Читать книгу ISPRAVLYAY №6. Сборник произведений молодых авторов Приморья - Марина Геннадьевна Синякова - Страница 15

О мелочах нам пишет мелочный поэт:

Надежде, вере, слабаках-монархах,

Любовниках, что слились воедино,

И о простых цветах, что любят солнца свет.

А сильным же поэтам кровь известна:

В агонии они кусают, рвут и жгут,

Руками дикими достать хотят из бездны,

Из тёмной глубины на человечий свет,

Оттуда, где безумства кольца вьют,

Чудовищ, нам невиданных доселе.

Я пришёл в Сад Любви и узрел

То, чего прежде не видел я там:

Возведён был церковный предел,

Где я в зелени прежде играл.

И закрыт в эту церковь был вход,

Над дверями слова: «Не войди»;

Обернулся я к саду, но вот:

Где когда-то рождались цветы,

Я увидел – могилы вокруг,

И надгробия вместо цветов;

Там монахи смиряли мой дух

Средь шиповника скрипом шагов.

Не знаю, как это у вас —

Любить и то, и это,

И то, что в действии сейчас,

И кануло что в Лету.

И то, что есть на сей Земле,

Нельзя нам изменить,

Что под ногами, в вышине, —

Но можно полюбить.

Вся жизнь, и каждый день и час —

Симфония одна.

В ней всё, что окружает нас,

Всё то, чем жизнь полна.

Гудит в голове благовест колокольный,

Тоскливой слезой одиноко звеня.

Стою в стороне и шепчу: «Мне не больно…»

Мой суженый выбрал, увы, не меня.

Глаза закрываю и нежно целую,

Тебе о печали своей говорю:

«Как горько принять мне – ты выбрал другую,

И вместо меня с ней пошёл к алтарю».

Слепая обида. Ты предал и бросил.

Но я всё равно не смогла разлюбить.

Скребётся мне в мысли дождливая осень,

На сердце надорвана алая нить.

Кольцо надеваешь на палец невесте,

Блеск радостных глаз прикрывает фата.

Друг другу клянётесь, что будете вместе…

Она отвечает заветное «Да!»

Что делать теперь и куда мне податься?

Смогу ли найти я душевный покой,

Когда ты на свадьбе для первого танца

С улыбкой влюблённой подходишь к другой?

За ту, на которой решил ты жениться,

Я тост поднимаю, бокалом звеня.

И пряча слезу, опускаю ресницы.

Мой суженый выбрал, увы, не меня.

Облаками укутав

изгиб алебастровой шеи,

В вышину поднимается

пылкая девочка-птица.

В свете тысячи лун

оперение крыльев искрится,

На лице твоём мраморно-белом

румянец алеет.

Разбросав россыпь томных рубинов

в преддверии ночи,

Ты паришь над землёй,

как под куполом цирка артистка.

Очертания нежные так далеко,

и так близко!

Мой билет на твои выступленья

нещадно просрочен.

В полутьме эбонитовой,

точку зенита минуя,

Молчаливо летишь надо мною

бесстыдно-нагая.

Закрываю глаза и, робея,

тебя обнимаю,

Хрупким крыльям хрустально-блестящим

дарю поцелуи.

Горизонта раскрасив

сиеной покатые плечи,

Воскрешается тень

предрассветного жаркого солнца.

Тает девочка-птица под ним,

но к закату вернётся,

Небосвод усыпая

багрянцем рубинов под вечер.

Я увижу тебя

под протекцией звёзд первозданных

И скажу – «Наконец-то!», —

от смелости сладкой немея.

Как мечтаю и грежу давно

об одной лишь тебе я,

Как ты мною любима

и сердцу до дрожи желанна.

Монолог одиноко рассеялся

дымкой закатной,

В захламлённой гостиной

тревожа слой пыльной вуали.

Я твой горе-художник,

никчёмно испортивший ватман,

На котором мы вместе

свой жизненный путь рисовали.

Наливает мускат

заходящее солнце в бокалы,

Засыхает палитра

лежащей в углу акварели.

Мы хотели так много…

Но сделать успели так мало.

Мы пылали так ярко…

Но быстро и больно сгорели.

В коридорах квартиры

раскиданы сотни набросков.

Рисованье теперь не потребность —

слепая привычка.

Без тебя перспектива трёхмерная

кажется плоской,

Многоцветье слилось

в полумрак монохромно-обычный.

Может, прошлая осень

печалью тебя утомила,

Вымывая дождями

с лица загорелого краски?

Твой насмешливый голос

вдруг сделался колко-немилым,

Взгляд каштановых глаз охладился,

стал зол и неласков.

Под босыми ногами,

вздыхая, скрипят половицы,

В тишине создавая

иллюзию чёткого такта.

Мне сиротство тревожное

в душу надсадно стучится;

Я в квартире уютной – де-юре,

без дома – де-факто.

В переплёте оконном,

свистя, надрывается ветер,

Изгнивающих рам основанье

кусает и воет.

Я надеюсь,

однажды мне кто-то захочет ответить,

Как закончить картину,

которую начали двое.

В тумане ноябрьском

первая редкая проседь

Предвестницей зимней

рождает атлас ледяной;

Молочный припай1

одеялом на берег набросив,

Уснувшее море

мечтает о встрече с весной.

В морозном гипюре

стихии заснеженной снится

Обласканный солнечным светом

румяный апрель.

Качается море,

зажмуривши волны-ресницы,

Сквозь сладкую дрёму

целуя корму кораблей.

Дрейфуют в шелках сновидений

алмазные льдины,

Волнистой строкой

перелётные птицы летят.

Тончает узор кружевной

снежуры-палантина2,

На теле морском

обнажая весенний наряд.

Проснись же, стихия!

Стрижи у твоей колыбели

Гимн жизни,

воскресшей из снежного пепла, запели.

Еловые лапы

и алые кисти рябины

Под тяжестью свежего снега

искрятся на солнце.

Укутавшись зябко

в пальто с меховой пелериной,

По устланной наледью тропке

Декабрь крадётся.

На тонкие белые руки

надев рукавицы,

Он кружится тихо,

случайных прохожих завьюжив,

И в окна домов

с новогодней улыбкой стучится,

На стёклах рисуя узоры

серебряной стужей.

Декабрь идёт по земле,

от души украшая

Алмазно-жемчужным колье

города и природу.

Достав из своих сундуков

белоснежные шали,

Он щедро укрыл ими

улицы к Новому Году.

Задор и восторг, суматоха,

счастливые лица,

Напевы предпраздничных песен

звучат отовсюду.

Спасибо, Декабрь-озорник,

что позволил случиться

Простому, волшебно-морозному

зимнему чуду!

Ночь-чертовка небо пачкает золой,

Режет тишь лесную ветра дикий вой.

Над чернильно-синей илистой рекой

Проплывает чинно месяц золотой.

В тусклом звёздном блеске лес стоит стеной,

Мрачен и окутан непроглядной мглой.

Уходи-ка, путник, ты скорей домой,

А не то навечно быть тебе со мной.

Изловлю, похищу, заберу с собой!

Затащу в трущобы темноты лесной.

Не играй, скиталец, со своей судьбой.

Бойся! Наша встреча станет роковой!

Волны кусают берег стаей лесных зверей,

Ветры раздули щёки – злится старик-Борей.

Рвёт парусину в клочья, лодки ведёт на скалы.

Норд взбаламутил море – всё-то Борею мало!

Молят русалки в страхе, прячась на дно морское:

«Сжалься, Борей, над нами, дом наш оставь в покое!»