Читать книгу Курсант. Назад в СССР 2 - - Страница 6

Очередной рабочий день начался с визита в кадры.

– Разрешите? – постучавшись в кабинет начальника, я приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

– А, Петров? – Криволапов кивнул. – Заходи.

– Вызывали, Василь Василич?

– Скажи, почему я за тобой бегать должен?

– Не понял, товарищ подполковник…

– Ты в школу милиции собираешься поступать? Курсант!

– Однозначно!

– Так какого тогда рожна не идешь оформляться? Тебя же и принимали на службу с учетом того, что ты потом поступать будешь.

Я хлопнул себя по лбу. Ёпрст! В свете последних событий, насыщенных и ярких, как карнавал в Рио-де-Жанейро, совсем вылетело из головы, что для поступления в школу милиции нужно чуть ли не за год оформиться кандидатом на поступление в отделе кадров УВД.

– Виноват, Василь Василич. Работы много, забегался.

– Забегался он! – Криволапов театрально раскинул руки. – А мне дело личное сформировать на тебя надо, как на поступающего. Запросы оформить, зачеты по физо принять, медкомиссию приложить и ещё кучу разной… – (кадровик осёкся, чуть не сказав, видимо, "х*рни", но вовремя спохватился, – документации, так сказать.

Криволапов еще что-то доказывал. Даже встал и мерил шагами кабинет. Жестикулировал и наслаждался своими ораторскими потугами. Видать, совсем Василь Василичу скучно, если он в общении с простым служащим целый моноспектакль такой забабахал на вечную тему о том, как наши корабли бороздят просторы вселенной и какие нерадивые бывают сотрудники.

Старательно делая вид, что внимаю каждому слову оратора, я кивал, как фигурка собачки с качающейся головой, что стояла в девяностые почти у каждого таксиста на торпеде их ласточек.

Когда источник словоблудия иссяк, Криволапов удовлетворённо сел за стол, довольный своей исключительной харизмой и тем, что просветил слесаря с душой, блуждающей в потемках.

– Вот тебе бланк анкеты, – пододвинул ко мне он типографский листок. – Заполнишь разборчиво печатными буквами. Отдашь Наталье Сергеевне. Она занимается кандидатами на поступление.

Вот жук. Подполковник столько вещал мне о трудностях моего оформления, а на деле всю работу сгрузил на свою подчинённую. Настоящий руководитель. Нравится мне это слово: означает "руками водить". Прям про Криволапова, в самую точку. Золотое правило – “Плох тот начальник, кто работает больше своего подчиненного” – Василь Василич свято чтил. Понимаю и не осуждаю. Если всё работает, как часики из Швейцарии, то почему бы и нет?

Аккуратно, с почтением к документу я взял анкету. В графе “Родственники” нужно указать подробно анкетные данные отца. Это уже интересно. Будет повод у матери поспрашивать. Мог же я забыть дату и место рождения папаши? Молодежь – она такая… Забывчивая. А для усиления своего интереса анкету эту и положу перед ней…

Когда вернулся в отдел, Витя уже возился с потерпевшей, пытаясь откатать ей пальцы. Тётенька далеко уже послебальзаковского возраста, с трудом втиснутая в платье в горошек и с простой ситцевой косынкой на голове, громко сетовала на своё горе горькое, вещая на весь коридор, где стоял столик для дактилоскопирования, вернее, высокая тумба.

Рассказывала она о том, что цепочку золотую её покойный муж-нефтяник подарил десять лет назад, когда ездил на заработки на Север. А злодеи эту самую цепочку и украли. Причём, самым циничным образом: «прямо оттуда!»

Тётя выглядела просто, но богато. Рядом на столике лежали её многочисленные цацки, снятые с пухлых пальцев. Кольца и перстень с красным камнем. Уши оттягивали тяжелые сережки из “очень презренного” металла.

– Вы просто обязаны найти этого нахала! – её непререкаемый спич гремел праведным гневом.

– Успокойтесь, гражданочка! – Витя старался разогнуть её узловатые пальцы, прокатывая их по бланку дактокарты.

Но отпечатки получались смазанные.

– А меня-то за что? Зачем мои пальчики мараете? – кудахтала потерпевшая.

– Порядок такой, – терпеливо в который раз объяснял Витя. – На даче, где похитили вашу цепочку, изъяты следы. Нужно же нам убедиться, что это не ваши, а преступника.

– Так преступник ясно, кто! Я же сотрудникам рассказывала! Это таксист, паскуда, что с дачи меня забирал! Я, значит, к нему в машину села и говорю, мол, батюшки-светы, а цепочку-то я на даче оставила.

– Стоп-стоп-стоп! Откуда была похищена ваша цепочка – «прямо оттуда» – Витя нагло уперся взглядом в обширное декольте, – или с дачи?

От такого уточняющего вопроса заявительница пошла красными пятнами. Но её растерянность длилась буквально пару секунд.

– Я же говорю, на столе на веранде. И таксисту сказала: «Подождёте? Сбегаю за цепочкой!» А у него морда хитрая, как у Пуговкина, и усы один в один такие же. Ещё и заявляет нагло: “За простой таксомотора, гражданочка, оплачивать дополнительно придётся. Никуда ваша цепочка не денется, мол, завтра вернётесь и заберёте. И я, как Дуся с переулочка, согласилась. Думаю, всё равно завтра на дачу ехать. А он, скорее всего, без меня туда вернулся, окошко выставил и украл, гад, сокровище моё. Память о Петечке…

– Вы что, на дачу на такси ездите?

– Да нет, конечно. Я же деньги не печатаю, поздно было, на автобус опоздала, а тут к соседям машина подъехала, там дача главбуха с кирпичного завода. Она часто на такси раскатывает.

– Не беспокойтесь, нашли вашего таксиста.

– А толку-то что? Сидит он уже в кабинете инспектора розыска. Да только мне сказали, что шансов вернуть цепочку мало. Шельмец не признается, что вернулся на дачу. И соседи ничего не видели. Конечно, какое им дело до меня? У них забор высоченный и музыка играет. Ничего не видят вокруг себя, на простых людей им начхать…

Витя уже замолчал и не встревал в монолог. Наконец, смог кое-как собрать отпечатки экспрессивной дамы в одну кучу на листочке и отпустил её. Та, охая и ахая, вышла в коридор и направилась в туалет отмывать руки, которые по черноте своей напомнили руки Алексея Стаханова, только что вышедшего из забоя. Легенда был мужик. Жаль, что спился и умер в прошлом году в психбольнице. Как говорят, поскользнувшись на яблочной кожурке и ударившись головой. Глупая смерть героя.

– Что за история с таксистом? – поинтересовался я у Вити.

– Непонятная, – развел тот руками. – У потерпевшей на даче ночью кто-то разбил окошко на веранде и, как ты сам слышал, она утверждает, стащил цепочку, что лежала на столе.

– Так это необязательно таксист мог сделать. Любой, кто увидел цепочку через окно, мог такое провернуть, – предположил я.

– В том-то и дело, что не любой. В помещение никто не проникал, а столик не видно с улицы. Занавески там. Получается, что стекло выставили в аккурат в том месте, где стол стоял и цепочка лежала. Осталось только руку протянуть. Таксиста вчерашнего быстро нашли, да только он в отказ пошёл. Я пальчики с осколков стекла изъял, но не его это, посмотрел уже.

– Чтобы стекло разбить, необязательно его лапать.

Витя кивнул на бланк дактокарты с отпечатками толстых пальцев. В строке анкетных данных значилось: “Кузькин Евгений Прохорович, 12.04.1936 года рождения":

– Опера сказали, что калач он тёртый, шансов расколоть нет. Ранее судимый, к тому же.

– А пальцы тогда на осколках чьи?

– Да потерпевшей, скорее всего. Хотя божится, что ничего не трогала. Мол, фильмы про милицию смотрит и знает, что до приезда сотрудников нельзя улики лапать. Но это все потерпевшие так говорят. А на самом деле просто не помнят, что уже всё перетрогали. Возбуждение у них. Сколько раз так в моей практике было. Приезжаешь на место, след отличный изымешь, радуешься, что хорошо отработал. И потерпевшие мамой клянутся, что близко к этому месту не подходили. Начинаешь проверять и – бац! Финита ля комедия! Бесполезные следы!

– Ясно, – я взял дактокарту Кузькина. – Одолжи на десять минут.

– Зачем?

– Мысль одна есть… Ты уже сообщил операм, что пальцы не подозреваемого на осколках?

– Нет ещё, вот как раз собирался сходить, сказать. Они моего результата ждут.

– Могу сходить. Хочу по управлению пробежаться, фототаблицы невостребованные раздать, заодно и в розыск заскочу. Какой кабинет?

– Восьмой, второй по коридору справа. Сегодня Погодин дежурит, прыщавый такой.

– Знаю, – кивнул я. – Недавно устроился, а уже самостоятельно в сутки ходит. Зелёный еще. Такой точно таксиста не раскрутит.

– А ты что так переживаешь? – Витя прищурился, его глазки-бусинки уставились на меня с любопытством енота.

– Так сам же слышал, память по покойному мужу, – соврал я и не стал говорить, что чуйка оперская гложет, и страсть как охота раскрыть плевое дело. Тряхнуть стариной и вспомнить молодость (хотя, скорее, “старость”).

– Да у таких целые шкатулки памяти. Золотых безделушек столько, что магазин ювелирный можно открывать. Перебьётся. Одной цепочкой больше, одной меньше.

– Злой ты, Витя, поэтому тебя никто не любит, – улыбнулся я.

– Так я же привык, – незлобливо ответил тот. – Всё по-честному. Я никого не люблю – и меня никто не жалует. Так жить проще…

Взяв дактилокарту, я уединился в одном из пустующих кабинетов экспертов (один из сотрудников был в отпуске, другой после суток).

Своего кабинето-места у меня, естественно, не было. Приходилось перебиваться печатными машинками временно отсутствующих коллег. Иногда уже приходилось печатать простенькие справки за подписью криминалистов, да и другую бумажную волокиту клепать, которую на меня постоянно пытались свесить.

От такой работы я слишком не отбрыкивался, но и много на себя не брал. Фотки печатать целыми днями да пальцы катать – занятие рутинное. Лучший отдых, как говорится, это смена деятельности. Вот как женщины отдыхают – устала посуду мыть, можно отвлечься и полы подтереть или уроки с ребенком поделать. А можно играючи и приготовить что-нибудь вкусненькое или просто на всё забить и обвинить во всём мужа… Мужики же виноваты, что им приходится одновременно делать сразу три дела: телевизор смотреть, пиво пить и за «Зенит» или «Спартак» болеть.

Вставил листок в неуклюжую пишущую машинку с надписью “Башкирия”. Копирку не стал подкладывать. Документ будет в одном экземпляре, не как всегда.

Положил перед собой дактокарту и, подглядывая в неё, набил текст. Пять минут и готово. Вытащил листок, поставил внизу закорючку и шлепнул печать экспертного отдела. Документ выглядел солидно и правдоподобно. С таким хоть в суд.

Кабинет с дежурным опером нашел быстро. Вошёл без стука – всё-таки не первый день знакомы с Погодиным.

– Привет, Андрюха, – кивнул он мне. – Что там по пальчикам? Витя должен был исследование провести. Не в курсе?

– В курсе, – ответил я, многозначительно перебирая в пальцах Филькину грамоту.

Перед столом молодого опера на стуле чванливо развалилось тело в спортивном костюме модных цветов: красного с белым. ГДР-овский, наверное.

На холеной морде щетина клочками, на макушке кепка а-ля Никулин. Тело через губу подало голос:

– Начальник, если других предъяв нет, то отпускай. Пропуск подпиши. Говорю же, не знаю я ни про какую цепочку. Тётку подвозил, не спорю. Потому и следы машины моей там. Увёз ее домой и всё…

– А, по моим сведениям вы больше никого в тот вечер не подвозили, – молодой опер с надеждой выдал последний аргумент.

– Ну так правильно. Конец смены был.

– Диспетчер таксопарка сказала, что машину вы поставили в бокс около двенадцати ночи, а потерпевшую вы подвозили около одиннадцати. Где вы были почти целый час?

– Так в пару магазинов заскочил дежурных. Купил закуски и коньяка на выходные. У меня в субботу день рождения будет. С паспортом сверь, начальник. Праздник у меня скоро.

– Похоже, что нескоро, Кузькин, у вас праздник будет, – удачно вмешался я в разговор и положил перед ним бумажку.

Тот с удивлением уставился на справку, в которой говорилось о том, что экспертом-криминалистом лейтенантом милиции Пупкиным (фамилию свою не стал ставить, если уж липа, то на сто процентов пусть будет липой) проведено дактилоскопическое исследование осколков стекла, изъятых тогда-то по такому-то факту. В результате исследования на одном из осколков обнаружен след большого пальца правой руки гражданина Кузькина Евгения Прохоровича, 12.04.1936 года рождения. Получите, распишитесь…

Таксист замер. Прочитал ещё раз. Вцепился в бумажку, будто собирался её съесть, как фальшивомонетчик купюру. Снял кепку и вытер ею лоб.

Опер забрал у него справку, тоже пробежал глазами и посмотрел на меня:

– Отлично! Пальчики Кузькина! У вас новый эксперт? Кто такой Пупкин?

– Да, новенький, – кивнул я, тихо про себя матеря несообразительного опера (чуть контору не спалил, мог бы и мозгами маленько раскинуть). – Перевёлся недавно. Из Москвы. Лучший спец по пальчикам.

– Ну что, Кузькин? – опер торжествующе уставился на подозреваемого, тряся перед его мордой филькиной писулькой. – Признаваться будем? Хотя мне твои признания уже ни к чему. Против криминалистики не попрёшь! Видал, что наука говорит? Для суда железное доказательство. Куда цепочку дел, ворюга? Лучше говори! Содействие следствию зачтётся.

– В гараже заныкал, – пробубнил поникший таксист, комкая в руках кепку. – Вот ведь как… Аккуратно старался я, не наследить. Как так получилось-то?

– Ну знаешь, Кузькин, и на старуху бывает сам знаешь, что.

– Так-то оно так, начальник. Но тут написано, что наследил я правой рукой.

– И что?

– Так я левша, начальник…

– Бывает, – выдал Погодин. – Волновался и руки перепутал.

Таксист уже не стал спорить и дал признательные показания, а цепочку чуть позже обыском изъяли.

– Спасибо, Петров! – тряс мне руку Погодин. – Раскрыли по горячим, так сказать. Теперь утренней планёрки можно не бояться. Есть, чем перед начальством похвастаться.

– Пожалуйста, – ответил я. – Но я бы не хвастался… Не преступление века.

– Да ты что? – всплеснул руками опер. – Это же моё первое самостоятельное дежурство! И такая удача!

– Удача тут ни при чем, – я взял со стола справку и на глазах у опера порвал ее на клочки.

– Ты что, Петров? – Погодин удивленно вытаращился на меня. – Это же доказательство!

– Теперь оно ни к чему. Кузькин признался. Нет у нас в отделе криминалиста Пупкина. И не было. Понимаешь?

– Как это?

Я вздохнул:

– Тебе сколько лет, Погодин?

– Двадцать четыре.

– Чайник ставь, расскажу кой-какие премудрости… Пригодятся.

* * *

Я отпросился с работы на пару часов, чтобы провернуть одно важное дельце. Шагал по просторному коридору школы номер семь. В крашенных в казённо-синий цвет стенах мои шаги отдавались гулким эхом. Сейчас шёл урок, и помещение, пахнущее свежей краской, казалось вымершим.

Одиночные фигурки учеников, что иногда маячили “на горизонте”, завидев молодого мужчину в строгом костюме и галстуке (удавку я недавно прикупил), принимали меня за учителя и спешили смыться с глаз долой. Чтобы вопросов к ним не возникало: «Почему не на уроке, а ну быстро на занятие и завтра с родителями в школу!»

Оделся я солидно. Костюм неброский, новый и добротный, чтобы на представителя органов был похож. Неважно каких… Надеюсь, удостоверение не попросят показать.

Вот и нужный кабинет. Черная пухлая дверь, обитая кожзаменителем с подложкой, наверное, из поролона, с табличкой “Директор”.

Постучал.

– Войдите, – пригласил приглушенный голос.

Потянув деревянную ручку, я вошёл внутрь и оказался в небольшом кабинете, сверху донизу уставленном комнатными цветами. Среди всей этой зелени – герани, щучьих хвостов и фиалок – за небольшим, не по-директорски скромным столом примостилась худая женщина с шишкой седых волос на голове и длинным носом. Вылитая Шапокляк, только глаза добрые и головного убора нет.

– Здравствуйте, Светлана Степановна, – имя выяснил заранее, так проще расположение собеседника завоевать. – Я из милиции. Петров Андрей Григорьевич (для легенды оставил настоящее имя, а из какой-такой милиции и какого отдела, не стал уточнять). – Хотел бы вам задать несколько вопросов по поводу вашей бывшей сотрудницы Соболевой.

– Верочки? – встрепенулась директриса. – Что-то прояснилось? Неужели убийцу нашли?