Читать книгу Фанатка - - Страница 2
Глава 2 Марта
Оглавление– Филипп, будь добр, приоткрой окно, – попросил профессор заклинательства.
Филипп поднялся и подошел к раме. Ухватился за ручку, знакомым движением потянул на себя. Рама не поддалась. Филипп замер на мгновенье, и потянул сильнее – с тем же результатом.
– Должно быть, заело, Константин Васильевич, – ответил он низким мелодичным голосом после того, как попробовал ещё раз. – Боюсь, более серьезного воздействия стекло не выдержит.
Профессор прервался, посмотрел поверх очков сначала на Филиппа, потом на окно, отложил манускрипт лекции, встал.
– Действительно, не поддается, – в искреннем удивлении произнёс он, сам приложив немало усилий. – Ещё вчера всё прекрасно работало. – Владислав, – окликнул профессор студента через два стола. – Открой окно рядом с собой, будь добр.
Парень резво поднялся, но и его ожидала неудача – створка рядом с ним тоже не желала открываться.
– Да, что же это, – квохча, профессор поочерёдно пытался открыть окна, продвигаясь к задним рядам. – Какой-то розыгрыш? Знаете, я не ценитель.
Только последнее окно в углу – там, где никто не сидел, соизволило распахнуться.
– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнул профессор. – С этой ситуацией я позже непременно разберусь и виновные будут наказаны, а сейчас не будем больше терять время и вернемся к лекции.
Я не переживала о том, что буду наказана. Профессор обладал великолепной памятью, когда речь шла о заклинаниях, и просто отвратительной забывчивостью касательно бытовых дел, из-за чего не раз ругался с заведующей по хозяйственной части.
Мне ничего не стоило прийти в кабинет пораньше с молотком и жменей гвоздей, и забить злосчастные створки. Даже если будут искать злоумышленника по магическому следу, ничего не найдут. Да и слышно моих стараний не было – в такую рань крыло пустовало.
Если Филипп в тот день действительно поблагодарил за такую мелочь, значит, я серьёзно недооценила размер неудобства. Должно быть, холод ощутимо его изводил, раз уж такой пустяк стал основанием к контакту с изгоем, то есть со мной. Со сквозняками рядом с Филиппом пора было покончить.
Готова биться об заклад, профессор не скоро займется проблемой, раз уж окно в конце аудитории открывается. А там придет зима, и необходимость в этом исчезнет по крайней мере до весны.
Забыв об осторожности – мною никто никогда не интересовался, я улыбалась собственной находчивости, прежде отвесив себе мысленную оплеуху за невнимательность в отношении Филиппа. Впредь нужно быть собраннее. Кивнув своим рассуждениям, в порыве решимости я перевела взгляд на объект своего обожания… и застыла.
Филипп смотрел на меня поверх плеча. Незаметно для остальных, словно откинулся в удобное для записи положение, в пол-оборота, и наблюдал за мной.
Как долго?!
Я запаниковала и тут же сникла. Опустила пониже подбородок, укрываясь за волосами, упавшими на лицо.
Нет, он не мог догадаться. Мало ли о чём я могла думать? Я должна была выглядеть странно, но для меня это как раз нормально, ведь я же считалась странной. Что с меня взять? Парю в собственных фантазиях прямо посреди занятия, ничего особенного.
Я медленно подняла голову, проверить смотрит ли ещё Филипп. Он смотрел. Я виновато потупилась, не в силах строить безразличный вид или другую сложную мину. Делать я это, конечно, умела, но обманывать Филиппа, пусть даже выражением лица у меня не было желания.
Вдохнув глубже, я сдалась и подняла глаза. Пусть читает чистосердечное признание на моей провинившейся физиономии. Филипп смотрел и я не придумала ничего больше, как подернуть плечами. Он продолжал смотреть. Я насупилась, чувствуя себя не в своей тарелке. Я ведь хотела как лучше.
Ничего не оставалось – я вытянула из-под стола молоток и положила поверх конспекта.
Филипп, увидев молоток, вытаращился. Беззвучно произнёс губами: убери. Я поспешила спрятать инструмент обратно. Парень наконец отвернулся.
Меня одолевали мысли, когда я, как обычно, одной из последней покидала кабинет и совсем не заметила, как кто-то пристроился рядом, сравнивая шаг с моим. Почувствовав касание руки, я вздрогнула, уставилась на человека идущего рядом – Филипп. Он мазнул нечитаемым взглядом по моему лицу и вышел первым. В руке у меня осталась записка.
***
Ещё никогда мне не стоило стольких усилий донести поднос с тарелками до стола. Руки чуть дрожали от нервного возбуждения, костяшки пальцев побелели от усилия, я то и дело сглатывала копившуюся во рту слюну, словно умирала с голода, но о еде и думать не могла, просто взяла всё то, что брала обычно, поскольку мысли мои были заняты совсем другим.
Стоило водрузить ношу на столешницу, как я тут же нырнула рукой в карман и достала записку, чтобы перечитать ещё раз.
«Встретимся в дальней беседке, той, что у лысого камня, в 18.00».
Пробежав строчку глазами, я почувствовала, как жар снова заливает щеки. Скомкала рукой юбку на колене и постаралась медленно вдохнуть, чтобы выровнять сердцебиение. Только через минуту, немного успокоившись, аккуратно сложила записку и спрятала сокровище в карман.
Подняв взгляд, я уставилась в ту самую точку, которая имела для меня значение. В этот момент языки тел колыхнулись и в просвете мелькнуло его лицо.
Филипп улыбался, слушая одного из своих друзей. Его глаза, укрытые мягкими длинными ресницами, ловили отблески зажжённых в зале свечей и тихо мерцали. Скулы тронул лёгкий румянец – в обеденном зале всегда было тепло от толпы студентов и кухни расположенной за соседней стеной. Уголок его рта дрогнул, поднимаясь выше, блеснул краешек жемчужных зубов.
Откуда у людей могут взяться такие зубы? Я видела разные. Кривые, слишком мелкие и редко посаженые, щербатые, и слишком крупные наползавшие один на другой, обломленные и сколотые, с налетом и разной степени желтизны, сдвинутые относительно носовой перегородки вправо или влево, лошадиные – разные. Но чтобы такие, как у Филиппа, никогда.
Его зубы были ровными, но не искусственными, как у некоторых. Не слишком крупными и не слишком мелкими, а идеально подходившими один к одному. Молочно белые со слегка прозрачными краями, просвечивавшими перламутром. Смотреть на них было приятно. Они были красивые. Как и всё в Филиппе.
Наверное поэтому к нему тянулись люди. Филипп всегда был окружен компанией, будь то парни или девушки. Они летели к нему всё равно что мотыльки, влекомые светом. Я, конечно, знала о том, что есть на земле такие красивые люди, но Филипп был совершенством.
К тому же он всегда был вежлив и обходителен с другими. Не отказывал в просьбах, даже когда им откровенно хотели воспользоваться. К примеру те, кто не желали учиться самостоятельно и рассчитывали на понимание и помощь других, без зазрения совести паразитируя на чужой щедрости, списывали домашние задание из года в год.
Филипп был невероятно красив, хорошо учился и был учтив. Он обладал всем, чтобы подняться достаточно высоко по социальной лестнице. И я была совершенно согласна, что там – на самом верху – ему и место. Не было никаких сомнений, что он достоин всех благ, которые могла предложить ему жизнь.
***
В беседке я была уже к пяти вечера. Небо укрывали разбухшие кишки облаков, медленно наливавшиеся сумраком. Там, в глубине, посверкивали слабые разряды молний, глухие протяжные раскаты набатом звучали в отдалении.
Непогода меня не пугала, наоборот – завораживала. Облокотившись на широкий высокий борт беседки, свисавшей над пропастью, я смотрела в высь не отрываясь, подмечала, как крепчает ветер, пытаясь сорвать мои волосы с плеч. Холодно не было, внутренний огонь был надежнее любых одежд, так что накидку я оставила в комнате академии.
С такой высоты монументальное здание как на ладони. Академия представляла собой старинный каменный замок с шестью устремлёнными к облакам башнями; несколькими площадками с широкими парапетами; с крытыми мостиками переходов, соединявшими западное и восточное крыло; с вытянутыми арочными окнами, украшенными мшистыми розетками; с выступами, занятыми пугающими изваяниями с оскаленной пастью и огромными когтистыми лапами; с оградами решёток и вылощенными плитами внутреннего двора с его неуклюжим фонтаном – весь монумент служил пристанищем Высшей академии магии и чародейства вот уже пару столетий.
Сюда съезжались маги отовсюду. Сначала мне здесь не понравилось – здесь я была чужой, но стоило увидеть Филиппа и всё остальное стало не важным. Наоборот, я полюбила это место всей душой, ведь только в этих стенах я могла находиться вместе с ним. Три с небольшим года пролетели незаметно и до выпуска оставалось не так уж далеко, чтобы я ценила выпавшую мне возможность. Вот бы можно было остаться здесь с ним навечно.
– Привет, – прозвучало за спиной и я обернулась.
Это был Филипп. Помимо форменного костюма академии на нём были высокие тёплые с опушкой сапоги и зимний подбитый лисьим мехом плащ. Капюшон он снял войдя под своды беседки.
– Ты не зажгла свет, – то ли подметил, то ли спросил он.
По углам притаились факелы. Их можно было зажечь вручную, либо с помощью магии. Для меня, как для мага огня, это не составило бы сложности, но я не стала этого делать.
– На всякий случай. Чтобы нас никто не увидел.
Пусть вероятность, что в такую погоду кто-то решит прогуляться была мала, но всё же я собиралась соблюсти максимум осторожности. Филипп наверняка хотел того же, выбрав одну из самых удалённых и потому нежалуемых студентами беседок. Подниматься по крутому взгорью пришлось около получаса и это была отнюдь не увеселительная прогулка.
Филипп ничего на это не ответил, прошел по дуге, на меня не смотрел. Руки его были в карманах – наверное он снова мёрз, но предложить согреть его я не решилась. Здесь, в уединенности скал, поросших голубоватым сосняком такое предложение казалось более личным, чем касание среди толпы. Я не хотела его обидеть.
– Зачем ты это сделала?
Очевидно, что моя выходка с молотком должна быть объяснена и я к этому готовилась. Выдумывать оправдание было глупо, к тому же я нисколько не смущалась собственных чувств. Считала их не уместными в отношении такого совершенства, как Филипп – да, конечно – но точно не поводом для стыда. Если бы такой, как он не нравился, кто же тогда?
– Тебе было холодно и я приняла меры.
Изящная бровь едва заметно изогнулась. Мое сердце ударило громче, я туже сжала челюсть, пытаясь не потерять сосредоточенность в его присутствии.
– Это я понял, – сквозь зубы процедил он и отвёл взгляд. – Тебе не кажется, что это слишком?
Я на секунду задумалась.
– Нет.
Он посмотрел на меня снова.
– Ты странная.
– Я знаю.
Его слова меня ничуть не задели – это была чистая правда.
– Чего ты хотела этим добиться? – Филипп хмурился. – И тем, что согрела мне руку? Думаешь, я падок на сопливую романтику?
– Не думаю, – конечно, мои причины были совсем иные. – Просто ты мёрз и меня это беспокоило.
Презрение отразилось на идеальном лице.
– Значит, ты одна из этих дурочек, томно вздыхающих по мне и шлющих глупые записки без подписи, – вынес он приговор и кивнул сам себе.
Мне требовалось немного времени, чтобы обдумать сказанное. Со стороны это должно быть снова выглядело странным – будто от растерянности или смущения я язык проглотила – но мне требовалось подумать.
– Нет. Я не слала тебе записок без подписи или любых других. И я не вздыхаю томно – я пытаюсь себя контролировать.
Филипп тихо фыркнул.
– Ты очень странная, – протянул он с оттенком брезгливости.
Я чуть расстроилась. Не словам, но выражению его лица.
Филипп развернулся и направился к ступенькам ведущим из беседки, но в самый последний момент остановился, повернул голову в пол оборота и спросил:
– Значит, я тебе не нравлюсь?
– Нравишься, конечно, – тут же согласилась я.
Парень развернулся, выглядя озадаченным.
– Ты же только что сказала…– начал он и не закончил фразу.– Забудь.
Больше он ничего не добавил, но и уходить не спешил. Его брови сошлись к переносице, означая, что он о чём-то раздумывает. Плотнее сжав губы, он сложил на груди руки и недружелюбно уставился на меня.
– Чем я тебе нравлюсь? – спросил он так, будто ответ его не слишком волновал.
Мы стояли друг против друга на некотором расстоянии, но даже приняв важный вид и будто вытянувшись, мы все равно были одного роста, и подавить меня важной позой не получилось – я прекрасно отдавала себе отчёт в происходящем. Юлить с ответом и не думала:
– Всем.
– Глупости, – отмахнулся он. – Подробнее.
Ну хорошо. Подробнее, значит подробнее.
Я начала с его внешности, и он тут же скривился, как от кислого лимона сунутого по нос, когда я закончила живописать его зубы, он попросил остановиться и, должно быть, на этом хотел закончить разговор, спросив «это всё?», на что я ответила, что дальше идет его характер, потом поведение и манеры, затем отношение к людям и порученным делам, и ещё несколько пунктов.
Он снова застыл с выражением озадаченности на прекрасном лице. Немного подумав, попросил продолжить с того места, где он меня оборвал. И я продолжила декламировать, чуть повернувшись, когда к середине речи он подошел к скамье и не слишком грациозно опустился.
Но слушал он меня внимательно. Разные эмоции мелькали на его идеальном лице, но среди них не было ничего напоминающего отсутствие интереса, и этого мне было более чем достаточно, ведь за всё это время немого обожания это был наш первый разговор. Ну и что, что больше говорила я, мне было уже приятно, что мы так близко и он впервые смотрит на меня прямо. На меня.
– … ещё мне нравится, как ты щуришься, когда ешь ягодный штрудель. Когда делаешь первый укус, и даже немного до того. Уже предвкушая близкую кислинку, чуть прикрываешь глаза, будто готовый к терпкости вишни…
– Хватит! – Филипп взвился, как ужаленный. – Прекрати это! Ты разве не понимаешь, что это ненормально!
Я затихла, но глаз не прятала.
– Понимаю.
– Тогда зачем?
– Что зачем?
– Зачем… Зачем ты ведешь себя как помешанная?
Что мне оставалось, кроме как пожать плечами.
– Наверное потому, что я такая и есть, – тише проговорила я, и раскат грома сопровождаемый молнией сотряс воздух вокруг.
– Жуть какая, – Филипп резко поднялся со скамьи. – Прекрати меня преследовать.
– Я этого не делаю.
– Тогда что же ты делаешь?
– Просто смотрю на тебя.
– Ты делаешь это постоянно!
– Потому что на тебя невозможно не смотреть.
Филипп раскрыл рот, собираясь парировать, но так ничего и не произнес.
Я пожалела, что не зажгла факелы, мне так хотелось видеть его лицо отчетливее. О чём он подумал в этот момент?
– Я ухожу, – с этими словами он поспешил прочь из беседки.
– Филипп, – его имя на своём языке я пробовала не раз, но никогда не обращалась к нему вслух.
Его имя отдавала вкусом спелого персика.
Он остановился.
– Один неважный момент… – я поколебалась, и всё же произнесла, видя, что он ждёт, – записки без подписи шлёшь ты? – скомкано закончила я, надеясь, что он не обидится.
Я не хотела уличить его, просто если для него важны записки – ведь он упомянул о них и написал мне одну ранее днём – наверное, это могло иметь значение. Или нет? К однозначному выводу я не пришла – не успела, поэтому и произнесла без уверенности.
В этот момент, в абсолютной тишине, сверкнула молния. Затем раздался гром, и он вынырнул из-под укрытия беседки. Всего миг я видела его лицо, но этого было достаточно, чтобы заметить смущение и уязвимость, а ещё лёгкий румянец, коснувшийся его скул.
Он был ВОСХИТИТЕЛЕН!
Не важно о чём был наш разговор и как сложился, вниз по дороге, обратно к академии, я полыхала вместе с потоками грязи от занявшегося дождя, абсолютно счастливая! После стольких лет лицезрения совершенства, шанс поговорить с ним – величайшая милость!