Читать книгу Тем, кто не дошел до дома - - Страница 6

Комендантский час отменили, меня опять отправили на курсы. Мы неделю не виделись с Крашем. Я мучилась чувством стыда, тосковала по нему и извела Шокера звонками и просьбами передать, что нам надо поговорить. Наконец в первый же день занятий мой парень ждал меня у дверей аудитории, я, конечно же, в очередной раз прогуляла учебу. Мы пошли бродить по вечернему главному корпусу, потом нашли аудиторию, не запертую на ключ, сели вдвоем за парту и долго мирились. Когда наконец все слова были сказаны, он затащил меня к себе на колени. Мы стали целоваться, он гладил меня под рубашкой, поцелуи перешли с губ на шею и ниже. Мы оба возбудились, ласкали друг друга нежно и всё более страстно. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что теперь я знаю, что значит действительно хотеть секса, что ещё немного, и я готова буду пойти с ним до конца. Видимо, парень почувствовал это и в запале страсти тихо сказал глупость, которую почему-то обычно в таких случаях говорят: «Я люблю тебя». И я так же глупо ответила, что люблю его. После этого мы потихоньку успокоились, и, чередуя слова с поцелуями, Краш сказал, что сам никогда ещё ни с кем не спал. Я тут же вспомнила сцену нашего знакомства, мы посмеялись, что, а вот если бы я согласилась, что бы он тогда делал? Он ответил, что спросил бы совета более опытного друга и что вдвоем бы они справились точно, так что хорошо, что я не согласилась. Мы долго над этим ещё смеялись, но каждый для себя принял решение, которое мы не обсуждали, но внутри обдумывали.

Нужно подходящее место и подходящее время.

И это будет точно не на Новый год. Краш проводил его с семьей в попытке помириться с отцом.

Я понятия не имела, что мне делать на Новый год без него, хотя как только в школе узнали, что я встречаю его без Краша, тут же посыпались предложения в основном от мужской части класса встретить его с ними и некоторыми нашими девчонками дома у Игната. Перспективка так себе. С одной стороны, мне было непонятно, как возможен такой разворот на 180 градусов, что люди, превратившие мою школьную жизнь в ад, вдруг стали такими адекватными. Я, конечно же, не доверяла им ни на секунду, ожидая подножки. С другой стороны, мне с ними было банально скучно. Слушать в Новый год, кто кому что предъявил, кто кого за что избил или поставил на бабки, я совершенно не собиралась.

И уже утром 31-го числа, когда я окончательно приуныла и решила, что шестнадцать лет встречала с родителями, встречу и в семнадцатый раз, позвонил Толя и сказал, что Хуан зовет меня к Теме на Новый год. Что у Темы свободна квартира, что родители им там еды наготовили на неделю и что меня очень ждут.

– А ты сам пойдешь?

– Ну, я загляну ненадолго, но потом уйду. Ты можешь со мной уйти, а можешь и там остаться, короче, как попрёт.

Этот вариант мне нравился гораздо больше. Я долго соображала, что б такое надеть, ведь я не собиралась никуда идти, и никаких специальных новогодних нарядов у меня не было. Решила, что белых джинсов и белой майки, а также мишуры вокруг шеи будет достаточно. В 21:00 за мной забежал Толик, отпросил меня на всякий случай у родителей до утра, сказав, что мы тут в соседнем доме и что если им будет интересно, как там идут дела, они в любой момент могут прислать Мишку с инспекцией. Мы пошли на Новый год.

Двери Теминой квартиры не запирались за ненадобностью. В прихожей на полу были навалены горы курток, такое ощущение, что в квартире было человек сорок, если не больше. Мы бросили куртки в общую кучу и пошли искать знакомые лица. Квартира Темы была как после бомбежки. Мне начинало казаться, что так живёт большая часть людей, когда денег хватает только на еду и вещи первой необходимости, а на ремонт надо долго копить. Наверное, поэтому у некоторых квартиры не ремонтировались ни разу за время существования этого микрорайона, то есть уже лет 30. По крайней мере у Темы на полу лежал всё тот же ядовито-зелёный линолеум, с которым эта квартира сдавалась первым жильцам, на стенах явно выделялось три слоя грязных и выцветших бумажных обоев: в мелкий цветочек, под ним какие-то горчичные, а ещё ниже, в наиболее глубоких дырах, грязно-серые. Ванная комната была покрашена голубой краской, причем, похоже, тот, кто её красил, решил не мелочиться и покрыть ею и плитку на полу, и стены, и потолок, и саму ванну изнутри и снаружи. Туалет был копией ванной комнаты. Мебель тоже была вся старая и страшная, ещё советской эпохи: типовая стенка, стол на длинных черных ногах на кухне, а в зале раскрытый стол-книжка, вокруг которого стояли табуретки, стулья, кресла – в общем всё, на чем можно было сидеть. Вдоль длинной стороны стола устроили лавку: поставили две табуретки, а между ними положили какую-то доску, которая с грохотом падала, стоило сесть на неё с краю в одиночку. За вечер с неё упадут по разу все, обогащая русский язык такими выражениями, что скисало даже молоко в холодильнике.

Ещё везде были понатыканы подвесные круглые кронштейны для горшков с цветами, чтобы хоть как-то оживить обстановку. Сейчас на них висели шарики, которые все до одного к концу вечеринки перебили, и мишура.

А ещё была ёлка. Старая советская пластиковая Йолка. Всё, что хотелось о ней сказать, так это: «Ты пьяна, иди проспись». Метра полтора высотой и состоящая из пластмассовых палочек, покрытых коротенькими литыми иголочками, намертво цепляющими к себе всё, что прикасается, включая мишуру, волосы, рукава свитеров и кошек, на свою беду оказавшихся поблизости.

Народу действительно было полно, некоторые парни ради праздника были в костюмах и при галстуке, что очень контрастировало с внешним видом девушек: создавалось ощущение, что у них был один комплект нормальной одежды, который пришлось поделить на всех, и каждой досталось едва прикрыться. Казалось, что ты попал на корпоратив банковских служащих в дешёвом борделе. И вот, как в анекдоте, захожу я, вся в белом. За это эффектное появление мне дадут мою первую и единственную в жизни кличку.

– ААААААА! Снегурочка! Хуан, Хуан, мать твою, иди, зацени! – орал Злой на весь дом. – У нас настоящий праздник! «Мы вместе шли с Камчатки, ну а я ушла на блядки, славный праздник, это вот, здравствуй, жопа, новый гоооод!!!» – выл он, не попадая в ноты.

– Че ты орешь, долбагреб?! А! О! И правда Снегурочка! Привет-привет! А Дед Мороз будет? Дети, давайте позовем все вместе! ДЕ-ДУ-ШКА МО-РОЗ!

Мне захотелось сначала провалиться сквозь пол, потом сбежать. В конце концов я спряталась от всех в укромное креслице в углу комнаты у ёлки, куда ту запихали, устав её ронять. Рентон, увидев моё место дислокации, сказал, что я точно Снегурочка, спросил, не нужно ли мне чего, и пристроился напротив так, чтобы с одной стороны доставать меня, а с другой – еду со стола.

Началась обычная тусня, кто-то накрывал на стол, кто-то мучил магнитофон, кто-то травил байки. Злой постоянно к кому-то лез, орал и балагурил. Тема, хозяин квартиры, командовал процессом сервировки, тоже бегал туда-сюда из зала на кухню и обратно и временами поругивался на парней, чтобы под ногами не путались. Накрыли и правда полный стол еды, салатов, горячего, бутербродов и прочих закусок. Родители Темы знали, что без алкоголя не обойдётся, и заранее позаботились, чтобы детки не пили самопал какой, непонятно где купленный. Под бой курантов торжественно открыли шампанское, разбили пробкой люстру, залили всю скатерть и прожгли её бенгальскими огнями. Потом кто-то вынес огромный домашний торт на подносе, а Злой достал откуда-то такой же огромный тесак и покрошил им торт так, что тот превратился в кашу. Поскольку Толик слинял сразу, как только доставил меня в квартиру, а остальных я видела второй раз в жизни, то большую часть времени наблюдала за происходящим, пока Рентон приставал ко мне с расспросами. Ему было интересно всё: кто мои родители и чем занимаются, где я учусь, куда потом планирую поступать, какого цвета у меня тапочки, какие книги я читаю, какую музыку я слушаю. Потом он ушёл, но быстро вернулся с Есениным, Микаэлем и с гитарой. Те по очереди играли и пели, прерываясь только на то, чтобы выпить очередную стопку, поджечь очередную сигарету или ложкой загрести торта, который переложили в таз. Потом пришел Хуан и сказал, что слишком много лишних людей в квартире и пора их сбрасывать с хвоста. Был объявлен всеобщий подъём и пущен слух, что все собираются ехать на дискотеку в студгородок, каждый добирается сам. Я стала собираться домой, поскольку денег у меня с собой не было, дискотеки я не любила, короче, пора и честь знать. Но тут Хуан сказал украдкой, чтобы я ждала их на улице и никуда не уходила. Все вывалились из подъезда и кучей выдвинулись в сторону остановки. Там народ останавливал частников, грузился по машинам и отбывал в сторону студенческого арт-паба, толерантного к пьяной публике. Когда все лишние уехали, осталась кучка человек семь-восемь, в основном те, кто был на дне рождения у Толика, и ещё пара девушек. Мы развернулись и пошли назад.

Дома первым делом убрали стол, поставили в круг самые удобные кресла и стулья, уселись и опять взялись за гитары. Тут Микаэль спросил, а не накуриться ли нам, дабы не провести весь последующий год безрадостно? Его предложение поддержали с большим энтузиазмом, Злой сказал: «Ну наконец-то!» – и все дружно посмотрели на Хуана.

– Ну что, Дон ты или не Дон? – поинтересовался Есенин, худющий голубоглазый кучерявый блондин, не расстающийся с гитарой.

– Дон, конечно! Оп-ля! Чистая магия! – ответил тот своим кошачьим голосом и достал из рукава рубашки несколько уже забитых косяков. Их раскурили, пустили по кругу, первые затяжки все делали сами, по комнате разнесся характерный сладко-прелый запах травы. Во втором круге уже пошли дуть паровозы: два человека вставали один напротив другого, первый брал косяк горящим концом в рот, второй пристраивался с другого конца, первый вдыхал через нос и выдыхал через рот густую струйку серого дыма, а напарник вдыхал её. Такой вот вдох на двоих. Рентон вообще приобнял при этом Хуана за талию, взял косяк в руку, затянулся сам, а потом прижался ещё плотнее и выдохнул дым ему в приоткрытый рот. У них получился практически поцелуй, только посредством дыма. Микаэль лукаво подмигнул мне и подтвердил мою догадку, шепнув, что с кем попало так не курят. Потом добавил, что эти двое делили не тока гандж, но и девушку одну на двоих.

Рентон подошел и предложил задуть паровоз мне. Я немного опешила, сказала, что вообще-то я не накуриваюсь, а он спросил почему и тут же сам ответил:

– Ты не накуриваешься, потому что хорошая девочка. Не переживай, хуже ты не станешь от этого. Только немного веселее. Тем более что с первого раза ты ничего вообще не почувствуешь. Чтобы начало торкать, нужно сначала пробиться, нужно, чтобы каннабиноиды в достаточном количестве накопились у тебя в мозгу, и только тогда начнет переть, – объяснил он. Тут Микаэль скривил рот и сказал, что – какого хрена ты её уговариваешь, это будет просто пустая трата травы, нафиг она нам сдалась? Его поддержал Злой и, выхватив у Рентона косяк, затянулся полной грудью. Как только он выпустил изо рта дым, у него из носа ливанула кровь прямо на белую рубашку. Он выругался, зажал нос и убежал в ванную, сунув косяк Микаэлю.

– Вот, великий Джа покарал этого жадного до ганджи говноеда. Микаэль, будешь зажимать кайф, он проклянёт и тебя! – нравоучительно выдал Хуан.

– И будешь ты унылый и злой, как Злой, до скончания века! – закончил Рентон.

– Чур вас, чур! – замахал на них Микаэль, затягиваясь посильнее и закашливаясь от избытка дыма.

Хуан многозначительно поднял палец, погрозил им Мике, потом повернулся ко мне и спросил:

– Ну так ты с нами или как?

Я кивнула. Рентон взял у Микаэля косяк, присел на корточки напротив меня, сказал втягивать полные лёгкие, потом задержать дыхание на сколько смогу и только потом выдыхать. Потом сделал вдох и выдохнул мне в рот.

Ничего, кроме саднящего горла и чувства приобщения к тайному, я в тот вечер не почувствовала.

Потом народ начал разбредаться по комнатам, гитара звучала всё тише, разговоры велись всё плавнее, народ начал потихоньку срубаться, диваны, кровати, кресла, даже ванная заполнились спящими телами. Было уже в районе пяти утра. Хуан с Рентоном проводили меня до дома, я поднялась, тихо открыла дверь, бесшумно разделась, легла в кровать и забылась счастливым молодецким сном.