Читать книгу Величие. Книга 1 - - Страница 3

Тусклое небо медленно насыщалось красками, приобретая свежий и спокойный оттенок. Дрожащий свет разлился по внутренностям дворцовых покоев, выхватывая из сумрака обитую бархатом мебель, матово переливающиеся рамы зеркал, шёлковые обои и наборный паркет. Оставаясь неподвижным в кресле, даже несмотря на коснувшееся лица солнце – замечал ли он его вообще? – Аурелий снова и снова перебирал в памяти содержание последних писем отца. Гадал, не упустил ли чего-то важного, что помогло бы вовремя предотвратить убийство…

В императорском кабинете всё лежало на своих местах и выглядело настолько буднично, что впору было вновь броситься в склеп, поверив, что кошмар всего лишь привиделся. Аурелий плакал до исступления, забывался от переполнявшей его боли, на мгновение думал, что ему так плохо оттого, что не спал всю ночь, – но затем воспоминания накатывали вновь. «Никогда, никогда…» Никогда ему больше не увидеть их – это слово пронзало, точно нож.

Кронпринц поднял глаза на висящий на одной из стен портрет родителей. Его написали за несколько месяцев до свадьбы – а совсем незадолго до торжества дедушка Аурелия исчезнет в гробнице Табриессов, оставив трон Келсию и даже не успев увидеть внука. Выражение лица матушки здесь выглядело несравнимо надменней, чем Аурелий его помнил. Вышло ли это по прихоти художника, или когда-то она действительно была такой – холодной, как лёд, неприступной, как северная метель? Антрацитово-чёрные волосы, которыми императрица Юйсинь очень гордилась и которые никогда не обрезала, здесь были убраны в высокую причёску. Вместо длинной косы по бокам головы полукружьями свисали парадные зелёные ленты, приколотые искусственными цветами шиповника. Невесту изобразили в изумительном изумрудном платье с летящими рукавами. Покатые белые плечи с рельефными ключицами украшали серебро и малахит. Художник постарался передать и благородный румянец щек, и свечение драгоценной броши из янтаря и жемчуга, и вязь тончайшей вышивки по бархату – сразу было видно, невеста из богатейшей семьи империи.

Бордовая вышивка на белой шёлковой рубахе Келсия выглядела точно росчерки густой крови. На левом плече сверкал золотой наплечник с филигранной гравировкой, к которому крепился алый плащ. Точно такие же, как у Аурелия, светлые волосы придерживал золотой обруч диадемы. Будущий император стоял горделиво подбоченившись и смотрел вперёд и вдаль, словно сквозь зрителя, на свои грядущие свершения. Вот таким же отец был и при жизни: отличался быстротой и твёрдостью, предпочитая всё делать по-своему.

Юйсинь на портрете опустилась в кресло рядом с супругом, немного наклоняясь в его сторону. Молодые. Величественные. Достойные друг друга. Вступающие в новую, ответственную пору жизни. Но в их отстранённых нарисованных лицах не было ничего, что могло бы сообщить о подлинных чувствах, с которыми они усаживались перед мольбертом художника и произносили в Храме Первородного обеты любви и верности.

– Как же так всё получилось? А ведь я мечтал помирить вас… – сипло прошептал Аурелий. – Матушка, отец… я так вас люблю!

Его срывающийся голос перешёл в беззвучный крик, и Аурелий, в бессильной ярости ударяя кулаком по ручке кресла, скорчился – напряжённый и дрожащий.

– Ваше… Высочество?

Вошедший в покои камердинер испуганно смотрел на кронпринца. Осколки разбитого кувшина для умывания лежали перед слугой на ковре – очевидно, он не сразу заметил Аурелия, такого же неподвижного, как и окружающие его предметы. Один мужчина стоял перед другим таким же мужчиной, но невидимая пропасть между их жизнями была непреодолима.

– Всё кончено. – Аурелий не узнал собственного хриплого голоса.

Ему трудно было объяснить, что именно было кончено и почему, но камердинер, разумеется, понял его по-своему. Лицо слуги будто бы осветилось изнутри благоговейным почтением, и он торжественно встал на одно колено, преклоняя голову.

– Я свидетельствую свою преданность, Ваше Величество. Да славится правление Табриессов, благословлённых Всевидящей Бездной!

– Да, конечно, – машинально кивнул Аурелий. С трудом ворочая в голове неподъёмные мысли, он припомнил, где сейчас могут находиться друзья: Сепиру и Кэрел по-прежнему жили в столице, Пьерше должен был как раз вернуться из командировки при иностранном посольстве… – Пожалуйста, завтрак в малую гостиную на четыре персоны через час, – обратился он к слуге. – Срочно отправьте гонцов к баронессе Шертхесс, графу Круазе и князю Мелирту. Срочно. И чтобы никто пока ни о чём не знал. И не беспокойте меня.

– Конечно, Ваше Величество. – Понимающе поклонившись, камердинер поспешно собрал осколки и выскользнул из комнаты, торопясь исполнить приказание.

Но, разумеется, побыть одному Аурелию никто не дал. Стоило ему ненадолго провалиться в зыбкое забытьё – нервное истощение давало о себе знать, – как за дверями послышался спор.

– Нет-нет, никак нельзя! Его Величество запретил впускать кого-либо, – взволнованно протестовал камердинер.

– Вы не в том положении, чтобы спорить со мной! – А это, судя по всему, был начальник дворцовой стражи, Аурелий сразу узнал его грубый бас. – Его Величество Келсий велел беспокоить его по этому поводу даже ночью. Извольте убраться с дороги.

Аурелий тяжело вздохнул, усилием воли поднимаясь из кресла: да, государственные дела никогда не ждут, а его отец был очень деятельным. Келсий верил, что заботиться о благополучии нордов императору предписано самой Бездной, и потому работа всегда занимала у него первое место. Не стоит ставить в неловкое положение несчастного камердинера.

– Я теперь император. – Резко распахнув двери, Аурелий постарался произнести это как можно весомее, хотя собственный голос показался ему сиплым и невыразительным.

Его появление произвело прежний эффект: начальник стражи вздрогнул, окидывая молодого монарха удивлённым взглядом, а затем опустился на одно колено.

– Мои соболезнования, Ваше Величество. И… поздравления. Мне очень жаль, что пришлось нарушить ваш покой в столь тяжёлый час. Но ваш отец и правда просил докладывать об этой проблеме безотлагательно. Не сочтите за грубость, вам известно что-либо о краже алмазов из сокровищницы?

– Н-нет, – запнувшись, смутился Аурелий.

Алмазы, если это те, старинные, полученные в подарок от Содружества Гномов, – ценная реликвия. Их кража – серьёзное преступление. Мысль о том, что придётся вникать со всей скрупулёзностью в очередное преступление, когда голова и так идёт кругом от ночных событий, в восторг не приводила. Однако деваться было некуда: хочешь не хочешь – поступающие вопросы надо решать. Скоро они посыпятся как из рога изобилия…

– Изложите суть, – тускло попросил Аурелий.

Впрочем, начальник стражи отнёсся к сумрачному настроению императора с пониманием и оказался лаконичен.

– Так точно. Около месяца назад была обнаружена пропажа старинных алмазов. Его Величество Келсий поставил их поиски высочайшим приоритетом, а также велел докладывать о каждом шаге расследования. Только что Министерство сыска сообщило, что преступник – не кто иной, как сам казначей. Судя по всему, он незаконно приобрёл амулет, позволяющий преодолевать охранные чары, а ложное алиби ему обеспечивала племянница. Налицо двойной состав преступления. Каковы будут ваши распоряжения?

Аурелий заложил руки за спину, чтобы не теребить на виду у подданных край вышитой рубашки. Вопрос оказался не из лёгких. Как бы поступил отец? Для чего хотел оставаться в курсе дела? Просто волновался из-за пропажи или отношения с казначеем требовали особой деликатности? Аурелий помнил этого норда: среднего роста, добродушного, с седыми висками. Он был очень стар, и все говорили, что не в этот год, так в следующий уйдёт в отставку. Как же он так оступился в самом конце пути?

– Заберите у него алмазы, артефакт и предложите добровольно покинуть пост. В таком случае судебного преследования не будет.

– Вы уверены? – Начальник стражи с сомнением нахмурился. – Ведь подобное преступление…

– Я ранее имел счастье общаться с казначеем и знаю, что ему чужды столь грязные помыслы! – с болезненной горячностью возразил император. – Его наверняка кто-то использовал. Предложите ему сотрудничество со следствием.

– Как прикажете, – почтительно склонил голову начальник стражи и тут же исчез в глубине коридоров.

– Ваше Величество, те, за кем вы посылали, прибыли, – извиняющимся тоном сообщил камердинер, стоило Аурелию направиться обратно в кабинет.

Император приглашающе махнул рукой.

– Проси.

Дворяне, которые сейчас выходили из экипажей у дворцового крыльца, были молоды, но их имена уже обрели вес в свете. Баронесса Сепиру Шертхесс, происходящая из потомственного рода военных. Граф Пьерше Круазе, чьи родители вращались в блестящем мире богемы. Князь Кэрел Мелирт, чья фамилия давным-давно и безвозвратно обеднела, однако не утратила своего благородного звучания. Многие прочили им блестящую карьеру и будущность, однако в первую очередь они были друзьями Аурелия, и дружбу их выковали годы совместной учёбы в университете. Император с облегчением выдохнул и нервно прошёлся по кабинету, ожидая, что наконец-то сможет хоть кому-то излить всё то, что до сих пор терзало его душу.

Послышавшиеся вскоре голоса выдавали радость воссоединения после долгой разлуки, хотя разговор уже успел перейти на насущные дела империи.

– Племена нагов всегда грызутся между собой. Но конфликты их происходят по строгим ритуалам, и в этом смысле они предсказуемы и совершенно безобидны. Белая империя подчинила змеелюдов ещё полтора столетия назад, и разве у нас были с ними с тех пор какие-либо серьёзные разногласия? Нет. А значит, и сейчас не происходит ничего значительного. Если всё так, как ты говоришь, проблему явно раздувают. – Речь Пьерше лилась изящным потоком, способная увлечь кого угодно.

– Вот и я считаю, что внимания в первую очередь требуют угрозы Королевства Дроу, – ответил ему резкий женский голос, в котором чувствовалась сталь.

– Баронесса Шертхесс, вы ли это? В кои-то веки мы пришли к обоюдному согласию. – Граф откровенно дурачился.

– Не переживай, это ненадолго. Нет, если ты, конечно, перестал увиваться за каждой юбкой, то слегка поднимешься в моих глазах. Но на многое не надейся.

– То есть от просто склочной дамы ты выросла до полноценной шантажистки? – легко рассмеялся Пьерше, и вслед за ним не удержались и Сепиру с Кэрелом, который, по обыкновению, больше слушал, чем принимал участие в беседе.

Однако веселье вельмож мигом улетучилось, стоило им встретить своего венценосного друга. Аурелий стоял посреди кабинета бледный, осунувшийся, но больше всего поражал его надломленный взгляд.

– Бездна, что случилось?.. – Сепиру первая шагнула к нему, точно бросаясь на помощь. – На тебе лица нет!

– Этой ночью ко мне перешёл Дар. Отца в катакомбах нет. А матушка только что умерла у меня на руках, и все обитатели её резиденции тоже перебиты, – тихо объяснил Аурелий, непроизвольно вздрагивая. – Особняк сгорел дотла.

– Не может быть, – охнула баронесса, машинально хватаясь за рукоять фамильного кинжала, который имела привычку всегда носить на боку.

– Ты не шутишь? – нервно усмехнулся Пьерше. – Император… Его Величество Келсий же бессмертен. Как и ты.

И Аурелий был вынужден пересказать всё то, что ему довелось пережить за последние часы. Слова цедились ужасно медленно, точно их не хватало. Вспоминать всё до малейших мелочей оказалось пыткой, а друзья с каждой новой подробностью выглядели всё более ошарашенными.

– Так значит, ты говоришь, что отец будто и не ночевал во дворце? – первым нарушил зловещую тишину Кэрел, обводя задумчивым взглядом комнату. – Тогда Его Величество Келсий всё-таки знал о готовящемся нападении и, видимо, намеревался его предотвратить. Но что-то пошло не так.

– Но никому ещё не удавалось убить Табриесса! Никогда! – возбуждённо зашептал Пьерше, точно сами эти слова звучали кощунственно. – В Тёмные времена императрицу Ютр испепелило пламенем дракона, и ведь она воскресла.

– Я знаю, но сейчас мы не можем разрешить эту загадку, – пожал плечами князь Мелирт. – А Дар тем не менее у Аурелия. Значит, пока что примем за аксиому, что Его Величество Келсий каким-то образом всё же оказался мёртв. Так вот, если покушение не было для него неожиданностью, он должен был оставить хоть какой-то знак. Аурелий, ты уже обыскивал содержимое рабочего стола или что-то в этом роде?

– Нет… нет, – помотал головой император. – Я как-то… Я даже не подумал.

Его речь прервал бой массивных настенных часов, отмеряющих семь утра. Аурелий встрепенулся.

– Часы! Отец когда-то показывал мне, что в них есть тайник.

Быстро подойдя к механизму, император повернул одну из резных фигур, и невидимая доселе дверца с щелчком распахнулась. Из узкого отсека бесшумно выскользнул и спланировал на пол белый лист бумаги.

– На нём ничего нет… – нервно произнёс Аурелий, подняв находку.

Он уже устал от этой крови, тайн и недосказанности. В сердце закралась обида: если отец знал, то почему ни о чём не предупредил?! Быть может, Аурелий пришёл бы на помощь и все остались бы живы. Вот так всегда, отцу было плевать на чувства окружающих! И на матушкины в первую очередь! Что, если он даже не пытался её спасти?! В глазах потемнело, кровь застучала в ушах…

– Аурелий. Аурелий! – Голос Кэрела заставил его прийти в себя. – Можно мне посмотреть? А вы задёрните шторы, – велел он Сепиру и Пьерше.

Забрав из онемевших рук императора бумагу, князь Мелирт поднял её перед собой в сгустившемся сумраке.

– Лунные чернила, – изрёк он. – Обычно ими записывают секретную, но не требующую срочности информацию.

– Как ты это определил? – поинтересовался Пьерше.

– Если ты помнишь, мои родители проводят свою жизнь за тем, что занимаются в деревне магическими изысканиями. Великих открытий, увы, сделать им не удалось, зато я знаю много полезной информации. Лунные чернила придают бумаге слабое свечение. Думаю, мы на верном пути, но стоит поискать ещё.

Дополнительные поиски плодов не принесли, хоть друзья и перерыли кабинет вверх дном. Утомлённые, все уселись за остывший завтрак. Предусмотрительный камердинер прислал также и бутыль с кровью, и Аурелий вдруг понял, насколько его истощили за эту ночь постоянные перемещения в пространстве. Он залпом проглотил несколько бокалов и вяло ковырял вилкой глазунью, когда слуга доложил о посетителе. Это снова был начальник дворцовой стражи. Едва войдя, тот с траурным видом поклонился.

– Ваше Величество! К моему глубочайшему сожалению, при задержании казначей покончил жизнь самоубийством.

Вилка выпала из рук Аурелия, со звоном ударившись о паркет.

– Как? – выдавил император непослушными губами.

– Он попросил несколько минут на сборы и выбросился с верхнего этажа своего дома. Сломал шею.

Друзья возбуждённо зашумели. Стало трудно дышать. Реальность подёрнулась белым шумом, сквозь который до Аурелия с трудом доносились восклицания Пьерше:

– Да вы что, не слышали? Его племянница, в которой он души не чает, вышла за какого-то беспутного дворянина. Тот наделал кошмарных долгов в карты, так что они недавно и усадьбу заложили, и завод… Видимо, девица упросила старика пойти на последнее бесчинство, лишь бы не остаться нищей.

«Но ведь я не хотел… – пронеслось в голове Аурелия. – Сколько ещё нужно смертей, чтобы они прекратились?» Ему казалось, что казначей погиб именно из-за его решения. Отец бы такого не допустил. Отец бы поступил по-другому… Так, как Аурелий никогда не сможет.

Должно быть, он провёл несколько минут в прострации, потому что, очнувшись, обнаружил, что все столпились вокруг него с озабоченными лицами.

– Идите, я позову вас позже. – Собрав остатки выдержки, император махнул рукой начальнику стражи, и тот немедленно скрылся.

Аурелий измождённо откинулся на спинку кресла. Тяжёлое чувство тоски и отчаяния затаилось где-то в глубине души неподъёмным грузом. Перед глазами вновь плясала картина разрушенной усадьбы со множеством трупов. Тот скудный завтрак, что император заставил себя проглотить, подкатил к горлу.

– Займётесь потом этим вопросом? – попросил он друзей. – Я не в состоянии думать ещё об одном убийстве.

– Положись на нас, – кивнула Сепиру. – Я предлагаю тебе сейчас немного отдохнуть, – добавила она, переглянувшись с друзьями. – А мы пока разберёмся, что к чему, составим тебе список дел. И нам надо срочно что-то делать со слухами. Если станет известно, что священный император погиб от чьих-то рук… я даже не представляю, каким потрясением это обернётся для всей империи.

– Давайте пока скажем, что император почил естественной смертью, а на императрицу в этот момент устроили вероломное покушение, – подхватил Пьерше.

Всего лишь шокированные, но не ослеплённые болью утраты, они уже начали приспосабливаться к новым условиям.

– Только не уходите, – пробормотал император. – Я больше не выдержу думать обо всём этом в одиночестве. Вы нужны мне.

– Но если хочешь, чтобы мы были рядом, ты должен дать нам полномочия, – сказал вдруг Пьерше.

– Полномочия? – Аурелий растерянно оглянулся, словно пытаясь вспомнить значение этого слова.

– Да, напиши прямо сейчас, пока нет никакого шума, что через три месяца я вступаю в должность министра иностранных дел, Сепиру – министра просвещения, а Кэрел берёт главенство над государственной газетой. Но Кэрелу дай полномочия сегодня же – нужно взять под контроль публикации.

– Я… я… – Аурелий только потряс головой. Мысли плавились, не давая ухватить суть. – Если ты составишь текст, я подпишу, – измученно попросил он.

* * *

Несмотря на ярко-обманчивое солнце, в день похорон было очень холодно. Земля, с которой уже сошёл снег, являла собой безрадостную пустошь, покрытую прошлогодней жухлой травой, такой же безжизненной, как и голые прутья деревьев. Смёрзшаяся после суровой зимы, твёрдая, как надгробная плита, она, казалось, неспособна была что-либо снова родить. В вышине неба непрерывно гудел ветер; он резко дул в лицо, мешая сохранять печальный вид, трепал небесно-голубые розы, которые предстояло положить на надгробие, швырял на обитые шёлком шляпки и фланелевые пальто горсти мелкого снега, когда солнце внезапно заходило за тучи. Тогда яркий свет вдруг сменялся угрюмой тенью. Непрестанный свист ветра в ушах вселял ощущение тревоги, так хорошо резонируя с растерянностью, охватившей собравшийся на похороны аристократический цвет столицы.

Страшные вести следовали одна за другой: кроме поместья императрицы Юйсинь оказались разрушены до основания особняки ещё двух известных родов: князей Брунгервильссов, от которых супруга императора вела своё происхождение, и баронов Шайратов – новых вельмож из числа купцов, а ныне коммерсантов, купивших себе титул три поколения назад. Следователи до сих пор опознавали убитых, и таинственная резня производила настолько жуткое впечатление, что никто не решался рассуждать о ней вслух.

– Мои верные подданные. Друзья. – Голос Аурелия перед мавзолеем, где хоронили только жён императоров или супругов императриц, был глухим и одномерным, точно его выстукивали по крышке гроба. – Сегодня вы собрались здесь для меня, чтобы вместе почтить память императрицы Юйсинь, моей матушки. Пусть срок её подходил к концу, погибла она не по своей воле. Но никакое зло не остаётся безнаказанным. Бездна карает грешников, а Близнецы-Создатели указывают путь к истине…

– Между прочим, половина из них смотрит не на императора, а на нас. И каково же в одночасье вознестись до небес и одновременно чувствовать на себе тысячи враждебных взглядов? – с усмешкой шепнул Пьерше друзьям.

Они стояли сразу за Аурелием, готовые мгновенно прийти на выручку.

– Наслаждаюсь: это значит, что мы сильнее, чем думаем, – едва разомкнув губы, ответила Сепиру. – Но полагаю, что князь Мешерие не вытерпит слишком долго оставаться в тени. Скоро он сделает свой ход.

Князь, о котором они говорили, был одним из влиятельнейших лиц империи и долгие годы при императоре Келсии занимал пост министра финансов. Пока друзья самым естественным образом взяли заботу о молодом императоре на себя, распоряжаясь всем от церемонии похорон до мельчайших бытовых вопросов, князь на время уступил им главенство. Однако это было не более, чем вежливым реверансом, и придворные только и ждали, как две партии будут в итоге находить общий язык. Тем более, что молодые аристократы и мыслили гораздо шире, мечтая о тех преобразованиях, которые чиновники старого порядка сочли бы уж слишком радикальными.

– Всё это так, но давайте пока что отодвинем в сторону интриги и просто почтим память усопшей, – тихо заметил Кэрел.

Долговязый, словно цапля, он на голову возвышался над присутствующими, а его огненные волосы, собранные в длинный хвост, рдели, точно флаг, – с такой внешностью непросто вести укромные переговоры.

– Ты прав. Извини, – кивнул граф Круазе, опуская голову и принимая позу скорбящего.

После нескольких прощальных слов и исполненных гимнов присутствующие стали один за другим подходить к гробу, чтобы возложить цветы. Дамы по привычке скользили взглядом по знакомым, оценивая туалеты, чтобы позже обсудить их в салонах. Одна лишь баронесса Шертхесс преследовала иные цели, наблюдая за публикой: быть женщиной для неё значило никогда не ослаблять внимания за собственной безопасностью. И довольно скоро Сепиру выделила юную, прелестно одетую графиню Вельц-Шарр, выдвинутую своей мамашей в первые ряды. Шёлковые туфли были уж больно изысканны для похорон, и покрой платья нет-нет да и стягивал при лишнем движении приподнятую грудь, и эта чудная шляпка с вуалью… всё в этой аристократке граничило между трауром и грацией, тоской и театральным шармом печали; она была воздушна и невинна, как героиня какого-нибудь поэта-романтика. «Мамаша не дура, – подумала Сепиру. – Надо держать за ней глаз да глаз».

И точно – стоило знати начать расходиться и стройному порядку рядов нарушиться, как эта нордианка, словно лепесток розы, увлекаемый могучим потоком гостей, будто бы случайно столкнулась с новоиспечённым императором.

– Ах, Ваше Величество, прошу прощения!

И, несмотря на это исполненное почтительности восклицание, Аурелию пришлось подхватить её, потому что дева тут же осела у его ног.

– Вам плохо? – Даже если у него не было на это желания, императору пришлось из вежливости подвести её к скамье, ведь все смотрели.

Её пушистые ресницы слабо затрепетали, и из-под них на молодого правителя устремился столь нежный, столь исполненный сострадания взгляд, что даже каменная статуя заплакала бы под ним.

– Я слишком впечатлительная… Но мне грех жаловаться, когда вам ещё тяжелее. Примите мои искренние соболезнования. Знайте: я всегда восхищалась благородством вашей матушки. – Влажные оленьи глаза, с доверием заглядывающие ему в лицо, требовали продолжения трогательной беседы.

Сепиру не могла слышать, о чём они говорят дальше, но видела, как сжимаются и деревенеют челюсти Аурелия, как стекленеет и уходит в себя его взгляд.

– Чтоб тебя некромант обратил… – зло процедила про себя баронесса.

Поток толпы разделял их, не позволяя быстро прийти на выручку. Ещё раз грубо выругавшись, Сепиру устремилась на противоположный край к старшей графине Вельц-Шарр, прохлаждающейся в тени пышной ели. Когда баронесса Шертхесс приблизилась, той не оставалось ничего, кроме как сделать вид, что она ищет свою потерянную дочь, и с едва скрываемой досадой прекратить разыгрываемый фарс. К счастью, пока они раскланивались, Пьерше со свойственной ему находчивостью перенял заботы о девице, а Кэрел сопроводил Аурелия к карете, ограждая от посторонних.

* * *

– Нет, это Бездна знает что такое. У них совсем стыда нет, набрасываться на Аурелия прямо на церемонии, – всё ещё кипятилась баронесса спустя три часа, в негодовании отрезая себе кусок мясного пирога, из которого брызгал горячий сок.

Они заканчивали обеденную трапезу, и вялый, то и дело намеревающийся угаснуть разговор поневоле отдавал печалью. Все минувшие три дня Аурелий ходил молчаливый и подавленный, и его отсутствие в беседе ощущалось друзьями, как зияющая прореха в мироздании.

– Ну а что ты хочешь? Теперь, когда Аурелий внезапно приобрёл всю полноту полномочий, начнётся гонка. – Отставив чашку, Пьерше философски пожал плечами. – Выдать дочь за императора – всё равно что полкоролевства купить. Тут никуда не денешься. Зато я успел переброситься сегодня парой слов со знакомыми, и вспомнил, что у Брунгервильссов вроде бы осталась в живых дочь, ну, с которой пять лет назад что-то там случилось, и она была отправлена в пансионат. Надо найти её.

– Серьёзно? – удивился Кэрел. – Никогда не слышал.

– Ну ты просто рос в своей деревне, поэтому многих по-прежнему не знаешь, – отмахнулся граф Круазе, хмуря лоб. – Как же её…

– Арэйсу, – подсказала Сепиру. – Да, она вроде была самой младшей… Наверное, её просто спихнули куда подальше. Вряд ли она что-либо знает. Но, впрочем, стоит навести справки. В любом случае она теперь единственная наследница.

– Вот так счастья привалило, скажи? – присвистнул с усмешкой Пьерше. – И от родственничков избавилась, и владелицей несметного богатства оказалась.

– Болван, соображай, прежде чем языком молоть! – Баронесса пнула его ногой под столом.

Осёкшись, граф опасливо обернулся на Аурелия, но тот оставался настолько безучастным ко всему, что друзья тоже помрачнели. Его апатия пугала их, они хотели помочь и не знали как.

– Да уж, ищут, ищут, а яснее ничего не стало… – неловко протянул Пьерше, возвращаясь к теме преступления, и все сразу задумались.

Фальшивая версия убийства пришлась общественности по душе. Брунгервильссы были древним и консервативным родом, члены которого жили очень закрыто, оберегая чистоту крови. Две предыдущие императрицы носили в девичестве эту же фамилию, и многие осуждали Брунгервильссов за узурпаторство монаршей власти. Так что высший свет и простые норды – все одинаково быстро поверили, что бойня, развернувшаяся в трёх поместьях, была битвой за превосходство, окончившейся в итоге полным взаимоуничтожением двух семей. И бремя вины за нападение легло на фамилию Шайратов.

Но вот свежие факты, сообщаемые исключительно императору и его ближайшему окружению, начинали утверждать обратное…

– Короче, – с досадой скомкав и бросив в тарелку салфетку, предложил Пьерше. – Давайте обсудим ещё раз то, что нам известно. Во-первых, из отчётов следователей видно, что и Брунгервильссы, и Шайраты защищались, так же как и императрица Юйсинь. Во-вторых, на территориях их особняков не было обнаружено посторонних трупов. В усадьбе Юйсинь, помимо самой императрицы и прислуги, найдены тела её брата Грева, одного из Шайратов и их лакеев. Какие выводы мы можем сделать?

– Это не было междоусобной резнёй, – подал голос Кэрел. – Их убил кто-то извне. Тем более если мы вспомним, что десять лет назад без вести пропал дядя Аурелия, логично заключить, что кто-то поставил целью истребить Табриессов и их ближайших родственников.

Упоминание кронпринца Терпция пробежало зловещим холодком по позвоночнику обедающих. Его Высочество Терпций был братом-близнецом императора Келсия, исчезнувшим во время одной из частных поездок за границу. Инвалид, с рождения страдающий отсутствием магических способностей, он был в то же время пламенным политиком, каких ещё поискать. И, разумеется, нажил немало недоброжелателей. Его пропажа стала трагедией не только для императорской семьи, но и для целой страны. Однако, принимая за аксиому бессмертие Табриессов, все до сих пор верили, что однажды кронпринц вернётся целым и невредимым. Теперь же приходилось признать, что, скорее всего, Терпций тоже давным-давно мёртв.

– Одно мне непонятно, – продолжал князь Мелирт. – Каким образом здесь оказались замешаны Шайраты? Это семья, вращающаяся в совершенно иных кругах, нежели потомственные дворяне вроде нас. Их убийство выпадает из составленной мною цепочки.

Предупредительно громкий стук в дверь заставил его умолкнуть.

– Министр финансов, князь Мешерие, – доложил лакей.

– А вот и он, – пробормотала Сепиру.

Среднего роста, плотно сложённый норд, не дожидаясь разрешения, протиснулся в двери. Для своих пожилых лет и грузного вида передвигался он на изумление плавно. На тёмно-вишнёвом, в соответствии с трауром, пиджаке поблёскивал оправленный в бронзу рубин. Туго затянутый платок очерчивал довольно изящную, пусть и дряблую шею. Узкие, по сравнению с широким и объёмным телом, ступни были облечены в лакированные туфли с загнутыми носками. Тёмные, жёсткие волосы, уже поддающиеся седине, он аккуратно зачесал назад, открывая широкий желтоватый лоб. Янтарные глаза старика сверкали пронзительным холодом. Для своих семидесяти лет князь Мешерие выглядел очень моложаво, и насыщенный, свежий аромат туалетной воды окружал его, как прекрасный и полный сил цветок. Величавой поступью чиновника, привыкшего большей частью повелевать, чем подчиняться, он прошёл прямо к императору.

– Ваше Величество, глубоко сожалею об утрате. Но нам необходимо срочно подписать указ об утверждении проекта крепости. Ваш отец откладывал согласование в течение полугода уже несколько раз, но больше ждать нельзя. – Тёмный взгляд, излучающий учтивость, сверлил молодого монарха.

Аурелий, через силу придя в себя, посмотрел на бумаги, которые протягивал министр. Вопрос стоял в том, где предпочтительнее построить крепость – на северном побережье нагов или на границе с Королевством Дроу. Нервозность, ещё большая, чем в первый день правления, выступила холодной испариной. Конечно, какой бы вариант он ни утвердил, никто из окна не выбросится… И всё же Аурелий чувствовал, что не в силах вынести решение. Страх ошибиться сковал его по рукам и ногам.

Заминка затягивалось, и император нутром чуял, что это нехорошо. Министр молчал, точно издеваясь, ничего не поясняя и не помогая.

– Оставьте документы, я с ними ознакомлюсь позже, – быстро произнёс Аурелий.

– О, да, безусловно, – почтительно поклонился князь Мешерие. – Как правило, император должен рассмотреть любой документ, но, учитывая, что вы даже не до конца прошли своё обучение в провинции… Как вы знаете, ваш отец всегда доверял мне, и в данных обстоятельствах вы можете полностью положиться на моё стремление служить отечеству. Вы вправе обращаться ко мне за советом, я бы даже счёл это благоразумным… Что до данной резолюции, то, безусловно, необходимо озаботиться ситуацией на северном побережье. Не далее как за последний год произошло целых два столкновения с дикими племенами нагов.

– Позвольте. – Пьерше с грохотом отодвинул стул, перетягивая внимание на себя. – Аурелию необходим покой после похорон. Прошу вас пока не утомлять его длинными речами. Передайте бумаги нам, – он обвёл ладонью Сепиру и Кэрела, – и мы сообща вынесем решение в течение этого дня.

– А мне казалось, этот вопрос уже был решён, – сухо подала голос баронесса. – Его Величество Келсий отмечал в черновиках проекта, что крепость должна быть построена на юго-восточной границе с дроу. Вам должно быть об этом прекрасно известно, Ваша Светлость. Почему же вы настаиваете на ином?

Повисло несколько неловких секунд, во время которых министр, не шелохнувшись, впервые окинул молодых чиновников жёстким, пронзительным взглядом. Янтарные глаза его сверкнули совершенно холодно и враждебно, но фавориты императора никак на это не отреагировали. Затем князь улыбнулся.

– Осмелюсь спросить, занимался ли кто-то из присутствующих данным проектом вплотную, чтобы иметь о нём полное представление?

Его голос оставался абсолютно ровным. Он даже приобрёл мягкие будничные оттенки, как если бы князь Мешерие участвовал в светской салонной беседе. Но…

– Это сейчас не имеет отношения к делу, – возразил Пьерше. – Вам известно мнение покойного императора, память которого Аурелий глубоко чтит.

– То есть вы признаёте, что нет, но при этом желаете принять серьёзное решение с далеко идущими последствиями. Весьма самонадеянно, должен сказать. – Улыбка князя стала чуть шире, точно приветственная.

– Ваше мнение в данной области совершенно без надобности, министр финансов, – с усмешкой парировал Пьерше. – Император способен самостоятельно определить компетентность каждого из нас.

– Именно поэтому я с удовольствием обсужу с вами текущее положение дел, если только Его Величество действительно сочтёт себя не в силах выполнять свой долг. – С лёгким поклоном князь отвернулся от них. – Ваше Величество, должен отметить, что имеются новые возражения, которые необходимо рассмотреть, и они могут оказаться решающими для перемены резолюции. Ваше Величество!

– Да-да, оставьте, пожалуйста, бумаги… – вздрагивая и выпрямляясь, точно вырванный силком из тяжёлого сна, ответил Аурелий. – Я сам приму решение, но чуть позже.

Больше всего в эти дни ему хотелось одиночества: ещё раз, хотя бы мысленно, обратиться к родителям. Побыть наедине с воспоминаниями. Груз невыясненных вопросов придавал утрате особо горький привкус. А вместо этого его постоянно дёргали, дёргали… хоть Аурелий и понимал, что это неизбежно.

Его друзья ещё некоторое время спорили с министром финансов. Князь Мешерие никак не желал убираться восвояси, но он был фигурой, с которой приходилось считаться или, во всяком случае, следовало соблюдать осторожность. О том, как он приобрёл славу дворцового интригана, ходили легенды. Расстались холодно, если не враждебно, и документы князь забрал с собой.

После обеда разбирали пришедшую за утро корреспонденцию и составляли план, какие задачи необходимо решить в первую очередь. Друзья здорово помогали Аурелию, проводя рядом с ним ночи напролёт и компенсируя нынешнюю рассеянность.

Поздно вечером, когда император прилёг отдохнуть, все трое вышли, чтобы сделать кружок по прилегающему к дворцу парку. Было очень свежо. Густая, прожорливая темнота скрадывала пространство и предметы, и фонари у лавочек, рассеивающие зеленоватый свет, были лишь ещё одной её частью, а не противником. Издалека, словно из другого мира, доносилось ржание лошадей. В такой обстановке разум начинает блуждать далеко-далеко, и каждый из аристократов наконец-то сбросил тяжесть прошедшего дня, погрузившись в личные размышления…

Кэрел думал о том, что каждый из них изменился за прошедшие годы. Из глубины утёкшего времени их студенческая пора теперь отдавала детской наивностью. Сепиру выросла опытной чиновницей в сфере просвещения, как о том и мечтала. Пьерше превратился в долгожданного гостя всех салонов, не говоря уж о блестящей карьере в посольстве… Сам Кэрел, как и прежде, оставался погружённым в научные изыскания. Не значило ли это, что каждый из них теперь был более незнакомцем, чем другом? Не осквернят ли они память о прежней дружбе неосторожными действиями?

Зато Пьерше и Сепиру, шагая по аллее чуть впереди князя, пусть и не держались за руки, но находились так близко друг к другу, что вполне могли бы это сделать. И мысли их текли в схожем направлении. Каждый вспоминал сегодняшнее утро перед похоронами, которое смутило и взбудоражило обоих.

Помощь Аурелию потребовала от друзей напряжения всех сил; немногословный Кэрел неизменно предпочитал уединение, а вот граф и баронесса нередко засыпали над документами в одной комнате. Так и в этот раз, пока Сепиру стояла перед зеркалом с щёткой, укладывая светлые волосы в деловой пучок, Пьерше выглянул за дверь и крикнул:

– Завтрак на две персоны!

Вскоре на пороге объявилась служанка, толкая перед собой тележку с горячим, дымящимся завтраком.

– Прошу вас. – Она была человеком, это чувствовалось по её почтительным, несколько робким манерам.

Взгляд девушки невольно метнулся в сторону графа Круазе, который колдовал без магии, облачаясь в траурный наряд. Матовое мерцание серебряных аксессуаров не нарушало общего угольно-чёрного тона. Шёлковый платок, повязанный вокруг шеи, был слегка надушен, и горьковатый лимонный аромат уже плыл по комнате. Лёгкими, точно небрежные мазки художника, акцентами служили бриллиантовые запонки и застёжки – им вторил спрятанный под пиджаком жилет с металлической искрой. Мало кто в свете, особенно среди дам, мог сдержать восхищённый вздох при виде этого элегантного мужчины с чуть вьющимися, чёрными, как вороново крыло, волосами, уложенными в короткую причёску! Что уж говорить о простой горничной…

С трудом оторвавшись от созерцания вельможи, служанка в замешательстве оглянулась, не зная, куда лучше поставить тарелки.

– Оставь, мы так поедим, – отрезала Сепиру, подходя и наливая кофе. – Будь добра, поменяй полотенце и воду для умывания.

– Сию минуту, Ваше Благородие.

Как и многие, раболепно склонившись перед жёсткой манерой баронессы, девушка поспешила прочь. На полпути она закашлялась, прикрываясь рукавом.

– Что с тобой? Ты простудилась?

– Не беспокойтесь, это скоро пройдёт, – виновато потупилась служанка. – Сейчас такие солнечные дни… Я слишком легко оделась.

Так и не выпив кофе, Сепиру сумрачно отставила чашку и, выпустив из пальца острый коготь, царапнула ладонь, позволяя капле крови упасть в напиток.

– Так нельзя ходить. Выпей, и через пару часов всё пройдёт2. – Она устало отдала кофе девушке, которая с признательностью приняла кружку обеими руками.

– Благодарю. Благодарю вас. – Боясь случайно расплескать драгоценную жидкость, горничная осторожно, но уже несколько смелее поклонилась хмурой Сепиру и, прихватив ещё и кувшин с полотенцем, направилась прочь из комнаты. – Я принесу вам новую чашку, Ваше Благородие.

– Постой, – вдруг окликнул девушку Пьерше.

На кончиках его пальцев соткался из ниоткуда росток. Дымчато-зелёные радужки графа загорелись алым цветом – неотъемлемой особенностью любого норда во время колдовства, по которой ранее их и вычисляли среди людей. Истаивая, точно в мираже, и меняя очертания на глазах, росток превратился в гибкий стебель, вытягиваясь и обрастая шипами, и на конце его набух тугой, обтянутый бархатной оболочкой бутон. Ещё через мгновение матовые зелёные створки лопнули под тяжестью налившихся лепестков, выпуская на свет белую розу. Приблизившись к служанке, граф Круазе галантно протянул ей только что сотканный из магии цветок.

– Достойная плата за восхищённый взгляд, которым вы меня одарили, – сказал он со спокойной улыбкой. – В чём дело? Вам не нравится цвет? Я могу вырастить любой, какой захотите, – подмигнул он покрасневшей до кончиков ушей девушке.

Та быстро приняла розу, но глаз по-прежнему не поднимала.

– Что вы, не стоило, – наконец смущённо прошептала она так, что граф едва мог расслышать.

– О, здесь всё просто, – обворожительно улыбнулся Пьерше. – Вы посмотрели на меня, я посмотрел на вас – наша разница в положении не преграда. Сдаётся мне, вы очень умненькая и знаете себе цену. Но, если желаете, мы можем свести знакомство поближе.

От такого поворота событий служанка стушевалась окончательно.

– Красная улица, дом десять. Покажете цветок, и слуги вас пустят. Разумеется, я не настаиваю. Можете заглянуть в среду, не раньше десяти вечера.

Мягкий, дружелюбный голос Пьерше не предвещал угрозы, и девушка наконец осмелела. Она улыбнулась – ещё пока слабо и в то же время многообещающе, с новым, незнакомым кокетством, поверив, что её действительно отметили. На мгновение показалось, что они вот-вот поцелуются, потянувшись друг к другу, но затем горничная, опомнившись, уже с достоинством поклонилась и поспешно вышла.

– Про полотенце и воду не забудь! – крикнул ей вдогонку Пьерше и, весело посмеиваясь, сказал уже сам себе: – Ловко притворяется… Это будет занятно.

Процесс утончённого флирта доставлял ему такое же удовольствие, как и грамотно сочинённая и распланированная до мельчайших нюансов дипломатическая нота. Предвкушая новую любовную головоломку, составляющие которой были пока неизвестны, Пьерше, улыбаясь, запустил ладонь в волосы.

И осёкся, вспомнив о Сепиру.

Деликатно отвернувшись, баронесса, как изваяние, застыла перед зеркалом – и по её прямой спине, наглухо запаянной в тёмно-синюю с золотой окантовкой ткань, точно в доспехи, было невозможно прочесть ни единой эмоции. Льдисто-белоснежные волосы. Жакет со стоячими плечами, на манер военных. Широкий пояс, как всегда оттягиваемый фамильным украшенным чеканкой кинжалом. Её бёдра выглядели у́же плеч, в свободной одежде силуэт очень напоминал мужской, и всё же тонкая и не такая мощная фигура была несомненно женской.

– Гляжу, ты всё такой же, – фыркнула она. – Разве что сменил престарелых дам на молодых. Или уже успел настрочить пачку дешёвых стихов княгине Яршис?

– Что поделать. Я давно пришёл к заключению, что невозможно найти все виды удовольствия в одном флаконе, – вальяжно улыбнулся Пьерше, хотя упоминание о княгине Яршис пробудило в нём отдалённое беспокойство.

– Флаконе? – Сепиру вопросительно вздёрнула бровь.

– Моя теория заключается в том, что в супруги мы выбираем партнёра либо для тела, либо для души. Как правило, найти всё в одном флаконе довольно трудно. Приходится определяться, что более необходимо.

– Правда? А что же выбираешь ты, флиртуя направо и налево?

– О, пытаюсь балансировать на тонкой грани, получая немного и того и другого и оставаясь в конце концов ни с чем.

– А это, видимо, уже пример мужской логики.

– Какая же ты язва! Ещё хуже, чем когда мы учились в университете. Эти чиновничьи кабинеты окончательно испортили твой характер.