Читать книгу Сквозь преграды - - Страница 5

Алексей рассматривал содержимое чемодана капитана Шверинга, доставшегося ему «по наследству». В чемодане были: пара новенького парадного обмундирования, пачка ассигнаций, письма, серебряные ложки, красивая детская кукла, шкатулка палехской работы, а в ней много колец, серег, брошек.

Внимание Алексея привлекла фотолейка. Взглянув на Мюллера, высунувшегося в окно, Алексей незаметно спрятал ее на дно чемодана.

– Генрих, Генрих! Иди скорее сюда, – позвал Мюллер.

Алексей, опираясь на палку, подошел, выглянул из окна. Во дворе стояла легковая машина, окруженная четырьмя бронетранспортерами. Под окнами расхаживали немецкие солдаты в форме «СС» с автоматами на изготовке.

«Что бы это значило? – подумал Алексей. – Не за мной ли эта орава пожаловала? Да нет, слишком много чести для меня!»

А Мюллер, не отрываясь, смотрел на машину:

– Сам Китцингер прибыл, – сказал он тихо, заикаясь. – Значит, что-то произошло, если столь важная персона посетила госпиталь. Как думаешь, Генрих, зачем он здесь?

Алексей пожал плечами, наблюдая, как к машине подошли выздоравливающие офицеры и принялись рассматривать пулевые пробоины.

– Партизаны, не иначе как партизаны! – сказал один из них.

В глазах Алексея на мгновение вспыхнули радостные огоньки. Мюллер забеспокоился.

– Пойду послушаю, что говорят о приезде генерала.

Алексей размышлял, расхаживая по комнате: «Партизаны, партизаны, ну, а где они? Убежать, искать их в лесу? Предположим, найду, а дальше что? Гвардии старший лейтенант явился из вражеского стана! И это, хорошо владея немецким языком, пользуясь доверием врага, имея возможность продолжать борьбу… Нет… Нет!»

В палату вбежал встревоженный Мюллер.

– Генрих! Генрих!.. – от волнения он не мог выговорить ни слова и тяжело опустился в кресло.

Алексей налил стакан воды, подал ему. Мюллер с жадностью выпил.

– Генрих… Я пропал, – упавшим голосом сказал Мюллер, – пошлют на фронт. Генерал Китцингер сам отбирает офицеров для пополнения воздушного корпуса. Что мне делать? – Мюллер в панике схватился за голову.

Алексей затянулся сигарой, молча, слегка улыбаясь, посмотрел на него, потом сказал спокойно:

– А этот обер-лейтенант Босс? Ведь он же помог Гюнке получить отставку? Я слышал, он и тебе обещал все устроить.

Мюллер вскочил, зло сверкнув глазами и сжав кулаки.

– О, этот негодяй выкачал у меня все деньги, пять ручных и карманных часов. Да еще потребовал тысячу марок, и я вынужден был послать письмо домой, чтобы их выслали… Генрих, ты хороший, честный друг, посоветуй, как быть?

Алексей прошелся по комнате, погасил сигару и, остановившись около Мюллера, твердо сказал:

– Пошли ты ко всем чертям этого…

– Правильно! К черту, к черту эту свинью… Ах, но теперь уж поздно, совсем поздно… Меня ничего не спасет!

В комнату вошел Босс. Неопределенная улыбка застыла на его суховатом лице. Мюллер медленно подошел к нему. Оба настороженно смотрели друг на друга. Босс нагловато спросил:

– Эрих, вы получили перевод? Действуйте, пока еще не поздно. Время не ждет.

Мюллер побледнел от приступа нахлынувшей ярости. Он заложил руки за спину и крикнул на всю палату:

– Господин обер-лейтенант, вон отсюда, ко всем чертям! Вон!

Мюллер, вероятно, избил бы Босса, если бы не помешал этому вошедший ординатор.

– Господин майор, – обратился он к Мюллеру, – наденьте форму. Вас вызывает генерал.

Босс злорадно усмехнулся и вышел вслед за ординатором. Через несколько минут ушел Мюллер.

«Надо действовать, не теряя времени», – думал Алексей. Он набросил халат, схватил палку капитана Гюнке и, стараясь держаться прямо, зашагал по коридору.

Вокруг кабинета начальника госпиталя уже толпились одетые в форму выздоравливающие летчики.

Алексей подошел к двери, резко отстранил часового, пытавшегося заслонить ему автоматом дорогу, и, войдя в кабинет, поднял руку:

– Хайль Гитлер!..

Все вскочили.

– Хайль!..

Китцингер, разговаривавший с одним из офицеров, побагровел от гнева. Корф открыл рот от удивления. Алексей отчеканил, обращаясь к генералу:

– Капитан Шверинг, командир группы шестнадцатого воздушного корпуса.

Китцингер, не мигая, смотрел на Алексея. Он быстро подавил в себе гнев, припомнив своего знакомого – Адольфа Шверинга, крупного помещика в Восточной Пруссии. Не тот ли это белоголовый мальчик, гонявшийся когда-то за бабочками в старинном парке? Взглянув на изуродованного войной парня, генерал содрогнулся: лицо офицера перетягивали бурые разводы – следы ожогов. Челюсть была, очевидно, переломлена у подбородка, и офицер сильно картавил. Виски покрыты сединой.

– Я слушаю вас, – ответил Китцингер.

– Господин генерал, я как солдат германских вооруженных сил присягал фюреру служить верой и правдой, а если потребуется, умереть за него и за великую Германию. Узнав о вашем прибытии, считаю своим долгом просить вашего приказания о немедленной отправке меня на фронт.

Наступило минутное молчание.

– Корф, дайте мне историю болезни капитана Шверинга.

– Капитану Шверингу еще рано записываться в выздоравливающие, – растерянно проговорил Корф.

– Выполняйте! – строго приказал Китцингер.

Просмотрев историю болезни Шверинга, Китцингер убедился, что это действительно сын его знакомого из Восточной Пруссии, ныне прославленный ас воздушного корпуса, награжденный двумя Железными крестами. Капитан был трижды тяжело ранен. Диагноз последнего ранения: перелом бедра, ожоги лица и тела второй степени. Перебита челюсть.

– Н-да… – задумчиво протянул Китцингер. Потом, что-то сообразив, сказал решительно, обращаясь к Корфу: – Сейчас же выдать капитану обмундирование. Ваша просьба удовлетворена, капитан Шверинг, – повернулся он к Алексею. – Мы очень нуждаемся в таких, как вы. Но должен вас предупредить: корпус, в котором вы сражались, выбыл на формирование и вам придется служить в другой части.

Алексей коротко поблагодарил.

Китцингер многозначительно посмотрел на Блюма. Тот довольно улыбнулся.

В кабинет без доклада вошел офицер-эсэсовец. Он наклонился к генералу и сказал ему что-то на ухо, Китцингер вскочил.

– Господа, я вынужден отлучиться, – резко бросил он.

И хотя генерал никого не приглашал следовать за ним, все поспешно вышли во двор.

Автоматчики тесным кольцом окружили двух деревенских ребятишек. Исподлобья хмуро смотрел на окружающих мальчик лет десяти, худенький, в кацавейке с чужого плеча, коротеньких заплатанных штанишках, подпоясанных бечевкой. Его босые ноги, руки и шея были грязны. На голове густая копна давно не стриженных волос. Рядом с ним – девочка с заплаканным личиком. Ей не больше двенадцати лет. Замусоленная ленточка вплетена в жиденькую косичку. Под глазом во всю щеку лиловый синяк – девочку, видимо, били. Один из эсэсовцев держал на веревке очень худую козу – истинную виновницу происшествия. Она жалобно блеяла и, помахивая куцым хвостом, топталась на месте.

Увидев генерала, девочка захныкала, и мальчуган резко тряхнул ее. Китцингер посмотрел на него проницательно. Видимо, непокорное поведение мальчика ему не понравилось. Хотя генерал был явно разочарован поимкой «партизан», он наклонился к офицеру-эсэсовцу:

– Гатц, где вы их задержали?

– В запретной зоне, господин генерал, недалеко от госпиталя. Вероятно, это разведчики партизан. Какие будут указания?

Китцингер задумался, покачивая головой в такт вальсу, доносившемуся из репродуктора. Потом мягко, будто напевая, распорядился:

– Хенген! Хенген![1]

Алексей, находившийся в толпе любопытных, до боли сжал кулаки. Корф попросил генерала отдать детей для медицинских опытов. Китцингер, несколько поколебавшись, согласился. На лбу Алексея выступила испарина. Чтобы не выдать себя, он ушел.

Мюллер удивился, когда «Шверинг» вошел в комнату в полной форме. Он даже протер глаза, не веря себе.

– Генрих, ты… ты… тоже, да?

Алексей возбужденно ответил:

– Ничего, Эрих, мы еще повоюем! Мы им покажем!..

Мюллер ухмыльнулся печально и недоверчиво:

– Да… Покажем… Выпьем! – предложил он Алексею и, нагнувшись, достал из чемодана две бутылки шнапса.

– Правильно, Эрих, выпьем за выполнение того, к чему я стремлюсь! – И подумал: «Если бы ты знал мои стремления!»

Мюллер повеселел: Генрих нравился ему, на него можно положиться. К тому же он прославленный ас…

Закончив дела, генерал уехал под усиленной охраной эсэсовцев. И не успел еще утихнуть гул бронетранспортеров и машин, как через открытое окно в палату ворвался пронзительный детский вопль, доносившийся из подвала. Алексей подбежал к окну, вцепился руками в подоконник.

Из главного входа на крыльцо вышел капитан из числа выздоравливающих, за ним следовал профессор Корф. Профессор был взбешен:

– Капитан Ганн, кто разрешил вам вмешиваться в мои дела?

Ганн резко повернулся к Корфу:

– Господин профессор! Вы смогли бы понять это, если бы из вашего сына, как из этого мальчишки, высосали всю кровь…

Резко отстранив профессора, Ганн ушел в палату. Корф со взъерошенными волосами, в белом халате, забрызганном кровью, медленно прошел мимо окна Алексея, направляясь в свой флигелек.

«Детоубийца!» – прошептал сквозь стиснутые зубы Алексей.

Мюллер, изрядно охмелев, подошел к Алексею и, обняв его сзади, заговорил преданно:

– Генрих, мы с тобой теперь навек друзья, мы с тобой никогда не бросим друг друга. А если и умрем, то за великую Германскую им-мм-перию!

Окончательно опьянев, Мюллер завалился на кровать, продолжая что-то бессвязно говорить. Алексея захлестнула волна негодования. В разгоряченном сознании возникал детский вопль, до боли сжималось сердце…

Из соседнего дома, где находилась группа офицеров, подготовленная к отправке на фронт, доносилась отчаянная брань играющих в карты летчиков. Вдалеке, на аллейке, белела удаляющаяся фигура Корфа. Не почувствовав боли в раненом бедре, Алексей с ловкостью акробата выпрыгнул в окно, быстро догнал профессора. Тот резко остановился, услышав приближающиеся со стороны госпиталя шаги, и… три выстрела всколыхнули ночную тишину. Корф, судорожно хватаясь за ветви кустов, упал, даже не вскрикнув.

Вышедший из помещения Босс был единственным свидетелем этой сцены. Он выхватил пистолет и трясущейся от волнения рукой спустил курок. В напряженной тишине грянул еще один выстрел. Алексей отскочил к дереву и дважды выстрелил в Босса, но тот стремительно вбежал в помещение, опрокинув в коридоре двух офицеров. В окне столовой со звоном вылетело разбитое пулей стекло. Со стороны леса дробно застучала автоматная очередь, затем другая, третья… Из кустов, рядом с флигелем, раздался полный отчаяния крик: «Партизаны!» – и… потонул в нарастающей перестрелке.

Офицеры мгновенно, словно крысы во время кораблекрушения, покинули светлый зал. Стреляя на ходу и подбадривая себя выкриками, они залегли в кустах.

Из леса, вообразив, что партизаны проникли в расположение госпиталя, отвечали дружные автоматные очереди охранников. В госпитальных корпусах поднялась паника. Между охранниками и офицерами завязалась отчаянная перестрелка. Алексей оказался между двух огней. Он, словно затравленный, метался и ползал, прячась по кустам, пока не свалился в щель, вырытую на случай бомбежки.

Когда обойма пистолета опустела, Алексей стал зазывать пробегающих мимо офицеров:

– Сюда, скорее, здесь укрытие!

Некоторые кинулись к нему в щель. Кто-то сунул ему в руку запасную обойму.

Вскоре охранники плотным кольцом окружили офицеров, находившихся в укрытии.

– Партизаны, сдавайсь! – кричали они.

Один из офицеров, выругавшись, подал команду прекратить огонь. Охранники бросились на офицеров и, невзирая на ругань, связали и потащили их в госпиталь.

Алексей вовремя покинул щель и тем же путем, через окно, проник в свою палату. Он был удивлен и обрадован, увидев Мюллера безмятежно спавшим на койке. Не зажигая света, Алексей быстро переоделся, вложил свой пистолет в кобуру Мюллера, а его – взял себе.

С улицы доносились ругань и выкрики споривших с охранниками офицеров.

Светало. По двору и в кустах валялись трупы убитых. Врачи перевязывали и оперировали раненых. Двор наполнился подъезжающими машинами, транспортерами, мотоциклами.

Утром генерал Китцингер спешно возвратился в госпиталь. Офицеров, назначенных для отправки на фронт, задержали на сутки.

Заняв кабинет убитого Корфа, генерал начал расследование происшествия. Но установить что-нибудь определенное не удалось. Отъезжающие были изрядно пьяны, а те, кто оставался на излечении, крепко спали после бессонной ночи.

Наступила очередь Алексея и Мюллера. Они вошли к генералу вместе. Китцингер сидел уставший. Веки его покраснели, лицо было землистым.

– А вы что скажете о происшедшем?

Генерал устало закрыл глаза и поудобнее уселся в кресле.

– Когда начался обстрел… – начал Мюллер… и вдруг замолчал, поглядывая на Алексея.

– Продолжайте, майор, продолжайте, я вас слушаю, – тихо сказал Китцингер.

– На чем это я остановился… Да, начался сильный обстрел со стороны леса. Мы с капитаном Шверингом, – генерал приоткрыл один глаз и посмотрел на Алексея, – подбежали к окну. Шверинг едва ходит, а я… я…

– Вы что, тоже были пьяны? – перебил его Китцингер.

– Никак нет, господин генерал, но при моей комплекции… – Мюллер провел рукой по своему объемистому животу.

– Ясно, дальше!

– Так вот, а на дворе суматоха, кругом перестрелка. Партизаны в нашей летной форме бегают по двору, как у себя дома, и стреляют в наших.

Эсэсовец Гетц вскочил со стула и крикнул Мюллеру:

– Да откуда вам известно, господин майор, что это были партизаны? Они что, докладывали вам об этом?

Мюллер растерянно пожал плечами:

– Конечно, это были партизаны! Ведь они вчера и господина генерала обстреляли… К тому же и лазутчики-подростки тоже были задержаны вчера…

Китцингер недовольно посмотрел на Гетца:

– Продолжайте, господин майор.

Но Мюллер начал беспомощно заикаться, прикрывая рот платком. Генерал недовольно взглянул на него и, сообразив, очевидно, в чем дело, спросил:

– Вы были контужены, майор?

– Т-т-т-а-ак т-точно, гос-с-сподин ге-ге-ге… – не сумев выговорить последнее слово, Мюллер замолчал, смущенно разглядывая кончик сапога.

– Капитан Шверинг, – обратился Китцингер к Алексею, – вы что-нибудь добавите к объяснению Мюллера?

– Нет, господин генерал, – ответил Алексей. – Мои впечатления совпадают с теми, о которых доложил господин майор.

Выйдя от генерала, Мюллер заметно повеселел:

– Ну, Генрих, после такой суматошной ночи и выпить не мешает.

– Ладно, Эрих, вот прибудем в часть, сразу все и отметим.

Но Мюллер настоял на своем и побежал в походную лавку.

Расположившись под кустом боярышника, Алексей открывал консервные банки. Июньское солнце сквозь листву деревьев сеяло лучи на полянку.

– Господин капитан, – услышал Алексей. Сзади, скрестив на груди руки, стоял обер-лейтенант Эргард Босс.

– Что вам угодно? – продолжая открывать банку, вежливо, но холодно спросил Гундарев.

– Мне угодно с вами поговорить, – нагловато ответил Босс.

– Простите, но я вас не знаю и говорить нам решительно не о чем, – ледяным тоном отозвался Алексей. Он ловко нанизал сардину на кончик перочинного ножа и положил ее на тонкий ломтик хлеба.

– Смотрите, пожалеете об этом, – повысил голос Босс. Надменная усмешка блуждала в его чуть прищуренных зеленоватых глазах.

Алексей быстро встал:

– Что это значит, обер-лейтенант? Потрудитесь объяснить.

Босс постоял мгновение в нерешительности, затем повернулся и пошел по тропинке в направлении домика покойного профессора Корфа. По дороге он встретил Мюллера с двумя бутылками шнапса и свертком в руках. Босс козырнул ему и пристально посмотрел вслед.

– Генрих, – крикнул Мюллер, – что ты стоишь? Помогай скорее, а то уроню бутылки.

Но Алексей наблюдал за Боссом. Тот прошел было под окнами бывшего кабинета Корфа, потом возвратился, поднялся на крыльцо и скрылся за дверью.

– Ну, что ты стоишь, как пень? – ругался между тем Мюллер. – Давай скорее… Я надеялся, что ты все приготовил…

– Эрих, – перебил его Алексей. – Босс что-то задумал. Он только что пытался говорить со мной, но я уклонился от разговора.

– И правильно поступил. Зачем заводить знакомство с этакой дрянью? Лучше посмотри, что я раздобыл в лавке… – Но, взглянув на расстроенное лицо друга, Мюллер с тревогой спросил: – А что случилось?

– Ничего особенного, – ответил Алексей.

Однако встреча с обер-лейтенантом сильно взволновала Алексея. «Что было нужно этому Боссу? Почему он сказал: “Вы еще пожалеете…” Странно…» – думал Алексей, не слушая возбужденную болтовню Мюллера.