Читать книгу Служба распределения - - Страница 4

Половина пятого. Сумерки надвигаются. Я зачем-то встаю, иду к входной двери. И уже забыл, зачем я это делаю. Вернее, не знаю, что должно происходить дальше. Что мне нужно сделать? Ничего. Я все уже сделал. А то, что и можно было бы сделать, я делать категорически не хочу.

Весь день идет мелкий дождь, превращающий уютное тепло в банную испарину. Может, что-то поесть? А что? Посмотрим в холодильник. Ничего интересного. Готовить что-то новое я не хочу совсем. Так. С едой не получается. А откуда я пришел? Из-за стола. Попробую вернуться и присесть. Или лучше прилечь и подремать? Нет, спать я совсем не хочу.

Когда же все это кончится? Полное уныние и тоска. Постоянно ощущаю себя не в своей тарелке. Проблемы с памятью куда-то спрятали довольно важную информацию. Какую? Я сейчас попробую припомнить. Может быть, мне все это только представляется в каком-то высокотехнологичном театре. Мой партнер уже давно должен выйти на сцену и подавать реплики, но задержался в гримерке. Или вообще заболел и уехал из театра. Нет, я на пустой сцене уже давно сыграл свою роль, сказал все свои слова, но почему-то не ушел за кулисы. Стою в свете прожекторов, и только нетерпеливое покашливание зрителей в темном зале подчеркивает мое идиотское положение. Пусто так, что хочется хоть дымом, хоть музыкой заполнить это пространство. Оваций и цветов я не заслужил. Надо просто уйти со сцены, а не держать паузу. Прямо скажем, я не великий актер с гениальными паузами в арсенале. Я даже не жалкий паяц в грязных цветных лохмотьях, зарабатывающий пару монет в шляпе в центре старого города. Жалкое создание в трусах за стеклом, покрытом каплями дождя.

Это не зрители покашливают, это мимо окна пролетает ворона, издевательски крича «Карцер! Карцер!».

Я держу паузу, жду аплодисментов. Но их так и нет. И, что самое страшное – никакой надежды. Хочется стать кротом и зарыться в землю, чтобы ничего не вспоминать. Все время у меня внутри пульсирует вопрос, а зачем я живу? С какой целью я появился на свет. Зачем кому-то понадобилось, чтобы у меня был насморк? Дождь явно устроен для того, чтобы я сидел дома и не выходил никуда.

Мой мозг отравлен печалью. Опустел. И только присохшие ошметки прошлого еще висят на стенках пустой головы. Мне нужно либо заполнить его закрепляющими мыслями, либо очистить до блеска истерикой, промыть дезинфицирующими слезами.

Без четверти пять.

Есть вариант уехать куда-то. Перемещаться. Быть поглощенным путем, самой дорогой, управлением, балансированием между движением и падением в канаву. Мимолетно становиться частью стаи таких же одиноких мотоциклистов на мокром асфальте. Теряя и находя попутчиков, гнать за горизонт в какой-то неизвестный пока пункт назначения. Не до глупостей, ребята, я спешу. У меня график, я отстаю. Пункт назначения ждать не будет.

Но у меня нет ни стремительного мотоцикла, ни даже забавного скутера, ни шлема, ни кожаной куртки. У меня на лбу написано: нет у него никакого пункта назначения, он бесполезный праздношатающийся.

Мой мир после разрыва стал очень маленьким и тесным. Самого большого Разрыва в моей жизни. Обвала и схода лавин. И еще немного землетрясения и наводнения. Плюс селевые потоки с гор, порождающие пожары из-за аварий на линиях электропередач. Мир большей частью провалился в пропасть. А то, что осталось, было сильно повреждено, залито потоками грязи, засыпано камнем и мусором.

Мой телефон замолчал. Совсем. Очень редко кто-нибудь ошибался номером.

У меня были маленькие радости. Мой мир был наполнен маленькими радостями, а сейчас – она уничтожила этот маленький мир, закружив и взволновав. Конечно, этот праздник, который ты принесла с собой, несравненно богаче моего мирка с его радостями. Но надолго ли? Я опять чувствую, что наказан высшими силами. Мне кажется, что я знаю, за что. Перед тем, как я узнал о нашей разлуке, я, наверное, первый раз молился. Я молил Господа, чтобы он ничего не трогал в этой ситуации, чтобы все оставалось, как есть, ничего не менялось как можно дольше. Но видимо мне не удалось убедить его.

Без пяти пять.

Потеря была совсем неожиданной. Как удар из-за угла. Я ничего особенного не почувствовал при разрыве с родителями. И, видимо, чтобы я, наконец, почувствовал, что такое разрыв, что такое катастрофа, высшие силы бросили меня в эту бездну ночных болей.

Стоило мне поддаться на приманку, брошенную мне в тихий и безрадостный одинокий мир, и я сразу же поспешил отдаться на растерзание любви. Мгновение счастья и снова мне нужно строить тихий и одинокий мир, в котором лишь комары нарушают мой покой.

Опять осознавать, что очень интересно начищать кухню, пылесосить, мыть окна. И выходные можно было бы накопить для чего-нибудь прекрасного в будущем.

Чувство, что все скоро кончится, не покидало меня на протяжении всего наших отношений. И вот, все кончилось. Когда ты придешь, все будет по-другому. Или ты успеешь кого-нибудь полюбить, или я откажусь от попыток найти, наконец, себе человека, чтобы умереть с ним.

Зачем я так легко бросился в тебя?

Та моя маленькая жизнь, без ожидания чуда, просто жизнь по прямой, через годы. Она уже почти складывалась. Я уже не ждал ничего. Мне уже не хотелось плакать по вечерам. Я знал, как прожить эту тихую и никому не нужную и никого не затрагивающую жизнь. А теперь…

Мне в который раз придется подниматься из руин. И я опять знаю, что мне никто не поможет, что никому нет до меня дела.

И облегчение придет, когда я опять привыкну радоваться подарку, который сам себе подарил на праздник, когда Рождество я научусь справлять в одиночестве, когда стихи перестану записывать, потому что они и так прекрасно звучат у меня в голове, а больше их слушать некому. И чтобы они мне потом не попались на глаза. Чтобы я их потом не стал поправлять, приводить в порядок

Пустые дни, когда до боли хочется позвонить, а некому. Когда думаешь, а не утопить ли все это в стакане или просто вскрыть себе вены. Никто не расстроится, когда узнает, что меня уже нет. Никто через несколько дней и не вспомнит, был ли я, и какой был. А я не хочу оставлять след в сердцах людей. Каждая минута приносит что-нибудь, напоминающее о ней. Очень больно. Пилой по сердцу. Боль почти физическая.

Но я не стану пить, поскольку не умею пить так, чтобы забыться. Это не так просто – бросить управление собой и позволить алкоголю унести себя черти куда. В последний момент я всегда отпихиваю локтем этого наглеца и беру управление.

И уж совсем точно я не смогу покончить с собой. Этот шаг потребует полного самоотречения, немыслимой смелости и верности руки. Чудовищной твердости в тот момент, когда еще можно все остановить. И не останавливать. Еще не время. Надо еще немного подождать. Еще все образуется. Неожиданное стечение обстоятельств подхватит и вернет падающий с рельс мой поезд обратно на путь.

Сегодня мне приснился удивительный сон. Среди прочего – на перекрестке моей улицы стоял апостол Павел, он был регулировщиком, и что-то ласково мне выговаривал. Мне даже нечем было оправдать свой безобразный поступок – не ошибку, а умышленное нарушение Правил.

Правила нарушать нельзя. Они установлены не мной, и не мне их пересматривать. Не думаю, что эта ситуация безнадежно окончательная. Я еще немного подожду. Смыслы появятся, Герда подумает еще раз, хорошенько. И поймет, что пора возвращаться. А я подожду ее тут. На часах возле двери. Пока она пирует и пляшет с разодетыми негодяями в ярко освещенных залах каменного замка, я буду охранять ее покой тут, у ворот. Не страшно, что дождь. Он только еще больше придает смысла и остроты моему стоянию на посту. Одинокому, но невероятно полезному и нужному.

Мои доспехи делают меня неуязвимым. А сами они надежно защищены от дождя плащом и маслом. Оружие мое остро и готово поразить нарушителей покоя.

Я буду беречь мою Герду, как отчизну, необъятную, но ощутимую. Совсем мне не принадлежащую, но такую близкую и родную. Я верю в Герду, как в Господа нашего, незримого, но всеобъемлющего и всеблагого.

Нести имя и знамя ее неверным крестовым походом, огнем и мечом насаждая веру мою. Горе всем ветряным мельницам, попадись они мне на пути. Опустошения и мор ждут не входящих в лоно моей веры. Во имя Герды все черные тени и прислужницы их, вороны, будут биты.

Встаньте на сторону Герды, всякий зверь лесной и птица небесная. Светом рассеем мы тьму неблагоразумия и отрицания очевидного. Нежные протяжные голоса ангелов обещают нам всеобъемлющую поддержку и подкрепление в час слабости.

В самых мрачных глубинах, ямах зловонных и чащах непроходимых будет мне светом неугасимым имя Герды Шейн.

Благослови меня на подвиги. Послушание в лишениях и молитве проложат мне чистый путь к твоему сердцу. Стану держать ответ перед собой, как перед тобой. Строжайшим судом совести судить буду себя.

Хранить веру во имя Герды будет достойным оправданием моего существования. Днем ждет меня суровая битва с неверными. Ночь дарит прохладный отдых телу и утешение в молитве.

Но ночь не может длиться бесконечно. Стоит немного подождать. Утром вместо черной стены появится огромный край, полный солнца и воздуха. И граница этому краю – туман, который и разглядеть нельзя. Он так далеко – за холмами, поселениями, жаркими пыльными пространствами, дымами и линиями связи.

Еще не время, нет, еще не время. Надо выждать еще несколько секунд.

А что там, за отверстиями вентиляционной решетки, всегда черными, как черная дыра? Там прячутся до темноты сны? Или ночные насекомые мило посапывают в своих кроватках, а их бабушки раскладывают трясущимися лапками пасьянсы из микроскопических карт, поглядывая на внуков через надетые на фасеточные подслеповатые глаза треснутые очки?

Кто-то сказал мне сегодня «мы же с тобой свои люди»… у меня нет «своих» людей – есть только чужие.

Пять ровно! Наконец-то время пить чай!

4 (читаю книгу)…

16 марта

Температура резко растет. По горло занят. Помогаю отцу.