речь: «понятия активный и пассивный словарь относятся прежде всего не к языку, а к речи, то есть к языковой деятельности отдельных индивидов, поэтому активные и пассивные словари разных людей, относящихся к разным общественным группам, профессиям, к разным местностям, могут и не совпадать» [Ардентов, 1970, с.219].Сюда же можно отнести и взгляд зарубежных учёных: «Media saturation may… provide what Dennis Baron called a ’passive lingua franca.» We all understand what we hear on the radio or see on TV, giving us a passive vocabulary, but that doesn’t mean that we use that vocabulary actively in writing or speaking» [Robert MacNeil et al, 2005]. Н. М. Шанский считал, что не следует путать пассивный запас языка с пассивным запасом слов того или иного носителя языка, который может зависеть от его профессии, образования, повседневной работы и т. д. [Шанский, 1972, с 142, Jackson, 2002, Susan M. Gass and Larry Selinker, 2001].

З. Ф. Белянская отмечает, что из-за неточного разграничения явлений языка и речи Л. А. Булаховский относил к пассивному словарному составу языка слова специального употребления, архаизмы, неологизмы, диалектизмы и часть заимствований, а А. А. Реформатский— экспрессивные выражения [Белянская, 1978, с 172].

Отдельные учёные, например П. Я. Черных, отказываются от понятия пассивный словарь: «Правильнее было бы говорить о разной степени активности слов и периферии действующего словаря, о словах, которыми говорящие пользуются в разговоре о чужих и чуждых их повседневному быту предметах мысли» [Черных, 1956, с. 17].

П. Н. Денисов, представляя лексическую систему как полевую структуру, относит устаревшую лексику к периферийной зоне. «На современном нам синхронном срезе единая лексическая система русского литературного языка представлена своим существенным для нужд общего и специального общения ядром (актуальной лексикой) и некоторой периферийной зоной, в которую оттесняются от центра устаревающие и устаревшие слова и через которую стремятся пройти ближе к центру новые слова, или неологизмы» [Денисов, 1993, с. 105; Антрушина, Афанасьева О. В., Морозова, 199, с. 10—25]. Однако данная трактовка также вызывает возражения. Например, Л. О. Савчук полагает, что выпадение слов из употребления и возникновение новых слов в обиходе на фоне «хронологически устойчивой лексики—это два разнонаправленных и протекающих с разной интенсивностью процесса» [Савчук, 1996, с.9].

Большинство лингвистов склоняются к необходимости использовать антропологический подход и метод интроспекции для дешифровки агнонимов [Морковкин, Морковкина, 1997; Е. О. Савина 2015]. На наш взгляд, данный метод применим лишь в ограниченном плане—для декодирования частичных реферальных лексико-тематических агнонимов, где не требуются знания истории языка. Когда же речи идёт о полных реферальных агнонимов с утраченными архисемами или же о грамматических референтных агнонимах драматических креолизованных текстов У. Шекспира, то метод интроспекции неприемлем, так как требуется диахронический анализ лексики и определённые знания истории английского языка. В этом случае наиболее уместно вести речь о ретроспективном методе исследования в рамках диахронической парадигмы.

В этой связи для примера рассмотрим морфологическую, графическую и фонетической агнонимию в древнеанглийском языке, которую можно охарактеризовать как референтную, отражённую в референтных агнонимах, которые нельзя декодировать без специальных справочных источников. Так, Причастие I в древнеанглийском языке оформляется с помощью суффикса ende [Аракин, 2003, c.85], как в современном немецком языке, например: ӡrῑpende—хватающий, совр. нем.— greifend; cēosende—выбирающий, совр. нем— wählend. В современном английском языке Причастие I оформляется с помощью суффикса -ing, так если формообразовательная морфема для причастий а современном и древнем английском языке полностью отличаются, что приводит к появлению морфологической, фонетической и графической агнонимии, так как современные носители английского языка при знакомстве с древними английскоими текстами, встретив там причастие с суффиксом ende вместо ing, его просто на просто не поймут и не смогут декодировать агнодиктемы, в составе которых оно будет употребляться.. Таким образом древние и современные формы Причастие I имеют разное звучание и разные аффиксы, что свидетельствует о морфологической и фонетической агнонимии. То же самое можно сказать о других неличных формах глагола, где ярко выражена фонетическая и морфологическая агнонимия. Причастие II в древнеанглийском языке часто принимает префикс ӡe-, характерный и для современного немецкого языка у слабых глаголов. Суффиксом этого причастия служит -en. Переходные глаголы в форме причастия II имеют пассивное значение, например: ӡripen—ӡeӡripen—схваченный; coren—gecoren—выбранный. Оба причастия—I и II склонялись по образцу прилагательных. Инфинитив в некоторых древнегерманских языках, в том числе и древнеанглийском, имеет следы склонения, что свидетельствует о его происхождении из имени существительного. В английском языке древнего периода инфинитив имеет формы двух падежей: именительного, оканчивающегося на -an, например: drincan—пить, beran—носить, и косвенного (дательного), оканчивающегося на -enne [Иванова, 1999, с.191], например: drincenne, brenne. Косвенный падеж, как правило, выступает после предлога tō и имеет значение обстоятельства цели, например: hē com tō drincenne—он пришёл для питья, т.е. чтобы пить. Из предлога tō развилась современная частица инфинитива to, например: to drink, to bear, to speak, etc. В современном немецком в результате фонетических агнонимических процессов ей будет соответствовать частица zu». Если же частицами стоит перед глаголом, то она не переводится, а просто показывает, что глагол стоит в неопределённой форме (Infinitiv). Если у глагола имеется отделяемая приставка, то частица zu внедряется между приставкой и корнем:

Es ist gesund Sport zu treiben – Спортом заниматься полезно.

Es ist Zeit das Essen zuzubereiten – Пора готовить еду. Эти древние референтные агнонимические фонетические, морфологические и синтаксические явления в языке важно знать для понимания английских тестов разных эпох, включая и креолизованные драматические тексты пьес У. Шекспира для преодоления в них референтной агнонимии в речи, поскольку креолизованные драматические тексты являются фиксацией речи и в них референтные агнонимы и их сочетания выступают в синтагматических отношениях в виде особого вида синтаксических комбинаций—агнодиктем, так как в тексте агнонимы существуют не одиночно, а объединяются семантическими и синтактическими связями в словосочетания и предложения, абзацы и сверхфразовые единства. М. Я. Блох ввёл понятие диктемы для объединения более крупных единиц, чем предложение [М. Я. Блох; 2011; стр. 65]. Если же диктема наполнена агнонимами, то она целиком может стать непонятной читателю и тогда можно говорить обо агнодиктеме [Ершов, 2019, с.479] или агнотеме. Как отмечает М. Я. Блох, нижним пределом величины абзаца является диктема, состоящая из одного предложения или даже из одного слова-предложения. Абзац, однако, может включать и несколько диктем, границы которых достаточно чётко обозначены сменой соответствующих тем и использованием специальных средств синтаксической связи (вводные слова, специализированная корреляция грамматических форм, субституция и пр.).

Явление агнонимии в языке характеризуется парадигматическими отношениями. В этой связи Агнонимичным можно считать грамматическое значение инфинитива. Вследствие его возникновения из существительных, инфинитив несёт в себе процессуальность и предметность в очень обобщённом, предельно абстрактном виде. Иногда инфинитив определяют как нефинитную форму (вербоид) из-за невыраженности в нем таких морфологических категорий глагола, как абсолютное время, наклонение, лицо и число [Матвеичева,2018, с.43].

В качестве доказательства данной точки зрения может служить теория репрезентации, выдвинутая Смирницким А. И. на материале английского языка. Противопоставив и определив различия между финитными и нефинитными формами, А. И. Смирницкий выделяет особую грамматическую категорию, объединяющую данные формы (в том числе и инфинитив), – категорию репрезентации, поскольку основные различия видятся в том « с какой степенью полноты и насколько ярко процесс представлен в той или иной грамматической форме именно как процесс» [Смирницкий, 1959, с.247].

Таким образом, можно определить основные положения теории репрезентации: глаголу свойственно противопоставление личных форм безличным, неопределённым, агнонимичным по своей сути; значение действия репрезентантами передается специфически: в наиболее чистом «без примеси» виде – личными формами, с дополнительными семантическими оттенками, с агнонимической грамматико-прагратической коннотацией – вербоидами.

В этой связи, в формальном плане учение о репрезентации опирается на различия личных форм и вербоидов—определённых видов грамматических агнонимов процессуального характера. В содержательном плане оно основывается на грамматическом значении глагола – значении действия, процессуальности. Поэтому, кроме общего значения репрезентации, присущего глаголу как части речи, сторонники данного подхода выделяют его частные значения, которые для большинства типичных представителей языковой личности будут носить агнонимичный характер, свойственные отдельным основным репрезентантам: предикативную репрезентацию относят к личным формам, субстантивную к инфинитиву (соответственно, полупредикативную – к герундию). В связи с этим категория репрезентации является «специфической грамматической ярко выраженной агнонимической категорией», так как не для всех она может быть известна и понятна, отражающей формальное (морфолого-синтаксическое) и содержательное противопоставление в системе личных форм и вербоидов» [Смирницкий, 1959, с.247], под последними мы будем понимать процессуально-неопределённые, безличные грамматические агнонимы при рассмотрении их с точки зрения этой теории.

Итак, мы рассмотрели агнонимию грамматическую и фонетическую. К фонетической агнонимии можно также отнести исторические звуковые процессы, происходящие в фонологической и фонетической системе английского языка, приводящие к существенному отличию звуковых форм слов древнеанглийского, среднеанглийского и новоанглийского периодов. Следует отметить, что агнонимия существует и на стилистическом уровне, и на уровне анализа текста. Вкратце рассмотрим их. Учёные выделяют разное количество функциональных стилей. По мнению Моисеевой И. Ю., Ремизовой В. Ф., само определение понятия «функциональный стиль» обнаруживает разночтение в теоретических источниках [Моисеева, 2015, с.101]. Основная часть исследований функционального стиля выполнена с использованием многочисленных положений научных школ и с привлечением обширного материала. Лингвистикой не выявлено точное количество функциональных стилей, не определен также чёткий онтологический статус: их относят к проявлениям и речи, и языка.

Выявление частотности компонентов определений «функциональный стиль» и, соответственно, их значимости проводился в рамках компонентно-квантитативного метода. Синтаксическая сегментация понятий привела к выявлению структурных связей компонентов по схеме N A L P, где N номинативная часть предиката определения, А атрибут, L локатив, Р обстоятельственно-целевая часть. Определено, что ключевыми компонентами части N являются: разновидность (частота употребления 7), подсистема (4), система (3), тип (2), реализация (2). Самыми частотными компонентами-атрибутами функционального стиля являются общественный (употреблен 8 раз), функциональный, функция (7); исторический (6); атрибуты, имеющие в своём составе слово сознание или корень данного слова (4). Структурный элемент определения L представлен компонентами: в общении, в сферах общения, общественной практики, речевой практики, человеческой деятельности, общенационального языка. Часть Р содержит только два компонента: достижение цели сообщения, оптимальное выражение коммуникативного содержания. Таким образом, выяснилось, что самыми частотными компонентами определений понятия «функциональный стиль» являются: функция (число употреблений 14), общественный (12), общение (8), разновидность (7), исторический (5), система (5), подсистема (4). Установленная частотность компонентов позволяет утверждать, что функциональный стиль факт языка, а не речи [Моисеева, 2015, с.101]. Всё это свидетельствует об агнонимии понятия функциональный стиль. Из-за его агнонимичности и сложности учёные понимают его по-разному и дают разные определения. В работах учёных упоминаются четыре основных метода лингвопоэтики: 1) трёхуровневый анализ, 2) лингвопоэтика художественного приёма, 3) лингвопоэтическая стратификация, 4) лингвопоэтическое сопоставление. Кроме того, в последние годы на первый план выходит новый метод: лингвопоэтика повествовательных типов. Традиция лингвопоэтического анализа отдельных текстов в первую очередь восходит к трудам академика В. В. Виноградова [Виноградов, 1954, С. 29]. Однако несмотря на всю фундаментальность работ учёного, они не дают окончательного ответа на вопрос о том, что определяет уникальность произведения художественной литературы, и о том, какие методы следует применять для выявления эстетически значимых языковых элементов. В связи с лингвопоэтическим исследованием художественного текста можно назвать также Б. В. Томашевского, Л. В. Щербу, Л. Шпитцера и др [Полякова, 2014].

По мнению Красниковой Л. В. [Красникова,2016, c.5], художественный текст, практически нейтральный в стилистическом плане, тем не менее может подлежать обсуждению с точки зрения его эстетики, если его содержание так или иначе касается эстетически значимых моментов или если его композиция не сводится к последовательному описанию некоторых фактов и событий; однако лингвопоэтический анализ текста в данном случае невозможен [Щерба, 1937; 151]. При корректном употреблении терминов становится очевидным, что лингвопоэтический анализ возможен и продуктивен только в том случае, когда текст содержит достаточное количество стилистически маркированных единиц [Щерба, 1974, 152], к которым в первую очередь, на наш взгляд, следует отнести и агнонимы. Поэтому при выборе агнонимов из текста необходимо проводить частичный лингвопоэтический анализ текста.

Таким образом, несовершенство одних методов лингвопоэтического анализа художественного текста порождает другие. Всё это связано с агнонимией понятия текст. Как и функциональный стиль, текст имеет множество определений, но по сути своей до конца не определён из-за агнонимичности того концепта, который в себя включает и порождает дальнейшие исследования учёных. Для уяснения понятия агнонимия и её связи с текстом в дальнейшем мы будем исследовать особый вид креолизованных драматических текстов пьес У. Шекспира, где будут встречаться не только референтные грамматические агнонимы, но и реферальные лексические, так если частичные и полные агнонимы в зависимости от возможности их декодирования с учётом контекста, которые мы будем подразделять на особые тематические группы.

1.2. Агнонимия в концепции ареала драматического креолизованного текста

Прежде чем перейти к непосредственному анализу агнонимов в драматическом тексте, рассмотрим среду, в которой функционируют исследуемые единицы, то есть сам текст художественный текст как объект интерпретации.

По мнению В. В. Защепкиной В. В., [В.В.Защепкина, 2011, с. 234—236], в отличие от часто употребляемого термина «текст» в значении осмысленной словесной последовательности, понятие «текста» в рамках семиотической науки трактуется достаточно широко. По определению Ю. М. Лотмана, текст представляет собой «отграниченное, замкнутое в себе конечное образование, одним из основных признаков которого является наличие специфической внутренне присущей ему структуры, влекущей за собой высокую значимость категории «границы» [Ю. М. Лотман, 1998, 2011 с. 424]. Следовательно, в качестве текста можно рассматривать любую знаковую систему, имеющую целостное значение и связность, сознательно и целенаправленно созданную человеком. Современное семиотическое исследование считает текст одним из исходных понятий, а сам он мыслиться не как предмет, имеющий стабильные, постоянные признаки, но в качестве функции. Текст может выступать и как отдельное произведение, и как часть некоего произведения (например, пьесы), и как композиционная группа, жанр и т. д. «В понятие текста вводится презумпция создателя и аудитории, причем эти последние могут не совпадать по своим объемам» [Ю. М. Лотман, 1998, 2011 с. 179].

Поэтому текст—явление очень сложное и многоаспектное—изучается с позиции разных подходов, разными научными дисциплинами. Именно поэтому существует множество определений текста (более двухсот), но до сих пор нет какой-нибудь общепринятой дефиниции.

Учёные, пытавшиеся систематизировать существующие определения данного явления в филологической науке, отмечают, что большинство из них построено на выдвижении в качестве доминанты коммуникативной природы текста [Бабенко, Казарин, 2005, с. 26].

Коммуникативная природа текста привела к возникновению такого понятия, как креализация, под которым мы вслед за А. А. Бернацкой будем понимать «комбинирование средств разных семиотических систем в комплексе, отвечающем условию текстуальности [Бернацкая А.А, 2000, с. 109]. К средствам креолизации вербальных текстов относятся изобразительные и драматические компоненты, соседствующие с вербальными и оказывающие существенное влияние на интерпретацию текста, а также все технические моменты оформления текста, влияющие на его смысл. Среди них следует назвать: шрифт, цвет, фон текста (цветной или иллюстративный), средства орфорграфии, пунктуации и словообразования, иконические печатные символы (пиктограммы, идеограммы и т.п.), графическое оформление вербального текста (в виде фигуры, в столбик и т.п.), кернинг, интерлиньяж. Полный спектр средств креолизации драматического текста ещё не выделен и не описан.

В конце XX века в связи с развитием антропологической и когнитивной лингвистики представления о семантической организации художественного текста усовершенствовались. Текст стал пониматься «и как двухмерная структура, образуемая в результате использования авторами специфической системы кодифицирования, и как разновидность речевого акта, т.е. акта коммуникации между автором (адресантом) и читателем (адресатом)» [Молчанова, 1988, с. 11]. Эти процессы восприятия текста помогут нам понять художественный текст английской драмы У. Шекспира, насыщенный агнонимами.

Драма имеет в искусстве как бы две жизни: театральную и собственно литературную. Составляя драматургическую основу спектаклей, бытуя в их составе, драматическое произведение воспринимается также публикой читающей.

Но так обстояло дело далеко не всегда. Эмансипация драмы от сцены осуществлялась постепенно – на протяжении ряда столетий и завершилась сравнительно недавно: в XVIII—XIX вв. Всемирно-значимые образцы драматургии (от античности и до XVII в.) в пору их создания практически не осознавались как литературные произведения: они бытовали только в составе сценического искусства. Ни У. Шекспир, ни Ж. Б. Мольер не воспринимались их современниками в качестве писателей. Решающую роль в упрочении представления о драме как произведении, предназначенном не только для сценической постановки, но и для чтения, сыграло «открытие» во второй половине XVIII столетия Шекспира как великого драматического поэта. Отныне драмы стали интенсивно читаться. Благодаря многочисленным печатным изданиям в XIX – XX вв. драматические произведения оказались важной разновидностью художественной литературы, поскольку они представляют особый вид креолизованных текстов, насыщенных агнонимами.

Креолизация художественного текста и преобразование его в драматический текст—это процесс впитывания ценностей другой культуры [James Sidbury, 2007, 617—630]. Процесс взаимодействия нескольких этносов на одной территории неизбежно ведёт к взаимодействию их национальных языков. Отсюда происходит второе узколингвистическое значение термина: креолизация – «процесс формирования нового языка (смешанного по лексике и грамматике) в результате взаимодействия нескольких языков»» [Яценко Н. Е., 1999], процесс, следующий за пиджинизацией. Соответственно, креолизованными (креольскими) называют языки, возникшие в результате смешения нескольких языков. Так язык текста драмы представляет собой смешения лингвистического языка с языком действия—драматическим языком, проявляющемся на сцене. В 1990 году Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов [Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф., 1990, с.180—186] предложили термин «креолизованные тексты» для обозначения текстов, «фактура которых состоит из двух негомогенных частей». Таким образом, существует три понимания термина «креолизация»: «общее», «лингвистическое» и «текстуальное». Нас оно будет интересовать в связи с его прямым отношением к драматическому тексту и драматическому текстовому ареалу—особому креолизованному текстовому пространству, где могут существовать агнонимы. При этом имеются расхождения в терминологии.

В лингвистической литературе встречается множество обозначений, авторы которых пытаются с помощью термина указать на самую суть данного типа текстов, к которым относится текст драмы, осложнённый действием на сцене: «семиотически осложнённый», «нетрадиционный», «видео-вербальный», «составной», «поликодовый», «креолизованный» тексты, «лингвовизуальный феномен», «синкретичное сообщение», «изовербальный комплекс», «изоверб», «иконотекст» (Е. Е. Анисимова, В.М.Березин, А. А. Бернацкая, Л. С. Большиянова, Н. С. Валгина, Л. В. Головина, Г.В.Ейгер, А. Ю. Зенкова, О. Л. Каменская, В. М. Клюканов, Э. А. Лазарева, Н.В.Месхишвили, А. В. Михеев, О. В. Пойманова, А. Г. Сонин, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Р. О. Якобсон и др.). Е. Е. Анисимова проводит градацию текстов по степени спаянности в них вербальных и невербальных компонентов: гомогенные вербальные тексты—паралингвистически активные тексты—тексты с частичной креолизацией—тексты с полной креолизацией [Е.Е.Анисимова, 2003, с.8—15]. Данная цепочка охватывает собой все основные возможности взаимодействия вербальных и невербальных компонентов в текстах. Их все невозможно охарактеризовать одним и тем же термином. Для общей характеристики всех паралингвистически активных текстов, к которым относится и текст драмы, необходимо вводить родовое определение. А. А. Бернацкая предлагает в данном случае использовать термин «поликодовый текст» [А. А. Бернацкая, 2000, с. 104—110]. Данный термин точно характеризует наличие в драматическом тексте нескольких составных частей, его можно использовать в обозначенных нами целях. Так же для характеристики драматического художественного текста распространён термин «семиотически осложнённый текст». Данное наименование отражает взаимодействие в рассматриваемых образованиях разных знаковых систем, но частично вводит в заблуждение реципиента. Включение в вербальную структуру текста иных знаковых систем не усложняет его восприятие, а наоборот способствует более быстрому восприятию информации, даже определённого числа агноним и агнонимических сочетаний, в некоторых случаях (например, при произнесении текста пьесы У. Шекспира актёрами на сцене в сопровождении различных действий и с использованием игровых невербальных технологий, жестов, мимики, поз и так далее) упрощает понимание драматических текстов У. Шекспира, осложнённых агнонимами, обогащает возможности для их интерпретаций. Д. П. Чигаев [Чигаев Д. П., 2010, с. 23] предлагает термин «семиотически обогащённый текст» для родовой характеристики негомогенных речевых образований. Для обозначения «текстов с полной креолизацией», к которым мы можем отнести тексты пьес У. Шекспира, в трактовке Е. Е. Анисимовой, то есть тех текстов, в которых вербальный и невербальный компоненты являются органическими частями единой монолитной композиции, предлагается более узкий, метафорический и динамический термин «креолизованный текст», введённый в науку Ю. А. Сорокиным и Е. Ф. Тарасовым и используемый в настоящее время ведущими исследователями данного феномена (Е. Е. Анисимова, Н. С. Валгина, А. А. Бернацкая, М. Б. Ворошилова и др.). Какие же лингвистические категории характерны для креолизованных драматических текстов пьес У. Шекспира? Для креолизованных драматических текстов характерны те же категории, что и «классических» гомогенных вербальных текстов. Убедительно доказано, что основными текстоформирующими свойствами креолизованных (как и обычных) текстов являются цельность и связность, проявляющиеся на различных языковых уровнях [Анисимова Е. Е., Д. П. Чигаев]. Также Е. Е. Анисимовой поднимались проблемы модальности, темпоральности, локативности, образности креолизованных текстов. Вместе с тем данный аспект креолизованных текстов только начал изучаться, систематическое описание всех категорий, присущих креолизованным текстам вообще и креолизованным драматическим текстам в честности, на данный момент отсутствует.

Драматический текст подвержен явлению компрессии помимо своей креализованности, образуя особое драматическое текстовое пространство—драматический ареал, где складывается очень благоприятная среда для возникновения и функционирования агнонимов в силу сжатости контекста.

Драматические произведения (др.-гр. drama—действие), как и эпические, воссоздают событийные ряды, поступки людей и их взаимоотношения. Подобно автору эпического произведения, драматург подчинен «закону развивающегося действия» [Гете И. В., С. 350.]. Но развернутое повествовательно-описательное изображение в драме отсутствует. Собственно авторская речь здесь вспомогательна и эпизодична. Таковы списки действующих лиц, иногда сопровождаемые краткими характеристиками, обозначение времени и места действия; описания сценической обстановки в начале актов и эпизодов, а также комментарии к отдельным репликам героев и указания на их движения, жесты, мимику, интонации (ремарки). Все это составляет побочный текст драматического произведения. Основной же его текст – это цепь высказываний персонажей, их реплик и монологов.

Отсюда некоторая ограниченность художественных возможностей драмы. Писатель-драматург пользуется лишь частью предметно-изобразительных средств, которые доступны создателю романа или эпопеи, новеллы или повести. И характеры действующих лиц раскрываются в драме с меньшей свободой и полнотой, чем в эпосе. «Драму я <…> воспринимаю, – замечал Т. Манн, – как искусство силуэта и ощущаю только рассказанного человека как объемный, цельный, реальный и пластический образ» [Манн Т., С. 386.]. При этом драматурги, в отличие от авторов эпических произведений, вынуждены ограничиваться тем объемом словесного текста, который отвечает запросам театрального искусства. Время изображаемого в драме действия должно уместиться в строгие рамки времени сценического. А спектакль в привычных для новоевропейского театра формах продолжается, как известно, не более трех-четырех часов. И это требует соответствующего размера драматургического текста.

Таким образом, в современной лингвистике с позиции теории коммуникации текст вообще и драматический креолизованный художественный текст в частности рассматриваются как результат взаимодействия плана выражения и плана содержания, как система, предполагающая двух участников—автора и адресата (отправителя и получателя). Данный подход влечёт за собой особую интерпретацию семантики текст, какую, по словам А. И. Новикова, «составляет мысленное образное образование, которое соответствует непосредственному результату понимания. Этот результат существует в виде той информации, которая возбуждается в интеллекте непосредственно под воздействием совокупности языковых средств, составляющих данный текст, а также той информации, которая привлекается для его понимания» [Новиков, 1983, с. 33].

Для нашего исследования, связанного с изучением агнонимического пространства текста вообще и агнонимического ареала драматического креолизованного текста в частности, важно рассмотреть текст с позиции текстового пространства и драматического текстового ареала.

Текстовое пространство принято понимать двояко: во-первых, как отображение некоего фрагмента действительности, вписанного в общую пространственную картину мира, во-вторых, как материальный объект, обладающий пространственными характеристиками.

Пространство текста имеет внешнюю и внутреннюю стороны: внешняя сторона представляет собой линейную последовательность зафиксированных автором вербальных знаков (языковая ткань художественного произведения); внутренняя сторона недоступна для непосредственного наблюдения (это совокупность смыслов).

Многие учёные отмечали двойственную природу текстового пространства. Например, Ю. А. Сорокин пишет: «Пространство любого текста закрыто: самоценно для самого себя. И оно, по крайней мере, двуполюсно: поле знаков (знаковых тел) и семантическое (когнитивно-когнитивное, эмотивно-аксиологическое). Вне восприятия оба этих поля существуют как потенциальная или виртуальная реальность» [Сорокин, 1997, с. 38].

Эту же мысль развивает в своей статье А. И. Новиков: «Применительно к тексту следует говорить о нескольких видах пространства и различных способах его членения. Во-первых, сам текст как материальный объект образует некоторое двухмерное пространство, где расположены в определенной последовательности составляющие его языковые единицы. Ему соответствует в сфере сознания другое пространство, которое и является собственно семантическим. При этом следует различать два вида такого пространства: виртуальное и актуальное. Виртуальное пространство задаётся отбором содержательных единиц в процессе порождения текста и реализуется механизмом замысла. Актуальное семантическое пространство—это поле, где формируется результат осмысления и понимания текста в целом» [Новиков, 1997, с. 36].

Многие учёные, занимающиеся изучением текста, считают текстовое пространство его обязательным атрибутом (Л. Г. Бабенко, Н. С. Валгина, Ю. В. Казарин, Ю. М. Лотман, А. И. Новиков, Ю. А. Сорокин, В. Н. Топоров). Необходимо отметить, что у учёных нет единого представления о текстовом пространстве. Это объясняется тем, что исследуются разные аспекты пространственного сознания. В языкознании существует множество работ, изучающих разные виды текстовых пространств. В зависимости от того, какие компоненты, конструирующие текстовое пространство, анализируются, учёными выделяются следующие виды пространства: эмоции—эмоциональное пространство текста (К.И.Белоусов), коммуникативные смыслы—коммуникативное (Б. М. Гаспаров), семемы—семантическое пространство (А. И. Новиков, Л. Г. Бабенко), знаки—семиотическое (Ю. М. Лотман).

Текстовое пространство, рассматриваемое изнутри, соотносится с лексическим пространством.

В современной лингвистической науке принято выделять несколько осмысленных типов пространственной организации лексики: лексическое пространство, лексико-семантическое пространство, семантическое пространство, деривационно-семантическое пространство, денотативное и концептуальное пространство [Бабенко, 1999, с. 11].

В исследуемых нами драматических креолизованных текстах пьес У. Шекспира потенциальные агнонимы—это в основном лексические и отчасти фразеологические единицы языка. Таким образом одним из основополагающих для нашего исследования является понятие лексического пространства (ареала драматического текста) как важнейшей составляющей общего текстового пространства. Лексическое пространство языка (лексический ареал драматического текста) —это весь словарный состав того или иного языка, представленный в словаре (тезаурусе) без учёта конкретных значений. Фактически лексическое пространство—это формальное множество слов [Бабенко, 1999, с. 11].

Слова в любом тексте композиционно организованы и обладают разной степенью эстетической значимости, что и позволяет говорить о лексическом пространстве текста (лексическом ареале драматического текста). Большинство исследователей полагают, что все слова в подлинно художественном (а как было указано выше, драматический текст-особый вид креолизованного художественный текст) тексте эстетически значимы, выполняют образную функцию, не могут быть выброшены из текста или заменены другими без изменения смысла целого [Григорьев, 1979, с.124].

При восприятии текста реципиентом языковые единицы, конструирующие текстовое пространство, вступают между собой в отношения взаимообусловленности, соотносимости и взаимосочетаемости, что является залогом понимания текста. Однако понимание текста затрудняется, если реципиент сталкивается с вербальными единицами, образы для которых отсутствуют в его сознании. Следовательно, мы можем говорить о ещё одном виде текстового пространства—агнонимическом (драматическом ареале в тексте драмы).

Следует отметить, что агнонимическое пространство текста (драматический ареал) в отличие от других видов исследованных наукой текстовых пространств, которые указаны выше, существует только для читателя. Автор может лишь предполагать, что некоторые слова могут быть непонятны, тогда он даёт объяснение с помощью контекста или в скобках. Однако, учитывая специфику коммуникации между автором художественного текста и читателем, когда адресат и адресант могут быть разделены значительным промежутком времени, разница между реальным количеством агнонимов для среднего читателя любой последующей эпохи и их количеством, предполагаемым автором, весьма значительна.

Следует также отметить, что агнонимическое пространство текста индивидуально для каждого конкретного читателя и может отличаться от агнонимического пространства того же текста у другого читателя не только в количественном, но и в качественном отношении. Вполне очевидно, что агнонимы могут быть неоднородны и классифицируются по степени агнонимичности.

Принято различать абсолютную/полную агнонимию (слово является совершенно непонятным носителю языка) и частичную (непонятны отдельные элементы значения). Частичные агнонимы, в свою очередь, характеризуются степенью агнонимичности (непонятна архисема, одна или несколько дифференцирующих сем). Различия зависят от языковой компетенции реципиента и от характера контекста. В этом и заключается одна из основных проблем исследования данного языкового явления.

Агнонимическое пространство (в нашем случае агнонимический ареал драматического креолизованного текста) текста не является абсолютной категорией для конкретной языковой личности. Например, В. Д. Черняк отмечает: «Агнонимы характеризуют словарный запас личности в каждый конкретный момент её развития. Их количество уменьшается с увеличением образовательного потенциала человека. В то же время не востребованные в течение определённого времени элементы пассивного словаря могут вообще утрачиваться языковой личностью» [Черняк, 2003, с. 301].

Таким образом, вслед за Е. О. Савиной под агнонимическим пространством текста в широком смысле и агнонимическим ареалом драматического креолизованного текста в частности мы предлагаем понимать индивидуальное для языковой личности лексем в тексте, находящихся вне языковой компетенции этой конкретной языковой личности в данный момент её исторического, филологического и лингвокультурного развития. Потенциальное агнонимическое пространство вообще и референтный, или реферальный агнонимический ареал драматического креолизованного текста определяется как количество лексем в тексте, находящихся на вне норм современного состояния языка в данный период его исторического развития.

1.3. Семантика слова.

Трудности распознания значения слова языковой личностью

Сема́нтика представляет собой, с одной стороны, раздел лингвистики, который изначально призван изучать смысловое значение практически всех имеющихся единиц языка (это семантика в узком смысле). В качестве инструмента изучения здесь применяют такой способ исследования, как семантический анализ. В конце XIX – начале XX века семантика часто называлась также как семасиоло́гия (от др.-греч. «σημασία» – «знак», «указание»). Учёные, занимающиеся семантикой, до сих пор обычно называются семасиологами. С другой стороны, в более широком смысле, «семантикой» может обозначаться весь круг значений некоторого класса языковых единиц (например, «семантика глаголов движения»).

Семантические проблемы непосредственно ставились и обсуждались учёными-философами ещё в глубокой древности. Сам термин «семантика» впервые был введён научный обиход известным французским лингвистом Бреалем. Теория семантического анализа направлена, в первую очередь, на решение таких задач, которые связаны с возможностью правильного понимания смысла фразы и подачей необходимого запроса поисковой системе в строго определённой форме. При этом одна из прикладных задач в исследовании семантики языка появилась в связи с необходимостью адекватного поиска информации в интернете по прямому запросу пользователя.

Учёные использовали разнообразный лексический материал для исследования значения слова: неологизмы [Тогоева, 1988, 1997]; [Сазонова, 1994, 2000]; [Родионова, 1994, 1997], широкозначные слова [Барсук, 1988, 1995], русские и английские прилагательные [Лачинина, 1990], топонимы [Сабитова, 1990], омологизмы [Шумова, 1994,1997], иностранные слова [Медведева, 1995], иноязычные идиомы [Жернакова, 1996]. В результате этих исследований были разработаны универсальные стратегии опознания индивидом различных лексических единиц.

Экспериментальные психолингвистические методики используются также для выявления в языковом сознании среднего носителя современного русского языка зон агнонимичности, образованных такими словесными единицами, по отношению к которым говорящий может сказать:

1) совершенно не знаю, что значит слово;

2) имею представление только о том, что слово обозначает нечто, относящееся к весьма широкой сфере;

3) знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к определённому классу предметов, но не знаю, чем именуемый предмет отличается от других предметов данного класса;

4) знаю, что слово обозначает определённый предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, способов его использования или функционирования;

5) знаю, что обозначает слово, но не представляю, как выглядит соответствующий предмет;

6) знаю слово в связи с особенностями своего жизненного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно [Морковкин, Морковкина, 1997].

Эти критерии были выделены авторами путём использования метода интроспекции в рамках антропоцентрической парадигмы. Исследование проводилось со стороны учёного-русоведа. Агнонимами понимались слова, неизвестные самому учёному. Если же за точку отсчёта брать не исследователя как эталон языковой личности, а обычных читателей, не владеющих достаточной базой знаний, а в качестве агнонимического материала взять иностранную лексику одной из пьес Шекспира, то критерии отбора агнонимов могут немного отличаться. Кроме того интроспективный, синхронический взгляд на язык для определении агнонимии со стороны исследователя, как это берут за основу такие учёные, как Е. О. Савина, В. В. Морковкин и А. В. Морковкина, не совсем удаче и в корне не подходит для выявления агнонимии в текстах У. Шекспира, где много диахронической и исторической лексики. Поэтому и основные критерии выявления агнонимии в пьесах У. Шекспира будут другие. Так, из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» нами было предложено разным категориям российских и зарубежных читателей небольшое количество предположительно агнонимической лексики. Первая группа слов включала следующие: 1) infirmities; 2) herald; 3) perilous; 4) tempt; 5) wit; 6) prodigy; 7) sup; 8) unbraced; 9) seduce; 10) Anchises; 11) bondage; 12) dine [Shakespeare William,1623]. Эти слова, если не брать их архисемы, достаточно часто встречаются в обиходе людей англоговорящих стран – Великобритании, США и т. д. Носители языка их достаточно хорошо знают и не испытывают особой трудности в их использовании. Хотя для граждан не англоговорящих стран и эти слова вызвали затруднение в понимании. Другая группа слов, которая была предложена испытуемым участникам опроса включала следующие: shalt, doth, dost, ye, thou, thee [Shakespeare William,1623]. Из этой группы слов носители языка поняли далеко не все. Лишь наиболее подготовленные смогли дать некоторым из них толкование и пояснение. Итак, при определении агнонимов в иностранном языке, на наш взгляд, необходимо учитывать уровень подготовки читателей, близость их к языку, откуда берутся агнонимы: является ли для них этот язык первым или вторым в изучении или родным. Критерии отбора агнонимов могут быть следующими:

1) слово из родного мне языка, но я знаю не все его значения и не могу понять текст;

2) слово из неродного, но изучаемого мной языка, которым я владею слабо и не могу определить, его значения по контексту;

3) слово из иностранного языка, с которым я знаком, но все значения слова не знаю и у меня возникают трудности при определении его значения при семантизации в тексте;

4) слово из иностранного мне языка, которое я знаю, но его могут не знать другие люди;

5) слово из специализированной лексики иностранного языка (юридической, религиозной), которое не знакомо мне, так как я знаком лишь с ограниченным пластом общественно-бытовой лексики, необходимой для того, чтобы объясниться на простейшие темы1 [Ершов Д. И.,2018].

Процесс понимания лексического значения слова языковой личностью напрямую связан с её лексической компетенцией. Большинством исследователей лексическая компетенция рассматривается прежде всего как базовый компонент, входящий в состав коммуникативной компетенции, во многих как отечественных, так и зарубежных исследованиях2. Вместе с тем под лексической компетенцией всё чаще понимают знание и способность непосредственно использовать весь словарный состав языка или его определённую часть [Д.И.Ершов, 2017, с.40]. При этом усвоению лексики способствует в первую очередь расширение лингвистического кругозора учащихся вузов—потенциальных языковых личностей, которых имели в виду В. А. Морковкина и Е. О. Савина при рассмотрении агнонимов в своих трудах только в плане русского языка. Значение лексической единицы, в нашем случае-агнонимов в пьесах У. Шекспира, раскрывает, главным образом, культуру страны, её историю, менталитет народа и особенности быта [Д.И.Ершов, 2017, с.40].

Интерес к феномену значения слова в науке не ослабевает, о чём свидетельствует большое количество работ, посвящённых его изучению. Это объясняется особым статусом значения в системе языка и речи. По этому вопросу проводятся международны конференции и симпозиумы. На одной из таких конференций автору настоящей диссертации удалось выступить с докладом в программе подсекции «Лингвистика (языки Азии и Африки)» секции «Востоковедение, африканистика» на тему «Значение слова во вьетнамском и английском языках в контексте формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов». Полное название конференции: «Международный молодёжный форум «Ломоносов» XXIV МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ СТУДЕНТОВ, АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЁНЫХ «ЛОМОНОСОВ»». В докладе поднимались вопросы непонимания значения слова-агнонимии, хотя тогда данный термин не использовался: «Наиболее сложные этапы, связанные с понимание значения слова и использованием словаря, возникают тогда, когда ни одно из значений в записи, кажется, не соответствует контексту или же ему соответствует более одного. В подобных ситуациях пользователю может понадобиться вывести значение, которое происходит из значений в записи, или «искать дополнительные контекстные подсказки в исходном тексте для устранения неоднозначности» [SCHOFIELD, 1982., с.193]».

Далее в докладе мы вслед за Ф. д. Соссюром и Нём Биен Соаном рассмотрели «две стороны языка, которые мы распознаём: план выражения (звуковая сторона языка, означающее) и план содержания (означаемое) [Нём Биен Соан, 1989, с.150]. Эта традиция (Ф.д Соссюра) широко прослеживается в работе, где объяснятся семантика вьетнамских слов, сходная с английской семантикой. Развивая её, Нём Биен Соан выделяет компоненты значения слова. Когда мы говорим о значении слова, мы обычно выделяем следующие компоненты значения:

1) Денотативное значение: Имея в виду связь слова с вещью (или явлением, свойством, действием…), которое оно показывает. Собственно вещь, явление, форма, действие…, – всё это называют денотатом. Например: земля, небо, дождь, солнце, горячий, холодный [Нём Биен Соан, 1989; с. 158].

2) Сигнификативное значение представляет собой связи между словом и смыслом.

Помимо двух указанных выше компонентов значения слова, когда определяют значение слова, ещё различают два компонента значения. Это прагматическое значение и структурное значение [Нём Биен Соан, 1989; с. 159].

Прагматическое значение также имеет название коннотативного значения, которое отражает связи слова с субъективным отношением, чувствами говорящего.

Структурное значение представляет собой отношения между словом и другими словами в лексической системе. Отношения между этим словом и другими словами проявляются на двух осях: парадигматической оси и синтагматической оси. Отношения на парадигматической оси позволяют нам определить значимость слова, отличающую это слово от другим слов; тогда как отношения на синтагматической оси позволяют нам определить валентность – сочетаемость слова (способность сочетаться с другими словами) [Нём Биен Соан, 1989, 160].

В Словарь лингвистических терминов даёт следующее определение: лексическое значение слова—содержание слова, отображающее в нём представление о предмете, свойстве, процессе, явлении и т. д. [ЛЭС, 2002].

Лексическое значение слова состоит из трёх элементов, образующих так называемый «треугольник Фреге», или «семантический треугольник»:

1) означающее—это внешний элемент, звуковая оболочка слова или его графическое обозначение (лексема);

2) обозначаемый предмет—денотат (референт);

3) отражение предмета в сознании человека— сигнификат.

Связь между элементами «означающее—денотат—означаемое» и формирует лексическое значение слова.

Денотат некоторого имени—некоторый реальный объект или совокупность таких объектов, названных этим именем. Референт—конкретный предмет, который подразумевается говорящим в данном коммуникативном акте. Сигнификат—психическое образование, отражающее в сознании человека свойства денотата-референта.

Под референцией понимают соотнесение знака с объектами внеязыковой действительности в процессе коммуникации [Падучева,1985].

По определению В. В. Виноградова, лексическое значение слова—это его «предметно-вещественное содержание, оформленное по законам грамматики данного языка, являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка» [Виноградов, 1977, с. 10]. В. В. Виноградов отмечал, что от значения слова следует отличать его употребление. «Значения устойчивы и общи всем, кто владеет системой языка. Употребление—это лишь возможное применение одного из значений слова, иногда очень индивидуальное, иногда более или менее распространённое» [Виноградов, 1977, с. 172].

Ю. Д. Аперсян под лексическим значением слова понимает семантику знака и ту часть его прагматики, которая включается в модальную рамку толкования [Аперсян, 1995, с. 69].

В современной лингвистике лексическое значение слова рассматривается как сложная многоуровневая структура. Взгляды на структуру значения слова расходятся. С. А. Песина, анализируя представленное И. А. Стерниным обобщение традиционных семасиологических подходов к описанию лексических значений, указывает на три основных направления во взглядах на структуру значения слова: реляционное, функциональное и субстанциональное (аспектное) [Песина, 2011, с.23—24]. Первое основывается на однородности лексического значения: в структуре значения выделяются семантические компоненты, одинаковые по степени сложности. При таком подходе лексическое значение делится сразу на микрокомпоненты (атомарные семы). Данной позиции придерживаются сторонники дифференциальной концепции значения (Ю. Д. Аперсян, В. Г. Гак и др.). Второе направление предусматривает неоднородность лексического значения, при этом лексическое значение делится сначала на макрокомпоненты, а затем в составе каждого макрокомпонента выделяются микрокомпоненты—семы. Данный подход развивается в работах И. В. Арнольд, Р. С. Гинсбург и др. Сторонники третьего направления выделяют различные аспекты значения слова (сигнификативный, денотативный, прагматический, лексический, грамматический, коннотативный, эмоциональный, оценочный и др.) [Девкин, 1979; Комлев, 1969; Косовский, 1975, 1974; Новиков, 1982]. Некоторые исследователи считают макрокомпонентами денотативный, сигнификативный, прагматический компоненты значения.

В нашем исследовании мы будем применять референциальный подход к значению слова, который лучше всего подходит для описания значения в коммуникативном акте, поскольку драматические тексты У. Шекспира построены в форме диалогов, монологов и полилогов как особых драматических форм коммуникативных актов. Что касается аспектного подхода, то, по утверждению И. А. Стернина, он может быть полезен «при логическом изучении значения, в коммуникативном анализе значения он не находит применения» [Стернин, 1985, с. 38].

Количество макрокомпонентов варьируется в концепциях различных исследователей лексического значения, однако традиционно в рамках интегрального подхода в структуре значения слова выделяют как минимум два макрокомпонента: денотативный и коннотативный. Денотативный компонент отражает логическое понятие, зафиксированное словом. В нём содержится основная коммуникативно-значимая информаиця. Коннотативный компонент содержит эмоционально-оценочное отношение говорящего к денотату слова и несёт дополнительные оттенки значения [Стернин, Саломатина, 2011].

Коннотативные и денотативные компоненты одной лексемы связаны с определённой семемой. Семема – «наименьшая единица плана содержания, соотносимая с соответствующим ей элементом плана выражения; лингвистически релевантная единица значения» [Ахманова, 2007]. Одна лексема может обозначать несколько семем разных типов. Некоторые семемы являются денотативными, отражающими предметы внешнего мира, другие—коннотативными, выражающими оценки и эмоции. Общепринятая лингвистами типология семем выводится из учения В. В. Виноградова о типах лексических значений слова [Виноградов, 1953]. Таким образом, выделяется четыре типа семем: две денотативные и две конотативные. Первая денотативная семема соответствует прямому номинативному значению слова, вторая денотативная семема—производно-номинативному значению. Коннотативные значения являются фразеологически связанными. Первая коннотативная семема, сохраняющая логическую связь с денотативной, соответствует переносному значению слова, вторая коннотативная семема немотивированна (подробно от типологии семем см.: [Копыленко, Попова, 1978]; [Попова, Стернин, 1984].

Семемы состоят из минимальных смысловых единиц—сем. Не все исследователи рассматривают сему как предельную единицу. В лингвистике существует множество различных классификаций сем [Васильев, 1982; Гак, 1977; Шмелёв, 1973 и др.].

Приведём типологии сем, релевантные для решения поставленных в нашей работе задач.

Общепризнанной и широко известной является типология сем В. Г. Гака, который выделяет в лексическом значении архисемы, дифференциальные семы и потенциальные семы.

Архисемы—общие родовые семы, объединяющие слова в определённые смысловые группы. Архисеми соответствует определённому уровню абстракции. Чем ниже уровень абстракции, тем более информативной является архисема.

Дифференциальные семы—семы видового значения, с помощью них конкретизируется смысловое содержание слова.

Потенциальные семы—семы, обозначающие дополнительные черты денотата, необязательные для различения одного видового понятия от другого [Гак, 1977].

Более подробное рассмотрение структуры значения слова позволяет выявить в нём ещё больше смысловых компонентов.

Детальную классификацию сем, релевантную для анализа значения слова в коммуникативном акте, приводит И. А. Стернин. Он выделяет в структуре значения узуальные семы, входящие в системное значение слова; окказиональные семы, наведённые контекстом или ситуацией, не входящей в системное значение слова, а присоединяющиеся к нему только в коммуникативном акте; системные семы, входящие в структуру семемы и являющиеся общеизвестными для всех носителей языка, личностные семы, существующие только в индивидуальной языковой компетенции и не входящие в число общеизвестных.

По степени отчётливости проявления в значении выделяются яркие семы, осознаваемые носителем языка в первую очередь, и слабые, уступающие ярким по психологической осознанности в структуре значения слова.

По характеру выявленности различаются эксплицитные, явно выраженные в значении, и скрытные семы, которые содержатся в других семах и наполняют значение «вглубь».

По характеру конкретного содержания выделяются постоянные семы, отражающие признаки, присущие объекту всегда, и вероятностные семы, отражающие признаки, присущие объекту с той или иной степенью вероятности.

Другой, более обобщённый подход, который предлагается для анализа структуры значения в коммуникативном акте, —разграничение ядра и периферии значения слова. Ядерные семы обозначают постоянный, обязательный, неустранимый признак предмета. Периферийные семы обозначают непостоянные и необязательные признаки предмета. К ядру значения всегда относятся архисема и основные семы. К периферии—неосновные, вероятностные и скрытые семы.

Вопрос о границах лексического значения остаётся открытым. Как отмечает И. А. Стернин, конкретный, предельный объём у лексического значения есть, но он практически не может быть исчислен. Нелимитируемость значения не свидетельствует о невозможности описания значения, а лишь ставит вопрос о различных уровнях глубины и адекватности его описания [Стернин, 1985, с. 19].

В некоторых работах по психолингвистике учёные указывают на двойственную природу значения слова: [Залевская, 1999]; [Стернин, 2007].

А. А. Залевская указывает на то, что слово в речемыслительной деятельности человека выполняет две функции: с одной стороны, обеспечивает взаимопонимание при общении, а с другой-выявляет специфику индивидуальной картины мира языковой личности. Эти представления о значении слова побудили автора выделить два вида значения.

«Один из этих видов значения слова представляет собой знание того, что носители соответствующего языка должны (по уговору) понимать под тем или иным словом» [Залевская, 1999,с.18]. Это значение А. А. Залевская называет общесистемным, оно отражено в лексикографических источниках, «поддаётся вербализации и служит опорой для самоконтроля в процессах познания и общения» [Залевская, 1999, с. 20]. Это общий для носителей языка инвариант, достаточный для взаимопонимания.

Второй вид значения является результатом соотнесения общесистемного значения и индивидуальной картины мира. Установление значения слова «для самого себя» А. А. Залевская называет психологической структурой значения слова, или психологическим значением слова [Залевская, 1999].

И. А. Стернин считает, что, кроме системного значения слова, зафиксированного в словарях и сформулированного лексикографами, целесообразно говорить о существовании психологически реального значения слова. Психологически реальное значение слова—это упорядоченное единство всех семантических компонентов, связанных с данной языковой оболочкой в сознании носителей языка. Психологически реальное значение слова включает в себя такой объём семантических компонентов, который актуализирует изолированно взятое слово в сознании носителей языка в единстве всех образующих его семантических признаков—более и менее ярких, ядерных и периферийных. Психологически реальное значение структурировано по полевому принципу, а образующие его компоненты создают иерархию по яркости [Стернин, 2007, с. 172].

Проблема понимания значения слова носителем языка интересовала многих учёных различных направлений, но наиболее глубоко данная проблема была проработана в психолингвистике: [Стернин, Левицкий, 1989]; [Шахнарович, Юрьева, 1990]; [Щедровицкий, 1992] и в психосемиотике Ю.И.Левина [Ю.И.Левин,1981] и др.

Ю. И. Левин в своей статье «О типологии непонимания текста» обращает внимание на процесс непонимания текста как явление, всем знакомое, но не получившее систематического описания с лингво-семиотической точки зрения. Из многочисленных возможных подходов к явлению непонимания текста Ю. И. Левиным избран следующий: любой словесный текст рассматривается как носитель некоторой многослойной структуры; при восприятии текста эта структура отображается в сознании воспринимающего; неадекватное отображение тех или иных её элементов и представляет собой НП (в принятом здесь широком смысле). Тем самым мы отвлекаемся от культурного контекста, связанного с сознанием и восприятием текста, рассматривая НП в «статическом» и формальном аспекте [Ю.И.Левин,1981].

Общепризнанным является положение о том, что эксперимент—единственный способ выявить понимание значения слова носителем языка.

Большое количество экспериментальных исследований по установлению способов идентификации слова и исследованию психологической структуры значения слова были проведены учёными Тверской психолингвистической школы под руководством А. А Залевской: [Медведева, 1992, 1999]; [Лебедева, 2002]; [Мягкова, 1999]; [Макаров, 1997]; [Сазонова, 1993] и исследователями Воронежской психолингвистической школы, работающими под руководством профессора И.А.Стернина: [Левицкий, 1989]; [Колодкина, 1988]; [Рафикова, 1997]; [Пашковская, 1998]; [Высочина, 2001]; [Грищук, 2002].

Понимание значения слова определяется в научной литературе как «отнесение слова, а также обозначаемого им понятия к определённому месту системы, отражающей всю совокупность статических и динамических характеристик действительности и включающей иерархические отношения и оценки [Ланчина, 1990, с. 39—40].

Экспериментальные исследования позволяют выявить и описать универсальные механизмы существования слова в индивидуальном сознании [Левицкий, Стернин, 1989].

Использование экспериментальных методик позволяет выявить такие семантические компоненты значения слова, которые не отражены в словарях, определить личностный смысл языковой единицы, а также установить степень понимания и восприятия слова в индивидуальном сознании.

Так как наша работа посвящена агнонимическому пространству текста в широком смысле и агнонимическому ареалу драматического креолизованного текста в узком смысле, целесообразно говорить о том, как происходит понимание значения слова в контексте. В этом смысле следует привести известное положение Л. В. Щербы, согласно которому языковые единицы используются человеком в двух режимах: в режиме продукции речи и в режиме её репродукции. Для активной речевой деятельности (продукции речи) необходимо не просто понимание слова, а активное знание, что предполагает семантически правильное включение слов в свою речь. Для нашей работы интерес представляет рецептивный вид речевой деятельности, где данностью является некий представленный для понимания и восприятия текст.