Читать книгу Сквозь время. Вода и песок - - Страница 2

Утренняя тишина предваряет грядущую бурю. Ещё немного и дороги заполнятся автомобилями, воздух пропитается газами, а по тротуарам и мостовым звонко застучат каблуки. Засвистят дроны, загудит толпа, зарычат двигатели и зазвенят клаксоны недовольных водителей. Улицы окутывает лёгкий туман, от которого веет прохладой и сном. По дороге на всех парах мчится одинокий автомобиль, проскакивая перекрёстки на зелёный сигнал ещё не проснувшегося светофора. На водительском сиденье устроился молодой парень в кожаной куртке, сжимая в руке стаканчик крепкого кофе.

– “Голубые вороны” проигрывают “Ледникам” со счётом три-ноль! Это самое позорное поражение за всю их историю, которого от них никак не ожидали преданные фанаты. Толпа просто в ярости и один из них…Бог ты мой! Один из фанов написал на цифровом табло: “Улетайте и никогда не возвращайтесь!”, а ещё он нарисовал…ну-у, о таком говорить всё-таки не принято!

– Это же прямо как в новой песне Джуди Ту!

– Ты сказал Джуди Ту?

– Да!

– Это та самая горячая крошка, песня которой “Розовые мечты” держится на вершине уже вторую неделю?

– Именно так, Ларри!

– Уле-е-та-а-ай и никогда не вовзраща-а-айся! Джуди Ту!

– А помнишь её предыдущую песню? Моя душа смотрит в небо, лучи солнца выжигают мне се-е-ер-дц-е!

– О-о, этот хит останется с нами надолго! Посмотрим, удастся ли её новому синглу “Розовые мечты” продержаться в топе дольше, чем “Лучи солнца”. А ещё ей прямо в спину дышит Джонни Блу с песней “Я твой” из своего нового альбома “Я – это я”, который отстаёт всего на миллион прослушиваний. Если здесь есть фанаты Джонни Блу, хочу вам сказать, что…

Кай нажал на кнопку и выключил приёмник. Он уже давно не слышал, чтобы по радио вещали о чём-то стоящем внимания. Особенно после того, как “Волну сай-икс” выкупила “Волта.” Он и включил-то его только для того, чтобы не уснуть.

Долгая тяжёлая ночь перерастает в холодное серое утро. По глазам бьёт подрагивающий свет уличных фонарей. Через открытое окно задувает ветер. Холодает, – подумал Кай, подъезжая к пустынному перекрёстку. На пересечении Вейтон-стрит с Алабами по ночам всегда было пусто. От промозглого ветра пробирает дрожь, а от усталости голова валится с плеч.

И зачем я согласился на четвёртую подряд ночную? С такой работой проще с ума сойти. На кой чёрт я вообще туда попёрся? Да если бы не…

…да, если бы не то, если бы не это. Тебе, Кай, всегда что-то мешает. Соберись! Ты сможешь. Ты сделаешь это! Осталось немного. Совсем чуть-чуть. Всего несколько лет до повышения, и всё, наконец, станет так, как…

…минимум два года. А то и три. Да что там, скорее всего, все пять. С постоянными переработками, почти без выходных, за нищенскую зарплату, занимаясь тем, от чего уже тошнит. Ещё не факт, что повысят всё-таки меня, а не очередного приближённого к телу, – размышляет Кай, глядя на то, как на светофоре загорается жёлтый. Ну уж нет, стоять не буду, иначе, того гляди, за рулём усну!

Кай вжимает педаль газа в пол. Двигатель ревёт, набирая обороты, и его старый “Роял” несётся по прямой. Колесо влетает в спрятавшуюся в тени ямку, машина подпрыгивает, кофе летит на пол, оставляя на штанах горячее тёмное пятно. Кай на мгновение отвлекается и вспоминает все когда-либо приходившие в голову ругательства. Когда он возвращается глазами к дороге, то видит взявшийся из ниоткуда автомобиль. В свете фонарей ему удаётся разглядеть водителя – седого бородатого мужчину в тёмных очках с бутылкой спиртного в руках. Мужчина подносит бутылку ко рту и пьёт. На дорогу он даже не смотрит, поворачивая руль в сторону несущегося прямо на него автомобиля, выезжая на встречную полосу. Кай бьёт по тормозам и пытается избежать столкновения, но понимает, что слишком поздно. Дальше всё происходит словно в замедленной съёмке. Сердце замирает, душа уносится в пятки, пальцы впиваются в руль мёртвой хваткой. Разум за долю секунды до неминуемого ярким калейдоскопом прокручивает мгновения из жизни, начинающиеся с раннего детства и заканчивающиеся наспех оторванным огрызком киноплёнки настоящего.

Удар с ужасающей силой бросает Кая вперёд. Лобовое стекло разбивается, склеивая между собой тысячи крохотных осколков. Машину разворачивает, и колёса отрываются от земли. Кая крутит из стороны в сторону, и ему кажется, что время растянулось в длинную нестройную цепочку. Кажется, что это жуткое вращение никогда не кончится. Будто всё происходит не по-настоящему. Разбитое стекло, скрежет мнущегося металла, привкус крови и жгучая боль, будто по телу проносится волна сжигающего изнутри пламени. Кай ударяется головой, и сознание отключается.

**

Громко пикнуло. Над ухом прожужжала муха. За стеной басит низкий мужской голос, но невозможно разобрать слова. Перед глазами тьма. На веки навалились две тяжёлые свинцовые гири. В ушах стучит сердце, изо рта с трудом вырывается тяжёлое дыхание.

Перекрёсток, автомобиль. Бородатый мужчина и бутылка спиртного в его руках. Скрежет металла, впивающиеся в кожу острыми иглами осколки стекла и металла. Боль.

Воспоминания нахлынули водопадом холодного ужаса. Перед глазами машина и лицо пьяницы. Кай попробовал шевельнуться и завыл от боли. Вернее, завыл бы, но изо рта вырвался только хрип.

Жжётся, жжётся, жжётся!

Огонь пылает по всему телу, запекая кровь, сжигая изнутри! В голове жужжит, будто в черепе заперлась стая жалящих пчёл. Мысли разбиваются на сотни маленьких осколков, которые невозможно собрать воедино. Кай двигает руками, и левая вспыхивает волной невообразимой боли. Будто её завернули в покрытые зазубренными шипами ремни и сдавили изо всех сил. Он снова кричит, но вместо крика снова хрип.

Звук бьющегося стекла, скрежет метала, жгучее пламя. Огонь. Там был пожар. Суставы раскаляются, вены лопаются, кожа плавится. Кай хочет закричать, хочет позвать на помощь! Хочет прекратить неистовые муки! Его начинает трясти, сознание мутнеет, и он отключается.

Когда просыпается, старается больше не шевелиться. Боль на время уходит. Перед глазами снова картина произошедшего. Жёлтый сигнал светофора, задувающий из окна холод. Лицо мужчины он помнит плохо. Кажется, тот был в тёмных очках. Кажется, с бородой. Алкоголь? Пиво или…виски? Он не разглядел. А машина? Это он запомнил. “Мэллоун” последней модели. Роскошь.

Перед глазами мелькает вспышка света, и Кай чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. Изо рта выплёскивается громкое гортанное бульканье, но вместо рвоты с уголка губ тоненькой струйкой стекает слюна. Тошнота и боль проходят, сменяясь жалостью к самому себе. На глаза наворачиваются слёзы. Кай хочет потянуться рукой и смахнуть их, но забывает, что не может этого сделать, и от этого становится только хуже. Тело воспламеняется, руку снова режет ножами. Слёзы льются из глаз, а он лежит в непроглядной тьме и ничего не может с этим сделать. Терпит боль, которой нет конца.

Его снова начинает тошнить. По телу проносится волна судорог. Кай пытается успокоиться, делает глубокий вдох, после чего выдыхает. Снова вдох, выдох. Вдох, выдох.

**

Одетый в белую заляпанную рясу старик стоит на холме, опираясь рукой на сухую узловатую трость. Его седые спутанные волосы развеваются на ветру, в полуслепых глазах стоят слёзы. Он вытягивает руку и указывает пальцем на Кая, пытаясь что-то сказать ему, с трудом проговаривая слова сухими губами.

– Что ты от меня хочешь?! Выкрикивает Кай вопрос, но тот утопает в пустоте безмолвного пространства.

За спиной незнакомца краснеет горизонт. С неба белыми хлопьями, словно снег, сыплет пепел. Мужчина тонкой дрожащей рукой поднимает трость и что-то рисует в воздухе, продолжая говорить. Но как бы Кай не прислушивался, ушей его достигает только неразборчивый хрип.

Горизонт взрывается. Вспыхивает ярким пламенем! Земля вздрагивает и с громким треском ломается, вздымая ввысь облако пыли, камни и валуны. Кай теряет равновесие и падает. Прежде чем рухнуть в бездонную пропасть земных глубин, он улавливает обречённый взгляд старика. Слёзы скатываются по его щекам и застывают, превращаясь в стекло, которое с громким треском разбивается, рассыпаясь на тысячи маленьких осколков. Кай летит вниз, вопя во всё горло, но не слышит своего крика. Пламя обрушивается на него сверху, захлёстывает волной, и по глазам бьёт вспышка белого света.

**

Изо рта вырывается хриплый стон, капельки слюны стекают по губам к подбородку. Липкий пот покрывает холодное тело. Старик с пылающим горизонтом ещё стоят перед глазами.

Что это было?! Мысленно выкрикивает вопрос Кай.

В последнее время сны его практически не тревожили, что было немудрено. С его то работой. Тут и подумать времени не остаётся, какие уж там сны? Но дело было даже не в этом. Дело было в том, что настолько реалистичных снов он ещё никогда в своей жизни не видел. Это было так, словно происходило на самом деле. Более того, он чувствовал, что в увиденном есть какой-то смысл. Смысл, который он почему-то понять не может.

Размышления прервал стук каблуков за стеной и неразборчивые голоса, которые постепенно становились громче. Пискнула электронная панель, и двери в палату раскрылись.

– Мы с вами это уже обсуждали. Операцию нужно начать сегодня. Немедленно. Потом уже будет поздно, – именно этот мужской бас Кай слышал, когда проснулся впервые.

– Этот мерзавец должен ответить за всё! Это его вина! Это из-за него…– кричал женский голос, который Кай узнал сразу. Это был голос его матери.

– Я всё понимаю, но я врач и моё дело спасать людей. Когда закончится суд и вам выплатят компенсацию, которая сможет покрыть расходы, пройдёт не один месяц. Для Кая уже будет поздно. Сегодня мы ещё можем сделать так, чтобы он продолжал жить полной жизнью, и ничто не причиняло ему неудобств. Но завтра…

Мама заплакала. Кай хотел бы что-нибудь сказать ей. Хотел бы успокоить её. Обнять. Но не мог.

– Прошу вас, выслушайте меня. Повреждения уже необратимы, и единственный выход – это аугментация. В этом нет ничего страшного. Люди уже давно ставят протезы и ходят с ними. Большинство возвращается к нормальной жизни уже через несколько лет, а то и месяцев. У меня были пациенты, у которых уже через неделю организм принимал аугментированные конечности, а через две они выходили на работу. Времена, когда подобные операции были сопряжены с риском, давно прошли, уверяю вас. Когда протезы покроют слоем синтетической кожи, то вы даже не заметите разницы. А главное, Кай её не заметит. Послушайте, решение нужно принять сегодня. Это крайний срок.

– Но если…он…а что, если бы он хотел, чтобы…вы…вы…ох, как же это всё…прошу вас, можете оставить нас наедине? Я хочу…хочу побыть с сыном…

– Напомню, что он вас не слышит. Если вдруг что-то…

– Оставьте нас, пожалуйста.

Доктор тяжело вздохнул.

– Что ж, хорошо. Я буду снаружи.

Так вот оно как? Я почти мертвец. Что со мной? Что с моим телом? Что с лицом? Я лишился руки? Обеих рук? Может, ещё ног? Того и другого?!

– Кай…, – услышал Кай голос матери над ухом и почувствовал, как нежная морщинистая рука ложится ему на голову. Голос у матери был севший, хриплый. Вымотанный и больной. Такой, каким Кай его ещё никогда не слышал. Стало настолько плохо, настолько погано и мерзко, как не было никогда.

Когда Каю было одиннадцать, его отец умер. Врачи нашли у него неоперабельную раковую опухоль поджелудочной железы. Ему много раз предлагали имплантацию. Его уговаривали родственники, друзья. Любимая жена. Но он каждый раз отказывался. Не принимал искусственные органы. Говорил, что если это судьба, то его уже ничего не спасёт. Он не боролся за свою жизнь. Кай до сих пор помнил его худое изнеможённое лицо, которое ему доводилось видеть в его последние месяцы, и вялую шатающуюся походку.

Самое печальное заключалось в том, что он его почти не знал. Отец много работал и возвращался домой так поздно, что Кай уже спал, даже если всеми силами старался его дождаться. Когда он просыпался и собирался в школу, отца уже не было, и со сборами ему помогала мама. Мама, как и папа, много времени проводила на работе, и так как отца Кай не видел совсем, именно она учила его тому, что знала и тому, чему считала нужным учить. Учила, что нужно жить честно, нужно быть сильным и всегда добиваться своей цели во что бы то ни стало. Помогать ближним и идти с гордо поднятой головой даже тогда, когда в жизни у тебя не всё так хорошо, как хотелось бы.

После смерти отца Кай пообещал себе, что уж он-то точно добьётся успеха. Он будет иметь достаток, свой дом, хорошую работу и семью, к которой будет возвращаться домой вовремя. Он будет тем, кем захочет. Он будет бороться.

С семьёй у него как-то не сложилось. Работа была уже третья по счёту и такая же поганая. Повышения ему, пусть он и вкалывал как проклятый, было не видать и как бы он ни старался, каждый раз всё становилось только хуже, и руки опускались сами собой.

Но всё ещё можно было исправить. Так он думал.

А теперь?

Прости, мама. Прости, что я так ничего и не смог. Прости, что так ничего и не сделал. Прости, что так ничего и не добился. Прости, что заставил смотреть на это. Прости меня за всё.

Прости меня, мама.

– Всё…всё будет хорошо, Кай. Знаю, что ты слышишь меня, я…знаю. Врачи говорят, что…я думаю…знаешь, я очень тебя люблю, слышишь? Конечно, ты знаешь…этот…этот…эта сволочь! Была пьяной и…даже не помнит! Будет суд, и я обещаю тебе, что я.…, что мы…– мама не смогла сдержать рыданий.

Застучали каблуки, пискнула панель, и свистнули двери.

В кого я превратился?

На короткое мгновение перед глазами вспыхнула картина, где он, перевязанный бинтами, лежит в больнице без рук и без ног, на грани между жизнью и смертью. От беспомощности Кай застонал. Беспомощность переросла в злость. Он напрягся всем телом, пытаясь пошевелиться, вытянуть руку или дёрнуть ногой. Сорвать с себя бинты. Вскочить с кровати. Посмотреть в зеркало и увидеть своё уродство! Но тело, как и прежде, не желало его слушаться.

От нахлынувшей злости хотелось кричать! Рвать, метать, кромсать! Всё, что угодно! Лишь бы встать на ноги и сбежать куда подальше! Вернуться в прошлое. В тот самый миг, когда он надавил на педаль и набрал скорость. Остановить себя! Не допустить этого!

Порыв гнева сменился затишьем и пустотой, от которой стало тошно. Кай заплакал. Он не знал, сколько пролежал, рыдая над своей судьбой. Проклиная её. Ненавидя. Не знал, сколько длились эти мучения, но когда он понял, что больше не может думать, не может и не хочет ничего чувствовать, когда слёзы кончились, сон затянул его в свои объятия, даруя покой.

**

Кай проснулся. На этот раз боли не было. Перед глазами тусклый экран, на нём расплывчатой размазнёй горят незнакомые символы и буквы. В голове ни одной мысли. Не получается ни на чём сосредоточиться. Не получается думать. Сознание словно старое затвердевшее желе, которое лишь спустя несколько долгих минут начинает возвращаться в свою исходную жидкую форму, принося с собой неясные мысли, расплывчатые воспоминания и мутные картины прошлого.

В висках застучало, тело покрылось холодным потом. Голова закружилась. Затошнило. Кай понял, что дрожит от холода. Превозмогая страх жуткой боли, он пошевелил сначала пальцами, потом кистью правой руки. Затем левой. Двинул головой. Как ни странно, пусть и с трудом, но у него получилось. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдохнул, пытаясь унять дрожь и привести мысли в порядок.

Когда он открыл глаза, то снова увидел перед собой экран. На этот раз слова были ему знакомы, и он совершенно не мог понять, почему не смог прочитать их с первого раза. Дата начала стазис-процедуры: четырнадцатое сентября две тысячи восемьдесят второго года, дата окончания: четырнадцатое апреля две тысячи восемьдесят третьего, – гласили надписи на экране.

Кай попытался расшевелить сознание. Попытался вспомнить, что произошло. Поначалу перед мысленным взором всплывало всё подряд: воспоминания из детства, школа, первые отношения. Потом перед глазами появилась машина. С ней было связано что-то…что-то жуткое, что-то страшное…что-то…

По глазам ударила вспышка света, в ушах громко бабахнуло! Кай скорчился от боли и застонал.

Авария.

Удар! Стекло с громким треском разбивается. Кая бросает вперёд, и он расшибает себе лоб. Скрежет металла режет уши, в голове царит неразбериха. Визжит сигнализация, кричат люди, над ухом шуршит вздымающееся пламя. Глаза заливает кровь, изо рта вместо крика вырывается жуткий хрип. Тело горит от боли.

Его трясёт. Ногу зажало меж двух врезавшихся в мясо острых обрезков холодного металла. Левая рука выгнулась под неестественным углом. Кожа на ней висит обрезками, тяжёлые красные капли градом сыплются вниз, заливая пол. Какой-то мужчина подбегает и пытается помочь ему, говорит что-то. Кай смотрит на него и ничего не понимает. Ему кажется, что он похож на отца. Незнакомец успокаивает его, говорит, что всё будет хорошо. Говорит, что он выкарабкается, и Кай, сам не зная почему, верит ему. Потом наступает тьма, и он слышит, как над головой жужжит муха. Доктор, слёзы матери, операция. Крио-капсула. Заморозка.

Операция.

Значит, он сейчас лежал в капсуле. Только вот через маленькое окошко снаружи ничего не было видно. Кай вытянул руку и коснулся ладонью тяжёлой двери. Надавил на неё со всей силы. Зубы заскрипели, изо рта вырвался глухой стон, но дверь не поддавалась.

Что-то пошло не так. Он проснулся раньше срока? Может, это просто сон? Сон, о которых рассказывали такие, как он. Те, кого замораживали после операции на аугментрированные конечности. Сон, в которых люди успевали прожить целую жизнь, а то и больше, прежде чем их доставали и возвращали к реальности.

Кая охватил ужас.

Нет! Только не это! Только не сон! Только не протезы! Только не это уродство!

Кай попытался закричать, но не смог. В горле застрял застывший комок слюны. Он сглотнул и поморщился от боли. Захотелось пить.

– Эй! Здесь кто-нибудь есть? Выкрикнул Кай вопрос слабым севшим голосом. – Помогите! Я проснулся! Слышите?! Мне нужна помощь!

Обычно проснувшихся пациентов будили доктора или специальные дроны, но сейчас никого не было. Кай ни разу не слышал о том, чтобы кто-нибудь просыпался раньше срока, но сейчас, кажется, произошло именно это. Или капсула вышла из строя. Но тогда сработала бы сигнализация, и явился кто-то из персонала.

Кай снова закричал. На этот раз настолько громко, насколько мог. Без толку. Становилось холоднее, и он понял, что если срочно что-нибудь не придумает, то замёрзнет. Наверняка в капсуле был предусмотрен какой-то выключатель на подобный случай.

Кай долго осматривался в полутьме, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь, и нашарил взглядом маленькую алюминиевую пластину над головой. Он поднял руку и ударил по ней кулаком. На тонком металле появилась маленькая вмятина, да и только. Тогда Кай начал долбить по пластине до тех пор, пока она не отвалилась. Дрожа и постукивая зубами, он вгляделся в вывалившийся из чёрной коробки толстый клубок разноцветных, спутанных между собой проводов. Схватившись за них рукой, он рванул их на себя. Провода заискрились, Кай зажмурился, и экран с надписями погас. Щёлкнул замок, Кай навалился на дверь обеими руками, отбросил её и вдохнул свежий холодный воздух.

Едва ноги коснулись земли, Кай тут же упал. Тело настолько ослабло, что не способно было выдержать даже собственный вес. Пол был холодным, грубым. Если бы он вовремя не выставил перед собой руки, то разбил бы нос.

Что происходит?! Что, чёрт возьми, происходит?! Без устали стучал в голове вопрос.

– Помогите! Здесь есть кто-нибудь? Помогите! Хрипел Кай, свернувшись калачиком на холодном полу.

В окружающей его тьме невозможно было ничего разглядеть, но как только глаза начали привыкать, Кай понял, что здесь что-то не так. Где бы он ни оказался, – это точно была не больница. Он жадно хватал ртом воздух, вдыхая его, пытаясь насытиться, но почему-то у него никак не получалось этого сделать. Его всё равно не хватало, было мало.

Послышался плеск воды. Звук был настолько живым и необычным, что заставил Кая замереть на полу, вглядываясь в пространство. Он пригляделся и увидел на чёрной стене блестящие голубизной отблески. Кай закрыл глаза, открыл и посмотрел ещё раз на то же место. Неровные линии изгибались дугой, отражаясь от спрятавшейся в недосягаемой глазу полости водной глади.

Кай застонал, перевернулся на грудь, облокотился на руки и приложил усилия, чтобы встать.

– Дав-а-а-ай! Вставай! Вставай же! Крикнул он самому себе.

Руки, предательски дрожа, согнулись, и он рухнул обратно, больно стукнувшись подбородком. Кай выругался и, тяжело дыша, лежал и молча глядел в темноту.

Набравшись смелости, он решил повторить попытку. Руки по-прежнему сильно дрожали, Каю казалось, что он вот-вот упадёт, но благодаря титаническим усилиям ему всё-таки удалось подняться на четвереньки. Со лба градом валил пот, дыхание стало тяжёлым, будто он только что пробежал пару километров. Тело разогрелось, перестало мёрзнуть, мышцы напряглись и заныли, с трудом вспоминая, что такое нагрузка.

Передохнув, Кай предпринял новое усилие. Он подполз к капсуле и, цепляясь за неё руками, поднял ослабевшее тело на ноги, усевшись на краю бортика. Теперь он чувствовал себя ещё лучше. Если бы от резкого подъёма не закружилась голова, было бы вообще замечательно.

Кай огляделся. То ли это от голода, то ли его чем-то сильно накачали, но то, что он видел, не могло быть правдой. Он снова вернулся мыслями к разговорам о том, что некоторые люди в заморозке проживали целые жизни.

Может, и со мной случилось то же самое? Подумал Кай. Может, я один из тех, кто застрял?

Кай долго смотрел себе под ноги, восстанавливая дыхание, разминая руки и ноги. И размышляя. Силы постепенно возвращались, чему он был несказанно рад. Но когда он поднял взгляд и увидел всё то же самое, радость его быстро улетучилась. Ему начинало казаться, что всё это чья-то нелепая злая шутка. Рядом с капсулой справа стояли вытесанные из камня уродливые изваяния, которые ну никак не могли находиться там, где он сейчас должен был быть. Возможно, они были ненастоящими, и Кай собирался с силами для нового рывка, чтобы проверить. Чтобы подойти и потрогать их. Чтобы знать, что он не сошёл с ума.

Ещё он заметил некоторую странность, на которую сначала внимания не обратил. Один его глаз видел лучше другого. Правым он едва различал капсулу, а левым видел уродцев, к тому же чуть ли не во весь рост, да ещё и в деталях. Кай посмотрел на свои руки и похолодел. Его левая рука представляла собой отполированный до блеска кусок лоснящегося металла. Он пошевелил пальцами, и они шевельнулись. Он повернул руку, и она повернулась. Она слушалась его точно так же, как если бы была живой.

Снова громкий всплеск. Кай вздрогнул. Он оторвал взгляд от протеза и дотронулся до лица. Левая половина была полностью восстановлена, но правая…с ней на первый взгляд всё было в порядке. Кай состроил гримасу и подавил смешок. Он смеялся над самим собой. Над своим уродством и нелепостью сложившейся ситуации. Ведь всё могло быть по-другому! Если бы он просто постоял на том грёбаном светофоре, всё было бы совсем ПО-ДРУГОМУ!!

Кай сначала застонал, потом зарычал, схватившись за голову, впиваясь пальцами в волосы. Сейчас он ненавидел всё, что с ним случилось. Он ненавидел всех и каждого. Ненавидел себя, ненавидел того пьяницу, ненавидел доктора и ненавидел даже собственную мать, которая решилась на операцию.

– Да катитесь вы все к чёрту! Крикнул Кай в пустоту срывающимся голосом.

В порыве гнева руки у него задрожали, и он со всей силы ударил кулаком по капсуле, оставляя на ней глубокую вмятину. На глазах выступили слёзы, зубы накрепко сжались, в груди полыхнуло пламя.

Это невозможно, невозможно, невозможно! Кричало в голове.

Когда нервы успокоились, руки перестали дрожать и вернулась способность мыслить, Кай понял, что надумал лишнего. Наверное, хорошо оно, что всё сложилось именно так, и что он всё-таки жив. Он извинился перед собственной матерью, извинился перед доктором. Благодаря им у него вообще есть рука. Всё могло быть куда хуже. Гораздо хуже.

Или это всё-таки сон?

На последней мысли Кай остановился, понимая, что, скорее всего, так и есть. Ведь иначе и быть не могло. Он рассмеялся вслух хриплым, прерывистым смехом, покачал головой и улыбнулся. Бывает же! То, что он попал в аварию, пережил операцию и подвергся заморозке, было непреложным фактом. Но то, что он очутился там, где точно очутиться не мог, фактом быть не могло.

Помогая себе руками, Кай оттолкнулся от капсулы и встал. Ноги всё ещё дрожали, но он хотя бы не падал. Медленно, шаг за шагом, он прошагал до каменных изваяний и положил на них руку, облокачиваясь, чтобы дать ногам отдохнуть. Кай совсем не удивился, когда статуи никуда не исчезли, и он смог их потрогать. Ему даже удалось сдуть с них пыль, а ещё как следует рассмотреть, разглядывая странных мифических существ. Камень местами облупился, выглядел потёртым. Создавалось впечатление, что этим статуям много сотен лет. Или даже тысяч. Кай различил кентавра, а ещё русалку, водяного, рогатого черта и лесную фею. Вероятно, существа эти имели лишь некоторое сходство с данными им Каем именами, но других он не знал. Да и эти-то вычитал в книжках.

Раз идолы были настоящими, в чём Кай теперь не сомневался, он решил как следует осмотреться. Может, удастся выяснить, где он всё-таки оказался и как это произошло. Первым делом Кай обратил внимание на пол. Каменистый, холодный, твёрдый. Такой если и мог быть, то наверняка где-нибудь в пещере, но уж точно не в больнице. Кай снова услышал плеск воды и уже в который раз уставился на мелькающие на стенах отражения. Он отвернулся от статуй и пошёл в сторону небольшого углубления, где, по его предположению, прячась за каменными наростами, находилось маленькое озеро, от поверхности которого отражались солнечные лучи.

Он шёл, едва переставляя ноги, ощущая холод и острые углы голыми пятками и пальцами. Когда ему удалось добраться до озера, он сел на краю каменного выступа. Тяжело дыша и ощущая, как от напряжения дрожат ноги.

В глубине воды блестели лучи солнца. Лучи проникали вглубь по узкому тоннелю, и отражались от дна, поигрывая на стенах. Значит, где-то снаружи был выход. Первое, что Кай сделал, это опустил в воду руку, коснувшись её ладонью. Вода была холодной, и Кай сначала отдёрнул руку, потом снова опустил её, набрал воды, поднёс ладонь ко рту и, прильнув к ней губами, выпил. Прополоскав рот, Кай выплюнул жидкость.

Пресная.

Он потянулся к волнующейся поверхности обеими руками, набирая в них воду, стараясь донести до рта как можно больше, силясь насытиться животворящей жидкостью. Его посетила шальная мысль окунуться в воду с головой, но он не решился. Всё-таки он был ещё слишком слаб, чтобы нормально плавать, а забраться обратно сил могло не хватить.

Когда Кай устал пить, именно устал, ибо напиться ему не удалось, то развалился на полу, раскинув руки в стороны. Сколько бы он ни пил, вода будто бы бесследно испарялась в организме, не попадая в желудок. Ощущение жажды не покидало его, но в целом стало чуточку легче. Он лежал, глядя на теряющийся во тьме потолок. Размышляя в одно время обо всём и в то же время ни о чём. Прохлада растеклась по спине и подплыла к ногам, успокаивая дрожь. Прикрыв на мгновение глаза, Кай уснул.

Ему снилась авария. Впившиеся в руль пальцы, пьяный мужчина и бутылка спиртного. Скрежет металла, муть в глазах, капельки густой красной крови. Звон бьющегося стекла. Старик в рясе. Кровать, больница. Чьи-то крики, незнакомые лица, имена. Выжженный дочерна горизонт, взвившееся в воздух пламя, разламывающаяся под ногами земля. Чёрная пропасть. Жгучая, рвущая кожу боль. Раскалённые до предела нервы.

Взрыв!

Кай очнулся и сел. Он был в той же пещере. Вода внутри озера всё так же взволнованно плескалась, по телу бегала дрожь, спина болела от впившихся в неё неровностей холодного пола. Голубоватые отблески больше не отсвечивали, и темно было так, что хоть глаз выколи. Кай посмотрел на свои руки и попытался унять дрожь. Протерев глаза, он потянулся руками к воде, чтобы умыться.

Сколько он проспал? Неужели так долго, что снаружи наступила ночь? Умывшись, Кай зачерпнул воду ладонями и сделал несколько глотков, – ощущение жажды по-прежнему не покидало его. Он попытался встать. На его удивление, удалось это ему куда легче, чем раньше. Ноги, хоть и были слабыми и всё ещё подрагивали, держали его уверенно.

Начал беспокоить голод. С момента пробуждения желудок периодически издавал громкие непристойные звуки. Кай решил, что осмотрит каждый уголок, отмерит всю пещеру шагами. И кто его знает? Может, удастся отыскать выход.

**

Неизвестно, сколько прошло времени. Может минут десять, а может часа два, – в кромешной темноте чёрной пещеры время текло иначе, но кроме маленькой щели в стене, через которую с громким свистом внутрь проникал ветер, ничего найти не удалось. Кай долго стоял, вслушивался и даже внюхивался в задувающий снаружи воздух. Всматривался во тьму, стараясь хоть что-нибудь разглядеть. Пробовал даже кричать. Правда, толку от всех этих действий не было никакого. Совсем. Он ещё дважды осмотрел статуи, походил вокруг капсулы и снова вернулся к маленькому озерцу. Уселся и долго глядел на его чёрную поверхность. Желудок заголосил громче. Кай застонал и начал лихорадочно соображать, как ему поступить.

Какие были варианты? Сидеть здесь до тех пор, пока голод не сведёт в могилу? Ходить по кругу, надеясь отыскать выход? Бегать, прыгать, кричать и громко звать на помощь? В последнем варианте Кай очень уж сомневался. Вряд ли его здесь хоть кто-нибудь услышит.

Или, что казалось наиболее реалистичным, по крайней мере, в мыслях, – это нырнуть под воду, проплыть по тоннелю и выбраться из пещеры.

Но что там, снаружи? Что бы там ни было, это была не больница и уж точно не привычный Каю город. Он не слышал ни шума двигателей, ни жужжания дронов, ни музыки и вообще всего того, что присуще современному мегаполису. Он всё больше уверился в том, что происходящее – сон. Но разве бывает так, что уснул во сне и в нём же проснулся?

Мысли путались. От одной к другой легче не становилось. С наступлением ночи в пещере похолодало, и теперь, чтобы не замёрзнуть, Каю приходилось ходить из стороны в сторону, согреваясь и выполняя упражнения. Помимо всего прочего, они помогали вернуть телу былую подвижность.

Спустя двадцать четыре круга Кай решил прекратить бессмысленные блуждания. Он вернулся к озеру и сел. От твёрдого пола саднило пятую точку, да и босые ноги поднывали, требуя отдыха. В голову снова ворвались рассуждения, которые напрочь отказывались покидать застенки его сознания.

Чем он рисковал, если нырнёт в это озерцо и попытает счастье выбраться отсюда? Да всем. Если окажется, что плыть слишком далеко, то он задохнётся, но если выход рядом, то выберется и сможет найти себе пропитание и, коли повезёт, крышу над головой. Наверное, сможет, а может и нет, но попытаться точно стоило. Как под водой будет вести себя рука? На вид она прочная и лёгкая, да и слушается его так же, но если что-то пойдёт не так? Он утонет.

Что же получалось? А получалось, что если он не выберется отсюда, то умрёт от голода, а если рискнёт, то может утонуть. Одно хуже другого. На глаза снова накатила усталость, и Кая начало клонить в сон. С непривычки тело утомлялось быстро. Ещё сильно терзал голод. Сколько он пролежал в этой капсуле, в конце-то концов? Кай снова улёгся на твёрдый неудобный пол, подвинулся немного правее, потом немного левее, выбирая наиболее удобную позу. Как только ему удалось нормально расположиться, он уснул.

На этот раз сновидений не было. Когда Кай проснулся, озеро снова светилось голубоватым светом и отбрасывало на стены блестящую рябь. Первым делом Кай сел и почувствовал, как у него онемело всё, что только могло онеметь. Он поднялся на ноги, зевнул и услышал несусветную ругань желудка, которому всё меньше нравилось происходящее. Организм требовал еды, и спорить с этим было сложно, как и кормить его обещаниями, – от них сытым не будешь. Кай ругнулся. Он понимал, что его неизбежно ждут всё те же два безрадостных события: либо смерть от голода, либо от недостатка воздуха.

Что было делать?

Не зная, чем заняться, Кай начал ходить по пещере и делать зарядку, разминая конечности. Если сначала казалось, что ему становится лучше, то теперь, – что он слабеет. Желудок стал напоминать о себе всё чаще, и Кай всё больше подумывал о том, чтобы осуществить рискованное дельце, нырнув в озеро. Пусть это всего лишь сон, в котором он застрял, смерть казалась ему такой же страшной, как если бы он бодрствовал, а уж тем более голодная смерть. Пожалуй, ничего хуже, чем это, быть не могло.

Закончив с зарядкой, Кай сел у озера, свесив ноги. Он понимал, что если что-то пойдёт не так, то он сможет развернуться, забраться обратно и продолжать сидеть, ожидая своей участи.

И тут он твёрдо решил, что попробует и будь что будет. Если у него получится, то он будет свободен, а если нет, ну-у, его и так ждёт смерть. Кай представил себе, как ужасно, наверное, задохнуться под водой, а потом снова вспомнил о том, что иначе ему неделю, а то и больше придётся сидеть и мучиться, что было ещё хуже. Он взял ноги в руки, набрался смелости, сделал глубокий вдох и прыгнул в воду.

Вода оказалась не такой уж и холодной, а роботизированная рука слушалась отлично. Кай погрузился глубже и оказался в длинном тоннеле, который уводил наверх, откуда под воду проникали яркие солнечные лучи. Он сделал несколько больших гребков, стараясь не задевать камни и нигде не застрять, потому как местами было слишком уж узко. Проплыл чуть дальше и понял, что ему не хватает воздуха. Кай с трудом развернулся в тесном пространстве тоннеля, поплыл обратно, поднялся наверх и вынырнул, с громким хлюпающим звуком вдыхая воздух.

Спустя примерно час Кай решил попробовать снова. Но и на этот раз успеха ему было не видать. Чем дальше он заплывал, тем страшнее ему становилось, да и тоннель становился всё у́же: можно было легко пораниться о торчащие по сторонам острые камни или застрять. В общей сложности получилось четыре вылазки, и ни одна из них не оказалась удачной.

Кай ходил по пещере и выжимал выданную ему в больнице одежду: лёгкую белую пижаму и трусы. Было уже легче, ведь он попробовал. И глубоко внутри у него даже загорелась надежда, которая, правда, быстро угасла, потому что Кай понимал, что как бы он ни старался, сколько бы воздуха не набрал, – ничего у него не получится. Он не был профессиональным пловцом, не умел задерживать дыхание на несколько минут и уж точно не был монахом-йогом, который продержался бы месяц без еды и выжил. Тем временем желудок всё больше терзал его, требуя удовлетворения своих потребностей. Еды. Сочной, жирной, сладкой, вкусной, мягкой. От мыслей о еде у Кая изо рта чуть слюна не потекла, и желудок стал ругаться пуще прежнего.

В размышлениях своих Кай и не заметил, как наступил вечер. Вода перестала отбрасывать отблески, а значит, солнце уже скрылось за горизонтом, а он всё сидел на том же месте, уныло глядя на волнующуюся поверхность, поигрывая ногами, совершенно не понимая, что ему делать и как выбраться из сложившейся ситуации. Сказать, что ему было очень плохо – ничего не сказать. Кай сильно страдал. Умирать ему совсем не хотелось, а смерть подбиралась всё ближе. Пусть это сон. Пусть этого ничего нет. Но смерть, – штука страшная, пугающая.

Кай в очередной раз улёгся на твёрдый пол, зашипев от боли, когда камни впились ему в спину. Долго не мог уснуть. Ворочался, то двигаясь вправо, то влево, то отползая выше, то ниже, возвращаясь к воспоминаниям о том лучшем, что у него в жизни было.

Спустя несколько часов таких телодвижений Кай понял, что у него, в общем-то, ничего и не было. Ни любви невероятной, ни постоянных отношений, ни нормальной работы и денег. Ни даже друзей, потому как те люди, коих он мог назвать “друзьями” были вечно заняты, чтобы встретиться. А когда у них вдруг всё-так получалось, как водится, – закон подлости, не мог он. Вот так и текла его жизнь скучно и монотонно до того самого дня, пока он не попал в аварию и не оказался на операционном столе. Как бы ужасно это ни было и как бы он не хотел этого признавать, авария была единственным событием, которое хоть как-то изменило его жизнь. Он бы сказал, что, наверное, к худшему. Да нет же, ещё как к худшему! Но он сейчас здесь, видит сон, валяясь в пещере, и мучается от голода, не зная, как долго ещё это продлится. Но разве это хуже, чем ежедневный подъём в пять утра на работу, чтобы прийти в девять вечера, выжатый, как лимон, надеясь на то, что завтра всё изменится? Надеясь, что завтра станет лучше и, может быть, когда-нибудь ты действительно чего-нибудь добьёшься в безумной гонке по чужим головам к деньгам и власти, которые якобы сделают тебя счастливым?

Кай ещё долго ворочался, предаваясь философским размышлениям, а когда мысли кончились, провалился в сон.