Читать книгу Зависимые отношения. Когда альтруизм становится патологическим - - Страница 3

Существуют затруднения, которым пациенту иногда сложно дать определения. Существуют критические состояния, которые выражаются как проблемы в отношениях. Существуют проблемы, которые выражаются в виде симптомов. И, наконец, симптомы могут быть объединены в расстройство или патологию.

Также часто бывает, что пациенты обращаются за помощью в связи с возникшими инвалидизирующими проблемами или симптомами, которые, как обнаруживается в процессе работы, представляют собой лишь верхушку айсберга. Кризисная ситуация, даже будучи разрешенной, приводит к патологии, которая вначале даже не подозревалась или не была очевидна. Ситуации возникают снова и снова, как сюжет, используемый из раза в раз в самых различных фильмах, иногда тривиальных, порой комичных, а в иных случаях и драматичных.

Клиническая работа терапевта с пациентом переопределяет восприятие им заявленной проблемы. В нашей практике мы с удивлением обнаруживаем определенный тип проблем, все более часто встречающийся и подчеркивающий относительную хрупкость того, что сами пациенты называют ускользающей идентичностью. Это проявляется в том, что они сами не знают, как ответить на вопрос «Кто я?». Они испытывают непреходящее чувство растерянности и заявляют о наступлении кризиса. Им присущи ощущения, возникающие в момент осознания проблемы.

Идентичность – это термин, который относится к сложным психологическим концепциям и относится как минимум к трем аспектам. Во-первых, это физическая идентичность, то есть аспекты, которые характеризуют физическую сторону человека: высокий, низкий, худой, толстый, блондин, брюнет и так далее. Во-вторых, это характеризующие его особенности невербального общения, то есть каким образом человек общается посредством мимики лица и языка тела. В-третьих, это социальная идентичность, то есть такие характеристики человека как возраст, семейное положение, профессия, культурный уровень; это те характеристики, с помощью которых другие люди идентифицируют человека в основном согласно его статусу или социальной роли («Антонио – юрист, он живет в Риме, с ним вместе работают тринадцать коллег; он женат, у него двое детей» и так далее»), а также те, с помощью которых сам человек идентифицирует себя. Личностная идентичность[1]– это совокупность типичных характеристик индивида, которые отличают его от других и характеризуют его.

Но личностная идентичность постоянно перестраивается: на протяжении всей жизни мы добавляем, убираем или изменяем свои качества, черты, интересы и способности. Это наш образ самих себя, представление о нашей субъектности, которое уходит корнями в детство и вытекает из отношений с родителями и другими людьми, а также из отношений в социуме, воспринимаемых как значимые в прошлом и настоящем. Идентичность – это конструкция, создаваемая памятью из впечатлений и отношений в настоящем и прошлом человека. Она не является данностью, как если бы каждый из нас воспринимал себя как некую унаследованную, приобретенную и желаемую идентичность.

Образ себя создается не столько при взаимодействии с другими людьми, сколько именно другими людьми. Задумайтесь на минутку: с ранних лет окружающие нас люди говорили нам, какие мы, например: «Ты молодец». При этом все те коммуникации, которые позволяют человеку чувствовать себя принятым значимыми взрослыми, являются обязательными для процесса развития совместно с требованиями соответствовать ряду поведенческих норм. Если же доминирующим посланием родителей является «Ты должен быть другим», то ребенок с большой вероятностью вырастет неуверенным в себе; то же самое происходит, когда родители холодны или неспособны выработать простые и ясные правила. «Другие видят нас и описывают нам нас в качестве образа, который мы затем принимаем на себя» (Джервис, 1977).

Личностная идентичность может быть позитивной, если субъект положительно оценивает себя, и негативной в противоположном случае.

Многие вещи, которые мы делаем ежедневно, укрепляют или ослабляют наше чувство идентичности. Сохранение личностной идентичности важно и необходимо: человек, который чувствует себя неустойчиво – вплоть до того, что его личностная идентичность может находиться под угрозой – не может адекватно функционировать, эффективно взаимодействовать с другими, теряет чувство связи с реальностью. Устойчивое чувство идентичности является важнейшим условием осознания себя живым и способным каким-то образом справляться с трудностями, которые преподносит нам повседневная жизнь. Чувство хрупкой идентичности может возникать из-за повторяющегося опыта дискомфорта или в связи с недавним болезненным опытом. Например, чувство негативной идентичности может возникнуть после прекращения любовных отношений или внезапной потери работы, тяжелой утраты и так далее. В этом смысле понятие идентичности напоминает другое, с которым оно идет «рука об руку»: понятие самооценки.

В последние годы мы являемся свидетелями настоящей «эпидемии неуверенности», которая, по словам Роберты Миланезе (2020) может затронуть все сферы жизни: люди каждый день живут в страхе оказаться не на высоте, то есть не соответствовать ожиданиям других и самих себя, и постоянно находятся в поиске утраченного или никогда не имевшегося самоуважения.

Самооценка – широко используемый термин, которым порой злоупотребляют; понимание этого явления имеет долгую историю теоретических разработок. Можно сказать, что это взгляд человека на самого себя («Я способен или я не способен», «Меня любят или меня не любят», «Меня уважают и ценят или нет?»), а результатом процесса самооценивания может быть завышенная самооценка или, наоборот, низкая самооценка, обесценивание себя.

Когда динамика самооценивания функциональна, она характеризуется адаптивными колебаниями, позволяя, таким образом, корректировать свое поведение в качестве ответной реакции на ошибку, не принижая и не «закапывая» себя», или радоваться своему успеху, не впадая в уверенность, что мы всемогущи; то есть иногда мы чувствуем себя более способными, более правильно поступающими, а иногда менее. Однако искажения восприятия могут привести к ужесточению суждений о себе: «Я определенно неспособный» или: «Другие люди определенно считают меня неспособным!». Наш разум, по сути, подобен линзе: мы как будто смотрим на себя, других людей и мир через очки, которые могут изменять, деформировать, расширять или искажать то, что мы наблюдаем. Если суждение постоянно воспринимается как негативное, самооценка может «ухудшиться» до такой степени, что перерастет в презрение к себе, как бывает при некоторых состояниях угнетенности и депрессии. Напротив, чрезмерно положительную – гипертрофированную – оценку себя по отношению к окружающему миру мы можем обнаружить при определенных маниакальных состояниях, при которых человек ставит себя выше других, недооценивая их.

Если идентичность создается другими, то самооценка – это то, что мы думаем о себе сами: «Я способен…» (самооценка) – «Я способный человек» (идентичность). Идентичность и самооценка находятся друг с другом в круговой взаимосвязи: одна поддерживает другую и наоборот, либо они могут навредить друг другу, лишив человека ресурсов или дестабилизировав его.

О понятиях идентичности и личности можно было бы написать очень много. Эти темы изучались в рамках психологии, начиная с двадцатого века, Фрейдом, затем Малером, Шпицем, Коутом и постфрейдистами. Они были предметом интереса и определений философии со времен Аристотеля до наших дней. Кажется, что представление о них постоянно развивается точно так же, как развивается наша идентичность. Непрерывный процесс трансформации…

Грегори Бейтсон в 1930-х годах, когда ещё занимался антропологией, сформулировал тезис о том, что психические процессы строятся во взаимодействии с тем, что нас окружает. Он утверждал, что люди не только нуждаются в других, чтобы жить, расти и размножаться, но даже не способны функционально мыслить и чувствовать, если находятся в состоянии длительного одиночества. Эмоции, как и мысли и мыслительные конструкции, возникают в диалоге с другими людьми, состоящем из жестов и физических контактов даже большей мере, чем из слов. Психические процессы и знания развиваются как во взаимодействии, так и в диалоге.

Мы никогда не сможем выучить иностранный язык, опираясь исключительно на радио или чисто голосовые программы на этом языке, такие как новости, интервью и передачи в целом, созданные для носителей языка (мы здесь говорим не о структурированных языковых курсах, в том числе основанных только на аудиоматериалах, например, изучение языка по «методу Пимслера»), но сможем его выучить с помощью телевидения или кино или средств массовой информации, где используются невербальные средства коммуникации, например, жесты. Немое кино широко использовало силу жестов, вызывающих воспоминания, иногда это применялось в преувеличенной мере, чтобы компенсировать отсутствие голоса и при этом все же вызывать сильные эмоции.

Революционный тезис Бейтсона перевернул идею о том, что истинная сущность человека отождествляется с чем-то «внутренним» по отношению к самому индивиду, отделенным от всех других людей, находящихся «снаружи». Человек определяет себя как «контекстуальный субъект», то есть в отношении к самому себе, другим и миру. Это также означает, что ум и мозг – это не одно и то же; можно сказать, что ум относится к мозгу, как танец относится к опорно-двигательному аппарату. Речь идет о концепциях, которые навсегда оттолкнули Бейтсона от функционалистской антропологии, в рамках которой он делал первые шаги в науке, и которые станут основой для будущей психологии и системной психотерапии.

Позднее эта теория получит дальнейшее развитие в Институте психических исследований в Пало-Альто в Калифорнии; одним из основателем этого Института был Бейтсон и именно сюда уходят корнями теоретические основы нашей работы. Эти «корни» впоследствии «проросли» в Центре стратегической терапии в Ареццо среди более богатого ландшафта клинических подходов, дав начало совершенно новой, гораздо более четко сформулированной и строгой теоретико-прикладной модели.

Концепция «контекстуального субъекта» Грегори Бейтсона напоминает, как отношения могут изменять всех своих участников и влиять на них, для чего достаточно действия лишь одного из них; на основе этого можно утверждать, что человек создает свой ум и свою идентичность (и, следовательно, также свои страдания и симптомы) в отношениях и взаимодействии с другими людьми, где под взаимодействием понимается взаимное влияние между людьми или группами посредством коммуникативных процессов (вербальных, невербальных и так далее). Следовательно, именно над взаимодействием и нужно работать, чтобы облегчить дискомфорт. «Через личностную идентичность не только преломляется когнитивный и эмоциональный опыт восприятия человеком самого себя, но и он получает возможность производить должным образом обработку и интеграцию соответствующей внешней и внутренней информации, например, имеющей отношение к соматике (проприоцептивной и диморфной) и системе отношений индивида (символической, выразительной и поведенческой), кодировать её в виде автобиографической памяти, придавая субъективной истории ретроспективную последовательность и будущую преемственность, а также выбирать и реализовывать репертуары поведения, наиболее подходящие для данной гендерной идентичности, развивая соответствующие социально передаваемые компетенции» (Сальвини, 1988).

Репертуары поведения, о которых говорит выше Алессандро Сальвини, приводят нас к формированию и применению на протяжении всей жизни определенных сценариев отношений. Они усваиваются посредством опыта и укрепляются при повторении, поскольку использование – даже неосознанно – того, что нам известно, дает нам уверенность, а безопасность – это наша основная потребность!