Читать книгу 25 удивительных браков. Истории из жизни известных христиан - - Страница 5

Многие знают Дуайта Л. Мооди, которого можно назвать Билли Грэмом XIX века. Удивительный, неутомимый проповедник, он избороздил Атлантику, приводя сотни тысяч людей к Иисусу Христу.

Да, вы, вероятно, знаете Дуайта Л. Мооди. Но я все же думаю, вы вряд ли когда-нибудь слышали об Эмме Мооди, его жене, которая всегда предпочитала оставаться в тени.

Мне кажется, вам стоило бы узнать о них обоих несколько больше. Возможно, вас удивит то, каким Дуайт был дома. Возможно, многое вас удивит и в Эмме. Именно в тот момент, когда вам покажется, что вы поняли ее, вы обнаружите нечто, что откровенно изумит вас.

Но каким же был брак между мужчиной, по темпераменту напоминавшим Лютера, и этой «скромной и сдержанной» женщиной? Многое в этом союзе вам покажется удивительным.

* * *

«Единственным человеком в мире, который действительно знал Д. Л. Мооди, была его жена», – пишет биограф Дж. К. Поллок. Может быть это и так, но вряд ли кто-нибудь – даже сам Д. Л. Мооди – действительно знал Эмму Мооди.

Д. Л. (он редко пользовался именем Дуайт Лаймен) и Эмма были противоположностями. Их сын Пол сказал: «Вряд ли можно найти двух других людей, которые представляли бы собой более яркий контраст… Когда они познакомились, он был импульсивным, несдержанным, авторитарным оппозиционером и не слишком образованным человеком. Она же была консервативна и свято соблюдала все условности, была гораздо лучше образованна, очень начитанна, с безупречным вкусом, но держалась при этом исключительно скромно».

И очень хорошо, что они были такими разными. Ни один дом не был бы достаточно велик, чтобы вместить двух таких людей, как Д. Л. Мооди.

Но не подумайте, будто бы Эмма Мооди была в этой семье малозначащим дополнением. Она была яркой самостоятельной личностью. Д. Л. Мооди никогда не оценивал ее качества и не определял ее роли. Эмма оценивала свои качества и определяла свою роль сама. И эта роль всегда была за сценой, вдали от огней рампы. Она, например, отказывалась появляться рядом с мужем во время его проповедей перед огромными аудиториями, и ее осуждали за это. Но в начале его карьеры она была замечательным помощником в его работе. «Когда я сталкиваюсь с особенно трудной задачей, – сказал однажды Д. Л., – я поручаю ее моей жене. Она способна обратить человека к Христу, воздействуя на такие струны его души, которые мне просто недоступны». Один из самых известных обращенных Мооди, Э. П. Браун, издатель журнала и воинствующий атеист, стал христианином благодаря усилиям «скромной и сдержанной» Эммы Мооди.

Достижения Мооди как проповедника по обеим сторонам Атлантики стали легендой. Он проехал миллион миль, проповедовал ста миллионам людей и был свидетелем обращения семисот пятидесяти тысяч человек. Он совершил революцию в подходах к проповеди Евангелия и основал то, что сегодня мы знаем как Библейский институт Мооди – первую библейскую школу такого рода.

Большой человек, ростом пять футов десять дюймов и весом в двести пятьдесят фунтов, он стал больше и шире за годы своего служения, как внешне, так и в характере, и масштабе своего служения. И все это очень во многом благодаря именно Эмме.

Дуайт Мооди родился в 1837 году в Нортфилде, Массачусетс. Отец его, по профессии каменщик, пил и умер банкротом, когда Дуайту было всего четыре года. Бетси Мооди осталась с девятью детьми, включая Дуайта.

В Нортфилде Дуайт мало учился, мало читал Библию, зато много и тяжело работал. Когда Дуайту исполнилось семнадцать, ему опротивел захолустный Нортфилд и он отправился в Бостон, где устроился на работу к дяде в обувной магазин. Он ночевал на третьем этаже, над магазином. В то время он писал так: «У миня комнота на третим етаже и кагда я аткрываю акно там три бальшых дома и там такие красивыи девушки и они там раятся как папугаи». В письме он также рассказывает и о столовой, где он кормился: «Там двадцать пять чилавек прислухи и много девушик и нам весило». Очевидно, что у Дуайта с девушками отношения были гораздо лучше, чем с орфографией.

В течение нескольких месяцев он посещал воскресную школу в бостонской церкви конгрегационалистов Маунт Вернон. Там преподавал тридцатилетний галантерейщик Эдвард Кимбелл. Однажды Кимбелл зашел к Мооди в обувной магазин и призвал парня обратиться к Христу. Мооди был не против. Но когда через пару недель он захотел стать членом церкви, ему отказали. «Ты плохо понимаешь, в чем заключается суть спасения», – сказали ему.

Год спустя, поссорившись с дядей и испытывая сильное недовольство своей церковью, он потратил пять долларов на железнодорожный билет и отправился искать счастья в Чикаго. Чикагские возможности вскружили ему голову. Матери он пишет: «Тут я могу заработать гораздо больше, чем в Б.» (то есть в Бостоне). И своему брату Джорджу: «Вот где деньги делать надо».

Хотя он и был принят чикагской конгрегационалистской церковью, он посещал также баптистскую и методистскую церкви. Его никогда особенно не волновали ярлыки деноминаций. Как-то раз в баптистской миссии он обратил внимание на Эмму Рэвелл – ей тогда было около пятнадцати. Эмма вела занятия в Миссии Уэлс-cтрит. На Мооди произвело большое впечатление и то, как она преподавала, и то, как она выглядела. У нее были черные волосы и темные глаза. Она выглядела очень необычно и женственно. В ее манере держаться было столько изысканности, что двадцатилетний Мооди просто не мог оторвать от нее глаз, тем более что у него самого с изысканностью дела обстояли не блестяще. Лично сам Мооди не преподавал. Баптисты хотели, чтобы он стал учителем воскресной школы, но он сказал, что учить – это не по его части. Тогда ему дали поручение ходить по улицам и «зазывать учеников», с чем Д. Л. справлялся блестяще.

Неплохо он справился и с другой задачей – сумел попасть к Эмме в гости. Там он познакомился с отцом Эммы, Флемингом Рэвеллом, кораблестроителем. Его предки были гугенотами, и он перебрался из Лондона в Чикаго всего за восемь лет до этого, поскольку шел слух, что Чикаго скоро станет крупнейшим центром кораблестроения.

Д. Л. нравилась Эмма, но не ее воскресная школа. В ней было слишком много формального. И вот в 1858 году Дуайт открывает свою школу. Сначала ее собрания проходили в кузове старого грузовика, а потом в заброшенном баре. В течение года, благодаря «зазыванию», которым занимался Д. Л. на улицах, количество учеников достигло шестисот, а еще через год – полутора тысяч.

Преподавать оборванцам, собранным Мооди, было, понятное дело, не сахар, но юная Эмма стала одним из первых учителей-добровольцев. Д. Л. не оставлял без внимания ни одну из своих преподавательниц, но к Эмме он всегда относился особо. Причем в ухаживаниях старался придерживаться приличий, разумеется, как он их понимал. В дом Рэвеллов он всегда приходил, взяв с собой двоих парней. Отчасти из-за того, что у Эммы было две сестры. Отчасти же потому, что так он чувствовал себя гораздо свободнее в этом довольно-таки консервативном доме.

В 1860 году состоялась помолвка. Д. Л. объявил об этом на собрании преподавателей воскресной школы. Сделал он это примерно в следующей форме: «Ну, все, хорош. Надоело шляться к девчонкам в гости. Нечего. Я обручился с Эммой Рэвелл». Вот тогда для Д. Л. и настало время больших решений. В 1859 году ему было двадцать два года; его комиссионные торгового агента составляли около пяти тысяч долларов. А это было время, когда механик зарабатывал полтора доллара в день. Целью Д. Л. было зарабатывать сто тысяч долларов в год. И он, безусловно, добился бы этого. Генри Драммонд говорил: «Я практически не сомневаюсь, что он мог бы стать одним из самых богатых людей в Соединенных Штатах». Но Д. Л. начал терять интерес к деньгам. Его воскресная школа требовала все больше времени и внимания. Он часто сотрудничал с АМХ[1]. Но вскоре стало очевидно, что он не может эффективно работать в бизнесе, продолжая заниматься воскресной школой и АМХ.

Три месяца он мучительно размышлял над выбором. «Это была борьба», – говорил он. Этот выбор означал: откладывать или не откладывать свадьбу. Продолжать спать где-нибудь на скамеечке и питаться сыром и крекерами в дешевом ресторанчике (а покушать Мооди любил) или поменять образ жизни. Но он все-таки решил бросить работу. Он стал секретарем в приемной АМХ за грошовое жалованье. Свадьба может и подождать, решил он.

Когда разразилась Гражданская война, АМХ учредил комитет, и Мооди направили к солдатам. Он раздавал сборники гимнов – и раздал их более ста двадцати пяти тысяч, хотя у него самого совершенно не было слуха. Он ходил от барака к бараку, проводя по десять собраний за ночь, и вот что это были за собрания. «Я видел умиравших людей, раненые беспрерывно стонали», – вспоминает он. Сторонники запрещения продажи спиртных напитков критиковали его за то, что он давал умиравшим бренди, чтобы они пришли в себя и чтобы он мог рассказать им о Христе.

Иногда его называли «сумасшедший Мооди», потому что он вечно куда-то торопился. Его дядя говорил: «Мой племянник Дуайт совершенно ненормальный, просто чокнутый». Его брат был с этим согласен: «Дуайт носится с раннего утра до позднего вечера. У него даже поесть времени нет».

У него и в самом деле почти ни на что не было времени. «На учебу у меня нет и пяти минут в день, – признавался Мооди, – и поэтому я разговариваю так, как умею».

На свадьбу у него тоже не было времени. Но Эмма, девятнадцатилетняя учительница, продолжала его ждать. В жизнеописании Мооди его биограф Дж. К. Поллок пишет: «Эмма Рэвелл, полюбившая преуспевающего торгового агента, обрученная с проповедником, занимавшимся с подростками, которой предстояло выйти замуж за ветрогона, раздумывала над тем, что будет дальше».

Они поженились в четверг, 28 августа 1862 года. Дуайту Мооди было тогда двадцать пять лет. Его мать была категорически против брака с девушкой, родившейся в Англии и принадлежавшей к баптистской церкви. Она даже не знала, что из этого было хуже. Д. Л., конечно, сообщил ей о помолвке: «Дорогая мама, я думаю, что ты полюбишь Эмму, если ты получше узнаешь ее. Я уверен, что так оно и будет. Она – добрая христианка». Но, поскольку мать так плохо отнеслась к его помолвке с баптисткой из Англии, он не очень торопился сообщать ей о свадьбе. Он сделал это лишь спустя два месяца. Дальше же все пошло так, как он и предполагал. Эмма отреагировала на сложившуюся ситуацию с присущим ей хладнокровием. Она написала свекрови: «Неважно, к какой деноминации мы принадлежим, если наши сердца открыты Богу». Еще несколько писем и личных встреч – и Эмма со свекровью стали добрыми друзьями.

Эмма умела разрешать трудные вопросы. Д. Л. часто просто не замечал всего того, что она делает. Она была практична и любила порядок. Она заставила мужа регулярно есть, выбросила его «особые» рубашки, которые, как он утверждал, можно было не стирать неделями. Она предпочитала оставаться в тени, хотя ее считали талантливым учителем. В воскресной школе Мооди ее группа состояла примерно из сорока человек средних лет.

Однажды Мооди сопровождал важного посетителя, осматривающего школу, и тот обратил внимание на необычный класс: «А эта леди не слишком молода, чтобы учить этих людей?» – спросил посетитель. Мооди ответил, что учитель прекрасно справляется со своими обязанностями. Его собеседник согласился, но добавил, что все-таки выглядит это немного странно.

В конце концов Мооди сказал не без гордости: «Сэр, это моя жена».

В середине 1860-х годов воскресная школа Мооди стала церковью. Она была связана с конгрегационалистами, но была независимой. По настоянию Эммы он устроил при церкви баптистерий, где крестили погружением в воду, а также купель для крещения младенцев. Мооди не был рукоположен, поэтому служение в его церкви вели другие. Тем не менее это не мешало ему регулярно читать там проповеди, так что ни у кого не возникало сомнений в том, чья это церковь.

В своих ранних проповедях Д. Л. делал акцент на Божьем гневе. Эмма говорила, что она порой вздрагивала, когда он повышал голос. Но затем характер проповедей Дуайта изменился, и во многом благодаря Эмме. Большое влияние оказал на него и английский проповедник Гарри Мурхауз, обращенный вор-карманник. Мурхауз проповедовал в церкви Мооди, когда тот был в отъезде, и по возвращении Дуайт спросил Эмму, как он справился со своей задачей. Она ответила: «Он проповедует не так, как ты. Он проповедует о том, что Бог любит грешников». Мооди не понимал, к чему клонит Эмма. Но она продолжала настаивать на том, чтобы он послушал проповеди Мурхауза. «Я думаю, он убедит тебя. Все, что он говорит, основано на Библии».

С тех пор Мооди не только стал больше говорить о любви Бога, но и начал гораздо внимательнее изучать Библию, а это сразу сказалось на его проповедях. Эмма была также ответственна и за служение Д. Л. на Британских островах. Однажды, когда зима выдалась особенно суровой и Эмма почувствовала себя значительно хуже, чем обычно, из-за приступов астмы, врачи посоветовали ей покинуть Чикаго. Ей было всего двадцать четыре года. Дуайт хотел, чтобы она ехала в Англию, где жила ее старшая сестра. Эмма была человеком весьма хрупким и, помимо астмы, страдала еще от головных болей. У нее также было больное сердце. Мооди, напротив, обладал очень крепким здоровьем и казался неутомимым. Его регент, Айра Сэнки, молилась: «Боже, сделай так, чтобы Мооди устал или же даруй всем нам сверхчеловеческие силы».

Мооди был рад отвезти жену в Англию. Ему и самому требовалась смена обстановки. Кроме того, он жаждал встретиться там с тремя людьми, которыми заочно восхищался. Это были Джордж Уильямс, возглавлявший АМХ, Чарлз Сперджен, проповедник лондонской церкви «Скиния», и Джордж Мюллер, занимавшийся бристольским детским приютом. Было ли путешествие в Англию благотворным для состояния здоровья Эммы – трудно сказать, но оно, вне всякого сомнения, сыграло важную роль в открытии нового континента для проповеднической работы Дуайта.

Со временем Д. Л. начал осознавать, какую жену дал ему Господь. В одной из своих проповедей Мооди сказал: «Думаю, моя жена удивилась бы, если бы я сказал ей, как сильно я любил ее в первый год нашего брака и как я счастлив был тогда». Он говорил также: «Я никогда не устаю удивляться двум вещам: тому, что Бог решил использовать меня, несмотря на все мои недостатки, и тому, что я сумел завоевать любовь женщины, превосходящей меня во всем, с совершенно другим темпераментом и происхождением».

К 1871 году тридцатитрехлетний Мооди был уже настоящим семьянином. В их чикагском доме родилось двое детей, и Эмма сумела сгладить многие острые углы характера мужа. Иногда ему даже удавалось быть обходительным. Он уже научился сдерживать свой гнев, хотя временами ему все еще приходилось публично извиняться. В это время он находился на распутье. В Чикаго у него была церковь, он работал в АМХ, а проповедническая деятельность требовала от него все больше времени и усилий. Требовала она и длительных поездок. Мооди чувствовал, что Бог направляет его именно проповедовать, но он сопротивлялся.

Пожар в Чикаго решил все.

Ночью 8 октября 1871 года полицейские постучали в дверь дома Мооди и сообщили, что нужно немедленно уходить. Город пылал. Эмма спокойно разбудила детей и сказала: «Если вы обещаете не хныкать, я вам покажу кое-что такое, чего вы никогда не забудете». Пока она одевала их, они смотрели на бушевавшее за окном пламя.

Чикаго сгорел практически дотла. Сгорела и церковь Мооди. Сгорело и отделение АМХ. В Чикаго не было человека, готового дать деньги на то, чтобы Мооди заново все отстроил. Итак, он отправился в Нью-Йорк, а затем в Филадельфию в качестве миссионера. Денег на жизнь не хватало. Проблемы с постройкой новой церкви убедили его всецело отдаться проповеднической деятельности. И он вновь отправился в Англию с Эммой, сыном Уилли, которому было тогда четыре года, и с восьмилетней дочерью, которую назвали Эммой, как мать. Один из биографов пишет об этом периоде его жизни: «Когда трудности стали почти непреодолимыми, он все бросил и начал с нуля».

Никто в Англии не знал о его приезде, кроме главы Лондонского отделения АМХ. Но за двадцать месяцев чета Мооди взбудоражила всю Англию. В Шотландии они остановились в доме Питера Маккиннона. Миссис Маккиннон, близко сдружившаяся с Эммой, восхищалась обоими супругами. Она пишет: «Мне очень нравилось в мистере Мооди сочетание серьезности и бесшабашности… Он так прост в общении, так любит детей и так весело шутит со всеми, кто готов разделить его радость! Он очень веселый человек».

Об Эмме Джейн Маккиннон пишет: «Одного дня было достаточно, чтобы понять, сколько она делает для мужа. Чем больше я общалась с ней, тем больше я понимала, сколько она делает для служения мужа; и не только благодаря той работе, которую она брала на себя, освобождая его от забот о корреспонденции, но и благодаря своему характеру. Независимость ее мышления, спокойствие, с которым она все воспринимала, были поразительны. Она была так невозмутима, терпелива, умна, сдержанна… Редко можно встретить столько достоинств в одном человеке».

Кампания Мооди на Британских островах началась очень скромно, а завершилась взрывом триумфа. От Северной Ирландии и до Корнуолла все говорили только о Мооди.

Возвратившись в Америку, Мооди обосновался в Нортфилде (Массачусетс), где жила его мать, которой тогда уже было около семидесяти. Д. Л. ждали в Нортфилде. В воскресенье он читал в церкви проповедь и увидел, что его мать встала и молится. Тогда он сошел с кафедры, сел на переднюю скамью и разрыдался.

Их дом в Массачусетсе располагался в очень живописной местности. Джеймс Финдли пишет: «Поблизости была дорога на Нортфилд, и оттуда открывался прекрасный вид на реку Коннектикут». Это был просторный фермерский дом, и впоследствии задняя его часть стала приютом для слушателей Нортфилдской школы Мооди. Дома Д. Л. расслабился. Он отпустил бороду, носил потрепанную одежду, занимался огородом и наслаждался ролью сельского жителя. Он обожал лошадей и держал их четырнадцать штук. Он не любил спорт, зато обожал прогулки в кабриолете, причем гнал лошадей с такой бешеной скоростью, что пассажиры едва не теряли рассудок от страха. Только когда рядом была Эмма, он ездил сравнительно медленно.

Дома Эмма занималась консервированием, делала запасы, ходила в гости к соседям и принимала у себя старых друзей. Она также работала с корреспонденцией и занималась финансами. Однажды Д. Л. заявил: «Я никому никогда не дам повода говорить, будто мы делаем деньги на проповеди Евангелия». И бухгалтерские книги перешли к Эмме. Эмма также занималась домом и детьми. Чувствуя себя ответственной за духовное воспитание сына и дочери, она изучала с ними Писание и беседовала об основах христианской веры. Хотя она и посещала вместе с мужем церковь конгрегационалистов, ее религиозные убеждения остались баптистскими до конца жизни.

В отличие от мужа, который читал только по необходимости, она обожала чтение. Когда дети стали подрастать, она взялась вместе с ними за латинскую грамматику, а потом вновь принялась и за французский, который учила в молодости. Единственное, что по-настоящему выводило Эмму из себя, так это когда кто-нибудь пытался обмануть ее мужа. Сын вспоминает: «Попытка нечестно использовать его была в ее глазах непростительным грехом. О таких вещах она никогда не забывала, но никогда и не упоминала. В этом она была непреклонна».

Д. Л. и Эмма часто выезжали в кабриолете на прогулки в леса и на холмы, лежавшие вокруг. «Они были веселы, будто это был их второй медовый месяц», – вспоминает их сын.

Мооди часто отказывался от предложений отправиться в путешествие, поскольку «не хотел уезжать от жены». Но он не отказывался от предложений поехать куда-либо с проповедями. Часто такие поездки длились месяцами, и обычно Эмма с детьми сопровождала его. Вот как Эмма пишет Джейн Маккиннон о своих ежедневных заботах во время шестимесячной кампании мужа в Балтиморе: «Муж занят подготовкой к лекциям и встречам, дети в школе, а я занимаюсь всем понемногу: отвечаю за Дуайта на письма, принимаю посетителей, помогаю ему всем, чем могу. Дел вроде бы немного, но к ночи я чувствую себя очень усталой». Она сильно уставала еще и потому, что была беременна. Следующей весной родился их третий ребенок, Пол Дуайт Мооди. Он был на десять лет младше старшего сына, Уилла.

Дети подросли, у Дуайта и Эммы появились новые причины для беспокойства. Например, когда Уилл уехал учиться в колледж при Йельском университете, Д. Л. запрещал ему играть в футбол. «Мне кажется, полчаса веселого бега не стоят риска на всю жизнь остаться калекой». Но больше всего их беспокоила духовная жизнь детей. Эмма писала: «Если Бог сделает наших детей Своими чадами, это будет самое лучшее, о чем мы только можем просить Его». Мооди очень тревожило, что Уилл, старший сын, был равнодушен к духовным вопросам. Однажды он написал Уиллу большое письмо: «Я мало говорил с тобой о вере, поскольку боялся, что ты отдалишься от Того, Кого я люблю больше, чем этот мир. И если я когда-либо сделал что-то неподобающее отцу и христианину, я прошу у тебя прощения… Я всегда полагал, что если мать и отец – христиане, а их дети – нет, то что-то со всеми нами не так. Я и сейчас так думаю… Если я плохо заботился о моих троих детях, то лучше бы мне умереть». Эмма тоже говорила Уиллу о своих опасениях, ее беспокоило, что он «остался вне жизни во Христе, будучи в колледже…» Она написала: «Я знаю, что папа молится о том, чтобы Дух Господень привел тебя к Христу. Я тоже молюсь об этом». Спустя год Уилл открыто исповедал свою веру в Христа. Когда Дуайт узнал об этом, он написал ему: «Я думаю, когда у тебя будет собственный сын, ты поймешь, до какой степени я счастлив теперь».

Младший сын, Пол, гораздо больше общался с матерью, чем с отцом. Пол считал, что именно Эмма была в их доме тем человеком, на котором держалось все: «Если наша семья и казалась идеальной, то исключительно благодаря матери». Эмма сыграла значительную роль также и в основании Библейского института Мооди в Чикаго. Дуайт был президентом Чикагского евангелического общества, которое собиралось открыть школу. Однако между советом директоров и молодыми специалистами возник конфликт. Мооди, который долго оставался нейтральной стороной, наконец решил, что с него достаточно. Он сложил с себя президентские полномочия, и это было воспринято как довольно-таки резкий жест с его стороны. Кроме того, это могло помешать открытию школы. «Мне все это надоело, я устал», – написал Дуайт.

Когда Эмма узнала об этом, она написала письмо на девятнадцати страницах, обращаясь ко всем, кто был связан с проектом. Вскоре она переубедила и Д. Л., и тот послал телеграмму, в которой отменял свое решение об отставке.

Вскоре Чикагский библейский институт был открыт.

Мооди работал очень много, как и прежде, несмотря на возраст и избыточный вес. Однажды в течение трех месяцев он посетил девяносто девять мест, часто проповедуя по три-четыре раза за день. Ничто не угнетало Дуайта больше, чем безделье.

1899 год стал трудным годом для семьи Мооди. Д. Л. было тогда шестьдесят два, а его рабочий график был все таким же плотным. Внезапно умерли два его внука, и их родители были убиты горем. Тяжело переживали это и Дуайт с Эммой.

Д. Л. очень хотел поехать в Филадельфию. «Если Богу будет угодно, я обращу этот город за зиму. Как бы я хотел это сделать перед смертью!» – говорил он.

По дороге в Канзас-Сити, где он организовал евангелизационную кампанию, Дуайт заехал в Филадельфию. Там он собирался навестить Джона Ванамакера и подготовиться к проповедям, которые ему предстояло произнести. Он был потрясен, когда узнал, что его старый друг Джон Ванамакер живет с любовницей.

Он отправился дальше, но две недели спустя сильные боли в груди вынудили его оставить служение и вернуться домой, в Нортфилд.

Через месяц, в декабре 1899 года, он умер.

После того как Дуайта похоронили, Эмма потеряла интерес к жизни. Это отразилось и на ее здоровье. Она страдала от нефрита и не могла больше писать правой рукой. Два последних года своей жизни она училась писать левой. Это очень хорошо показывает, как Эмма Мооди преодолевала трудности. Однажды Д. Л. Мооди сказал репортерам: «Никого не переоценивают в Америке больше, чем меня». И он мог бы добавить, что никого не недооценивали больше, чем его жену. Уилл Мооди писал: «Для Дуайта Мооди его жена всегда была надежной опорой. Советом, сочувствием и верой эта женщина поддерживала его во всех его трудах, и каждое его усилие удесятерялось ее рассудительностью, тактом и самопожертвованием».

Эмма восполняла то, чего не хватало Дуайту, и он знал это и ценил. Она не любила огней рампы, она предпочитала оставаться в тени. Но это вовсе не значит, будто она ничего собою не представляла. Вовсе нет. Она сформировала Дуайта и как личность, и как служителя.

Библиография

Bradford, Gamaliel. D. L. Moody, A Worker in Souls. New York: Doran, 1927.

Curtis, Richard K. They Called Him Mr. Moody. Garden City, N. Y.: Doubleday, 1962.

Findlay, James J., Jr. D. L. Moody, American Evangelist. Chicago: University of Chicago Press, 1969.

Moody, Paul D. My Father. Boston: Little, Brown, 1938.

Moody, William R. The Life of D. L. Moody. Old Tappan. N. J.: Fleming H. Revell, 1900.

Pollock J. C. Moody. New York: Macmillan, 1963.