Читать книгу С теми, чьи мысли стоит записывать - - Страница 12

Хотелось чуть больше и чуть лучше

– С чего начинался ваш бизнес?

– Бизнесом я начал заниматься во второй половине 1980-х годов. Мы выпускали календари для «Госстраха». Совершенно случайно вышли на эту тему, даже не помню, как это получилось. Встретились с руководством «Госстраха». Они жалуются: «Вот, вроде деньги у нас на эту статью есть, а ничего напечатать нельзя». И мы с Игорем Касьяновым и Андреем Михайловым взялись за подряд и отпечатали календари. Неплохие деньги получили. Помещений никаких не было. Тогда ж не знали, где бизнесом заниматься. Решили всё делать в подвале Института усовершенствования учителей.

– А сколько вам лет было?

– 23 или 24 года. Игорь с Андреем на пару лет постарше. Они работали тогда в горкоме комсомола, а я – в горисполкоме. И не то чтобы денег не хватало, просто хотелось всегда чуть больше и чуть лучше. Взятки брать не умели, поэтому единственное, что было для зарабатывания, – это руки и голова. Голова сработала, правда, потом мне это обошлось боком. Мы сидели на обеде в горисполкоме, ко мне подходит секретарь партийной организации и говорит: «Как тебе не стыдно». А я же ничего плохого не сделал. Честно заплатил партийные взносы из тех денег, которые мы заработали, с 15 тысяч. На минуточку, тогда средняя зарплата инженера была 120–130 рублей, а тут 15 тысяч приходит и с них «налог за бездетность» платишь. Вы такого налога не знаете, он, правда, по-другому назывался, но кто знает – поймёт. Ещё партийные взносы заплатить. Ну, как-то не жалко было, платили.

Рубль – штучка, десять – кучка

– Хорошо, это был первый опыт, разовый. А дальше?

– А дальше мы стали с Андреем Михайловым печатать книжки-дайджесты политической литературы. Это сейчас пресса не в почёте, а в то время газеты, подписки просто зашкаливали. Миллионные тиражи были, и многие журналы, газеты невозможно было достать. Мы собирали материалы на одну тему, скажем, на политическую, и печатали брошюрки. Такие своеобразные дайджесты. И они пользовались очень большим спросом.

– Вы продавали их?

– Конечно, продавали. Рубль за штуку. Это как в советском фильме, про апельсины: рубль – штучка, десять – кучка. И у нас так же было. Мы первые в стране начали печатать учебную и специальную литературу для преподавателей, для заместителей директоров школ по воспитательной работе, для пионервожатых и так далее. Мы разместили рекламу во всесоюзной «Учительской газете», что продаём такие-то книжки. И у нас посыпались заявки со всей страны. Наличная выручка в день могла достигать 8–9 тысяч, и это шло месяцами.

Но лавочка закрылась. Во-первых, времена стали потихоньку меняться, а во-вторых, пришла жалоба в обком партии, что кому-то мы там что-то не дослали. Хотя деньги брали только тогда, когда люди получали заказ, работали по отложенным платежам. Но тем не менее, на нас пожаловались.

А потом меня поставили перед выбором. Один из коллег сказал, что нехорошо работать в горисполкоме и заниматься бизнесом. Кстати, закон в то время это позволял. И я принял решение уйти на вольные хлеба. Так появилось наше предприятие.

Первые деньги на предприятии мы получили как раз за педагогическую литературу от нашего пединститута – 15000 рублей. Людмила Ивановна Белозёрова, завкафедрой психологии, сказала, что нужна книга «Цветные матрицы Ровена», мол, её просто на разрыв заберут. Мы её издали. И она ушла очень большим тиражом. Это было одно из первых цветных изданий.

Следующее, на чём мы заработали, – Зинаида Гиппиус, «Последние стихи». Тираж был 25000, а стоимость – 3 рубля. Продали всё.

– Почему вы взяли Серебряный век и из Серебряного века – Зинаиду Гиппиус?

– Мы шли по пути «кого не издавали». Гиппиус – девушка странная всё-таки, и странности её характера отразились на странностях её литературы. Читать Гиппиус непросто, понимать – ещё сложнее. Потом домашние рецепты печатали, естественно, не обошлось без эротики. Мы сделали тираж тысяч 100, влёт ушло. Потом снова стали педагогическую литературу печатать, а дальше – вышли на упаковку.

– А вы печатали это всё в том подвале, или это как-то трансформировалось?

– Нет, подвал остался в 1980-х. Мы взяли переплётную мастерскую, которая загибалась, там из оборудования был только лобзик и бумагорезательная машина, станок старый-старый, допотопный. Два мужика на всю типографию, переплётчик и резчик бумаги, и куча женщин, которые меня в первый же день знакомства научили по-хорошему материться. Я до этого очень скромный был, всё-таки в семье и на работе не принято было ругаться. А тут меня такому трёхэтажному научили, что я долго осваивал эти слова и словосочетания. И самую громкую девушку, которая сказала, где мне надо быть и куда идти (я туда, кстати, не согласился идти), пригласил на следующий день к себе в кабинет.

Кабинет у меня был тогда на улице Горбачёва, а наша так называемая переплётная мастерская, или типография, на Молодой Гвардии. И вот пока она шла ко мне, я понял, как с ней общаться. Из хороших слов мне там единственное было сказано: «Сынок». Дальше всё непечатное. Я ей говорю: «Ты мне, конечно, не мамочка…» А, нет, не так. «Вы мне, конечно, не мамочка…» И подкинул ей трудовую книжку. Всё это было при сотрудниках, и они поняли, что со мной надо считаться. Дальше мы начали развивать производственные процессы, вникать в технологии, поняли, что незачем писать лобзиком по фольге, когда можно купить шрифты. Нашли их в московской типографии, привезли сюда и наладили выпуск.

Сначала у нас стали получаться красивые обложки восстановленных книг, которые нам сдавали в переплёт. Потом появились подряды от банков и государственных структур. Мы переплетали книги, документацию – тогда же всё было в бумажном виде.

– Это было до упаковки? Дальше была фабрика, которая есть сейчас?

– Упаковка появилась случайно. Мы поехали с друзьями отдыхать в Турцию. Все газеты прочитали, пиво пить уже не хотелось. Лежал на солнце, смотрю, у мусорки журнал на русском языке «Тара, упаковка». Почитал – интересно. А в конце журнала небольшая заметочка: «Производится набор группы для поездки и обучения в Италию на предприятие сферы упаковки».

Смотрю, вроде сроки уже прошли. Но послал анкетку. И меня взяли в эту группу. В Италии первый раз увидели микрогофрокартон. Здесь никто ещё не знал, что это за продукция. И в последний вечер я на спор говорю: «Мы сделаем эту упаковку через месяц!» А сам уже думаю: надо эту где-то микрогофру найти.

Нашли! Сделали печать, заламинировали первые в стране – никогда никто не делал верхний лайнер ламинированным. Получилась коробка. У нас она называется «Ерофеич», для Слободского ликёроводочного завода делали. И заказы посыпались как из рога изобилия. Стали потихоньку развиваться. В то время мы были одними из монополистов в этой сфере.

В том, что в бизнесе получилось, – виноват филфак

– Почему филфак?

– Там история была простая. Я, когда поступал в институт, подавал заявление на исторический факультет. Но по конкурсу не прошёл. И меня и ещё 11 человек с удовольствием забрали на филфак. Среди нас Александр Перминов, Серёжа Редькин, много других. Все очень неординарные оказались. Про нас даже статья вышла в газете «Комсомольское племя», называлась «Мальчишки с филфака».

Мы как мальчишки с филфака сделали сенсацию не только в филологии – выиграли первенство по футболу. Хотя у нас запасных даже не было. Зато за нас болели! Пришло 400 человек: девочки с филфака, преподаватели. И все кричали: «Филфак, филфак!» После победы взяли акацию, которую нам подарили, и с ней ходили вокруг главного корпуса и кричали: «Филфак – чемпион!». На следующий день меня пригласил ректор и говорит: «Андрей, всё хорошо, но вести себя надо скромнее. Зачем вы поставили лестницу и лезли на третий этаж к девочкам в общежитие?» Объяснить это было сложно, кроме как: «Мы одержали победу, хотелось поделиться радостью». Да, филфак во многом получился случайно, но очень много дал. У нас были хорошие преподаватели. С Аркадием Николаевичем Макаровым, к слову, бизнес первый издательский начал. Гиппиус – это ж с его подачи. Там же познакомился с очень хорошими, интересными людьми: Володя Луков – это проректор МПГУ на Ленинских горах, жена у него – один из ведущих в то время в Союзе дизайнеров. Она как раз сделала товарный знак нашего издательства. Поэтому, я думаю, в том, что в бизнесе получилось, – «виноват» филфак.

– Благодаря людям?

– Да, потому что главное, чему нас учили, – это коммуникации. Сейчас основная проблема – о чём поговорить. Если филолог зашёл, он мёртвого уговорит. Когда мы газеты печатали, тиражи были большие, не хватало бумаги. А за счёт того, что приходишь «ля-ля, три рубля», что-то где-то достал, где-то вовремя поздравил, зашёл, посидел… Получалось, мы всё, что нужно, находили.

Усы появились в 7-м классе

– Ваш имидж – усы и бритая голова – когда появились?

– Усы у меня появились в 7-м классе, как ни странно. У меня же корни итальянские. Почему брить не стал? Сейчас уже не скажу. А когда пошёл в армию, с ними было привычно. Ну а потом уже имидж, а в 90-е годы…

– Бренд.

– Бренд. Когда я пошёл на выборы, был агитационный флажок с солнышком, которому дорисовали усы-щётку. И везде начали над этим стебаться. Креативная команда Никиты Юрьевича[2] тоже сделала своё дело, когда они на меня разные мультяшные образы запускали. Я этого сейчас не боюсь уже.

– Обижало?

– Нет, никогда. На что мне обижаться? Кому-то нравится, кому-то нет… Лысина появилась. Нехорошо же, когда у тебя по бокам лес торчит, а сверху – блестящая поляна. Уж лучше полностью обриться. Да и удобно. Никаких расчёсок не надо – протёрся и всё.

– Есть ли что-то такое, или кто-то, кто может заставить вас сбрить усы? Может ли такое случиться?

– Не знаю такого. Можно, конечно, сказать, если сборная России станет чемпионом по футболу. Можно обещать…