Читать книгу Смерть в большом городе: Почему мы так боимся умереть и как с этим жить - - Страница 5

В Средневековье смерть могла наступить в любой момент: нестрашные сейчас болезни были способны за считаные дни унести еще недавно здорового человека. Такая смерть была обыденной и не становилась трагедией, к ней относились спокойно: на все воля Божья, значит, судьба у человека такая. И эта концепция судьбы или, у восточных славян, доли имела большое значение для определения «хорошей» и «плохой» смерти. Понятие судьбы-доли как будто бы не совсем христианское: а как же свобода выбора, которая дарована Богом человеку? Но в этом была важная особенность традиционного подхода. Зародившийся еще до повсеместного распространения христианства, он впитал множество языческих верований и суеверий, сплетя их с новой религией.

Древнеславянское понятие доли – предопределенного набора обстоятельств и событий, уготованных человеку, – осталось и с приходом православия. Считалось, что долей, в которую входили также здоровье и срок жизни, люди наделялись при рождении. И именно она определяла, насколько человек будет счастлив и богат, какие дела у него пойдут, а за какие не стоит браться и, конечно, как именно и когда он умрет{5}.

«Хорошая» смерть

«Хорошей» считалась смерть, когда человек до конца прожил свою судьбу-долю. В лучшем случае это была естественная смерть в старости, в окружении детей и внуков. Часто ее можно было предвидеть: непосредственно перед ней бывали предчувствия и видения – во сне или наяву. Согласно традиционным представлениям, мертвые всегда находились рядом, за невидимой завесой, а для того, кто оказывался на краю смерти, эта завеса приоткрывалась. Явление мертвых не вызывало страха, оно служило сигналом, что пришел твой срок и пора завершать земные дела{6}.

До сих пор в российских селах и деревнях популярны былички о людях, чаще стариках и старухах, предвидевших свою смерть. Они начинают собираться, раздают указания насчет имущества, готовят одежду, памятные и полезные предметы (например, сигареты, спички), деньги – все, что хотят, чтобы положили к ним в гроб. Закончив приготовления, старики умирают со спокойной душой{7}.

Близкий к смерти человек может начать видеть потусторонний мир, который как бы просвечивает через обыденный. Так, в одной из быличек старик начинает видеть несуществующие объекты и мертвых друзей, зовущих его на лесозаготовки. Он соглашается, но они его останавливают – еще не время. Проходит несколько дней, и наконец эти друзья разрешают ему отправиться с ними на лесозаготовки, и старик умирает{8}.

Два мотива из этой былички часто повторяются и в других. На тот свет, как правило, зовут близкие люди – умершие родственники, родители, мужья и жены или друзья, коллеги. Причем их приглашения всегда завуалированы: пойти на заработки, сменить работу, переехать жить в дом умершего родственника. Если человек соглашается, то вскоре умирает. Однако если откажется, то может отменить или хотя бы отсрочить приговор{9}.

Иногда завеса приоткрывается для родственников. Так, в одной из быличек жена видит сон, в котором муж ужинает со старухой-смертью, и вскоре муж погибает{10}.

Подобные же мотивы были распространены и в Европе, причем тоже выходили далеко за период Средневековья. Арьес приводит историю госпожи де Рерт, жившей в начале XVIII в. Несмотря на хорошее здоровье, она сама подготовила свои похороны, приказала убрать дом черным, заказала мессы за упокой, решила все свои дела и умерла ровно в то время, в которое ожидала пришествия смерти{11}.

Такая смерть, к которой можно было подготовиться, считалась «хорошей», и покойников, умерших «хорошей» смертью, не боялись. Наоборот, они пополняли ряды потусторонних защитников, у которых просили заступничества и помощи{12}.

Совсем иначе дело обстояло с «плохими» покойниками, попасть в список которых было не так уж и сложно.

«Плохая» смерть

По понятным причинам в Средневековье дожить до преклонных лет считалось завидной участью. Однако, если человек слишком уж долго не умирал, это начинало казаться подозрительным и считалось нехорошим признаком. Человек как бы переживал свою судьбу-долю, жил дольше положенного срока, что было неестественно. Так, по народным поверьям восточных славян, те, кто чудесным образом выздоравливал или доживал до глубокой старости, делали это не благодаря крепкому здоровью, а потому, что забирали жизнь у других. Такие старожилы были опасны для окружающих, их сторонились и часто подозревали в сделках с чертом и в колдовстве{13}.

Много хуже, чем пережить свою судьбу, было свою судьбу не прожить. Сейчас часто мечтают умереть внезапно, даже не заметив этого, в Средневековье же смерть раньше срока, тем более неожиданная, была низкой и навлекала проклятие – делала покойника «плохим». Неважно, был ли человек «виновен» в смерти (совершил самоубийство, был казнен за преступления) или умер от несчастного случая, – проклятие падало на всех, включая младенцев{14}.

Европейское духовенство пыталось бороться с таким пришедшим еще из язычества отношением. Так, в XIII в. епископ Мендский Гийом Дюран писал, что скоропостижная смерть – это смерть по воле Бога, она не должна считаться проклятием, и умерших нужно хоронить по христианским обычаям. Однако он все равно разделяет «позорную» внезапную смерть и «непозорную». Если покойный был застигнут смертью во время игры в мяч или шары, похороны на кладбище еще допускались, а вот для умерших от порчи, во время секса или кражи – уже нет. А в том же XIII в. в Венгрии умерших насильственной смертью можно было похоронить только после того, как отдашь марку серебра духовенству, и лишь в конце XIII в. этот налог перестали взимать с семей погибших при пожаре, в результате падения или стихийных бедствий, если можно было предположить, что погибшие покаялись перед смертью{15}.

Таким образом, «плохость» внезапной смерти определялась обстоятельствами, при которых она произошла, и поведением умершего прямо перед кончиной. И самой позорной смертью из всех считалась казнь. У приговоренных к ней не было шансов на спасение: в Европе вплоть до ХIV в. к ним даже не пускали священников, чтобы преступники не могли покаяться{16}.

Заложные покойники

Умершие «плохой» смертью, а также те, кто занимался магией, общался с нечистой силой, был проклят или оставил незавершенные дела, по народным верованиям, становились «неправильными» покойниками, опасными для живых. В славянской традиции их называли заложными покойниками{17}, в Европе для их обозначения использовалось латинское слово imblocati{18}.

Заложные покойники, поскольку они не прожили свою долю, не могли перейти в иной мир и продолжали «ходить» в нашем. Само по себе появление мертвых неудивительно для традиционного подхода, однако возвращаться они должны были в определенные дни и на определенных условиях{19}. Заложные же покойники могли явиться в любое время вне зависимости от воли живых и становились сосудом для нечистой силы или превращались в упырей, русалок, мелких демонов{20}.

Заложных покойников нельзя было хоронить, чтобы не прогневать землю или Бога. Считалось, что на нарушивших запрет насылаются различные беды: заморозки, засуха, ураган. Природа как бы отвергала «нечистых» покойников, и часто их не закапывали, а уносили подальше от людей, в болото, овраг, и засыпали там листвой и мхом или заваливали камнями{21}. Несмотря на все старания церкви, противившейся суевериям, в России эта традиция сохранялась вплоть до ХХ в. Елена Левкиевская рассказывает, что в 1873 г., чтобы справиться с засухой, крестьяне Самарской губернии выкопали трупы предполагаемых колдунов{22}.

С развитием городов становилось все сложнее найти поблизости подходящее болото или овраг, поэтому в народе придумывали новые способы погребения заложных покойников. Самый распространенный и одобряемый церковью способ – хоронить «плохих» мертвецов в стороне от «хороших», за кладбищенской оградой. На Руси для этого отводилось специальное место вблизи городов – убогие, то есть божьи, дома. На небольшом участке земли выкапывалась яма, в которую сваливали «нехороших» мертвецов, где они оставались вплоть до Семика – четверга седьмой недели после Пасхи. Тогда священники служили общую панихиду, после чего яму засыпали и рыли рядом новую. Убогие дома были запрещены лишь Екатериной II в конце XVIII в., а в провинции существовали до начала ХХ в.{23}

Спасение от «плохих» мертвецов

«Неправильные» покойники различались по степени опасности для живых. И ритуалы их изгнания были разными в зависимости от степени «плохости» и причин проклятия{24}.

Самыми нестрашными были те, кого что-то удерживало в нашем мире: незавершенные дела, дискомфорт на том свете или люди, которые их не отпускали. Как правило, такие мертвецы не причиняли вреда живым, если не считать того, что настойчиво появлялись по ночам и требовали исправить ситуацию.

Чтобы помочь мертвецу упокоиться, нужно было выполнить его просьбу, которая обычно выражалась достаточно конкретно. Например, покойница могла прийти к родственнику, похоронившему ее в неудобной обуви, пожаловаться, что на том свете тяжело ходить на каблуках, и попросить прислать новую{25}. Сделать это было достаточно просто. Нужно было взять подходящую обувь и положить ее в гроб с другим недавно умершим. После похорон мертвец перейдет на ту сторону и передаст посылку, тогда покойница успокоится и перестанет приходить к живым. Менее распространенный, но более простой вариант – закопать обувь рядом с могилой{26}.

В случае с незавершенными делами нужно было их закончить за мертвеца: отдать долг соседу, дописать отчет, достроить дом и т. д. Иногда это могли быть не проведенные по всем правилам похороны или невыполненная последняя воля. Если родственники умершего не справили поминки, похоронили не в той одежде или не с теми вещами, о которых просил покойник, он являлся и требовал своего{27}.

Вредно было чрезмерно оплакивать умершего. Так, по славянским представлениям, слишком сильное горе придавливает покойника на том свете, не дает наслаждаться посмертным существованием.

В одной быличке рассказывается, что после смерти мать не могла успокоиться и все оплакивала погибшую дочь. С помощью священника мать проникла в церковь накануне поминального дня и увидела свою дочку, таскающую тяжелые ведра с водой. Это оказались слезы матери, которые дочь вынуждена была носить на том свете{28}.

Но по-настоящему опасным считалось, если живые убиваются по «плохому» покойнику – умершему до срока. Как мы помним, ему не удается полноценно уйти в иной мир, поскольку он не прожил жизнь до конца и может захотеть вернуться домой или же попробует утащить горюющего по нему на тот свет. В обоих случаях важно перестать излишне горевать о покойнике и отпустить его{29}.

Сложнее дело обстоит с более «плохими» мертвецами: казненными преступниками, «опойцами» (то есть умершими от пьянства), утопленниками и повешенными (последние считались «наихудшими»). По многим поверьям, в их тела вселяется нечистая сила, и, когда покойники приходят к родственникам или друзьям, это уже не они, а черти.

Особенно частый мотив – возвращение мужа с того света. Он может приходить ночью, помогать по хозяйству, ухаживать за скотом. С ним даже получится завести ребенка, но это будет не обычный младенец, а будущий колдун, ведьма или демон. Для женщины же такие посещения рано или поздно закончатся смертью: явившийся с того света муж высосет из нее жизнь либо утащит с собой в могилу{30}.

Заложные покойники могли также превратиться в упырей или вампиров. Часто, по поверьям, это происходило с колдунами и ведьмами, которые еще при жизни отдали душу дьяволу{31}.

Чтобы заложные покойники не ходили и не причиняли вреда, существовал ряд приемов. Они отличались в зависимости от местности и причин смерти. Согласно восточнославянским верованиям, если заложного покойника все-таки похоронили, тем более на кладбище, и это вызвало засуху, можно было исправить ситуацию, напоив его. Для этого нужно было раскопать могилу и заполнить ее водой или хотя бы полить сверху могильную землю{32}.

Чтобы избежать хождения покойников, славяне их всячески запутывали во время похорон. Для этого разбирали стену дома и выносили гроб через образовавшееся отверстие, несли покойника ногами вперед (этот обычай сохранился до сих пор и связан с тем, что так мертвец не увидит, откуда его выносят), несли к кладбищу запутанной, окружной дорогой, клали в гроб лицом вниз и т. д.

Похожим образом поступали и в Европе: так, в Италии в археологическом комплексе Сан-Калосеро в Альбенге были найдены средневековые останки предполагаемых ведьм, которых хоронили лицом вниз, чтобы те не могли выбраться из могилы{33}.

Если же покойник все равно начал ходить, проще всего было физически помешать ему это делать. Для этого применялись различные приемы, от простых (связать трупу ноги) до радикальных. Так, в Европе и России «плохих» покойников выкапывали и расчленяли. Например, йоркширский монах XII в. описывает, как в Бервике по ночам бродил оживший мертвец, похороненный недавно преступник, и, чтобы его хождения прекратились, пришлось его выкопать, расчленить и сжечь{34}. А еще в начале XX в. в России нередки были случаи, когда в сельской местности выкапывали «плохих» покойников и отрубали им ноги. В 1913 г. в Саратовской губернии крестьяне отрезали ноги у трупа пьяницы, чтобы тот перестал катать на себе чертей и являться к односельчанам{35}. Однако важно было удостовериться, что подобные приемы применяются только для «плохих» мертвецов: «хорошего» это бы обрекло на обездвиженность на том свете{36}.

Самым же универсальным и распространенным в Европе и России методом борьбы с ходячими мертвецами было воткнуть осиновый кол в сердце (наиболее эффективно против упырей и колдунов) и сжечь тело. Так поступали, когда другие методы оказывались неэффективны, или заранее, когда слишком боялись покойника{37}.