Читать книгу Сопрано и флейта. Оратория в прозе - - Страница 4

Как познакомились Люба с Марком? Ну, понятно, что их познакомил Саня, который любил Наташу из Белоруссии, а жениться хотел на Любе. Наташа не хотела замуж. За Саню. Может, за кого-нибудь хотела, а за Саню не хотела. А Саня всенепременно хотел жениться. Трудно найти такого дурака в наше время. Все почти мужики, которых я знаю, хотят развестись и быть как можно дальше от этого «сучьего» племени, мол, только случки (это они так говорят, не я), а вот Саня… В общем, Саня с Любой были почти неразлучны, каждый день они ходили, говорили, ходили, говорили, добивали «инвесторов» и в итоге доходились до того, что решили снять офис. Ничего лучшего Саня не придумал, как договориться с Марком, у которого был офис в центре, в котором он только что закончил ремонт. Дизайн делала Аня. Получилось очень красиво… Вот одну комнату и заняли наши лиса Люба и кот Саня. На роль Буратино, конечно, планировался Марк. Просто Люба еще этого не поняла, а Саня давно пользовался. В ресторанах всегда платил Марк, и это было очень удобно. Или Марк, или каждый сам за себя, если Марк не мог присоединиться. В общем, в один прекрасный момент Саня в очередной раз предложил «сходить в ресторан», они с Любой как раз приехали договариваться насчет офиса (Марк отдал им закуток в углу зала, бывшую кассу).

– Познакомься, это Люба, – осклабившись, произнес Александр. Умение им носить фальшивую улыбку не превзойдено еще никем из ныне живущих. Улыбка визиря, склонившего голову перед падишахом, себе на уме. Натягивал он ее себе на рот моментально, при первой необходимости. Как галстук-бабочку: хренак – и дирижер. Кстати, это тоже было… Люба была в синем платье ниже колен, подвязанном поясом, с пышной прической и в каких-то немыслимых тупоносых чудовищных ботах коротких на толстенном каблуке. Люба была вовсе не типажом Марка, тем более что явные ухаживания Сани за ней искренне его веселили в предвкушении какой-нибудь явно комической развязки. В общем, все было весело. Люба, как обычно, была абсолютно уверена в себе. Если у вас есть представление, даже самое гротескное, о том, как должна выглядеть оперная певица, так вот, так она и выглядела, так себя и вела. Примадонна, епть. Со стороны это было очень смешно. Люба не говорила, она вещала, проповедовала, несла истину заблудшим, знала ответ на все, даже не заданные вопросы. Не сомневалась ни в чем и никогда!

– У нас в семье, – сидя на диване напротив Марка, говорила Люба, после того как решили с офисом, – если война начнется, автомат я возьму. Хоть у нас и семья с мусульманскими традициями, на фронт я пойду.

– Какие же у вас, Люба, дома мусульманские традиции? – со скрытым ехидством в голосе спросил Александр. – Кумганом пользуетесь?

– Александр! – Люба холодно возмутилась. – Откуда вы такое слово знаете, – они были исключительно на «вы».

– Я же в Башкирии много лет прожил, вот и усвоил, – Александр прыскал в кулак, ему, видимо, стало очень смешно, представив Любу за исполнением этого обряда.

– Пойдемте ужинать, – предложил Марк. – Я приглашаю!

– Пойдем в «Пиросмани»? – Саня приободрился. – Сейчас, я только Зуфару позвоню, он с нами пойдет.

Зуфар – актер из Минска, которого Наташа притащила к Сане и поселила у него в квартире. Несмотря на то что его афишами на тот момент была увешана вся Москва, денег у него пока не было. Интересно, что его звали так же, как и мужа Любы, хотя тот был дагестанец, а этот – грузинский еврей. Всякий раз, когда кто-нибудь из компании говорил «Зуфар», Люба делала стойку: поднимала голову и трясла волосами, как бы закидывая их наверх.

– Пойдем, – сказал Марк, – а я тогда Марату позвоню, мы договаривались.

Марат был собственником всего здания, в котором происходили события. Казанский авторитет, с которым Марк подружился еще во время службы в армии в Уфе. Марат в это время был там в бегах. Честно сказать, Марат всегда был в бегах с короткими перерывами на то, чтобы посидеть в тюрьме или при подготовке очередной аферы, с восьмидесятых годов. Сначала за драку, потом за поддельную водку, потом векселя, авизо, недвижимость, рейдерство, мнимые банкротства, еще черт знает за что… Он и сейчас в бегах. На юбилей в шестьдесят лет Марк подарил ему значок: «Московский уголовный розыск. 60 лет». Натура уникальная… Будучи рожденным в интеллигентной профессорской семье, он с детства носил очки, да еще и ходил со скрипочкой в музыкальную школу. Чтобы выжить на казанской улице, ему пришлось сильно себя перестроить. Кстати, в тюрьме он был библиотекарем и перечитал все, что было доступно, даже то, что никто никогда не читал, с верхних стеллажей, обсыпанных многолетней лагерной пылью. Он обладал очень цепкой «вокальной» памятью. Это не значит, что он умел петь. Это значит, что он мог запомнить огромную массу слов, не всегда понимая их значения. Этим приемом в силу профессии виртуозно обладала Люба. Ну, если человек может выучить целую оперу на армянском языке, например. И ни слова не понимать, почему бы не выучить терминологию, например, строительную или банковскую. Умело вставляя слова в нужное время в нужное место, легко можно сойти и за специалиста в области кибернетики и геолога, да и еще черт знает кого.

Марату пришлось научиться драться, быть при необходимости свирепым и безжалостным, оставаясь в душе утонченным романтиком. Доминировать он начинал в любой компании, где оказывался, дожидался удобного момента и говорил, например, следующую фразу:

– Надо было ему коленку просверлить…

Пока собеседник приходил в себя от шока, он добавлял:

– Только сначала нужно пленкой пищевой обернуть, чтобы кровь не брызгала.

Те, кто его не знал, старались побыстрее свалить, кто хорошо знал, не обращали внимания, но это был не тот случай… За последние пять лет он написал три тысячи стихов, среди которых есть и просто шедевры. Но это сейчас, когда он уже в международном розыске, а тогда он был на очередном подъеме и нюхал кокаин. В общем, оказались они все в одном ресторане. Люба с ходу начала рассказывать, как она в Геликоне чего-то там куда-то там… С Маратом они сцепились еще до того, как у них приняли заказ, это была настоящая «любовь с первого взгляда», причем до сих пор рапиры они не убирают, полные презрения друг к другу, так и шипят друг на друга при встрече: один про коленки, другая про концерты в консерватории.

– Театр – это устаревшее говно… как хохлома, отрыжка старого быта, безынформативная шняга. Какой смысл смотреть на ужимки престарелых педерастов, изображающих из себя мужчин и шлюх, изображающих честных жен или невинных целок, – было понятно, что Марату Люба не понравилась с первого взгляда. Так Павка Корчагин ненавидел буржуев, я говорю здесь про силу ненависти, а не про форму. Тут был явный перевертыш. Марат из интеллигентной семьи, волею судьбы ставший бандитом, и Люба, у которой отец был полковником КГБ (но она все время говорила, что он генерал), мама тоже образованием не блистала. А Люба присвоила себе облик «богемы», подчеркивая это при случае каким-нибудь кружевным зонтиком или немыслимой шляпой. Оба они сразу поняли, что другой лишь играет роль того, кем пытается представиться! Столкновение несуразностей было неминуемо.

– Вы, Марат, видимо, в силу отсталости просто не способны воспринимать ни дух, ни мысль, которая подается со сцены! Раньше в оперу ходила только аристократия, по большому счету разночинцы могли попасть на галерку, да и то за счастье. Люди ходили с партитурами слушать оперу! – Люба налегла своей большой грудью на стол, почти так, что на нее можно было положить хачапури. – Арии из опер пели как популярные песни.

– Опера – это вообще недоразумение, ну какой мудак вместо того, чтобы сказать: «Принесите мне вина», – вдруг завоет дурным голосом с переливами: «Пииыиыиыинеаеаеаеанесиваите мнеаеиаео вианаиаиаиа», – неожиданно высоким, достаточно противным голоском пропел Марат. (Хочу добавить, что такой переход на фальцет выдает казанских и уфимских уроженцев, причем и мужчин, и женщин. Феномен не изучен, не отвлекаюсь.)

У Марата зазвонил один из четырех выложенных на стол мобильников. Говорил по телефону он всегда резко и отрывисто:

– Да. Да. Да. Я извиняюсь, нужно уезжать, Марик, заплатишь за стол? Всем до свидания, приятно было познакомится.

К столу подошли два автоматчика охраны Марата, он встал и вышел. Невысокого роста, кривоногий, точно монгольский хан. Все это время Саня внимательно изучал меню, ни разу не поднял головы и не сказал ни слова. Готовился, видимо, к изучению торы. Было ощущение, что патологический ужас, генетически передавшийся через погромы, сковал его плотные чресла. Он с облегчением поднял голову, посмотрел вслед Марату и, счастливо оглядев присутствующих оттого, что пронесло, спросил:

– Ну что, еду уже закажем?

Обстановка разрядилась, все зашумели, разговорились, Люба продолжала вещать, Марк болтал с Зуфаром… Того ждала краткосрочная слава и эпизодические роли в сериалах.

После ужина шли по улице под впечатлением от разговоров и вина. Люба с Александром шли впереди.

– Да, – сказал Зуфар, глядя в спину Любы, облаченную в большую, не по размеру норковую шубу. – Да… такие держат вилку в левой руке, а член сразу в двух…

«Интересно, – подумал себе Марк, – ну, тебе виднее, ты же тоже артист…»

В итоге вся компания добрела почему-то до отеля «Тбилиси», что напротив грузинского посольства. Расположились в холле, над головами торжественно нависала гигантская хрустальная люстра. Люба небрежно метнула шубу на стоящее рядом кресло.

– Вы в ГИТИСе преподаете? – спросил Марк, позвякивая кубиками льда в стакане с виски.

– Да, я старший преподаватель кафедры. Факультет музыкального театра. Недавно защитила кандидатскую диссертацию.

– Интересно, какая же тема? – Марк действительно недоумевал. Какие научные изыскания можно провести в области мюзикла. Он тогда не мог и предположить, что так непринужденно можно врать. Как можно было догадаться, что эта дама, такого статусного вида, врет всегда, всем и во всем…

– На тему звукоизвлечения. Зависимость извлекаемой тональности от построения связок.

– Так это же скорее медицинская тема, как ее раскрыть на кафедре вокала, может, вы студентов препарируете?

Люба, кажется, впервые за вечер удостоила Марка взглядом. После этого встала и неожиданно заголосила:

– Зи-и-и-и-и-и-я! – это было неожиданно и так громко, что возмущенно зазвенели висюльки на хрустальной люстре.

– А-о-а-о-а-а-а-а, – продолжала голосить Люба. Все в шоке замерли, это было невыносимо громко. На ресепшен зазвонил телефон. Видимо, у них с люстрой был один настрой.

– Извините, – с грузинским акцентом сказал портье, – жильцы жалуются, спать мешаете… Удовлетворенная произведенным эффектом Люба села в кресло, торжествующе и снисходительно поглядывая на свою компанию. Александр показал Марку глазами: «Понял, блин? Вот так вот…»

– Вызовите мне такси, – попросила Люба у опешившего администратора отеля. Вечер был окончен ее победой, она не сомневалась… Она вообще никогда ни в чем не сомневалась. Про диссертацию можно было забыть…