Читать книгу Все наши мечты - - Страница 4

Молодой человек в коричневых полированных ботинках спустился на лифте вниз. Фойе гостиницы наводнили журналисты, которые специально приехали, чтобы освещать Форум Создателей. Как только перед ним открылась дверь лифта, цифровые глаза Ини-Ниони ослепили десятки фотовспышек. Были там также известные портальщики, которым ИЦБ разрешил записывать любые воспоминаниями в рамках разумного.

В холле Ини-Ниони также ожидали режиссеры Форума, с которыми робот уже встречался накануне. Намечалось большое представление с участием прежних и новых Создателей, а также просто выдающихся людей, таких как танцовщица Нэй-Ли.

Сцена представляла собой восьмиугольную площадку, расположенную посреди зимнего сада внутри отеля Десяти Китов. Вокруг сцены стояли столы с угощениями для Создателей. На столах бросались в глаза ягодные коктейли из малины и лапста – новой ягоды черного цвета, которую вывели в этом году путем скрещивания черничного куста и кофейного дерева.

Голографическая установка под сценой создавала декорации. Это было очень удобно, потому что место действия выступления могло быть абсолютно любым. Такая сцена в гостиницах была редкостью, поэтому Десяти Китам был присвоен статус трехарочного отеля. Первая арка выдавалась за комфортные условия проживания, вторая – за отличную кухню и третья – за наличие инфраструктуры, подходящей для проведения масштабных мероприятий.

Нэй-Ли и Ини-Ниони подготовили совместный номер под названием «Из Жизни Стихий».

Сначала на сцене появился Ниони, одетый полностью в черное. Он олицетворял первозданный холод и пустоту. На сцене был виден только его силуэт в слабом луче света. Робот начал движение под дребезжащие звуки скрипок, и его жесты вторили им мелкой волнообразностью. Казалось, все тело Ниони охватила рябь, как если бы он был гладью озера. От его движений у присутствующих пошли мурашки по коже и появилось ощущение холода.

Свет на сцене становился все ярче и ярче, и в какой-то момент разлетелся на множество источников. Первозданная тьма вместе с Ниони уступила место свету, который теперь уже был везде. На залитой светом сцене появилась Нэй-Ли, одетая в белое. Она двигалась совершенно иначе. Если движения Ниони отличались почти сверхъестественной точностью и быстротой, то сквозь движения прославленной танцовщицы временами прорывался хаос: казалось, будто неконтролируемая сила в ней периодически выплескивалась через край, борясь с ритмом и искажая его на глазах у зрителей, но мощная гравитация Нэй-Ли снова возвращала ее на место в начале следующей ритмической фразы.

Это была одна из узнаваемых техник прославленной танцовщицы. Ини-Ниони был в восторге от этой техники и надеялся, что Нэй-Ли позволит ему позаимствовать ее. Как робот он мог сотворить что-то новое только на основе того, что было в него заложено. Он не мог просто взять и использовать технику, сотворенную человеком из источника космического вдохновения, как свою.

Существующие нормы нравственности не позволяли ему так поступить – все тут же бы узнали, что он присвоил ее без разрешения. Людям было позволительно в некоторых случаях утверждать, что они черпали вдохновение из одного и того же источника и принесли в мир одну и ту же идею одновременно. Но так как Ини-Ниони был роботом и совершенствовался за счет людей, он такого сказать не мог.

Танец воды Нэй-Ли исполняла вместе с Ини, женским аспектом робота. Танцовщицы двигались по сцене зеркально среди бушующих голографических волн, демонстрируя разные настроения водной стихии: от нежно-спокойного до буйно-неистового.

Создательница Сайма Олглот, выдающаяся балерина преклонного возраста, тоже была в зале. Не без гордости она заметила потрясающую пластику Ини, которую сама же в нее и вложила. Ей казалось, будто на сцене воплощается ее мечта и будто Ини в каком-то смысле частичка ее души и ее отражение.

После «Жизни Стихий» на сцену вышел квартет четырех Создателей, которые исполняли «Снежную Симфонию» собственного сочинения. Пользуясь случаем, Ини-Ниони направился к столику Нэй-Ли.

– Разрешите?

Нэй-Ли сперва устало взглянула на робота, но быстро сориентировалась и кивнула в знак согласия с вежливой полуулыбкой. Знаменитая танцовщица была довольно-таки грузной для представительницы своей профессии. У нее были большие темные глаза, как две черные оливки, выглядывающие из-под пушистых ресниц.

– Дорогая госпожа Нэй-Ли, спасибо, что согласились станцевать со мной, – сказал Ини-Ниони, сев на свободный стул возле нее. Нэй-Ли предпочитала обращение на «вы» – видимо, ей хотелось иметь больше веса в глазах окружающих.

– Возможно, вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить, – продолжал робот. – Ваш стиль бесподобен, и я хотел узнать, не согласитесь ли вы обучить меня хотя бы нескольким элементам.

Золотые глаза робота встретились с черно-оливковыми глазами танцовщицы. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Ниони, – наконец заговорила Нэй-Ли после десятисекундной паузы. – Я уже думала об этом, и мне лестно, что ты так тепло отзываешься о моем стиле… Но я подумала… может быть, он не очень-то совместим с тем, что ты делаешь… Да, я знаю, ты всегда можешь не использовать мою технику, если выйдет неважно… Но кроме того, я сейчас так занята… – сказала знаменитая танцовщица, сопровождая свои слова широкими жестами рук и периодически бросая взгляд куда-то вправо вверх.

Высокий эмоциональный интеллект Ини-Ниони подсказал роботу, что танцовщица говорит ему «ты» не для того, чтобы ему было комфортнее, а для того, чтобы почувствовать себя выше, значимее и опытней его. Но он отогнал эту догадку от себя, потому что это было неважно. Люди имели право обладать изъянами характера – ведь что такое по сути один человек?

Робот быстро просчитал вероятность того, что ему удастся убедить Нэй-Ли с помощью дополнительных аргументов, но понял, что такая вероятность была равна нулю. Он знал, что сидящая перед ним женщина тщеславна. И этим тщеславием можно бы было воспользоваться, если бы вдобавок к большому самомнению она была способна сопереживать.

Но «ты», сказанное роботу с таким нескрываемым удовольствием, позволило ему сделать вывод, что Нэй-Ли не захочет уступить даже малой толики причитающейся ей славы ради возможности стать его Создательницей. Все-таки наблюдение касательно обращения на «ты» оказалось полезным.

Делать было нечего. Не желая еще больше испортить отношения с танцовщицей – а он понимал, что его просьба и ее отказ заставили Нэй-Ли почувствовать себя довольно скверным человеком – Ини-Ниони сказал с максимальной легкостью, на которую был способен:

– Конечно же, я понимаю, госпожа Нэй-Ли, – робот слегка улыбнулся. – И надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии сотрудничать с вами в будущем.

Танцовщица снисходительно кивнула. Казалось, она поверила в то, во что так хотела поверить – что их техники и вправду произвели бы довольно-таки странный гибрид и что у нее действительно не было времени.

Ини-Ниони встал из-за стола, допуская, что он мог ошибиться насчет мотивов Нэй-Ли – заложенные в нем черты характера запрещали ему делать окончательные выводы о чем бы то ни было. Каждый раз оценивая явление или человека, робот допускал, что он может ошибаться с определенной долей вероятности. В любой ситуации он просто фиксировал свои последние выводы о человеке, готовый пересмотреть их в любой момент. Этим робот выгодно отличался от людей, которым часто бывает трудно сформировать новое мнение о человеке поверх старого.

Когда Ини-Ниони покинул столик, за которым сидела Нэй-Ли, к спинке ее стула незаметно подошел Кан Хэтто, ее друг и коллега по труппе. Кан уже не первый год страдал от неразделенной любви к легендарной танцовщице. Она же не имела об этом ни малейшего понятия (то ли в силу своей нечуткости, то ли по какой-то другой причине) и считала, что Хэтто к ней придирается.

– Что же вы обидели своего почитателя почем зря, – тихо сказал Кан Хэтто, возникнув у Нэй-Ли за спиной.

– Что за вздор, Хэтто! – вспылила танцовщица. – Ниони или кто-то другой… Какая разница?.. Если я сказала, что у меня сейчас нет времени, значит, у меня нет времени… И перестаньте нести чушь!

– А может быть, вы просто неспособны испытывать материнские чувства к Ини-Ниони, потому что испытываете к нему какие-то другие чувства? – все так же тихо проговорил ее коллега.

– Что?! Хэтто, вы в своем уме? – с еще большим изумлением воскликнула танцовщица. – Я считаю, что вы – подлый извращенец и вам лишь бы меня задеть!

С этими словами Нэй-Ли встала со своего стула легким и одновременно весомым движением – как умела только она одна на всем белом свете – и, окинув напоследок Кана Хэтто яростным взглядом, направилась к гримерке.

«Да нет, – подумал про себя оставшийся стоять танцор ее труппы, – так сердятся только тогда, когда слова попадают в точку». Кан Хэтто грустно вздохнул. Похоже, его опасения подтвердились.

Совершенно не подозревая о том, что он только что оказался вовлеченным в любовный треугольник, Ини-Ниони сканировал глазами публику в зале, пытаясь отыскать одного человека. Наконец за одним из столиков он заметил густые волосы и бороду профессора Беккермана. Роботу очень нужно было поговорить с главой ИЦБ наедине.

Если бы он был человеком, у Ини-Ниони наверняка бы участилось сердцебиение, когда он направлялся к Хью Беккерману. Но у робота не было сердца. Все, что он испытал в преддверие важного разговора, это мобилизацию нейронов в своей голове. Неприятное чувство сигнализировало, что он испытывает неблагоприятные эмоции. Да он и сам это знал. Но тянуть больше было нельзя. Разговор с профессором был неизбежен.