Читать книгу Моя Сибириада - - Страница 5

Но тайна какая-то была в нашей семье, о которой никто не знал, кроме деда Дмитрия. А он, как постовой, стоял на охране своей многочисленной семьи, чьи дома стояли в ряд почти на всей Партизанской улице: сыны, племянники, внуки и уже правнучка. Его тайна хранилась за семью замками, или вернее – под муравейником, который находился за нашим двором. Уже никто и не помнил, сколько деду лет. Знали только, что его жене, бабушке Анне, было 83 года, как говорила она сама. Установить её возраст никто не мог, потому что рождение ребёнка записывалось в ближний церковный праздник, тогда же и имя ребёнку давали. Год рождения писали тот, в котором родители приходили ребёнка окрестить, поэтому год, бывало, уходил вперёд. Виною всему этому была повальная безграмотность в Сибири. Иногда о возрасте говорили так:

– Да я помню, когда Анисья родила Ивана: я ещё без штанов бегал, но уже рыбалил.

Значит, ему было около семи лет.

Долгое время в церкви не было священника, тогда плавали летом в церковь на лодках, а зимой ездили на санях в село Рыбное, что в десяти километрах вниз по Ангаре. Иногда зимой, в морозы, привозили священника домой и крестили сразу всех детей, не крещённых до этого времени. Вот такая статистика была…

Глава нашей семьи дедушка Дмитрий к старости не усыхал, только руки были скрюченными, наверное, от холодной воды, в которой он добывал семейный достаток.

А было это в 1870-х годах, когда Антон Михайлович, отец Дмитрия, в пятом поколении от меня, ушёл в тайгу с каким-то пришельцем вроде как на охоту. Но какая охота летом? Летом все промышляли на реке, а охотились поздней осенью и зимой. Домой он вернулся с неподстриженной бородой, но такой уверенный, весёлый и добрый, вроде как заглаживал свою вину перед всеми за своё отсутствие. Его друг, с которым он уходил и вместе вернулся, пожил у нас недолго и, пока была судоходная река, уплыл в город. А через пару недель вернулся снова. Они с дедом Антоном долго совещались, потом опять ушли, но уже не на месяц, а до тех пор, пока не застыли мелкие реки. Вернувшись, дед по первоснежку не пошёл на охоту, а направил сыновей. Сам же стал в столярке мастерить лопаты деревянные с короткой ручкой и мелким протоком для промывки песка. Сыны недолго были в тайге. Завалили медведя, разделали, вышли к Рыбной речке, где были избушки-переходники, встали на лыжи, да и вернулись домой. Мяса было много, его всё крепко посолили, покоптили и убрали на чердак сарая, чтобы проветривалось.

И так прошла зима. В апреле-мае сошла с гор талая вода. Дед мастерил смешные лопатки, кто-то зимой ходил в ямщину, кто-то чинил невода, сети, женщины пряли овечью шерсть. Но с приходом весны дед Антон снова засобирался в тайгу, тут как тут появился подельник, с которым дед раньше ходил два раза в тайгу. Взяли с собой Дмитрия, трёх племянников, провизию, травяной чай, табак, соль и поехали на конях к реке Удерей, которая впадает в Каменку. Провожал их племянник дедушки Антона Алексей. Через неделю он вернулся домой, а дед Антон с Митей и племянниками пробыл в тайге два месяца. Подельник по реке уплыл в город, долго не возвращался и приплыл последним речным путём. Вскорости он опять уехал на всю зиму и по последнему санному пути вернулся. Дед опять засобирался в тайгу, взял с собой Митю, Василия с Петей и ещё трёх племянников.

Подельник сказался больным спиной, остался в деревне ждать деда. Жил припеваючи, спал до обеда, потом топил баню, парился – спину лечил, потом пил чай с мёдом, сытно кушал, как гость.

Вернувшийся из тайги дед Антон походом был доволен. Постоялец заторопился ехать в город, но дед под разными предлогами его удерживал, а сам исподтишка показал своего постояльца Тольке-племяннику, молодому, шустрому, смекалистому, который жил в другой деревне Зайцево, что напротив Мотыгино через Ангару. Дал ему наказ: проследить, куда он ходит сдавать золотой песок, сколько сдаёт, за какие деньги, и вернуться раньше его обратно.

Толька был с хитрецой. Разговорился с этим подельником на постоялом дворе в Енисейске, сказал, что есть немного песка, но не знает, где выгоднее сдать. Постоялец предложил взять его песочек, дескать, он сам сдаст, а расплату вечером принесёт. Но Толик смекнул и сказал, что песок-то дома остался, надо за ним идти, и предложил сходить вместе с постояльцем в пункт приёма, откуда ему недалеко и до дома. Постоялец, назовём его Георгий, так как никто не помнил имени, согласился, и пошли они сдавать песок вместе. Толя узнал, сколько он сдал песка, сколько получил денег, и сказал, что здесь ему дёшево, невыгодно, и он сдавать не будет. На этом они расстались, Георгий сказал, что пойдёт к зазнобе, поживёт у неё недели две, а там видно будет. Толик же в этот вечер с ямским обозом уехал домой. По приезде всё доложил деду Антону, и стали поджидать Георгия. Он, как и обещал, через две недели прибыл, отчитался перед дедом и явно собрался пережить холодную зиму в доме, где тепло и сытно. Дед же сказал ему, что в это дело он хочет ввести всю свою родню, потому как надо всем дома поставить новые, женить и замуж выдать, а без капитала ничего не получится.

– Мы ушли с Каменки на Удерей, куда ты меня привёл, там построили уже большой дом для всех и баню. А тебе спасибо, что ты надоумил меня на такое выгодное дело – навёл на жилу. Но я тебе за это очень хорошо заплатил, ты не в обиде на меня. Взять тебя в тайгу я тоже не могу, своих ртов много, зачем нам чужой человек.

Как потом оказалось, Георгий брал себе три четверти прибыли, отдыхая на боку. Дед сказал тогда сыну Митьке:

– Быть у воды и не напиться? Так не бывает. Будем сами справляться, ты за старшого будешь заправлять, не бойся, всё у тебя получится, ты – фартовый, только вникай во всё. Мать даст тебе благословение на доброе дело. Я два века жить не буду, а продолжать тебе, потом Гришка подрастёт, он тоже смекалистый. Там, глядишь, и внук Коленька вольётся.